Почил поэт, его предчасный гроб
ничья рука, дрожа, не убирала,
но ,завиваясь, осенью ветры
поверх костей гниющих пирамиду
гниющих листьев тихо возвели...
милёнок юнош! --плакальщица-дева
не убирала цве`том, кипарисом
его сырое ложе упокоя,--
учтив и храбр, и благороден,-- также
его лихую долю бард не вспомнил,--
он жил ,и умирал, и пел не нужен.
Его расслышав пламенные речи,
чужие плакали, а девы ,увидав
безвестного юнца, томились молча,
тоскуя по любви неразделённой
в его горячем и пытливом взоре.
Серебряной мечтой, виденьем строгим
его кормилось детство. Всякий вид
и звук земли просторной, неба разливного
питали благородством дух ребячий.
Божественной премудрости фонтаны
не оминали уст его пытливых;
всё доброе, великое, благое, что
поэзия с преданьем освящали,
он чувствовал и знал. Когда подрос он,
покинул отчий кров вдруг ставший чуждым
и холодеющий очаг, дабы в краях нехоженых
пытать неведомые правды. Много сколь
пустынь широких, троп непроходимых
проторил шагом беззаветным он,
а кроткостью своих речей и взгляда
у диких покупал покой и провиант.
Таинственнейшие шаги Природы
следил он, следуя как тень за Нею:
там ,где вулкан пылающий льды, снеги
долины заволакивает пепельным огнём;
где битума озёра волнами лихими
голь мысов гложут постоянно; или там,
где тайные пещеры, тёмные, крутые
чадят огнём и ядом родников,--
ни корысти, ни гордости нет ходу,--
чьим залам нет ни меры, ни числа, а своды
алмазами и златом блещут звёздно,
колоннами из хрусталя подпёрты,
над жемчуга ковчегами нависли
и хризолитовые троны сторожат.
А всё ж не изобилие богатства,
не злато-самоцветы,-- свод небесный
да зе`лена земля юнца пленила,
очаровала: тот бродил далёко
укромными долинами, и жил там,
пока голубки с белками не стали
кормиться пищею своей бескровной
с его ладони доброй, кротким взглядом
привлечены, и добротой душевной;
и антилопа, шорохом листвяным
гонимая обычно, замирала,
чтоб рассмотреть попристальней фигуру
гораздо грациознее своей.Поэта стопы,
послушные стремлениям высоким,
к руинам древним следовали дённо:
Афины, Тир и Баальбек; пустыню,
Ерусалим воздвигнут где, останки
заветных Вавилонских башен,
и Мемфиса былого пирамиды,
и Фивы, барельеф на на обелиске
из алебастра яшмовой гробни`цы
дикивинный, и сфинкса-инвалида,
и Эфиопию за голыми хребтами
укрытую. Среди руины храма,
чудовищных колонн и диких ликов
надмiрного, где мраморные духи
хранят мистреью Зодиака в бронзе,
а мертвецы кладут немые думы
свои на стены вкруг немые,
он медлил, созерцая мира
заметки юности весь день горящий,
не отрывался и когда луна
чудесные покои населяла
тенями плавающими во мгле,
он все смотрел упорно,
пока его оцепеневший ум,
не полыхал вдруг, одухотворённый,--
и вмиг он постигал лихую тайну
рождения времени стареющего всё.
Меж Арабская девица пищей
делилась собственной, из отчего шатра,
кошму доставила, ночлег устроив,
обслуживала быт пришельца, лишь бы ей
внимать шагам его, влюблённой,
не смеющей в благоговейном страхе
признаться в том любимому,-- она
оберегала сон его украдкой,
несжатые рассматривала губы
сновидца и считала вздохи,
невинных снов свидетелей немых,
а как заря красна луны желток
выбеливала бледным мелом,
девица возвращалась в отчий дом,
бледна, страстна, страшна и осиянна.

