Единственное, что нам надо.

- Cкажите, молодой человек. Вы участвовали в создании себя? Я имею ввиду: вы заказывали себе жизнь здесь? Среди бурь и невзгод этих?

- Нет, падре.

- То есть, вы попали сюда не по собственной воле?

- Да, конечно, святой отец.

- И, значит, единственное, что вы можете сами сделать - это лишить себя жизни?

- Именно так, падре.

- И поэтому вы решили - лучше спрыгнуть с моста, чем дальше продолжать то, что себе не хотели?

- Да.

- Интересно-интересно... Тогда скажите: если не вы себя создавали, то у того, кто это сделал - наверное, был план насчет вас?

- Наверное.

- И каков он, по вашему мнению?

- Я не знаю.

- А вы бы не хотели узнать его?

- Зачем?

- Чтобы не прыгать с моста, по всей вероятности.

- Но кому я этим помешал? Уменьшил бы мир на одного едока - вот и все.

- Это верно. Но у Отца нашего пищи достаточно, а вот гармонию вы бы, каким-то образом, нарушили. Ведь из мозаики мира исчез бы один, хоть и совсем незначительный, камешек.

- А мне-то что?

- Вы так думаете? Ну что же... Я могу сказать только одно: собирать камни для вас еще - не время. Ваша задача - задавать вопросы. И чем больше вы их зададите, тем больше вам захочется наблюдать. А сие есть главная работа Присутствия. Наблюдать и запоминать. Некоторые думают, что появились здесь, чтобы что-то сделать, совершить... Это не совсем так. Мы - глубоко внутри, и есть Присутствие. Единственное, что нам надо - это жить ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС...


Каждому свое.

- Товарищ Маузер! Вы любите солнце? Его медный отлив июльским теплым утром. Или зимний больной восход, лишь слабо намекающий на жизнь, должную проснуться аж в бесшабашном марте.

- Нет. Солнце мешает мне хорошо целиться в недруга. А враги у меня, заметьте, повсюду. Моя конструкция не предполагает дружественных отношений. Меня создали для уменьшения жизненной субьективации...


Байдужий осінній ранок.

22.10.2011

Байдужий осінній ранок огортав мої плечі сірою мрякою. Не звертав на мене уваги. Готував собі чергову порцію нудного холодного дощу. Тепло бабиного літа вщент рознесли безнадійні північні вітри. Разом з дурними надіями. На щось таке, що всміхне всіх, розправить зламані крила. Залишилась тільки спрага. Важка похмільна спрага...

А попереду? Що попереду? Де хороші твої сини, моя занедбана країно. Мабуть, давно вже влили свою неспокійну кров в чужих краях. Залишились тільки ті, що власної крові не мають,.. як і серця. П*ють чужу. З тих ягнят, що мовчать. Стиха споглядають розруху... Залишився тільки час. Невтомний час-трудівник. Йому все одно. Він зруйнував Рим та Вавілон. Що йому до неньки Вкраїни?

А ще - Той, Що Збирає Все. І добре і зле. Він чекає на всіх. Для нього час - ніщо. Ми давно вже в черзі до нього. Усім - по ділам. Назавжди.

In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti.

Пинок в сторону добра.

По улице шел странный человек. Глупо улыбаясь каждому встречному, он не спеша тащил себя, хромая на левую ногу, в сторону известного в городе злачного места под ярким и незабываемым названием "У Афродиты". Никакой Афродиты в нем, конечно, не было и в помине, зато в изобилии разливалась водка, изготовленная неправильным способом - в разных грязных подвалах и гаражах. После употребления такого зелья дико болела голова, зато - по приемлемой для всего среднего и низшего звена цене. А это, заметим с некой гордостью, население практически всего города, так как времена сейчас крутые, не для всех удобные. Добавим также, что пиво в заведении ценой сильно не кусалось. В общем, посидеть было можно. Шумно и весело - для всякого входящего сюда с целью успокоения сердца, избитого пакостными неожиданностями.

[ Читать дальше ]

Не спеши на помощь гусенице в Эдемском саду.

- Скажи, юноша! Ты сегодня смотрел на лица жителей этого города?

- Да, падре.

- Ты нашел их счастливыми?

- Нет, святой отец.

- Почему? Как ты думаешь?

- У них слишком много забот. А обстоятельства плюнули на них. Люди не знают,что делать. Им приходится вжиматься в себя, чтобы не потерять равновесие.

- Ты прав. Учитель пришел их учить две тысячи лет назад, а они до сих пор не обрели покой. Как ты думаешь, им можно помочь?

- Мне трудно сложить свое мнение. Я не сплю по ночам. Думаю. Но мысли мои путаются. Я и сам не нахожу покой. Новости, спешащие попасть в мозг, все более мрачны.

- Ты сказал: покой. Как ты прав! Именно этого хотел Учитель. Но мало, кто понял. Все думают только о счастье. Не связывая эти понятия в одно целое. А ведь это все формирует ум. Верный раб Внешнего Человека.

- Падре! У меня есть сестра. У нее весьма сложная жизнь.Кажется, что неудачи так и следуют у нее по пятам. Что я могу сделать для нее?

- Я могу тебе сказать, чтобы ты молился за нее. Но ты и сам знаешь об этом. Но лучше всего оставить все как есть. Это ее судьба. Не бери на себя ее заботы. Ты же знаешь, в чьих руках мозаика мира.

- Но... падре... мое сердце неспокойно. У нее муж - отъявленный негодяй. Я уже не говорю обо всем остальном.

- Успокойся, малыш. Запомни на всю жизнь: все самое лучшее, что ты можешь сделать для мира - это махнуть на него рукой. Если хочешь быть помощником Света - просто наблюдай за полетом жаворонка. Но! Делай это очень внимательно. Знай, что именно в этот момент ты не мешаешь гармонии.

Выбор.

- Скажите Дебуа. Только честно... вы видите во мне темное начало?

Вопрос советнику, приближенному к кардиналу, не показался неожиданным. Более того, он давно ждал этого разговора. И хоть дело в данном случае касалось интриг внутри королевского дворца, на самом деле решался философский вопрос - может ли человек сделать выбор? Уточним - настоящий выбор. А спрашивал советника шевалье де Вильфур, новый выдвиженец кардинала.

- У вас, любезный шевалье, несомненно есть темное начало. Несомненно. Но... скажите мне - у кого его нет? Человек по сути своей есть некий маятник. Его качает то в одну сторону, то в другую. Впрочем, бывает, что маятник на одном из полюсов задерживается. Надолго притом. Вот вы сейчас явно на стороне дьявола. Недаром вы убили невинного капитана только за то, что вы же ему были должны денег.

Шевалье нахмурился. Он сидел в уютном кресле и пил вино десятилетней выдержки. Шевалье предстояло еще много сделать для продвижения своей карьеры и он размышлял - есть ли какой-то порог, предел, который никак нельзя переступить ради такого важного дела. Он задал новый вопрос:

- Советник. Вы - христианин? Я спрашиваю не о формальной стороне дела. Меня интересует, верите ли вы в то, что Бог есть Любовь, а значит - поданные его должны находиться в поле некоего добра, отделяя себя от тьмы?

- Да. Я несомненно христианин. Но даже не в том смысле, что вы сейчас определили. Для меня христианство это посох странника, без которой тот не может идти.

- Но куда идти, советник? Куда и зачем?

Господин Дебуа посмотрел на молодого человека и внятно произнес:

- Бог есть Свет и нет в нем тьмы. Поэтому человек должен идти к Свету.

Шевалье приподнялся с кресла и выкрикнул:

- Но что такое Свет? И почему должен? И где же тут тогда выбор? Если я что-то должен, это уже не выбор. Это принуждение.

Господин Дебуа долго молчал. Потом тихо стал говорить:

- Тьмы не существует. Тьма есть лишь отсутствие Света. А это значит, что Свет, Любовь, Добро есть первопричина. По сути и зла не существует. С философской точки зрения это всего лишь отсутствие добра. Вы заметили, что даже самый несносный тиран должен пользоваться символами добра. Он вынужден свои действия прятать за вывеской любви. Он не может иначе. У него нет выбора в этом отношении. Тиран не может назвать себя прямым сторонником зла. Его не поймут. Люди внутри откликаются только на божественные призывы или их подобие. Тиран есть обманщик. Библия главным лжецом называет дьявола. Личность, попытавшуюся перевернуть наизнанку настоящие ценности. Но разве Свет убегает от тьмы? Разве не происходит все наоборот? И только вы зажжете свечу, как возле нее уже не существует территории дьявола.

- Ну, хорошо. А как же выбор? Есть он, черт побери, или - нет?

- Я думаю: и да, и нет.

- Как это?

- По существу, делать зло легко. Тут не надо работать над собой. Если ты на этом пути, то и не замечаешь, как уже по уши в дерьме. А вот для добра надо, ой, как много сделать, чтобы добиться хоть каких-то результатов. И притом все время держать себя в узде. Ибо нет на этой лестнице остановок. Ты или лезешь в тяжелых трудах наверх, либо стремительно падаешь вниз. А отсюда интересный вывод. Чтобы жить без Света - не надо выбора. Никаких усилий. Просто - ешь, пей, гуляй. А если зажечь свет - то изволь приложить все свои усилия. Но для этого ведь надо принять решение. Осознанное. Непростое. Болезненное. Это есть уже выбор.

- То есть, вы говорите, что выбор есть лишь тогда, когда человек выбирает добро?

- Именно, милейший. До того момента, пока человек живет без Света - у него нет выбора. Совсем. И лишь когда Богу будет угодно привести его к точке, где надо решать - куда дальше идти?, только тогда у него появляется это священное право. Фактически, способность к выбору проявляется лишь со вступлением в Свет. А потому, решайте, шевалье, сейчас, ибо задав такой вопрос, ваш час пробил. Это время вашего единственного в жизни выбора - куда пойти? Так как покупка зеленой или желтой кареты не есть выбор, или - определение занятия по вечерам. Это всего лишь предпочтение. Выбор - это направление по левому или правому пути, к козлищам или к овцам, к Свету или тьме. Так что хорошенько подумайте. Не было никогда важнее момента в вашей жизни...

- А как же мои многочисленные грехи? Убитые мною люди?

- Мне кажется, господин де Вильфур, вы меня не до конца поняли. Все это вы это делали до выбора. Помните слова Спасителя о тех, кто не ведают, что творят? Если вы сделаете правильный выбор - вас будут мучить совсем другие вопросы, хотя и далеко не самые простые...

Лестница Иакова.

Сквозь замерзшее стекло я наблюдал вечное движение. Время не спешило. Ровно шло своим чередом в виде одиноких прозябших прохожих, урчащих недовольно машин и погрустневших птиц. Время в такую пору никогда не спешит. Оно, словно на холостых оборотах, набирает силу для скачков в минуты ответственные, исполненные важности, впрочем как всегда - кажущейся. Ибо нет ничего нового под солнцем, а все ценности человечеством перепробованы и найдены несколько обветшалыми.

Одним словом, я смотрел в жизнь, читал ее скрытые символы и мечтал о спасении всего человечества, а не только себя, как отдельной боевой единицы нашей сумасбродной эпохи.

Напротив окна виднелся грязный мусорный бак, вечно переполненный смердящей дрянью, отходами жалкой городской самодеятельности. У бака копошился человек смиренной наружности. Это был бомж, каждый день обходивший свою обширную территорию в поисках удовлетворения нужности. Он всегда появлялся первым. Значит, был человеком не ленивым. Его собратья подтягивались гораздо позже, скопом. Галдя налетали стаей на бак, выворачивая все наизнанку, оставляя после себя поле побоища. После приходила недовольная дворничиха и делала зачистку. А этот - смиренный... этот- нет. Приходил тихо, с большой сумкой в руках и рюкзаком за спиной. Аккуратно делал свое дело, не спеша, с умением, а потом со странной блаженной улыбкой уходил. Выглядел как-то уж слишком добродушным, не от мира сего. Жертва обстоятельств и тупой неспособности наверху убить в своих мутных внутренностях стремление к обогащению только себя.

Правда всегда одна. Правда всегда входит в дверь. Правда не любит грязных окон. Она плюет на время. Ей надо только одного. Чтобы человек увидел лестницу Иакова. На этой лестнице - все. На ней каждый перепробует все. И блаженная улыбка бомжа на ней находится на много ступеней выше хитрых слов с рекламного щита ухоженного человека с выеденным сердцем.

Сумерки... Город устал. Я смотрю в темноту. Мне грустно. Я знаю, что железный век еще здесь. Слишком сильный огонь... слишком страстный... и надо еще очень много времени, чтобы убить зверя.

Эх, Ванга Петровна!

- Эх, Ванга Петровна! Ничего вы не понимаете во внутреннем движении изъеденного бытом сердца. Вам кажется, что любовь есть состояние души, а ведь это не совсем так. Опустошенной душе надо только есть... и это... пить иногда. Бывает умеренно, а бывает и нет. Прикрепление же к инородному телу есть действие непреднамеренное, а иногда и опасное. Ничего вы не понимаете в стремлении к размножению себя. У вас есть только инстинкт, а у меня благородное желание в малиновом пробивании утренннего неспокойного солнца успокоить возбужденных ближних. Мол, встало, и все тут. Удобно, значит всем. И хорошим и плохим. Вот так вот... А вам подавай кофе в постель. Притом весьма красиво. Как-будто от этого изменится ось матушки-землицы нашей и вместо зимы вдруг наступит май с сиреневым отливом в запущенных садах. Ничего вы не поняли, любезная! Никогда вы не примеряли на себя простую крестьянскую лопату. Вы думаете, что дети рождаются из мечты о счастливом благоустройстве будущего. Дудки вам. Картошка растет на поле, а бананы привозят на больших смердящих машинах. Издалека, между прочим. Короче... если вы не хотите детей, вам надо обращаться не ко мне. Я лично всегда за продолжение рода. Особенно своего. До глубины страшно мне близкого. Вам надо или изменить пол, что теперь приветствуется даже на высшем государственном уровне, или забыть начисто , что такое искренняяя бескорыстная любовь.

У Отца моего обителей много...

Войдя в комнату, я сразу почувствовал ЕГО. Да. Несомненно. Это было Присутствие. Почему оно проявилось здесь? Не знаю. Этого никто не мог знать. Оно проявлялось там, где хотело проявиться. Вот и все. И всегда неожиданно.

Вообще-то говоря, Оно находилось всюду. Не было ни одной мельчайшей частицы, где бы не присутствовало Оно. Но этого просто никто не замечал. Ведь не замечаем же мы воздух, которым дышим. И тем более - не думаем о нем.

Но иногда Присутствие находило нужным себя показать. И тогда могли проявиться вещи самые странные. Для нашего ума, конечно. А бывало и так, что Его чувствовали не все. У одних крышу сносит от переживаний непонятных, а другим - хоть бы хны. Жрут себе, танцуют или песни орут.

Я впервые столкнулся с Ним лет десять назад. Это был похоже на съезд с катушек. Отходил потом две недели. Мир казался одной сплошной свалкой прогнившей дряни. А потом - ничего, привык. Снова вошел в колею. Как все, в общем. Смесь злобы с добром. Только вот добра там было совсем немного. Капелька одна.

А потом были еще встречи. Всегда по-разному. Со странностями разными и без них. Из всего этого я сделал единственный вывод. Существует обычное восприятие мира нашего бренного. Но есть и переход на другой уровень. А там ты уже иной человек, к этому миру ничего не имеющий. И плохо это или хорошо - сказать не могу. Да и вообще. Что такое плохо? За одну свою жизнь я наблюдал как полностью изменились все человеческие ценности, вывернулись наизнанку. И то, за что раньше могли посадить лет на десять, теперь за критику этого же тоже могли посадить. Только не на такой длительный строк. Так что интерпретация информации есть дело не статичное. Мир меняется от изменения способа кодировки и расшифровки данных. Вот и все.

Но на это раз я все-таки здорово струхнул. Присутствие не просто дало о себе знать. Оно наполнило всю комнату. Воздух стал пахнуть озоном. Он казалось искрился весь, как вода на ярком солнце. У меня подкосились ноги. Я упал на пол и закрыл глаза...

Из комнаты на улицу я уже не попал. Вернее, на свою привычную улицу. Всегда оплеванную и в колдобинах. Куда я попал, я и сам не могу сказать. Для этого надо перевести на наш язык понятия, о которых у меня нет понятия. Но мне здесь хорошо. Это если передать хоть что-то из здешней жизни. Ибо и самого понятия "хорошо-плохо" здесь не существует. Да и сама эта реальность не существует. А уж наш мир земной и подавно. Нет его и все тут.

Присутствие дало понять, что это у меня только что-то вроде карантина. И что дальше будет путешествие по обителям разным. Совершенно разным. А для этого надо приспособиться. Может мне удастся дойти даже до последней обители. До абсолютной Пустоты. Но это вряд-ли. А жаль. Только в ней поглощается вся информация всех абсолютных миров.

Так что, доктор, вы мне вопросов не задавайте больше. Я и так сюда выскочил на минутку. Чтобы передать через вас родным, что со мной все в порядке. Ухожу я. В комнату свою. Мне надо чем быстрее карантин пройти. Только вы за мной туда не идите, пожалуйста. Вашу физиономию Присутствие не перенесет. Больно мало добра в ней просматривается. Ум безликий, одним словом...

Исповедь. Как на духу.

Вечером, неожиданно для самого себя, я решил полюбить жизнь. Окончательно и бесповоротно, между прочим. В этом нужном для партии и отечества деле участвовал кум Серко и отставной прапорщик Недригайло. Заметим, что прапорщик этот служил целых тридцать лет на ответственной должности. Оберегал закрома армии от посягательств крыс и разного другого ворья. Что весьма спешно сказалось на благосостоянии родины и самого прапорщика. Одним словом, в жизни, хоть и нервной немного, он не голодал. Для недоедания Господь Бог избрал совсем других людей. К нашим героям отношения не имеющим.

Так вот трое ответственных, проживших некоторые невзгоды, людей собрались однажды для совместного обсуждения положения дел в Гватемале. Как водится, не без напитков различной крепости. Вопрос то важный, непростой. А тут еще и мухи кругом летают, гадят повсеместно, не стыдясь. Прямо на закуску самой августовской свежести. Как тут не придти в приятное расположение духа? Вот я и дозрел, значит, до такой мысли.

- Ребята, говорю. Я вас знаю с пеленок, поди.Частенько с вами общий язык не находил. Доходило иногда и до выяснения серьезного. С разными подписями в на бумагах казенных. Однако, подумав нынче хорошенько после столько излитого во внутренности, спешащие к добру, я вдруг прозрел. Мир наш есть место скопления всякого прекрасного, , а посему я вас всех люблю. Вместе с вашими соплями по вечерам у телевизора и геморроем на пьяную бесшабашную голову. Мало того, я решил любить и весь мир. Со всеми непониманиями и навозными кучами одновременно. Мне надоело воевать за жизнь. Я хочу вдыхания трав под чистым небом вылеченной от угрюмости родины. Возле пруда, где даже квакание пятнистых жаб вызывает одно желание - спеть тут же, немедленно, песню "С чего начинается родина?" Спеть, а потом косить-косить-косить.... ну... с этим... с косяком этим... или как его?...

Кум странно посмотрел на меня, а прапорщик хитро улыбнулся и сказал ему:

- Не обращай внимание. Самограй сегодня от Ивана Петровича. Того, что в Афгане служил. Скоро и ты песни о небесном граде запоешь. Он в водяру свою зелье какое-то кидает. С последствиями интересными.

- Так, а ты чего-ж? Не запоешь? - протянул кум Серко.

- Не-а... Не запою... Я уже свое спел однажды. В прошлом годе. Пришел в себя только в церкви у попа нашего. Смотрю, стою на коленях и все свои грехи ему выкладываю. Что, где и когда со склада спер.

- И что дальше было?

- Что-что? Пришлось ставить ему потом поляну, чтоб с деревни со стыда не съезжать. Утечка важной информации - дело страшное.

- И ты ему поверил, что батюшка тебя не выдаст? Особенно опосля стаканчика.

- Нет, конечно. Но поил-то я его исключительно самограем от Ивана Петровича этого. Так что он теперь знаешь где у меня?

Прапорщик показал страшный грязный кулак.

- Одно тебе скажу. Я то сам далеко не ангел. Но отца нашего Федора после исповеди его видеть просто не могу. Вот не могу и все. Больно грехи мне его не понятны.