Митрополит Месогийский и Лавреотикийский Николай Перевод с болгарского Дмитрия Шабанова Все мы стараемся стать друзьями Божиими. И если мы посмотрим вглубь себя, на свои требования, склонности, то мы сможем увидеть желание встречи с Ним, однако сами с трудом верим в такую возможность. Нам кажется, что эта встреча – превосходит все наши возможности, поэтому не дерзаем думать об этом. Однако, как говорят Отцы Церкви, встреча с Богом происходит через сближение с нашими братьями. А через это сближение мы познаем и себя самих как личность.

Каждая из этих встреч с Богом является опасной. Некоторых нас сразу настораживает слово «опасность», которое имеет различные значения в греческом языке.

Поэтому продолжим. Бог либо существует, поэтому заслуживает все, или же Он не существует, тогда не о чем говорить. Но Он существует. И Он дает возможность общаться с Ним. Первое, что необходимо сказать – Он существует, второе – Он истинен, третье – Он доступен, потому что мы можем причащаться Ему в таинствах. Сегодня мы поговорим об этой встрече с Богом. Бывают встречи, которые иногда происходят благодаря чудесному внутреннему откровению или опыту, а иногда в результате искреннего духовного поиска или правильного духовного воспитания. Тем не менее, это познание всегда превосходит наш разум.

Конечно, Бог всегда проявляется через простоту. Мы можем увидеть  Божественный разум во всем окружающем нас мире, однако обычно встречи  происходят как бы вне человеческой природы и воли. В границах между естественным и сверхъестественным человек и заметил следы Божьего присутствия. Чем больше мы сталкиваемся с неизвестностью, опасностью, болью, несправедливостью, неожиданными проблемами, духовными кризисами, тем больше вероятность встретить Бога.

Афон, где сегодня мы и собрались, – это место встречи с Богом, встречи через сверхразумную опасность. Афон по своей сути не может быть познаваем человеческой логикой, он недоступен для мира, поэтому его нельзя подвергнуть исследованиям и опытам. Например, сложно объяснить светским людям смысл запрета на въезд женщин сюда. Монашество как образ жизни также непознаваем с точки зрения современной логики.

Когда апостолы были с Господом в Галилее, то они принимали Его как  Учителя. Когда же Они прибыли в Иерусалим, то Он показал себя Царем. Однако на Голгофе Он был распят, и после воскресения Его признали, но только в ином образе.

Сегодня я решил уделить особое внимание проблеме потери Бога и познании Его в «ином образе». Привычная для нас логика весьма  примитивна, поскольку основывается на огрубевшей человеческой природе, поэтому ею опасно руководствоваться. Сегодня существует тенденция признания возможности приближения к Богу с помощью модернистских опытов  или же через светское мировоззрение. Многие же вовсе отвергают консервативные принципы, которые представляют собой устаревшие предания.

Прежде всего, для приближения к Богу необходим страх Божий, ведь именно в его основе, как ни парадоксально, может лежать смелость,  решительность, свобода и здравый смысл. Но в этом кроется и определенная опасность.

Бог, с одной стороны, а с другой – человек, разделились.  Необходимость встречи – это цель творения, это – великая тайна в трех координатах: Удаленность и скрытость Бога

В Евангелиях, особенно – в Евангелии Апостола Иоанна Богослова, Бог явился в определенном смысле, и Он подробно открывает Свои тайны. Казалось бы, Бог скрыт, однако он находится в Церкви, проявляется в мире. Поэтому формулировки «открыть Себя» или «Иисус явился» говорят о достаточно распространенных явлениях.

Но если мы будем более осторожными и исследуем любую вещь с применением здравого смысла и логики, которая присуща большинству из нас, то увидим, что реальность может представляться и несколько иной. В этом мире Бог сокрыт, труднодоступен, далек, скуден на проявление. Это создает множество подозрений (существует ли Он на самом деле?) и не способствует уверенности в Нем.

Однако мы ожидаем чего-то большего. Бог предстает перед нами, но мы хотим видеть Его другим. Он имеет определенные способы проявления, а мы – свои привычки. Он находит нас, но мы не познаём Его. Он не является  нам, а мы допытываемся, где Его найти.