перевод с английского Терджимана Кырымлы    

 

                    Почил Поэт в безвременной могиле,
                    Которую не руки человека
                    Насыпали; нет, в сумрачной пустыне
                    Над скорбными костями вихрь в ненастье
                    Насыпал пирамиду скорбных листьев;
                    Красавец юный! Дева не пришла
                    Украсить кипарисом и цветами
                    Заплаканными одинокий сон;
                    Никто судьбы его певучим вздохом
                    Не помянул; и жизнь его, и песнь,
                    И смерть - возвышенные, одиноки;
                    Он слезы песней вызывал; томились,
                    Неведомому внемля, девы; пламень
                    Его очей погас, пленив сердца;
                    Молчание влюбилось в нежный голос,
                    Его в своей темнице затаив.
                    Сном серебристым и виденьем строгим
                    Он вскормлен был. Тончайшим излученьем,
                    Изысканным звучанием питали
                    Земля и воздух избранное сердце.
                    Родник идей божественных не брезгал
                    Его устами жаждущими; все
                    Великое, прекрасное, благое,
                    Чем святы миф и быль, он постигал
                    И чувствовал; чуть повзрослев, покинул
                    Он свой очаг и дом, взыскуя истин
                    Таинственных в неведомых краях.
                    Пустыня привлекла его шаги
                    Бесстрашные; радушных дикарей
                    Чаруя, находила кров и пищу
                    Песнь для него; он следовал, как тень
                    Природы, по стезям ее заветным
                    Туда, где багровеющий вулкан
                    Свои снега и льды овеял дымом
                    И пламенем; туда, где смоляные
                    Озера вечно гложут наготу
                    Утесов черных; видел он пещеры
                    Зубчатые, извилистые вдоль
                    Опасных русл, в которых яд и пламя
                    Бушуют, чтоб корысть не заглянула
                    В звездистый храм, где злато, где алмазы,
                    Где залам нет числа, где пирамиды
                    Хрустальные, где хрупкий перламутр
                    Гробниц и яркий хризолит престолов.
                    И все-таки милее самоцветов
                    Осталось переменчивое небо
                    И мягкая зеленая земля
                    Для любящего сердца; выбирал он
                    Безлюдный дол, и жил он там, как дома,
                    И привыкали голуби и белки
                    Из рук его брать пищу без опаски,
                    Привлечены беспечным нежным взором;
                    И антилопа, хоть ее страшит
                    Малейший шорох, скрыться не спешила,
                    Любуясь красотою, превзошедшей
                    Ее красу; он шествовал, ведомый
                    Высокой мыслью, чтобы в разных странах
                    Узреть руины грозного былого;
                    Он посетил Афины, Баальбек,
                    Тир, Вавилон и сумрачный пустырь,
                    Который звался Иерусалимом;
                    Он Фивы посетил, Мемфис он видел
                    И пирамиды вечные, он видел
                    Резьбу таинственную обелиска,
                    Гроб яшмовый он видел, видел сфинкса
                    Увечного; он тайны эфиопов
                    Постиг. Он побывал среди развалин
                    Священных, средь кумиров, что являют
                    Черты сверхчеловеческие там,
                    Где служит медным тайнам Зодиака
                    Страж, демон мраморный, где мысли мертвых
                    Немые на стенах, немых навеки;
                    Усердно созерцал он монументы,
                    В которых юность мира, изучал
                    Он долгим жарким днем безмолвный образ,
                    И при луне в таинственной тени
                    Он продолжал свой опыт созерцанья,
                    Покуда вдохновение не вспыхнет,
                    Явив разгадку в трепетном истоке.
                    Дочь юная араба с ним делилась
                    Дневной своею пищей, постилала
                    Ему циновку и украдкой
                    Следила, дел домашних сторонясь,
                    Влюбленная, за ним, не смея выдать
                    Любви своей, и сон его ночной,
                    Бессонная сама, оберегала,
                    Ловя дыханье уст и грез его,
                    И, томная, домой не возвращалась,
                    Пока не вспыхнет алая денница
                    И бледная луна не побледнеет.

