21 марта (8-го по ст. ст.) 1906 года в Краматорске родился Леонид Фёдорович ПРЯДКИН — кинооператор, педагог. Лауреат Государственной премии СССР (1972, за научно-популярные фильмы «Язык животных» и «Думают ли животные?»). Лауреат премии им.М.В.Ломоносова (1968, за фильм «Язык животных»). Заслуженный деятель искусств УССР (1986). Член Союза кинематографистов Украинской ССР. В 1935 году Леонид Прядкин окончил  операторский факультет Киевского киноинститута. Работал ассистентом оператора и оператором Киевской кинофабрики (1935--1940), студии "Киевтехфильм" (1940--1941). Участник Великой Отечественной войны. С 1945 г. -- оператор  Киевской студии научно-популярных фильмов. Преподавал в КГИТИ им. И.Карпенко-Карого. Оператор фильмов: 1950 — «Хлеб на песках», 1951 -- "Полесье", "Карпаты и Прикарпатье", 1957 — "Академик Иванов", «Украинский фарфор», 1959 — «Спортивная гимнастика», "Люди великой мечты", 1960 — «Об этом спорят в мире», 1961 — «Автоматизация прокатных станов» (документальный, серебряная медаль на кинофестивале учебных фильмов в Будапеште), 1964 — «Загадочный 102-й», 1965 — «Взорванный рассвет», 1967 — «Язык животных» (документальный, 9 наград), 1968 — «Семь шагов за горизонт» (документальный), 1970 — «Думают ли животные?» (документальный), 1971 — «Я и другие» (документальный), 1973 — «Домино», 1974 — «Научить машину шагать», 1976-1979 — «Приключения капитана Врунгеля» (анимационный, 6 серий) и др. Умер 27 декабря 1986 г. в Киеве.

21 марта (9-го по ст. стилю) 1889 года  в Киеве родился Александр Николаевич ВЕРТИНСКИЙ — эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, кумир эстрады в первой половине XX века. В детстве Александр лишился родителей: когда ему было три года, не стало мамы, спустя два года умер отец. Мальчик и его сестра Надежда оказались у родственников матери, в разных семьях. Учился Вертинский сначала в Первой Киевской гимназии, но был исключён за неуспеваемость и плохое поведение и переведён в Четвёртую гимназию. Стихи писал с детства, первые рассказы были напечатаны в киевских газетах в 1912 г. Очень увлекался театром. Выступал в Контрактовом зале на Подоле, в Клубе фармацевтов. Однако попытка попасть на профессиональную сцену провалилась. Служил корректором в типографии Борщаговского на Крещатике, помощником бухгалтера в гостинице "Европейская", бегал на концерты и представления. В 1913 году Вертинский уехал в Москву. Выступал на эстраде, создал сценический образ Пьеро. Во время Первой мировой войны служил медбратом в санитарном эшелоне. После Октябрьской революции эмигрировал из России через Константинополь. Поначалу оказался в Греции, приобрёл греческий паспорт, что давало возможность работать. Затем уехал в Румынию, гастролировал в Бессарабии, в которой проживало много русскоязычного населения. Был обвинен в шпионаже в пользу СССР и выслан в Бухарест. С 1923-го по 1927 год  жил в Польше, ездил с гастролями по всей Европе. В Сопоте познакомился с Ирен (Рахиль) Потоцкой, которая стала его первой женой, но брак оказался недолговечным. Из Польши Вертинский переехал во Францию, а затем в США. После удачных гастролей снова вернулся во Францию, а вскоре оказался в китайском Шанхае, где проживала большая русская колония. Там он женился на Лидии Циргвава, разница в возрасте с которой составляла 30 лет. Вскоре у них родилась первая дочь — Марианна. Александр Вертинский многократно просил разрешения вернуться в СССР, в 1943 году разрешение было получено, и он вместе с семьёй поселился в Москве. Гастролировал на фронте, исполнял патриотические песни. В CCCР значительная часть репертуара артиста была под запретом, пластинки не издавали. Вертинский  много гастролировал по стране, выступая в клубах, на заводах, на стройках, в шахтах. Снимался в кино. В Москве родилась вторая дочь Анастасия. Со временем обе дочери-красавицы стали известными актрисами. 21 мая 1957 г. артист умер в гостинице «Астория» в Ленинграде, куда приехал на гастроли. Похоронен в Москве.                                        *    *    *                              Киев — родина нежная,                              Звучавшая мне во сне,                              Юность моя мятежная,                              Наконец ты вернулась мне!                              Я готов целовать твои улицы,                              Прижиматься к твоим площадям.                              Я уже постарел, ссутулился,                              Потерял уже счет годам.                              А твои каштаны дремучие,                              Паникадила Весны,                              Все цветут, как и прежде, могучие,                              Берегут мои детские сны.                              Я хожу по родному городу,                              Как по кладбищу юных дней.                              Каждый камень я помню смолоду,                              Каждый куст вырастал при мне.                              Здесь тогда торговали мороженым,                              А налево была каланча...                              Пожалей меня, Господи Боже мой...                              Догорает моя свеча!..                              1956 В Киеве на фасаде дома по улице Владимирская, 43, где родился А.Н.Вертинский, установлена мемориальная доска.

