Действительность выносливо-двужильна.   Чего-то не случившегося жалко.  На мне поставлен крест – чернильный, жирный, а раньше на плече сидела галка. Наверное, свалилась. Хоп – и в ямку, где нежность трансформируется в жалость. С покатых плеч всегда спадали лямки. И голова с трудом на них держалась. Твои ладони, правда, как влитые, лежали там – куда, казалось, деться? И кто уж тут виновен – я ли, ты ли, но тоже – с плеч долой. И вон из сердца? Нет, сердцу трудно верить поговорке. Оно в печаль впадает и в унылость. Ты маешься. Распахиваешь створки: за окнами ничто не изменилось. Тоскуешь за торжественным обедом. Плывёт на блюде рыба заливная. Как над собой отпраздновать победу? А я – не я. И я тебя не знаю. И на груди моей – чернильный крестик. И ты – не ты. А кто же настоящий? Скажи «халва» раз сто, а лучше двести.  Действительность, возможно, станет слаще.

(Ника Невыразимова(с))

Ревность и нежность – настойка на свежих звёздах, и  тот, кто не пробовал огненной этой смеси, тот не одобрит занятия – ткать из воздуха башенки замка, в котором мы будем вместе. Тку, вышиваю, и пальцы мои исколоты – высится замок на призрачном гобелене. Там хорошо, не бывает зимы и холода. Каждый из нас у второго в том замке – пленник. Свет в нашей комнате или темно, как в склепе там – Нет, представляете, нет там замочных скважин: щёлочки нет, чтоб узнали про слепость лепета, щёлочки нет, чтоб подглядывать. Это важно. Судьбы написаны наши. Возможно, свёрстаны. Высится замок, в котором мы будем вместе. Ревность и нежность – настойка на свежих звёздах, но кислою долькой для вкуса добавлен месяц.

(Ника Невыразимова(с))