перевод К.Бальмонта
текст оригинала см. по ссылке (строки 50--139 ) :http://www.bartleby.com/139/shel112.html

____________4._____________
Поля, озёра, рощи и потоки,
моря и все живые существа, насельцы
планеты чу`дной; зарево и дождь,
землетрясение, потоп и ураган,
столбняк зимы, когда мерцанье грёз
ростки хранит, иначе-- сон глухой,
сулящий замершим листву и крылья;
труды-пути людей, их смерти и рожденья,
и мир людской с имуществом его;
всё то, что движется, живёт, в бореньях
для смерти рождено, верти`тся, чтоб упасть.
Лишь Мощь* тиха в своём уединеньи,
одна, непостижима, далека;
а вид сей, голая земли гримаса,
в глазах моих застывший древний кряж--
уму пытливому наука. Будто змеи,
к добыче глетчеры ползут катясь едва,
от родников тучнея; пропасти презрев,
Мороз и Солнце здесь творят соборы,
возводят пирамиды, купола.
Град Смерти башнями отмечен
и прочно ограждён стеной из льда.
Уже не город, а руин потоки
суть здесь, с небесного кордона
неутомимо катят; великаны-сосны
пути их роковые ограждают или
с корнями голыми, калеками стоят.
А валуны, что стащены сюда из далей,
границу смерти одолели лбами,
невозвращенцы. Хатки и угодья
зверей и мошек, птиц пропали,
нет пищи им и крова, навсегда--
сколь жизни и веселья в прошлом.
А человек бежал в смятении подальше:
накрытые стремительной лавиной, 
его усадьбы сгинули что дым,
и где там беженцы осели. Блеск вершин
на торопыги буйные ложится,
что выбираясь из укромных бездн,
сбираются в долине-- величава,
Река, кровь с молоком далёким странам,
стремится неуклонно в океан,
туман ветрам дыханием даря.

продолжение следует
перевод с английского Терджимана Кырымлы
* в оригинале "Power", с Силой которая созвучна с "Arve", см. главку 1 этой поэмы,-- прим. перев.

   ____________4.______________
   Ручьи, луга, лесов уединенье,
   Поля, озера, вечный океан,
   Раскаты грома, гул землетрясенья,
   И молния, и дождь, и ураган,
   И все, что в глубине земли сокрыто,
   Когда она объята зимним сном
   И снежными гирляндами увита,
   Что будет взращено весенним днем,
   Оцепеневших почек сновиденья,
   Их радостный, восторженный расцвет,
   И человека бурные владенья,
   И жизнь, и смерть, и сумерки, и свет,
   Все, что тоскует, дышит и стремится,
   Все, в чем дрожит сияние и звук, -
   Встает, растет, и меркнет, и дымится,
   И вновь растет для счастия и мук.
   И только Власть, что правит всем движеньем,
   Недвижна, недоступна и ясна;
   Громада первозданных гор полна
   Ее красноречивым отраженьем.
   Сползают вниз извивы ледников,
   Как жадные гигантские удавы,
   В пространствах незапятнанных снегов,
   Похожих на поля застывшей лавы.
   Здесь Солнце и причудливый Мороз
   Творят нерукотворные узоры,
   Возводят пирамиды и соборы,
   Воздушнее и легче светлых грез.
   Здесь смерти неприступная обитель,
   С оплотами из искристого льда;
   Приюта здесь не встретит никогда
   Отторженной земли печальный житель.
   То не обитель, нет, - то водопад,
   Поток лавин, сорвавшийся с лазури.
   Искажены властительностью бури,
   В земле изрытой сосны стали в ряд,
   Огромные, как смутный рой видений.
   И скалы из пустынь толпой сошлись
   И навсегда угрюмо обнялись,
   Раздвинули предел своих владений,
   Все мало им, им тесен круг границ,
   Жилище отнимают у растений,
   У насекомых, у зверей, у птиц.
   Как много жизни было здесь убито,
   Как строго смерть свой холод сторожит!
   Людская раса в страхе прочь бежит,
   И дело рук ее навек забыто,
   Развеяно, как в урагане - дым,
   Ее жилье пространством льдов покрыто,
   И путь минувших дней неисследим,
   Внизу блестят пещеры-властелины,
   Из их сердец ключи, журча, текут,
   Немолчные, смеются и бегут,
   Чтоб встретиться среди цветов долины.
   И царственно-могучая Река,
   Кормилица для пастбищ отдаленных,
   Прозрачна и привольно-широка,
   Несет богатство вод неугомонных
   Туда, вперед, где дремлет океан
   И к воздуху ласкается попутно,
   Сплетая для него ежеминутно
   Из легких струй изменчивый туман.
  