Советский диссидент, поэт и математик Александр Есенин-Вольпин скончался в возрасте 91 года в США, сообщили его друзья "Интерфаксу" в среду, 16 марта.

Родился Александр Сергеевич 12 мая 1924 года. Его мать - Надежда Давыдовна Вольпина (1900-1998), выдающийся литератор, переводчик (тысячи страниц переводов с немецкого, французского, греческого, туркменского, в том числе Овидия, Гете, Гюго и т. д.), автор мемуаров "Свидание с другом". В юности писала и читала с эстрады стихи. В 20-е годы примкнула к имажинистам, тогда и познакомилась с Сергеем Есениным. В начале 1924 года, после разрыва с Есениным, уехала из Москвы в Ленинград, где вскоре родила сына.

В Москву мать с сыном переехали в 1933 году. Александр Сергеевич окончил мехмат МГУ, защитил диссертацию по математике и получил направление на преподавательскую работу в Черновицкий университет (Украина). Там же был впервые арестован за чтение собственных стихов в кругу друзей - стихи были признаны антисоветскими. Признан невменяемым, помещен в ленинградскую психиатрическую больницу, вскоре отправлен в ссылку в Караганду на пять лет, но через три года,  после смерти Сталина в1953-м, освобожден по амнистии, вернулся в столицу.

А потом - опять наука, собственное направление - ультраинтуиционизм, десятки стихов. В 1961 году в Нью-Йорке был напечатан его сборник "Весенний лист" - для любителей поэзии, и "Свободный философский трактат" - для тех, чья совесть молчать не может.

К слову, издание "Весеннего листа" в Нью-Йорке - это второй после "Доктора Живаго" случай в истории советской литературы, когда за рубежом была напечатана книга без санкции властей и под настоящим именем автора.

А далее - целая череда новых "сумасшествий". Это он - автор большинства лозунгов правозащитного движения. Это он составил текст "Гражданского воззвания" - призыв к демонстрации 5 декабря 1965 года, организованной Владимиром Буковским в связи с арестом писателей Синявского и Даниэля.

Есенин-Вольпин - автор самого известного в то время документа диссидентского движения - "Памятки для тех, кому предстоят допросы" (1968). Ее передавали друг другу преследуемые внутри страны, а в 1973 году она была напечатана в Париже.

Его забирали на Лубянку - и отпускали: не за что было ухватиться. Он напоминал властям, что инакомыслие не расходится с законом, а значит, не должно быть наказуемо.

Жена Вольпина Виктория вспоминала: однажды за три часа беседы со следователями Александр Сергеевич так их измотал, что они сдались, позвонили ей и сказали: "Забирайте!".

Он активно работал в Комитете по правам человека, созданном Дмитрием Сахаровым, Валерием Чалидзе, Андреем Твердохлебовым. Писал доклады о праве на защиту, о правах психически больных, о международных пактах о правах человека и т. д. В итоге в марте 1972 года власти дали Александру Сергеевичу понять, что лучше бы ему уехать из страны. И уже в мае того же года он эмигрировал в США.

Сын поэта Сергея Есенина, Александр Есенин-Вольпин - единственный оставшийся в живых из его детей. Он известен как крупный ученый в области логико-математической теории. Философ, поэт, диссидент, он с 1972 года живет в вынужденной эмиграции, в американском Бостоне.

Автор: Лидия Корсун
Сайт: Знаменитости

Его считают идеологом правозащитного движения, сорокалетие которого мир отметил в декабре прошлого года. Несмотря на возраст, Александр Сергеевич продолжает работать в повышенном темпе - публикует работы по логико-математической теории, ездит с лекциями по университетам США, активно сотрудничает с диссидентским движением. Возраста он не чувствует, живет своим делом. Вот и сейчас главная его цель - доказать правомочность своей математической теории.

А позади - полная нелегких приключений жизнь политически преследуемого ученого, ставшего на путь диссидентства в силу своего характера и убеждений.

- Александр Сергеевич, вас часто приглашают читать лекции в американских университетах. Вы интересуете их как математик или правозащитник?

- В последнее время больше второе. Недавно меня пригласили сделать основной доклад в Колумбийском университете на Григоренковских чтениях, организованных Общественным фондом Григоренко и Гарримановским институтом. Пригласил меня Андрей Григоренко, президент фонда, сын и соратник диссидента, генерала Петра Григорьевича Григоренко. Чтения в этом году были посвящены 40-летию правозащитного движения. Я вспомнил о важности выступлений покойного Григоренко еще до начала нашего движения. На демонстрации 5 декабря 1965 года я не был с ним знаком. А вот в следующем году он уже сидел в моей квартире, и мы не могли выйти: дом был окружен гебистами.

- За 33 года вашей жизни вне родины о вас написано многое. А как бы вы сами определили свою роль в правозащитном движении?

- Как не очень большую.

- Поясните?

- На самом деле немалую роль играла моя физиономия, фамилия моего отца. Может быть, она помогала мне получить слово, но мешала говорить по существу. К борьбе за судебную гласность отец не имел никакого отношения: в те годы, когда он жил, ее просто не было. Эта тема возникла после смерти Сталина. И при любом выступлении я всегда сводил разговор к гласности, а от меня хотели слышать другое.