В начале земной истории, в раю, Бог позволил людям пробовать плоды  всех деревьев, кроме одного – дерева познания добра и зла, которое  являлось деревом познания Бога. Он сказал, что как только они вкусят эти плоды, то познают Бога и умрут. Весьма примечательно, что он пребывает  рядом, чтобы быть познаваемым, но не позволяет людям пробовать с древа  плод познания. В Книге Исхода мы читаем, что когда Моисей взошел на гору Синай, то он услышал слова Бога, Который говорил, что не стоит  подниматься высоко на гору, потому что случайно приближающиеся к Нему  могут быть сожжены Божественным огнем.

И вновь на Синае, в другом прозрении, когда Моисей попросил Бога, чтобы Он явился (со словами «Покажи мне славу Твою»), то он ответил, что «ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо [тебе]» (Исход 33:23), «человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исход  33:20).

Конечно, Бог трудно познается. Мы смотрим на Него, а Он скрывается от нас. «Небо и земля полны славы Твоей», но мы не можем ее различить. Мы  приближаемся к Нему, а Он отворачивается. Все это и просто, и трудно. Многие хотят искать Его и приближаться к Нему по человеческому  разумению. Когда мы ищем Бога, то пытаемся подчинить его чему-то  «человеческому». Когда же мы встречаем Бога, то понимаем, что на самом деле Он нас искал. Часто бывает, что человек не находит Бога, но Сам Бог находит его. Бог был труднопознаваем даже для апостола Павла, который  был «восхищен до третьего неба» и познал «видения и откровения… слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12:2,  4). Почему человек и, в частности, святой апостол Павел, не могут  описать тайны Божии? Почему достигает лишь третьего неба?

Но не следует рассуждать об этом. Достаточно посмотреть на  воскресение. Подумайте об апостолах. Как можно было жить с Богом и не  познать, что это Он? Св. равноапостольная Мария Магдалина, увидев Его,  приблизилась к Нему с желанием прикоснуться, однако Бог ответил: «Не  прикасайся ко Мне». Святые апостолы Клеопа и Лука, идя в Эммаус,  чувствовали, что слова Путника согревали их душу, как и слова Христа,  только тогда они прозрели, но «Он стал невидим для них» (Лк. 24:31). В  момент, когда вы Его ищете и хотите познать Его легко, лишь узнав нечто, вы теряете Бога.

В Вифлееме «Бог явился во плоти», но, что примечательно, « ». Бог жил 33 года среди людей, но был «скрыт» между ними в этом мире, представляясь человеком. Ум апостолов как будто был запечатан, потому что они не понимали многого, что произошло в те годы, когда они следовали за Ним. И вдруг Он был распят и воскрес. Надгробная плита отвалена. Гробница пуста и воскресший Христос проходит через закрытые двери: апостолы возрадовались, увидев его. Они видят человеческое обличие Христа, но как бы «в ином образе», поэтому они  желают подтверждения. Для этого Господь ест, чтобы показать, что Он реален, а не призрак. И снова: Апостолы верят, но никогда не удовлетворяются увиденным, они хотят большего.

Господь находился вместе с апостолами несколько лет, за которые они познали Его как учителя и человека. В ином же образе, как Бога они знали Христа только 40 дней: в продолжение сорока дней и говорил о Царствии Божием (Деян. 1:3). Только 40 дней Господь был пред апостолами «в ином  образе» – это так мало. А после Он вознесся. Конечно, Христос сказал при этом, что «Я с вами во все дни до скончания мира» (Мф. 28:20), Он всегда пребывает с нами, однако он послал нам как дар Духа Святаго, но  это для нас – новая неизвестность.

Это возмутительно для нашего любопытства, недопустимо для  человеческого сознания, ведь наша задача состоит в необходимости стать  друзьями Бога, и, если возможно, подвергуть Его измерению. Однако, как только мы добираемся до Него, то Он ускользает от нас. Как только мы найдем Его, Он изменяется.

Почему любые вещи так сложно познаются? Почему истина может быть  видна, но она не прозрачна? Почему требуется «открыть» для себя Бога?  Почему он скрыт и не виден («Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18), почему он всем является, но не все Его видят, почему Он дает нам все  необходимое, но мы не можем этим насытиться?