   перевод  К. Бальмонта

________________4._________________________
The fields, the lakes, the forests, and the streams,
Ocean, and all the living things that dwell
Within the daedal earth; lightning, and rain,
Earthquake, and fierv flood, and hurricane,
The torpor of the year when feeble dreams
Visit the hidden buds, or dreamless sleep
Holds every future leaf and flower; the bound
With which from that detested trance they leap;
The works and ways of man, their death and birth,
And that of him and all that his may be;
All things that move and breathe with toil and sound
Are born and die; revolve, subside, and swell.
Power dwells apart in its tranquillity,
Remote, serene, and inaccessible:
And this, the naked countenance of earth,
On which I gaze, even these primaeval mountains
Teach the adverting mind. The glaciers creep
Like snakes that watch their prey, from their far fountains,
Slow rolling on; there, many a precipice,
Frost and the Sun in scorn of mortal power
Have piled: dome, pyramid, and pinnacle,
A city of death, distinct with many a tower
And wall impregnable of beaming ice.
Yet not a city, but a flood of ruin
Is there, that from the boundaries of the sky
Rolls its perpetual stream; vast pines are strewing
Its destined path, or in the mangled soil
Branchless and shattered stand; the rocks ' drawn down
From yon remotest waste, have overthrown
The limits of the dead and living world,
Never to be reclaimed. The dwelling place
Of insects, beasts, and birds, becomes its spoil
Their food and their retreat for ever gone,
So much of life and joy is lost. The race
Of man flies far in dread; his work and dwelling
Vanish, like smoke before the tempest's stream,
And their place is not known. Below, vast caves
Shine in the rushing torrents' restless gleam,
Which from those secret chasms in tumult welling
Meet in the vale, and one majestic River,
The breath and blood of distant lands, forever
Rolls its loud waters to the ocean waves,
Breathes its swift vapors to the circling air.

Р. В. Shelley
весь текст (с дельными комментариями, их вот я не перевёл) поэмы см. по ссылке http://www.mtholyoke.edu/courses/rschwart/hist256/alps/mont_blanc.htm

Мать мира сего неисчерпаемого,
почти мой гимн, ведь я всегда
любил тебя, одну; я тень твою
следил, шагов отзвучьям внемля,
а сердце пристально дивилось
во глубь чудес твоих. Я ночевал
на костниках, гробах, где смерть черна
трофеи до`бытые у тебя считает;
надеясь утолить искания о нашем ,о тебе,
я принуждал смурного духа-одиночку,
посланца твоего заметку передать
о том, что`  мы. В пору тиху`ю,
когда только тьма исторнет странный зуд,
я что алхимик ишущий, пропащий,
ради надежды зыбкой жизнь кладя на кон,
смешав ужасный толк и взоров жадность
с невиннейшей своей любовью, ждал, пока
мой странный плач и шёпот поцелуев
сольются с ночью чар,
чтоб сказ мой передать... и пусть пока
святилища ты мне не отворила,
довольно грёз несказанных ,и полуснов рассветных,
и дум полу`денных глубоких ты сдарила мне,
зарю душе тому, кто ныне одинок
и недвижи`м; оставленная лира
подвешенная в нише одинокой
какого-то заброшенного храма;
я жду, Сверхмать: твой вздох--
и зазвучу я шёпотами ветра,
и шу`мами лесов, морей,
и ропотом живья, плетеньем гимнов
дня, ночи, сердцем искренним мужским.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

                    Прими же, мать миров неизмеримых,
                    Мой строгий гимн; моя любовь была
                    Верна тебе всегда, и созерцал
                    Я тень твою, тьму мрачную, в которой
                    Ты шествуешь, а сердце заглянуло
                    В глубь тайн твоих глубоких; я ложился
                    И в склеп, и в гроб, где дань твою хранит
                    Смерть черная; так жаждал я постичь
                    Тебя, что мнил: быть может, утолит
                    Посланец твой, дух одинокий, жажду
                    Мою, поведать принужденный силой,
                    Кто мы такие. В тот беззвучный час,
                    Когда ночная тишь звучит зловеще,
                    Я, как алхимик скорбно-вдохновенный,

                    Надежду смутную предпочитал
                    Бесценной жизни; смешивал я ужас
                    Речей и взоров пристальных с невинной
                    Любовью, чтоб слезам невероятным
                    И поцелуям уступила ночь,
                    С тобой в ладу тебя мне выдавая;
                    И несмотря на то, что никогда
                    Своей святыни ты не обнажала,
                    Немало грез предутренних во мне
                    Забрезжило, и помыслы дневные
                    Светились, чтобы в нынешнем сиянье,
                    Как лира, позабытая в кумирне
                    Неведомой или в пустынной крипте,
                    Я ждал, когда струну мою дыханьем
                    Пробудишь ты, Великая Праматерь,
                    И зазвучу я, чуткий, ветру вторя
                    И трепету дерев, и океану,
                    И голосу живых существ, и пенью
                    Ночей и дней, и трепетному сердцу.