На той самой первой демонстрации 5 декабря 1965 года мы требовали гласности суда над Синявским и Даниэлем. Это был мой лозунг. Я его взял его из статьи УПК, где было записано: "гласность", "публичность", "открытость". А если "гласность" записана в законе, то мы и требуем соблюдения закона. Так за 20 лет до Горбачева мы заговорили о гласности.

А другой лозунг я сформулировал так: "Соблюдайте Конституцию!". Но почему-то наши объявили: "Уважайте!". И на том спасибо.

- О вашей "Памятке для тех, кому предстоят допросы" ходят легенды...

- Она написана тоже исходя из позиции гласности и требования соблюдать процессуальные законы. А я их хорошо знал. Мой дед со стороны матери был известным адвокатом, оставил много литературы. Кроме того, я сам проштудировал все советские кодексы. Много занимался этим в ссылке. Плюс мой личный опыт и умение выводить следователей из себя. В "Памятке" я советовал допрашиваемым проверять каждую фразу написанного следователем протокола. С самого начала советовал уточнить: "А по какому делу вы меня вызвали?". А дальше на любой вопрос задавать встречный: "А какое это имеет отношение к данному делу?" и так далее.

Думаю, что если "Памятку" переписать применительно к сегодняшним законам, можно использовать и нынче. Ибо суть проблемы та же.

- На ваш взгляд, есть ли политзаключенные в нынешней России?

- Иногда трудно провести границу между преследованиями по чисто политическим и по иным основаниям. Официально считалось, что в СССР политзаключенных нет; арестованным предъявлялись уголовные обвинения вроде "нарушения общественного порядка", "клеветы". После горбачевской перестройки, в 90-е годы, политзаключенных в России, насколько мне известно, действительно не было. Сейчас, видимо, снова появляются люди, оказавшиеся в тюрьме именно по политическим мотивам безотносительно к тому, по какой статье они обвиняются.

- Как вы лично пострадали от властей?

- Да я особенно и не страдал. Два раза попадал в питерскую психушку. Да еще два с половиной года в ссылке, потому что при Хрущеве напечатал за границей "Весенний лист", где в стихах касался и темы репрессий. А к моменту начала движения мне было за 40, а той молодежи - за 20. Естественно, они прислушивались ко мне. В 60-е годы я уже и стихов не писал, а занимался математикой. Вот и только что свою последнюю работу отослал своему ученику в Голландию для публикации. Я говорю то, что думаю.

- Вы сейчас говорите уже о науке?

- Обо всем. Нужно говорить правду. А люди не особенно заботятся о правде.

- А если сравнить время 60-х и сегодняшний правовой беспредел в России и в постсоветских республиках?..

- Я хочу конкретно знать, в чем это выражается. Я знаю о деле Ходорковского, но не знаю сути бизнес-законодательства. Может, он и вправду нарушил какие-то запреты. Конечно, плохо, что он сидит. России нужны бизнесмены. А мне нужны факты. Вот я собираюсь ехать в Россию и, думаю, кое-что увижу. Конечно, если дадут визу.

- А вы удовлетворены, например, американской судебной властью?

- Я не имел с ней столкновений по гражданской линии. Я удовлетворен тем, что она не вмешивалась в мои дела.

- Но вы наблюдаете жизнь вокруг себя. Как вы считаете, в этом государстве человеку легче или труднее?

- Думаю, что не идеально. Голосую я за Демократическую партию. При ней несколько лучше, чем при республиканцах. А вообще здесь, конечно, лучше. Не столь уж многие стремятся отсюда уехать. Но имеющихся преимуществ недостаточно, чтобы оказать заметное влияние на Россию.

- Политику Белого дома по отношению к Ираку одобряете?

- По-моему, Белый дом проиграл Ирак. Америка могла бы поумнеть. Я против того, чтоб гибли люди с обеих сторон. Нельзя было так грубо начинать войну. И с Саддамом можно было расправиться иначе. Боюсь, что республиканцы доведут до беды. Хотя я не консерватор, не реакционер. Большинство русских иммигрантов связывают себя с республиканцами. Мне этот выбор чужд. Я - беспартийный.

- А еще говорят, что вы безбожник.

- Я - формалист. Если и отводить какое-то место мистике, это не значит, что нужно отказаться от идеи постижения мира разумом. Правда, я не делаю из этого мировоззрения. Сегодня можно доказать, что существует не один, а много миров. Отсюда следует, что я не верю в Творца как Единого создателя единого мира. Ибо таким образом мы сужаем восприятие Вселенной.

- Скажите, жизненный опыт меняет мировоззрение человека?

- В молодости я любил повторять собственное изречение: "Жизнь - старая проститутка, которую я не брал себе в гувернантки". Постарел - понял, что опыт может и должен быть учтен. Главное - противостоять противонормальному опыту.

- Давайте немного о личном. Видел ли вас когда-нибудь ваш отец Сергей Александрович Есенин? Ведь вам был год и семь месяцев в декабре 1925 года, когда его не стало.

- Видел. Лет так через двадцать после своего рождения я посетил дом в Ленинграде, где когда-то жил, свою квартиру. Так соседи по этажу рассказали, что Есенин приходил в отсутствие мамы посмотреть на младенца, то есть на меня, но я его не запомнил (смеется).

- А ваша мама не вышла замуж после этой любви?

- Вышла. Мой отчим - известный химик Михаил Волькенштейн. В последние годы он жил один в Ленинграде, дожил до конца советской власти и умер в 1992 году.