Наконец, почему Бог каким-то образом становится заметным, но мы Его  не понимаем; почему Господь изъясняется «в притчах»? Почему, когда  Господь говорит о Своей божественности, все эти слова становятся непонятными, а когда Он объясняет все тайны Своего Божества, то принять и понять это бывает еще труднее? Почему, будучи таким богатым, Бог едва  «струится» в нашей жизни? Почему нам ничего не известно о пребывании  святых на небесах, и это вызывает у нас недоумение, подозрение,  удивление, сомнение, но не даются ответы? Почему у нас есть мало, но не  достаточно, тишина, а не слова? Почему так сложно различить Его  присутствие в жизни? Мы имеем большое желание быть едиными с Богом. И губим Его в себе. Чем ближе мы пытаемся приблизиться к познанию Бога,  тем меньше знаний мы имеем. Мы видим более тьмы, чем света. Так почему  все это происходит?

Я не буду пытаться ответить на данные вопросы, потому что, с одной  стороны, я сам не знаю ответа, а с другой – сами вопросы содержат больше правды, чем ответы на них. Я могу дать только легкий намек на ответ и сразу прошу простить меня за эту дерзость. Ответ состоит из четырех частей:

Во-первых, существует связь с Богом, с Его природой. Во-вторых, все  то, что Бог говорит нам, является Его энергией. В-третьих, есть наша  природа. Наша огрубевшая природа делается неудобоприемлемой для Божества, она не может вместить в себя Бога с Его тайнами. И,  в-четвертых, существуют последствия грехопадения. Ведь Бог несотворенный и нематериальный. Ангелы являются существами, но нематериальными. Мы –  также существа, но материальные. Нематериальность, нетварность Бога не  может переносить злодеяния и жестокость этого мира. Это словно капля,  упавшая на раскаленные угли.

Познание Бога человеческая логика не выдерживает, трансформируется.  Когда неизвестное становится известным, оно искажается. Когда  сверхразумное становится разумным, оно исчерпывает себя. Когда тайна становится очевидной, она прекращает быть тайной. Это относится к  природе Бога, поскольку, когда мы общаемся с Богом, мы не можем быть  участниками Его природы. Господь дал людям великий дар, но мы не познаем Его сущность, а только можем иметь общение с Его энергиями.

Инаковость Бога

Простите меня, вы немного устали. Требуется сказать несколько слов об «ином  образе» Бога. Необходимо понимать, что Бог является не тем, что мы  обычно думаем. Бог инаков не в смысле отчуждения, потому что его  инаковость отличается от того, что мы подразумеваем в силу человеческих суждений. Наша большая ошибка (это ошибка всей нашей жизни) – думать,  что мы можем добраться до субъекта познания при помощи аргументов,  доказательств, чтобы жизнь стала понятной и вписалась в наш ум. Мы должны осознать эту истину и принять Бога в себя, встретившись с Ним.  Даже когда Он снизошел до нашего образа и стал похожим на нас, мы не  должны дерзать думать, что стали близкими и родственными Ему, мы не должны пытаться уподобить Его нам.

Бог не является «другим», это просто для нас становится чуждым Его  вторжение в нашу жизнь и нашу волю. Бог – это не человек, и Его  инаковость требует для нас большой осторожности. Мы должны понять, что  не Бог «другой», а вся наша жизнь нечто другое, чем мы это себе  представляем. «Другими» различные вещи становятся потому, что мы сами  думаем о них нечто, что подозреваем, но не то, что в них содержится.

Даже наша исповедь является психоаналитической по своей природе, и это  говорит о том, что мы не знаем себя самих. И, вот ирония! Мы приходим к  духовнику, чтобы сказать ему о том, кто мы есть, мы начинаем описывать свое состояние. Но это неправильный путь, умственный, человеческий путь. Даже духовник не должен пытаться понять, кто мы есть. Если это будет  происходить, то он не сможет заменить нам Таинства, и Бог будет  неудовлетворен.

Душа всегда имеет свои секреты и тайны, она имеет свою инаковость,  свою святость. Но и сама природа имеет определенную инаковость, хотя она и павшая. Я не хочу сбивать вас с толку, но те из вас, кто занимается естественными науками, знают неотъемлемое свойство природы. Например, в  физике при попытке найти какую-либо элементарную частицу с высокой  точностью, мы делаем ошибки, в определении некоторых ее свойств, к  пример, скорости, динамики. Вселенная тоже имеет одну удивительную  особенность: чем больше мы приближаемся к галактике, тем далее она  уходит от нас. Природа скрыта от нас, и когда мы приближаемся к ней, узнав одну из ее характеристик, она скрывает от нас другие.

Ненарушимым и универсальным законом является то, что Бог становится  для нас истиной, когда мы смиренно признаем Его непознаваемость. То же  самое происходит с наукой. Мы делаем больше открытий, когда имеем дело с неизвестным, чем при разработке и анализе известных нам вещей.

Щедрость и обилие Бога

Щедроты Бога – это бездна, океан, вечнотекущая река. Потому что все  возможно Богу, который есть Все, он является совершенным, и это трудно  сокрыть от нас. Бог щедр по качеству, щедр в количестве, щедр в своей мере, в Своей Божественности, в Своей обильной любви, Он богат в Своей  собственной жизни. В конце концов, Он дал нам то, что запретил вкушать  предкам. Ведь для того и создана Церковь, чтобы мы стали «как боги». Бог настолько щедр, что создал все из ничего. Через воплощение Он стал тем, кем не был: будучи Богом, стал человеком.

Мы видели Его страдания: Бог принял то, что должен был, принял  крестную муку для того, чтобы стать «клятвой за нас»: настолько Бог был  смиренным. В воскресении Он делает еще один шаг навстречу нам, Он дает нам то, что мы ожидали. В конце концов, он победил ад и дьявола, не  уничтожая его, чем еще раз доказывает вечность дара свободы. Существует и смерть, существует и дьявол. Это – свобода Бога, Его изобилие,  богатство, щедрость.

Но Свою щедрость Бог проявил в природа и в других местах. Посмотрим  на изящество и красоту окружающего нас мира, хотя Бог авариями,  катастрофами, наводнениями постоянно подтверждает и предупреждает те беззакония, которые царят в мире. «Небеса поведают славу Божию». Бог  проявляется в любви к добрым и злым людям. Он благ к тем, кто постоянно  подтверждает свое падение и грех. Бог может проявляться через священные  истории. Бог видит через бездну вечности, Он милостив, но не скуп. Он  может быть «скупым», если мы предъявляем Богу свои претензии,  высказываем противные Богу мысли, но Бог щедр, если мы подходим к Нему с доверием, с признанием, с ожиданием и смирением. Те, кто много дают,  обретают щедрость от Бога. Такими людьми являются мученики.

Мученики чувствовали щедрость Бога, поэтому полностью посвятили свою  жизнь Ему, вплоть до крови. Это и мироносицы. Они чувствовали щедрость  Бога, поэтому не боялись гонений, но пошли ко гробу еще ранним утром, преодолевая естественный страх, запреты, которые связаны с их полом. Они шли на поклонение Господу мертвому в могиле, но увидели его  воскресшего. И такие почести могут быть оказаны всякому жаждущему милости Божьей.

Бог дает множество щедрот и дает их часто. При этом он может нам  давать то, что мы не считаем нужным, однако Он лучше знает наши  потребности и всегда дает нам испытания по силам.

Создавая мир, Бог каждому из нас дал потенциал для художественного и  творческого преобразования этого мира, подобно тому, как мы воспитываем  своих детей, которые наследуют таланты отцов. Мы являемся людьми, которые были созданы в вечной перспективе Бога, который пожелал  «повторить Себя в нас». Каждый из нас является не просто созданием и  наследником Божиим, но также и со-творцом. Бог дал нам возможность совоскреснуть вместе с Ним. Бог умирает в нас, если мы думаем о Нем как о далеком, абстрактном. И Он воскресает, когда мы действительно нуждаемся в Нем и просим от Него помощи. Он Сам воплотился, был Человеком,

Который дал возможность всем живущим стать богами: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего»

Протоиерей Андрей Ткачев26 октября 2011 г. Источник: Радонеж




Когда мы совершаем погребение или заупокойную Литургию, мы читаем из евангелия от Иоанна зачало 16-е. Это очень известный текст. Там есть такие слова: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24)

Слова о том, что верующий «на суд не приходит», особенно любимы многими протестантами. Однажды уверовав в Воскресшего Господа, они затем всю последующую жизнь стремятся убедить себя и окружающих в своей непреложной спасенности. Для православного человека, воспринимающего спасение не как одноактное событие, а как труд всей жизни, эти слова звучат иногда наивно, но чаще всего – экзальтированно и поверхностно.