перевод  К. Бальмонта

Бюро перевода документов Курсив - Мы предоставляем услуги качественного перевода текстов на пятьдесят языков мира любой тематики и сложности. У нас можно заказать апостиль на документы, письменный перевод документов и устный перевод, технический, консульская легализация, экономический. Все услуги выполняются точно в срок, с гарантией, официально, быстро!!!

Есть тут полиглоты?
Или кто-то может перевести с турецкого?
Не спрашиваем зачем... Просто нужно!
Вот собственно фраза : "Entelky efeky'e karsi"  или "Entelky Efeky'e Kar "
Как по- русски будет?


ЗЫ Остановилась на варианте Энтелки против Эфекёй
Может , кто точнее переведёт. Спасибо всем за помощь!

http://chivchalov.blogspot.com/2012/04/voice.html#more

MONEY

Money is used for buying or selling goods, for measuring value and for  storing wealth. Almost every society now has a money economy based on coins and paper bills of one kind or another. However, this has not always been true. In primitive societies a system of barter was used. Barter was a system of direct exchange of goods. Somebody could exchange a sheep, for example, for anything in the marketplace that they con­sidered to be of equal value. Barter, however, was a very unsatisfactory system, because people's precise needs seldom coincided. People needed more practical system of exchange, and various money systems developed based on goods members which the members of a society recognized as having value. Cattle, grain, teeth, shells, feathers, skulls, salt,

elephant tusks and tobacco have all been used. Precious  metals gradually took over because, when made into coins, they were portable, durable, recognizable and divisible into larger and smaller units of value. A coin is a piece of metal, usually, disshaped, which bears lettering, designs or numbers showing its value. Until the eighteenth and nineteenth centuries, coins were given monetary worth based on the exact amount of metal contained in them, but most modern coins are based on face value — the value that governments choose to give them, irrespective of the actual metal content. Most governments now issue paper money in the form of bills, which are really "promises to pay". Paper money is obviously easier to handle and much more convenient in the modern world. Checks and credit cards are being used increasingly, and it is possible to imagine a world where "money" in the form of coins and paper currency will no longer be used.

 

 

ГРОШІ Гроші використовуються для купівлі або продажу товарів, для виміру вартості і для зберігання багатства. Майже в кожному суспільстві в даний час гроші економіка, заснована на монети і паперові гроші з того чи іншого роду. Однак це не завжди вірно. У примітивних суспільствах системи бартеру була використана. Бартер був системою прямого обміну товарів. Хто-сь мiг би обмінюватися овець, наприклад, ні за що на ринку, що вони вважаються бути рівної цінності. Бартер, однак, був дуже незадовільна система, тому що конкретнi потреби людей рідко збігалися. Людям необхідно більш практичнi система обміну, а також різні розвиненi грошовi системи  на товарi ----------------------. Велика рогата худоба, зерно, зуби, черепашки, пір'я, черепа, сіль, бивні слона і тютюн все було використане. Дорогоцінні метали поступово взяв на себе, тому що, коли е монети, вони були переноснi, міцні, впізнаваним і ділилися у більші і більш дрібні одиниці вартості. Монета шматок металу, як правило, disshaped, який несе напис, конструкції або цифри показують його вартicть. До вісімнадцятого і дев'ятнадцятого століть, монети одержали грошову вартість на основі точноi кількостi металу, що міститься в них, але більшість сучасних монет засновані на номінальну вартість - вартість, що уряд вирішв дати їм, незалежно від фактичного вмісту металу. Більшість урядів тепер питання паперові гроші у вигляді законопроектів, які дійсно "обіцяє заплатити". Паперові гроші, очевидно, простіше в обігу і набагато зручніше в сучасному світі. Чеки і кредитні карти все частіше використовуються, і тому можна уявити собі світ, де "гроші" у вигляді монет та паперових грошей більше не буде використовуватися.

P.S. извиняюсь за ошибки и неточности перевода P.P.S. Публикация этого текста - кропотливая работа кого-то. Не жадничайте и не будьте эгоистами, если у вас есть чем поделиться. Пожалуйста, помогите другим своими знаниями. Ваша статья ОЧЕНЬ важна для общества!!!

Анатоль: Да, но какой она выглядела тогда! Можно ли представить себе подобную изворотливость в лицедействе! И к тому же, тогда она была... ах, если сдавалась мне... не знавшей первого поцелуя, такой она была! Пережитое всё столь случайно! Её первый любовник смеет гордиться не пуще последнего!
Макс: Ну вот... теперь желаешь порвать с нею?
Анатоль: Но должна же она наконец высказать мне всю правду? В её бабьей памяти воспоминания со временем спутались, потерялись, подпортились! Возможно, прежде она меня и вправду понимала, а теперь не помнит это!
Макс:Ну и ну, что за головоломка для мудреца! Вдруг проникся скорбью по бабе, которую двадцать лет как забыл?
Анатоль: Это глупо... это болезненно! Но мой лёгкий ум стал столь уныл. Я влеку все свои воспоминания, весь в них... и ,бывает, я разбрасываю их...
Макс: Что жемчуга из мешка...
Анатоль: И явно поддельные!
Макс: А что, если одна из них -- настоящая?
Анатоль: Что ей поможет? Наряду с прочими она облечена проклятьем моего недоверия!Их не различить, это невозможно! И кто знает, может быть , когда-то любил я бабу, которая, верно, понимала меня, и ,уж точно, была счастлива,.. да не решилась... Идёшь со мною? (Они подымаются лестницей.)
Аннетта (резво выбегая, оглядывается).
Флидер (за нею) : Куда, куда?
Аннетта: Ты снова здесь?
Флидер: Да я знал, что тебя снова тянет сюда!
Аннетта: Да что ты говоришь? К кому же?
Флидер: Чего ищешь ты на террасе?
Аннетта: Побыть наедине с тобой!
Флидер: Со мной?
Аннетта: Я ведь знала, что ты последуешь за мной!
Флидер: Вот как?
Аннетта: Прежде я так сердилась, когда ты надолго оставлял меня одной! А если б ты не последовал... я бы несколько разуверилась в твоей любви...
Флидер: Теперь ты уверена?
Аннетта: Знала бы я... мой возлюбленный!
Флидер: Вот что, сокровище моё, уйдём-ка мы отсюда!
Аннетта: Как...?
Флидер: Да. И не вернёмся к этим людям наверху... пойдём... одни... к тебе...
Аннетта: Но зачем так скоро? (Рассеянно.) Глянь, там идёт...
Флидер (яростно): Кто идёт?
Аннетта: Ну вот, Анатоль... и Макс!
Флидер: Что ты там высматриваешь? Что тебя, наконец, интересует?
Аннетта: Прямо, нельзя и осмотреться!
Флидер: Конечно нет, если я тебе говорю о своей любви! Именно этих господ нравится тебе замечать!
Аннетта: Ну ты и ревнив!
Флидер: ...?
Аннетта: Ну же, сладенький мой ангелочек... к такому старику!!
(Занавес.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 

Аннетта: Я же люблю его... но мне не нужны сцены, нет, нет, никаких сцен! (Соскакивает со скамьи.) Нет... я совсем забыла, зачем пришла! Вам надобно присоединиться к нашим! Анатоль: Моя милая детка, столь любезно я с вами болтаю здесь... Аннетта: А вы поболтаете и в компании со мною. Анатоль: Ох, а что он скажет? Аннетта: А мы уж тихохонько. Анатоль: Да и это его не успокоит... Аннетта: Вы подыметесь к нам, да? Анатоль: Сколь нежны глазки ваши, когда вы просите... Аннетта: Они неотразимы, правда? Анатоль: Может быть! Аннетта (внезапно воздев руки) : Идёмте! Анатоль: Но детка! Аннетта: (совершенно неожиданно-- у ног его) : Анатоль, идёмте! Анатоль: Да что на вас нашло? Аннетта: Нужно иногда поломать чуток комедию! Анатоль: Хорошо, значит, вы лишь представляете. Аннетта: А если взаправду? Анатоль: Прошу вас, встаньте! Аннетта (подымаясь) : А я проведу вас наверх... и вы присядете рядом со мной... и... Анатоль: Я кое-что замечу! Вы желаете использовать меня, чтоб разжечь его ревность... Аннетта: Ну почему! Вы ль не верите, что нравитесь мне? Анатоль: Вы на столечко чересчур кокетливы, Аннетта! Аннетта: Вы так говорите, ибо не верите мне. (Берёт цветок со своей груди, целует его-- и вручает Анатолю.) Тоже кокетство? (В этот момент являются барон Дибль, Флидер и Берта.) Барон Дибль: И что же, Аннетта? Мы желали заполучить одного-- и вот теряем вас обоих! Аннетта: Думаю, это не помогло. Флидер: Скорее всего, ты пока не всё попробовала! Анатоль: Герр Флидер! Ох... Берта!! Берта: Да, это я. Прошу тебя, идём к нам! Ты ли мне откажешь? Анатоль: Столько любезности, столько доброты! Берта: Да... старая любовь жива! ("...alte Liebe rostet nicht!", "... не ржавеет" буквально, -- прим.перев.) Анатоль: Иду, иду...  я более не в силах упорствовать! Берта: Не желаешь взять меня под ручку? (Остальные уже уходят.) Анатоль: Один момент, Берта! Я должен у тебя спросить! Берта: Да... и что же, мой старый Анатоль? Анатоль: Как давно я с тобой не говаривал! Берта: Ты хоть помнишь, сколь давно? Анатоль: В последний раз-- много лет назад... Берта: И что ж ты вдруг? Анатоль: Ну вот, да... к счастью, мы встречались было... и говаривали... да-да... но разве бывали наедине вдвоём? Берта: Вот как!? Анатоль: Мы болтали как добрые знакомые, которые всю жизнь пересекались ... ведь мы ,казалось, напрочь забыли о том, кем мы были однажды... Берта: Ох, я это пока помню прекрасно... Анатоль: Ты ещё помнишь? Берта: Но, глупышка... я пока ещё никого не забывала! Анатоль: Сколь молоды, молобы мы были тогда! И я не знаю, как это вышло... мне кажется, что я вижу тебя той, что раньше, сразу после нашего с тобой прощального поцелуя! ... За всё это долгое время, что пролегло между нами... что, в самом деле, как ты жила? Берта: Ну да, со мною всё довольно хорошо. Анатоль: К счастью, я с тобою виделся было иногда... но как ты изменилась! Знаешь, мне б едва казалось, когда видал тебя,.. что... что она когда-то была моею возлюбленной... Берта: Весьма лестно! Анатоль: Правда, хорошо... ведь я тебе исповедался как на духу... Берта: Ох, знаю, знаю! Анатоль: И ты тоже как наяву видишь теперь то давнее наше время? Берта: Ох, я знаю, знаю всё... Анатоль: Ах! Берта: Например... погоди-ка... как ты мне устроил было променад перед окном! Анатоль: Ах! Ты ещё помнишь? Берта: Да, это было так забавно! Анатоль: Хм... тебе, пожалуй и нечто иное казалось забавным, тогда казалось... Берта: О нет, ты был столь нежен! Анатоль: Ах, не сдерживай себя! Нам надо наконец высказаться сполна! Берта: Сполна...? Анатоль: Да, не иначе! Мне надо тебя основательно расспросить! Берта: Да? Тогда я тебя вовсе не понимаю... сегодня тебе это удалось? Анатоль: Я тебе повторю: вижу тебя снова, спустя столько лет,-- и мне кажется, что прежде нам не удавалось высказать всё... В твоих глазах было столько загадок... и твоя улыбка была столь причудливой... и к тому же... Берта: И что ещё? Анатоль: Ты мигом утешилась... Берта: Ну да... Анатоль: Что ты? Берта: И ты ведь, тоже! Прошу тебя... то, что однажды это должно было закончиться, мы знали... Анатоль: И ты это знала? Берта:  Ну да, а что ты думаешь? Можно подумать, вам, господам, хочется слушать одно хорошее? Анатоль: Но тогда... тогда, когда ты была почти ребёнком... Берта: Ах, Боже, я всегда была разумна... Анатоль: И когда мы клялись в вечной любви,.. ты всегда знала, что... Берта: Ага... а ты? Может быть, ты хотел на мне жениться? Анатоль: Но мы же поклались! Берта: Ну да... но, несмотря на всё, мы не утратили взаимопонимания... ! Анатоль: Да-да... Берта: Идем же вместе? Анатоль: Прошу тебя... здесь так мило... этот вечер столь кроток... Берта: Ах! Ты пока не избавился от этого? Анатоль: От чего? Берта: Ну, от этой поэтичности. Анатоль: Поскольку мне вечер кажется кротким? Берта: Видишь ли, поскольку я всё ещё помню... ты, бывало, и стихи для меня сочинял... Анатоль: Вот как... о них я совсем забыл! Берта: Один из них я однажды прочла Флоре... Ты ещё помнищь светловолосую Флору? (Смеётся.) Анатоль: Что же ты смеёшься? Берта: Она декламировала его... знаешь ли... с таким пафосом, и при том копировала твой взгляд... Анатоль: Мой взгляд? Берта: Да... твои выразительные глаза, большие! Анатоль: Вот как... у меня столь выразительные глаза?

Берта: Ох, в них можно прочесть столько всего! Анатоль: И ревность? Берта: Зачем ты о ней? Анатоль: Хм... я кстати вспомнил об одном нашем вечере, когда мы были в театре... Берта: Да мы там часто бывали! Анатоль: Да вот, припомнился мне особый вечер, это было на оперетте, а рядом с нами сидел элегантный господин, борода с проседью, он всё смотрел на тебя... Берта: Что? Анатоль: Он пристально смотрел на тебя, как на знакомую... Берта: Ах, этот француз... такой крупный. Анатоль: Да-да, француз! Ты его знала? Берта: Да... нет! Анатоль: Да-да! Тогда ты мне было не сказала! Берта: Ах да, тогда. Ты ведь был столь ревнив! Анатоль: Да, ведь он столь пристально взирал на тебя! Берта: И куда мне было деваться? Анатоль: Как же ты с ним спозналась? Берта: Откуда мне знать? Чего тебе, собственно, нужно от меня? Я надеялась встретить старого друга, а он, смотрите-ка, настырен, как любящий! Анатоль: Ответь мне по-хорошему. Я пока что в точности помню весь тот вечер...  как ты меня желала тогда успокоить, ещё помню! Твои слова у меня на слуху! Берта: Слова? Анатоль: И взгляд, которым ты мне молвила: ах, ты слишком ревнуешь меня к старику! Берта (смеётся) : А он был вовсе не столь стар!

Анатоль: Значит соггала, ты попросу солгала мне тогда? Берта (гневно) : Да надо было, надо было так! Анатоль: ...? Берта: Вы же вытягиваете из нас ложь, вы принуждаете нас! Анатоль: Я всегда клялся тебе говорить одну правду! Берта: Да, на словах! Но что во взгляде, в твоём взгляде?! Анатоль: Что в нём? Берта: Ну вот это: "солги мне... солги!" Анатоль: Что за глупость? Берта: Видишь, насколько я права! И сегодня ты будешь благодарен мне, коль я сделаю это! Анатоль: Итак, того француза ты знала? Берта: Ты же сам заметил это. Анатоль: А когда я называл тебя кокеткой,значит, ты лицемерила! Берта: Такому человеку как ты ни в чём нельзя признаться! Анатоль: Потому, что я тебе, наверное, слишком измучил? Берта: Да, было, но я притворялась не оттого! Анатоль: А твоё честное лицо, слёзы, когда я упрекал тебя? Берта: Вот как, я плакала? Анатоль: Слёзы, которые забываются, не могут быть искренними! Берта: Ты был столь нежен, когда я печалилась-- уж ради тебя! Анатоль: И оттого...

Берта: Что ж, и это мне в упрёк, что я было желала твоей нежности? Анатоль: Значит, кокетничала, лгала, комедиантка... всё лишь твои роли? Берта: Ты это мне уже высказал тысячу раз, уже тогда! Анатоль: Да ну? только теперь, не верю! