О романе ""Красная звезда".
Не принимай с медом ядовитые вещества. (Св. Василий Великий)
"Был ноябрь 1907 года, - вспоминал старый большевик в рецензии под
инициалами С. Д., - когда появилась "Красная звезда": реакция уже вступила в
свои права, но у нас, рядовых работников большевизма, все еще не умирали
надежды на близкое возрождение революции, и именно такую ласточку мы видели
в этом романе. Интересно отметить, что для многих из нас прошла совершенно
незамеченной основная мысль автора об организованном обществе и о принципах
этой организации. Все же о романе много говорили в партийных кругах..."
А Владимир Ульянов-Ленин ревниво бросил: "Надо обладать поистине
гениальным узколобием, чтобы верить в социализм. Ха-ха-ха!
Где там! Нам ведь вынь да положь вот сию же минуту "Красную звезду" моего
друга Александра Александровича на меньшее мы не согласны! и зря
он написал этот роман, ибо он только окончательно совращает с пути истины
всех скорбных главой, имя же им легион, и заставляет их лелеять
несбыточные мечтания."
Роман "Красная звезда" был обречен на успех. По нескольким причинам.
Во-первых, Богданов ознакомился с опытом предшественников (Ананий
Лякидэ, Курт Лассвиц, Герберт Уэллс, Порфирий Инфантьев) и активно
использовал его при "проектировании" своей марсианской утопии.
Во-вторых, он эксплуатировал популярные теории эволюции: формирование
Солнечной системы по Канту-Лапласу, естественный отбор по Дарвину,
социальные преобразования через классовую борьбу по Марксу.
В-третьих, в утопии Богданова описываются не только внешние признаки
марсианского благополучия, но и показано, что
благополучие это формируется
через устранение привычных, традиционных, но совершенно дискриминационных
законов, принятых как в Императорской России, так и в Просвещенной Европе.
Решение многих социальных проблем за счет устранения, к примеру, единобрачия
и замены его свободным выбором партнера вызвало яростную полемику в рядах
читателей, но интуитивно большинство из приверженцев революционной утопии
понимали, что отмена устаревших традиций, основанных на капиталистических
взаимоотношениях по системе "товар-деньги-товар", при коммунизме неизбежна,
и нравится это или нет, но кое-чем придется поступиться.
Сюжет романа таков. Революционер Леонид Н., альтер-эго автора,
знакомится с инженером и товарищем по партии Мэнни. Выясняется, что Мэнни -
марсианин, и он приглашает Леонида посетить красную планету, чтобы
познакомить с культурой марсиан. На небольшом летательном аппарате они
следуют в тайное убежище марсиан на Карельском перешейке, где их ждет
этеронеф (с греческого: "корабль для путешествия по эфиру"). Этеронеф
перемещается в пространстве за счет "минус-материи" (антигравитации).
Помимо аппарата для преодоления космической пустоты, революционный
писатель разработал подробную историю марсианского общества. В ней, без
сомнения, чувствуется влияние все тех же предшественников: Курта Лассвица и
Порфирия Инфантьева, - однако Богданов придает утопии новые черты, с одной
стороны увязывая ее с захватывающими реконструкциями "отца марсиан" Лоуэлла,
а с другой - с новейшей марксистской теорией смены общественных формаций.
"...Что касается доисторических времен и вообще начальных фаз жизни
человечества на Марсе, то и здесь сходство с земным миром было огромное. Те
же формы родового быта, то же обособленное существование отдельных общин, то
же развитие связи между ними посредством обмена. Но дальше начиналось
расхождение, хотя и не в основном направлении развития, а, скорее, в его
стиле и характере.
Ход истории на Марсе был как-то мягче и проще, чем на Земле. Были,
конечно, войны племен и народов, была и борьба классов; но войны играли
сравнительно небольшую роль в исторической жизни и сравнительно рано совсем
прекратились; а классовая борьба гораздо меньше и реже проявлялась в виде
столкновений грубой силы.