Мы уверовали и спасены в надежде, но Царство Божие силою берется и только употребляющие усилие восхищают его. Но вспомним и еще одно слово Христово, относящееся к спасению. Он сказал: «Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете» (Лук. 6:37)
Эти слова стоит вспомнить ради того, чтобы сопоставить их со словами о том, что уверовавший на суд не приходит.

Если истинно верующий не судится, и если не осуждающий не будет осужден, то не значит ли это, что перед нами слова Господа об одном и том же? Не значит ли это, что человек, истинно уверовавший, и человек, не осуждающий, это один и тот же человек?

Если это так, то истинная вера проявляется именно, как отказ от осуждения, как приход души в состояние некоей неспособности судить о любых грехах, кроме своих.

Стоит посмотреть на способность осуждать (и не осуждать) и на любовь осуждать (и не осуждать), как на критерий гибельности или спасительности своего состояния. Гибельно верующий (да извинят мне такое выражение) не имеет более сладких занятий, чем превозношение себя на фоне осуждения других. Спасительно же верующий видит себя одного в неприглядном виде, видит грязь свою в свете Евангелия, и отказывается выгибать грудь колесом и смотреть на других людей сверху вниз.

Пример человека верующего, но погибающего, при этом уверенного в своей избранности и в погибели остальных, мы видим в притче Господа о мытаре и фарисее. Нас в данном случае интересует последний.

Фарисей решительно отделил себя от всех людей! Это поразительно, но это правда. Он в своих благодарениях говорил Господу: «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди» (Лук. 18:11) Вот так. Ни больше, ни меньше. (Читаем дальше и проверяем себя на «вшивость»)

Всех же людей, от которых фарисей себя мысленно отделил, он определил емко и кратко: «грабители, обидчики, прелюбодеи». Затем, не удовольствовавшись перечислением чужих грехов, фарисей ищет пищу для осуждения перед глазами, и быстро находит. «Или как этот мытарь» Далее он перечисляет свои дела, которыми искренно гордится. Это пост и десятина. Поскольку фарисей молится, то он имеет и молитву.

Имея молитву, пост и милостыню, чего не хватает ему? Да всего не хватает, поскольку то, что он имеет – никуда не годно. И невдомек этому влюбленному в свои добродетели самохвалу, что в это же самое время в душе мытаря происходит нечто трогательно-великое, благодаря чему мытарь уйдет из храма «оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится »

Говорить об этом стоит для того, чтобы вглядеться в евангельское зеркало. А вглядеться в него стоит для того, чтобы понять: не больны ли мы самым худшим и самым неисцельным видом недугов – религиозной гордостью? Недавно только вышедшие на ниву Господню, недавно положившие впервые руку на плуг, многие из нас уже научились поднимать брови, смотреть свысока, приклеивать ярлыки. Уже они во всем разбираются, уже знают о «подводных течениях» и «тайных движениях». Толком еще грехи свои не оплакав, мы, при таком подходе, уже делаем бесполезными все будущие труды, потому что приобретаем «мнение» о себе и не боимся судить поспешно.

Сложность в том, что жизнь религиозная почти всегда есть жизнь, так или иначе, законническая, протекающая внутри правил и уставов, внутри традиции. А ничто так не питает гордыню и самовлюбленность, как строгое соблюдение уставов и правил. Эта же законническая строгость сильно влияет на отношение к окружающим людям. На них наклеиваются ярлыки, вроде «свой», «чужой», «скверный», «пропащий», и картина мира в глазах ярого законника становится удивительной со знаком «минус».

Фарисейство – жуткое явление, и нам дано познать это не столько из книг, сколько внутри собственных сердец. Собственно и саму притчу о мытаре и фарисее Господь произнес «некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук. 18:9) То есть Он для нас ее произнес, поскольку данный недуг свойственен всем вообще, но белее всего тем, кто стремится к праведности.

Очевидно, не просто так, а ради великой пользы и по причине крайней необходимости, мы читаем эту притчу и толкуем ее в преддверии Великого поста.