- Вы поддерживали родственные связи со своими братьями и сестрой?

- Да. С Костей, правда, особой близости не было, ибо он был членом партии. Он умер накануне чернобыльского взрыва, 25 апреля 1986 года. Татьяна жила в Ташкенте, умерла в 1992 году. А вот с Мариной, дочерью Кости, собираюсь встретиться в декабре в Москве. (Константин и Татьяна - дети Сергея Есенина от брака с актрисой Зинаидой Райх, позже женой Мейерхольда. – Прим. ред.).

- А с Георгием?

- Он же рано погиб, в годы ежовщины... (Георгий - внебрачный сын Сергея Есенина и Анны Изрядновой. - Прим. ред.)

- Вы могли бы дать самому себе характеристику? Какой вы человек?

- Скептик.

- "Все подвергай сомнению"?

- По крайней мере, стараюсь.

- А в быту вы уживчивы?

- Когда мне не мешают - уживчив. А мешают - не особенно.

- Если не секрет, кто ваша жена?

- У меня их было четыре. С последней, Галей, мы сейчас разъехались. Она не выдержала моих безбожных взглядов.

- А какие из ваших работ для вас важнее всего?

- Конечно по математике. Я больше известен в области оснований математики как фундаменталист, хоть некоторые и любят повторять, что прежде всего я сын Есенина и диссидент. А вот последняя работа, которую я только что выслал для печати, очень эффектна. Уверен - пойдут разговорчики. Я ее всерьез намерен продвигать!

http://www.peoples.ru/family/children/alexander_esenin-volpin/

Журналисты сайта "24" посчитали, сколько сегодня стоит набор самых необходимых товаров и услуг, как он соотносится с реальностью и с актуальными минимальными зарплатой и пенсией.

"В любом демократическом государстве "понад усе" --
права и свободы гражданина, а не само государство" (Евгений Головаха, социолог).

http://gazeta.zn.ua/socium/evgeniy-golovaha-poka-nasha-edinstvennaya-nadezhda-zapadnyy-kontrol-_.html

Социолог Евгений Головаха об особенностях украинского общества, партиях и лидерах, протестах и выборах, политиках и активистах, наших бедах и надеждах, правде и примирении...

Привожу фрагменты из интервью. Подчеркивания -- мои.

О гибридности украинского государства и общества

"Мы часто говорим о гибридной войне. Но для нас характерна даже не столько гибридная война, сколько гибридные государство и общество, образовавшиеся в результате абсолютного хаоса, порожденного постсоветской перестройкой. Этот хаос, к сожалению, мы не преодолели до сих пор. У нас, с одной стороны, есть удивительное сочетание государственной власти — смеси охлократии с олигархами, в целом неплохо сосуществующими и порождающими некое абсурдное образование. А с другой — такое же удивительное общество, имеющее не классовую структуру, а смешанную — классово-сословную. Есть два сословия. Высшее, которое опирается на олигархию и является его порождением. Оно живет вне общества, по своим законам и правилам. И низшее — люди, которые не имеют средств к существованию и, казалось бы, не играют никакой роли в обществе (большинство — жители сел и маленьких городов). Одни изолированы и замкнуты на себе, другие депривированы и постоянно хотят перевернуть все с ног на голову. И есть два условных класса: высокий средний, к которому принадлежат все обеспеченные жители крупных городов, и низший средний — те, кто имеет какое-то домохозяйство и еле сводит концы с концами. Эти люди, в своей массе достаточно образованные, имеющие какие-то ресурсы, постоянно не удовлетворены, поскольку у них нет возможностей, чтобы изменить ситуацию. Поэтому есть угроза антисословного бунта, каковым, что бы там ни говорили, в общем-то и был Майдан".

О популярности президентов

"Лукашенко всегда был очень популярен в Украине, как и Путин до 2013-го. Ни один украинский президент и близко не доходил до степени их популярности, впрочем, как и до Буша, Клинтона и Обамы".

О крайне правых националистах

"Отсутствие идеологических партий, которые обязательно должны быть как действительные участники политического процесса, приводит к тому, что избирателю трудно понять, за кого голосовать. Постоянная угроза для страны, которая сейчас будет нарастать, — это крайне правые националисты. Пока еще у них нет единства. Но как только они сплотятся и создадут одну мощную идеологическую партию, — то вот вам и прямой путь к той самой диктатуре... они застолбили на Майдане свою нишу. Их идеология противоречит принципам Евромайдана, но поскольку они были его радикальной силой, то теперь получили символический капитал".

О продажности

"Наиболее активных, понятно, будут скупать. Вернее, принимать в высшее сословие, где блага распределяются совсем иначе. Это традиционная практика, и механизм достаточно эффективен. Беда Украины не в том, что у нее нет активных людей. А в том, что все 25 лет их регулярно покупают. Существует три вида доверия, определяющих высокий социальный капитал и перспективу демократического благосостояния. Общее доверие к людям, доверие к институтам и персонифицированное доверие — к родичам, знакомым. К сожалению, у нас развито только последнее. Все построено на персонифицированном доверии. Так формируются кланы мафии... Когда-то мне объясняли, почему высшие чины не боятся брать взятки. Они их не берут. Для этого есть доверенные лица. И тут мы не уникальны. Послевоенная Италия выходила из этого состояния 30 лет, причем очень дорогой ценой, когда убито было огромное количество независимых юристов и судей... Вряд ли мы наберем хотя бы 200 честных независимых судей. Не говоря уже о том, чтобы подпустить их к власти, как это сделали в Италии. В отличие от них, у нас не было традиции полисной демократии. Чтобы такие люди вырастали, должна быть высокая правовая и общечеловеческая культура".

О лидерах и надежде на западный контроль

 "Социальные психологи доказали, что если в стабильных условиях эффективнее демократический лидер (в любой группе, включая государство), то в экстремальных спрос возникает даже не на жесткую руку, а на единоначалие. Если бы появился твердый демократический лидер, четко знающий, что делать, имеющий стратегию и последовательно ее воплощающий, то, думаю, его у нас предпочли бы неадекватному диктатору. Но, безусловно, есть угроза, что, не найдя такого лидера в условиях охлократии, когда каждый руководит из собственноручно установленной палатки, люди могут ухватиться за какой-нибудь суррогат. И это, конечно, будет катастрофа".

"Нам нужно что-то вроде Реформации. Свой Лютер, только более образованный, который бросит вызов системе... В ЮАР появился Мандела, в американской сегрегации в середине ХХ в. — Мартин Лютер Кинг, в Индии — Ганди. А у нас нет. Хотя он необходим. Не диктатор, а тот самый моральный лидер, который, почувствовав настроения неудовлетворенности, а возможно, и отчаяния общества, сформулировал бы программу выхода из кризиса не как ученый, но как политик. И пока такого нет внутри страны, то наша единственная надежда — западный контроль, что бы там ни говорили. Это тоже далеко не подарок. Есть подозрения, что такой контроль не бескорыстен и не способен (или не заинтересован) учитывать все наши особенности и условия. Кроме того, это порождает в нас очередной комплекс неполноценности. Но другого механизма обуздать сословную ненасытность у нас пока нет".

О необходимости мощных общественных организаций

"Поставив палатку на Майдане, можно только сменить режим, что и произошло. Но режим — на самом деле незначительная часть государства и общества. Любой режим, даже самое образованное правительство, гибридные государство и общество съедят, если все это не опирается на контроль снизу. И в этом смысле, конечно, было бы очень хорошо конвертировать волонтерский энтузиазм в последовательный контроль над властью. Они должны создавать мощные гражданские организации. Второй принцип — т.н. элитарное самоограничение. Самый короткий путь. Это весьма трудно — соблазн огромен. Но к этому нужно призывать, создавая атмосферу гражданского контроля, в которой постоянно происходят разоблачения". 

О партиях

"Когда человек приходит в структуру, где уже есть устойчивые, сложившиеся клановые отношения, устоять перед соблазном очень трудно. Как только он проявляет свои лучшие стороны, система начинает его выталкивать. В советские времена были люди, считавшие, что, вступив в Компартию, они смогут ее подорвать изнутри. Но это делается не так. Единичных людей система будет съедать. Нужны массовые включения во власть. Поэтому необходимо создавать идеологические партии. Должна быть идеологическая разница. Избиратель должен понимать, что вот эта партия представляет интересы такого-то слоя. Тогда он будет голосовать сознательно, чувствуя себя ответственным за партию".

О досрочных выборах

Честно говоря, я не большой сторонник перевыборов сейчас. Они бы все только ухудшили. Еще полтора года назад меня спрашивали, надолго ли эта Верховная Рада. Я отвечал: ровно на период войны. Прежде всего она должна решить вопрос войны и мира. Потому что в условиях гибридной войны, требующей от политиков демагогии, будут воспроизводиться те же гибридные общество и государство, сочетающие несочетаемое. В условиях войны мы развиваться не будем. Задача этой Верховной Рады — добиться того, чтобы в стране был мир. А следующая уже будет направлена на конструктив.

О клановой солидарности и правовом нигилизме

К сожалению, так получилось, что критическая масса наших политиков все еще находится на стадии безусловных рефлексов — хватает и высасывает все, что можно. Необходимо добиться, чтобы таких стало меньше... Это и есть задача гражданского и, конечно, юридического контроля. Но посмотрите, насколько сильна у них клановая солидарность! За два года ни одно дело не доведено до конца. А сколько шумных было… Аресты в Верховной Раде, бриллиантовые прокуроры… Все дела развалились. И это невероятно опасно. Какую правовую культуру можно создать? Когда рядовые граждане видят, что никто из политиков ни за что не ответил, это формирует у них правовой нигилизм. Кстати говоря, из всех однажды ответила только Юлия Тимошенко, что во многом и предопределило ненависть истеблишмента к Януковичу. Покусившись на одного из их представителей, он нарушил негласный договор — железный закон олигархии. Это Януковича и сгубило. Пока он имел только народную ненависть — это было одно. Но тут приобрел еще и сословную.

О массовых протестах и войне на Донбассе

Для массовых протестов нужна критическая масса отчаявшихся. Когда политики, по той или иной причине выкинутые из системы, обиженные и не нашедшие себе места, почувствуют момент, что накопилось (а они чувствуют), — то они выведут людей. Есть еще одна проблема. Я говорю, что надо устанавливать мир. Но, с другой стороны, пока есть война, на нее можно все списывать. И для многих это тоже является сдерживающим фактором, чтобы не смести власть — дабы не сыграть на руку врагу. Поскольку в условиях войны к этому можно апеллировать всегда, то власть и консервирует ситуацию гибридной войны. Отсюда может возникать тупиковая ситуация вялотекущей войны, при которой все равно будут гибнуть люди... Сидя в телестудиях, политики говорят, что надо отвоевывать захваченные территории. Но воюют в массе своей крестьяне. Ну была иллюзия в 2014-м. Закончилось это котлами.

О взаимной ненависти и примирении

Это большая проблема — примирение, в условиях фактически гражданского противостояния, когда с обеих сторон есть погибшие. Мы в невероятно сложной ситуации. Казалось бы, все понимают, что отдать нельзя — границы-то наши. Но как только вернем границу, надо восстанавливать Донбасс — экономически, инфраструктурно, политически, информационно, духовно и психологически. Потому-то власть все тянет и никак не может принять решение. Здесь должна быть разработана очень серьезная программа, включающая в том числе психологическую и духовную составляющую о примирении... Удастся ли? Ну если Руанде, где хуту вырезали миллион тутси, удалось…

Нужно ли говорить правду

Это весьма сложный вопрос. Есть правило не лгать. Но вот всю ли правду нужно говорить? В личных отношениях — не всегда, потому что они построены прежде всего на эмоциональных принципах привязанности. Но государство — устройство абсолютно рациональное. Здесь эмоциям не место. Правда будет только способствовать налаживанию его составных частей. Сильную демократию она не подорвет. Классический пример — разоблачения Сноудена. Сильный удар, но американцы выстояли, и теперь будут действовать все-таки не столь разнузданно. Что касается нашей очень хлипкой демократии, то, если мы все-таки хотим как-то измениться, — правда нужна. Мне кажется, ее не говорят даже не потому, что опасаются за демократию. Опасаются за самих себя. Чтобы правда сыграла в обществе положительную роль, это должно быть не просто скандальное заявление. У этой правды должна быть институциональная поддержка, которую можно получить либо от мощных гражданских организаций, либо от оппозиционных партий. Я не вижу другого. Но если все время сидеть и думать: если я скажу правду, это пойдет во вред государству… В любом демократическом государстве "понад усе" - права и свободы гражданина, а не само государство.

О социальных сетях

Это обоюдоострое оружие. Как, собственно, и все современные технологии. Ядерное оружие сдерживает третью мировую войну, но и порождает постоянную угрозу. Сети порождают массовую возможность участвовать в каких-то акциях, дискуссиях и т.д., но не оставляют времени на то, чтобы продумать и проверить информацию. И тут, конечно, важна роль модератора. Все-таки, наверное, нужно усиливать модерирующую функцию интеллектуально развитых людей.

На что надеяться и на кого рассчитывать

— Экономика Украины обескровлена, государство формально и неуправляемо, и Запад к нам относится настороженно. На что у вас в этих условиях все-таки есть надежда? — Я настроен довольно пессимистично. Есть рычаги, на которые можно надавить, чтобы разрулить ситуацию. Но нет тех, кто на них надавит. Надо, чтобы установился мир. А для этого должно быть консолидированное давление. Во-первых, четкая позиция по урегулированию со стороны государства Украина. Во-вторых — поддержка со стороны Запада. Плюс неуклонное ухудшение экономического положения в России на ближайшее время.

— То есть вы надеетесь на все извне? — Знаете, есть ответственный исполнитель и неответственный. Геополитически ответственным исполнителем являются США, отчасти — Евросоюз и Россия. Вот в этом формате Украина должна понимать, что надо иметь четкое видение своей ситуации. Если оно есть, тогда можно рассчитывать и на западную поддержку.

Больше читайте здесь: http://gazeta.zn.ua/socium/evgeniy-golovaha-poka-nasha-edinstvennaya-nadezhda-zapadnyy-kontrol-_.html

Энциклопудия

Анахренизм -- наплевательское отношение к работе.

Благуверный -- верный единственно своему благу.

Бредсказание -- сказание о будущем, отвлекающее от потребностей в настоящем.

Видеокляп -- зачастую обычное телевидение.

Визолятор -- любой из многих способов, ограничивающих выдачу виз, чтобы и впредь держать народ в изоляции.

Клептомафия -- болезнь государства, в структуру которого изначально заложено воровство.

Кутюрьма -- полное отсутствие порядка при столь же полном отсутствии свободы.

Лясозаготовки -- парламентские дебаты.

Милитуризм -- путешествие ограниченного контингента в соседнюю дружественную страну.

Нетописец -- писатель, который пишет не то, что ему диктует жизнь, а то, что ему диктует начальство.

Норкомания -- у одних мания иметь норковую шубу, а у других -- хоть маленькую норку для жилья.

Обараноспособность -- способность обаранить и оболванить всю страну под видом обороны её от внешней опасности.

Обермот -- главный распорядитель кредитов страны.

Обрезование -- сумма знаний, которых в обрез, -- и у тех, кто учится, и у тех, кто учит.

Плюрулизм -- государственное управление, при котором каждый стремится ухватиться за руль, в то время как вся страна хватается за голову.

Прессмыкающиеся -- работники прессы, смыкающиеся в желании угодить властям.

Приматизация населения -- возвращение населения в дочеловеческое состояние при помощи политических и экономических средств.

Рэкетодром -- нынешнее экономическое пространство.

Стыдобекер -- автомобиль, добытый народным депутатом в процессе борьбы за народные права.

Тотэлитарный режим -- тот элитарный режим, при котором по-человечески живет элита, а все остальные живут не по-человечески.

Ядеология -- то, что отравило всю нашу жизнь.


Из книги: Феликс Кривин. Завтрашние сказки. Ужгород, 1992.

Великая партокрадская сказка Жил-был партокрад. Он крал парты, чем заметно снижал общеобразовательный уровень населения, но свой жизненный уровень, конечно, повышал. Повышал, повышал, пока в городе не спохватились: кто-то парты крадет. И по ниточке, по ниточке вышли на парто-крада. Бросился партокрад к другу крадоначальнику, а кра-доначальника нет. Пошел на повышение: теперь он грабоначальник. С утра до вечера в парламенте на лясозаготовках. Обсуждает, как бы от крадостроитель-ства поскорей перейти к грабостроительству. Еле выкрутился партокрад, но с партдеятельностью решил покончить. Ходит по улицам, ищет, чего бы украсть. А на улицах дома, дома... Как тут не станешь домокрадом? Сидит домокрад в собственном доме, книжки почитывает. И даже немножко пописывает: что прочтет, то и напишет. Поневоле стал думокрадом - голова так и ломится от чужих дум. И однажды прочитал в какой-то книжке, что "демос" - это народ в переводе с греческого. Если стать демокрадом, можно по-крупному украсть. Целый народ украсть - это вам не дом, тем более не парта. Даже сердце заболело от таких перспектив. Пошел к врачу-крадиологу, а крадиолога нет, он в парламенте на лясозаготовках. А возле парламента какие-то люди с обрезами (вот он, результат нашего обрезования, обрезанного и укороченного со всех сторон), так напугали демокрада, что еле до аптеки добежал. Просит чего-нибудь крадиологического. А ему говорят: вы что, с луны свалились? В целом городе нет ничего крадиологического, да и вообще ничего логического. Чувствует демокрад: пришел ему конец. Кое-как дотащился до крадбища. А там гробовщики давно уже стали грабовщиками: грабить грабят, а хоронить отказываются. Нет места, говорят. Да и времени нет: сейчас по телевизору как раз начинаются лясозаготовки. И вскричал партокрад: "Что ж это за страна такая? Что ж это за крадиология, при которой человеку не жить и не помереть? Что ж это за темнота беспросветная?" Темнота, конечно. А кто парты крал? Кто дал народу такое обрезование, что только обрез в руки - и вперед, к полной победе мрака над разумом? Лег партокрад на чужую могилку, за неимением своей, и заплакал.
Великая сумагонная сказка В некотором царстве, некотором государстве жили люди царственные и государственные. Царственные жили хорошо, а государственные - плохо. Они для того и жили плохо, чтоб царственные жили хорошо. Им говорили: этого требуют интересы государства. И они соглашались. Потому что они были государственные. В центре государства возвышался большой сумагонный аппарат - чтоб сгонять людей с ума. если их ум приобретал опасные для государства размеры. По всему государству рыскали секретные сотрудники аппарата, тайные сумагонщики, которые внешне ничем не отличались от простых людей, поэтому никто не мог сказать о себе с уверенностью: сумагонщик он или не сумагонщик. И увидев, что кто-то взялся за ум, все начинали его гнать, хотя многие ему сочувствовали и даже завидовали. Кончилось тем, что в стране воцарилось полное безумие. "Да что ж это за страна такая!" - восклицали многие про себя, но вслух сказать не решались, потому что это было бы слишком умным высказыванием. Но однажды в сумагонном аппарате что-то испортилось, и царственных людей сверху согнали, а на их место поставили государственных, у которых оказался государственный ум, утаенный на государственной службе. Вот было радости! Население стекалось со всех концов страны, чтоб посмотреть, как новые руководители государства по-новому вершат государственные дела. Но сумагонная система продолжала действовать, и, придя наверх, государственные люди начинали чувствовать себя царственными, а потому первым делом - что бы вы думали? Ну конечно: принимались чинить сумагонный аппарат. Верно сказал один спившийся сумагонщик, попросивший в вытрезвителе политическое убежище: если перевернуть кверху дном бутылку водки, которая сверху была пустой, то она останется сверху пустой, и не было еще случая, чтобы она сверху стала полной.
Сказка о древнейшей профессии В некотором царстве, которого теперь уже нет, в государстве, которого теперь уже нет, стал намечаться процесс возвращения к древнейшей профессии. Нет, не первой древнейшей и не второй, а самой что ни на есть древнейшей. Раньше здесь было много профессий, но потом население их оставило. Это называется: профессионулизм. Сведение к нулю всех профессий ради одной-единственной, самой древней. Но ведь надо же отличать людей друг от друга. А если сапожника не отличать от художника, а парикмахера от шахер-махера, то кого и от кого отличать? Решили вместо профессиональных применять родовые отличия: изучать происхождение, присматриваться к далеким предкам. Большое значение приобрело латинское слово "нацио". Даже те, что о латыни не имели понятия, постоянно выясняли: "Ты какой нации?", "Он какой нации?", "Она какой нации?". И с национальной гордостью восклицали: "Мы такой нации, что только попробуйте нас не уважать!" Это называется: национулизм. Сведение к нулю всех национальных достоинств, кроме своего собственного национального достоинства. Задача трудная, для многих непосильная. Тут нельзя отвлекаться на какие-то другие дела. Поэтому пришлось вернуться к древнейшей профессии. Лезчик по дереву. Залез на дерево и сиди, высматривай там, внизу, кому бы прыгнуть на голову. Постепенно с вершин культуры люди вернулись на вершины деревьев. На смену царству и государству пришла леспублика, сплошной темный лес, в котором вся публика сидит на деревьях.

Феликс Кривин. Завтрашние сказки. Ужгород, 1992.

Феликс Кривин
ТРУДЫ ПРОФЕССОРА ЭНЦИКЛОПУДЕЛЯ
 Вступительная хулиганская сказка
 В одном городе жители дошли до вершины культуры и, перевалив через вершину, стали спускаться вниз. Когда все энциклопедии были обменены на детективные романы и порносправочники, в городе остался последний профессор-энциклопедист. Он долго крепился, уткнувшись в энциклопедию, а потом не выдержал, завернул ее в газету и понес на что-нибудь обменять. А на улице такое хулиганство! Идет энциклопедист - и то обмирает, то шарахается, то обмирает, то шарахается. И вдруг видит: идет ему навстречу маленький человек, который еле виднеется из-под огромной гири. Спрашивает у него энциклопедист: - На что меняете гирю? Улыбнулся человек из-под гири: - А я не меняю, я просто ношу. С гирей мыкаюсь. Потому что я - гиремыка. - А зачем вы мыкаетесь? - спросил энциклопедист. - А кто не мыкается? Только другие мыкаются без гирь, но им от этого не легче. И вот я подумал: может, им станет легче, если они увидят, как я с гирей мыкаюсь. Тут к ним подскочил какой-то хулиган, вцепился в гирю и завопил: - Эй, штаничники! Он у меня гирю украл! Штаничники в широких штанах следили за порядком, а от беспорядка отворачивались. Услышав, что их зовут, они тут же спрятались в подворотню. - Если вам нужна моя гиря, возьмите ее, - сказал гиремыка и взвалил хулигану гирю на плечи. Хулиган растянулся на земле и завопил: - Эй, штаничники! Он меня гирей придавил! Такой злоботряс, уголовотял, даже смотреть противно. Не стал смотреть энциклопедист, пошел шарахаться дальше. Пришарахался домой - сам себя не узнает. Смотрит в зеркало - а там энциклопудель. Смотрит в другое - и там энциклопудель. Такая хулиганская атмосфера, как тут сохранить человеческое лицо. Сел профессор за свои энциклопедические труды и не может слова написать без ошибки. А раньше был грамотный. Все-таки профессор. А теперь вместо "энциклопедии" у него получилось "энциклопудия", вместо "дипломатии" - "дипломафия", вместо "образования" - "обрезование". Хотел уже отставить эту работу, но вспомнил, как гиремыка носится с гирей, вкладывая в это пустое дело глубокий и благородный смысл, и подумал: а что если в ошибки вложить смысл? Энциклопудия потому и энциклопудия, что в ней содержатся пуды знаний. Обрезование - это укороченное, обрезанное образование, дипломафия - тут и вовсе не нужно объяснять. Так подумал профессор и с удвоенной энергией взялся за работу. Правда, вместо научных трудов у него все время получались энциклопудельские сказки, но, если к сказкам относиться серьезно, из них тоже можно немало извлечь, иногда даже больше, чем из какой-нибудь серьезной научной работы.

Великая горлодранская сказка

В одном куролевстве запрещено было горло драть. Нос дери сколько угодно, шкуру с кого-то содрать - пожалуйста, хоть семь шкур, - хотя и нос, и шкура здесь весьма относительные понятия. Какие могут быть носы и шкуры в куролевстве? Но, как говорится, была бы охота драть, а что драть - всегда найдется. Кроме горла, конечно. Горло в куролевстве запрещалось драть. Взлетишь на забор, горло раскроешь - и тут же закроешь, с забора слетишь и успокаиваешь себя: спо-ко-койно, спо-ко-ко-койно... Но самые горластые все чаще взлетали на забор, все шире раскрывали горла и все неохотней их закрывали. И тогда грянула великая горлодранская революция. Тут уже не смотрели, кто чего дерет: заборы зашатались, затрещали, пух и перья полетели по ветру. А уж горло драть да соседа за горло брать - это оказалось самое милое дело. На заборах уже не хватало мест, столько там набралось горлодранцев. Одни горло дерут против красных, другие против белых, зеленых, коричневых. И летит разноцветный пух по ветру, дерет подзаборное население кто во что горазд. И кто кого горазд. Когда немного остыли, пришли в себя, смотрят - вокруг ни красных, ни белых. Ни пестрых, ни разноцветных. Все голые, общипанные, только горло дерут. Настоящие горлодранцы. Ни пуха, как говорится, ни пера. Правда, говорится это на счастье, а какое уж тут счастье, когда ничего нет? Заборы разнесли, подзаборную жизнь - и ту вести не под чем. Бродят по развалинам куролевства голые, ободранные и одно твердят: куда податься? Куд-куда? Куд-куда? Так окончилась великая горлодранская сказка.

Продолжение следует.