Рабства марсиане вовсе не знали; в их феодализме было очень мало
военщины; а их капитализм очень рано освободился от
национально-государственного дробления и не создал ничего подобного нашим
современным армиям.
Собираясь изучать язык, на котором говорили между собою мои
спутники, я поинтересовался узнать, был ли это наиболее распространенный из
всех, какие существуют на Марсе. Мэнни объяснил, что это единственный
литературный и разговорный язык всех марсиан.
- Когда-то и у нас, - прибавил Мэнни, - люди из различных стран не
понимали друг друга; но уже давно, за несколько сот лет до социалистического
переворота,
все различные диалекты сблизились и слились в одном всеобщем
языке. Это произошло свободно и стихийно, - никто не старался и никто не
думал об этом. Долго сохранились еще некоторые местные особенности; так что
были как бы отдельные наречия, но достаточно понятные для всех. Развитие
литературы покончило и с ними.
- Я только одним могу объяснить себе это, - сказал я. - Очевидно, на
вашей планете сношения между людьми с самого начала были гораздо шире, легче
и теснее, чем у нас.
- Именно так, - отвечал Мэнни. -
На Марсе нет ни ваших громадных
океанов, ни ваших непроходимых горных хребтов. Наши моря невелики и нигде не
производят полного разрыва суши на самостоятельные континенты; наши горы
невысоки, кроме немногих отдельных вершин. Вся поверхность нашей планеты
вчетверо менее обширна, чем поверхность Земли; а, между тем, сила тяжести у
нас в два с половиной раза меньше, и благодаря легкости тела мы можем
довольно быстро передвигаться даже без искусственных средств сообщения: мы
бегаем сами не хуже и устаем при этом не больше, чем вы, когда ездите верхом
на лошадях. Природа поставила между нашими племенами гораздо меньше стен и
перегородок, чем у вас.
Такова и была, значит, первоначальная и основная причина, помешавшая
резкому расовому и национальному разъединению марсианского человечества, а
вместе с тем, и полному развитию войск, милитаризма и вообще системы
массового убийства. Вероятно, капитализм силою своих противоречий все-таки
дошел бы до создания всех этих отличий высокой культуры; но и развитие
капитализма шло там своеобразно, выдвигая новые условия для политического
объединения всех племен и народов Марса. Именно в земледелии мелкое
крестьянство было весьма рано вытеснено крупным капиталистическим
хозяйством, и скоро после этого произошла национализация всей земли.
- Причина заключалась в непрерывно возраставшем высыхании почвы, с
которым мелкие земледельцы не в силах были бороться. Кора планеты глубоко
поглощала воду и не отдавала ее обратно. Это было продолжение того
стихийного процесса, благодаря которому существовавшие некогда на Марсе
океаны смелели и превратились в сравнительно небольшие замкнутые моря. Такой
процесс поглощения идет и на нашей Земле, но здесь он пока еще не зашел
далеко; на Марсе, который вдвое старше Земли, положение уже тысячу лет тому
назад успело стать серьезным, так как с уменьшением морей, естественно, шло
рядом уменьшение облаков, дождей, а значит, и обмеление рек и высыхание
ручьев. Искусственное орошение стало необходимым в большинстве местностей.
Что могли тут сделать независимые мелкие земледельцы?
В одних случаях они прямо разорялись, и их земли переходили к окрестным
крупным землевладельцам, располагавшим достаточными капиталами для
устройства орошения. В других случаях крестьяне образовывали большие
ассоциации, соединяя свои средства для этого общего дела. Но рано или поздно
таким ассоциациям приходилось испытывать недостаток в денежных средствах,
вначале, казалось бы, лишь временный; а раз только заключались первые займы
у крупных капиталистов, дела ассоциаций начали идти под гору все быстрее:
немалые проценты по займам увеличивали издержки ведения дела, наступала
необходимость в новых займах и т.п. Ассоциации подпали под экономическую
власть своих кредиторов, и те их в конце концов, разоряли, захватывая себе
сразу участки целых сотен и тысяч крестьян.