Учение о праведности, о простоте и чистоте, о примирении и прощении, наконец о смирении, есть тайны Божии, открытые нам для активного приведения их в жизнь. Если какому-то народу Бог открывает нечто, то затем Он же и требует действий в духе откровения. За пренебрежение тайнами и за отказ от движения в указанном направлении наказание как раз и приходит. «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною» (Ос. 4:6)

Нам открыто Евангелие, значит не нам судить тех, кому оно не открыто, но нам исполнять открытое. И воцерковление долгожданное, без которого не поднимется из грязи и праха страна и народ ее, должно быть правильным, глубоким, не истеричным, и не самовлюбленным.

Будем верить право, чтоб не идти на суд, и не будем судить других, чтобы не судиться в ту же меру. Но наипаче послушаем апостола, говорящего: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (2 Кор. 13:5)
Вот это последнее – самое горькое: быть не тем, чем должны быть; не быть, но казаться.

Но время есть еще, значит, с Божией помощью, исправляться и можно, и нужно.
Протоиерей Андрей Ткачев

Прочитав цікаву замітку. Може когось теж зацікавить...

В юности, когда я только ещё начинал приходить к вере, меня всё занимал вопрос. Ну хорошо, Царство Небесное… А что там будут люди делать? Чем они будут заниматься, чем будет наполнена их реальная жизнь, ведь Царство Небесное – это не абстракция какая-то, а реальность, хоть и высшего, неземного порядка…

И я всё не мог себе это представить, как ни старался, и загробная жизнь, даже жизнь праведников, каюсь, представлялась мне пресной и скучной. Да и не один я, подозреваю, так думал.

Примерно в то же время «юношеских исканий» попались мне стихи известного поэта Серебряного века – Саши Чёрного. Есть у него такие строки, обращённые к Богу… просьба о посмертной участи:

И вот тогда, молю беззвучно, Дай мне исчезнуть в черной мгле,— В раю мне будет очень скучно, А ад я видел на земле.

Думается, поэт, как это часто бывает, стал выразителем мыслей и чувств многих и многих его современников. Да и не только его современников, и не один он…

Сейчас уже маленько поутихли баталии вокруг «главного» романа Булгакова «Мастер и Маргарита», а в своё время (и тоже примерно тогда же – во время «юношеских вопросов») выдвигалось множество толкований и вариантов осмыслений этого действительно великого произведения.

Я безумно любил, да и сейчас люблю, хоть и не «безумно» уже, Булгакова. Я буквально упивался, зачитывался им, забравшись с ногами в кресло и теряя представление о пространстве и времени.

Но, вот странное дело, никогда я «Мастера и Маргариту» не воспринимал как лучший булгаковский роман. Самый «ищущий», «мятежный», может быть, даже самый важный для писателя – да! – но не лучший, это уж точно.

В личном рейтинге булгаковской прозы я несомненную фору всегда давал  «Белой гвардии». Вот это, в моём понимании, – действительно вершина  Булгаковской прозы.

А «Мастер и Маргарита»… Булгаков, несомненно, был человек верующий, но не сохранивший  церковность. Это очень важно понять. Он родился и вырос в семье  профессора Киевской Духовной Академии, был воспитан во «внешних»  традициях православия, но отец рано умер и, может быть, в силу своей  исключительной занятости, не успел привить Михаилу живую, искреннюю и  вместе с тем церковную веру.

Может быть, отчасти из-за этого, отчасти из-за тех многочисленных сугубо внешне-церковных соблазнов, которые мы видим и сейчас, Булгаков отошёл от Церкви. Но вера в нём осталась – только своя, особенная, и он пытался эту веру оформить в какие-то индивидуальные, «самобытные» черты, в черты «личной религии».

Вот эта попытка в высшей степени трагическая, но и искренняя, определяет, как мне кажется, суть романа. Так вот, красной линией – и, кажется, именно от лица Булгакова, –  прорисована в романе всё же тема усталости, непонимания содержания, сути духовной жизни, того, что именуется Царствием Небесным. Известный приговор: «Он не заслужил свет, он заслужил покой» –  Булгаков выносит себе сам, как ответ на глубинные запросы души, ответ на свою веру, на свою сокровенную просьбу.

Но просьба эта не следствие самоучижения и осознания собственного  недостоинства, а именно следствие того, что Мастер так и не познал при  жизни, не уловил святую нить живой любви к Богу, живого и пламенного устремления к Нему.

Мастер, как и многие его современники, не утратившие веры, но  мятущиеся от собственной сложности и гордости, так и не сумел довериться Богу с детской непосредственностью и простотой. Не прозрел уже здесь, в земной жизни, отсветы того, что «не видело око»…

Размышления Булгакова о добре и зле, о Боге и дьяволе предельно, до  крайности честны и серьёзны, и роман – это, несомненно, попытка самому  разобраться во всём и расставить точки над «i».

Но вот в этом именно и состоит главная мука – в невозможности своим  умом, пусть даже гениальным, познать истину, готовую открыться только в  Церкви и только для «нищих духом».

Словом, я так понял, что не один я мучился непониманием:  в чём же именно  состоит суть духовной жизни, к чему нам нужно стремиться и чего ожидать «там». И как многие, и не только писатели, но и «рядовые обыватели» вроде меня, не мог, как ни старался, представить себе загробную участь  праведников.

Между тем наступили в моей жизни времена столь тяжкие в духовном, нравственном отношении, что я однажды удрал, именно удрал в Оптину Пустынь. Там я стал жить, трудиться по мере сил, бывать на службах… Словом, «оттаивать» потихоньку душой.

И вот – я очень хорошо помню этот момент, хоть и не смогу его,  конечно, описать как надо – я шёл из скита в монастырь через осенний  лес. Купола сияли на солнце, осыпалась листва, небо сквозило в кронах дубов и вдруг…

Я помню, что остановился поражённый неведомым чувством. Я вдруг стал  совершенно, абсолютно счастлив. Счастьем надмирным, иным, которое и  сейчас не могу описать и объяснить.

У меня не было ничего, что принято считать причиной или спутником  счастья в привычном смысле. Во внешней жизни моей всё было по-прежнему  тревожно и неопределённо, но в душе… Я знал, понимаете – не верил  или догадывался, а именно знал! – что Бог есть и не где-нибудь «там», а  именно здесь и сейчас, и Он любит меня и никогда, никогда не оставит!

Это чувство было таким потрясающе явственным, сильным, что я помню,  подумал с изумлением и восторгом: вот оно – Небесное Царствие!.. Его  невозможно понять и объяснить, но оно есть, оно реальнее, чем всё, что  мы называем реальностью!

Я жил в тот момент жизнью настолько полной и радостной, небывалой и  светлой, что ничто в этом мире не может даже приблизительно сравниться с ней. Я только понимал, что «та», иная жизнь настолько превосходит все наши представления о ней, что нет никакого смысла даже пытаться себе её  понять и представить. Эта жизнь бесконечно полна и разнообразна,  возвышенна и прекрасна, но мы в силу своей грубости совершенно утратили само представление об этом разнообразии и красоте.

И нужно искать эту жизнь, искать всем сердцем, всей душой, всем помышлением, потому что она того несомненно стоит.

И ещё я понял, что значит видеть Бога. Я понимаю, что это звучит  дерзко, но тогда – тихим осенним днём на монастырской тропе в 22 года – я думал и чувствовал именно так.

И хоть я никого не видел чувственным образом, но Бог был везде, и со  мной тоже, и это было реальнее, чем всё, что можно видеть «своими  глазами». Это был потрясающий и невероятный опыт души, опыт, который невозможно заменить никакими дефинициями и правилами.

И ещё я понял, что этот опыт открыт всегда, для всех и каждого, но  принимаем мы его только тогда, когда готовы по-настоящему смириться. Не  только понудить себя, но смириться по-настоящему, довериться, предаться без остатка, всей душой Богу в Его Церкви…

Да, я понимаю, что мой опыт – это только частный случай. Но с тех  самых пор я никогда не задавался вопросом: как оно будет – «там»? И если мне бывает плохо, и я снова «не понимаю» что такое Небесное Царствие, я, по крайней мере, знаю, что не понимаю я именно оттого, что омрачился  опять, изменился сам, стал иным, и никакими потугами мне прежнее понимание не вернуть…

Но когда становится совсем худо и душа вопиет о помощи – всегда  неожиданно приходит Господь! И всё пропадает тогда: суета, мятежность и  смута и остаётся только горькая, но и светлая боль о своих грехах…

Светлая, потому что в ней всегда бывает прощение Того, Кто любит нас больше, чем можно себе представить!