Так вся возделанная земля перешла к нескольким тысячам крупных
земельных капиталистов; но внутри материков оставались еще огромные пустыни,
где вода не была, да и не могла быть проведена средствами отдельных
капиталистов. Когда государственная власть, к тому времени уже вполне
демократическая, принуждена была заняться этим делом, чтобы отвлечь
возрастающий излишек пролетариата и помочь остаткам вымирающего
крестьянства, то и у самой этой власти не оказалось таких средств, какие
были необходимы для проведения гигантских каналов. Синдикаты капиталистов
хотели взять дело в свои руки, но против этого восстал весь народ, понимая,
что тогда эти синдикаты вполне закрепостят себе и государство. После долгой
борьбы и отчаянного сопротивления земельных капиталистов был введен большой
прогрессивный налог на доход от земли. Средства, добытые от этого налога,
послужили фондом для гигантских работ по проведению каналов. Сила лендлордов
была подорвана, и вскоре совершилась национализация земли. При этом исчезли
последние остатки мелкого крестьянства, потому что государство в собственных
интересах сдавало землю только крупным капиталистам, и земледельческие
предприятия стали еще более обширными, чем прежде. Таким образом, знаменитые
каналы явились и могучими двигателями экономического развития и прочной
опорой политического единства целого человечества..."
Итак,
марсианская утопия возникла в результате объединения всех народов
красной планеты и появления общепланетного языка, вытиснившего местные
наречия.
"...Эпоха прорытия каналов была временем большого процветания во всех
областях производства и глубокого затишья в классовой борьбе. Спрос на
рабочую силу был громадный, и безработица исчезла. Но когда Великие работы
закончились, а вслед за ними закончилась и шедшая рядом капиталистическая
колонизация прежних пустынь, то вскоре разразился промышленный кризис, и
"социальный мир" был нарушен. Дело пошло к социальной революции. И опять ход
событий был довольно мирный; главным оружием рабочих были стачки, до
восстаний дело доходило лишь в редких случаях и в немногих местностях, почти
исключительно в земледельческих районах. Шаг за шагом хозяева отступали
перед неизбежным; и даже тогда, когда государственная власть оказалась в
руках рабочей партии, со стороны побежденных не последовало попытки отстоять
свое дело насилием.
Выкупа, в точном смысле этого слова, при социализации орудий труда
применено не было. Но капиталисты были сначала оставлены на пенсиях. Многие
из них играли затем крупную роль в организации общественных мероприятий.
Нелегко было преодолеть трудности распределения рабочих сил согласно
призванию самих работников. Около столетия существовал обязательный для
всех, кроме пенсионеров-капиталистов, рабочий день, сначала около 6 часов,
потом все меньше.
Но прогресс техники и точный учет свободного труда помогли
избавиться от этих последних остатков старой системы..."
Нынешнее марсианское общество представляет собой коммунизм в
представлениях социал-демократа. Нетворческая работа передоверена машинам,
пролетарии давно исчезли как класс, превратившись в высококвалифицированных
инженеров, бдящих над этими машинами. Системы управления производством
достигли такого совершенства, что стало возможным довольно точно определять,
на каком направлении деятельности переизбыток человеко-часов, а на каком -
недостача. А рабочее самосознание и ответственность перед обществом у
марсиан столь развиты, что они могут тут же сменить место работы, восполнив
недостачу человеко-часов. Соответственно, потребление у таких ответственных
работников ничем не ограничено, и деньги давным-давно утратили какой-либо
смысл.
В коммунизме Богданова обобществлены не только средства производства и
товары, но и дети. Они отделены от родителей и живут в "домах детей":
"Большие двухэтажные дома с обычными голубыми крышами, разбросанные среди
садов с ручейками, прудами, площадками для игр и гимнастики, грядами цветов
и полезных трав, домиками для ручных животных и птиц...
Толпы большеглазых
ребятишек неизвестного пола - благодаря одинаковому для мальчиков и девочек
костюму..." .." Впрочем, родители иногда навещают своих отпрысков и для их
визитов в детских городках устроены гостевые комнаты.
Несмотря на всеобщее благоденствие, у марсиан есть одна существенная
проблема: грядет истощение ресурсов красной планеты, обусловленное, прежде
всего, размножением, которое марсианские коммунисты отказываются сокращать
или контролировать:
"Сократить размножение? Да ведь это и есть победа стихий. Это отказ от
безграничного роста жизни, это неизбежная ее остановка на одной из ближайших
ступеней. Мы побеждаем, пока нападаем. Когда же мы откажемся от роста нашей
армии, это будет значить, что мы уже осаждены стихиями со всех сторон. Тогда
станет ослабевать вера в нашу коллективную силу, в нашу великую общую жизнь.
А вместе с этой верой будет теряться и смысл жизни каждого из нас, потому
что в каждом из нас, маленьких клеток великого организма, живет целое, и
каждый живет этим целым. Нет, сократить размножение - это последнее, на что
мы бы решились; а когда это случится помимо нашей воли, то оно будет началом
конца..."
Основоположник теоретический космонавтики Циолковский тоже
доказывал, что социальная революция с изменением общественного уклада
неизбежна. Если реакция остановит ее, то у человечества не останется шанса
на выживание: "высшие разумные силы" сотрут его в порошок.
"Высшей жизнью нельзя жертвовать ради низшей, -говорит Стэрни, и
Циолковский подписался бы под каждым его словом. - Среди земных людей не
найдется и нескольких миллионов, сознательно стремящихся к действительно
человеческому типу жизни.
Ради этих зародышевых людей мы не можем отказаться
от возможности зарождения и развития десятков, может быть, сотен миллионов
существ нашего мира - людей в несравненно более полном значении этого слова.
И не будет жестокости в наших действиях, потому что мы сумеем выполнить это
истребление с гораздо меньшими страданиями для них, чем они сами постоянно
причиняют друг другу.(может, мы сейчас этот этап проходим?)
Мировая жизнь едина. И для нее будет не потерей, а приобретением, если
на Земле вместо ее еще далекого полуварварского социализма развернется
теперь же наш социализм, жизнь несравненно более гармоничная в ее
непрерывном, беспредельном развитии."
беседуя с Богдановым на Капри у Горького, Ленин посоветовал: "Вот
вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма
ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это
была бы очень полезная книга, сеньор махист!"
Однако Малиновский не поддался на уговоры и через пять лет после
"Красной звезды" выдал совершенно другую книгу - "Инженер Мэнни",
посвященную началу строительства каналов на Марсе. На этот раз Богданов
выводит образ несгибаемого технократа, презревшего настоящее ради будущего.
Его персонаж (кстати, дедушка того самого Мэнни, который действует в
"Красной звезде") жертвует десятками тысяч простых рабочих во имя спасения
цивилизации, которое видит в скорейшем возведении сети каналов. Разумеется,
сам он не посылает пролетариев на смерть и, более того, всячески старается
сократить потери до минимума, но работа должна быть сделана в любом случае,
и инженер Мэнни переступает через законы нравственности и морали.
"Прочитал его "Инженера Мэнни", - писал он Горькому в 1913 году. - Тот
же махизм=идеализм, спрятанный так, что ни рабочие, ни глупые редактора в
"Правде" не поняли."
Главной заслугой Богданова-Малиновского стало, прежде всего,
то, что он впервые озвучил смысловой ряд: Марс - Красная звезда -
революция - светлое коммунистическое будущее.
Вперед к коммунизму, господа! И не роптать сегодняшнему дню: это нормально для путешествия в "светлое будущее". Разве не о том ли вы мечтали? Вот вам и путь через глобализацию в вожделенный коммунизм.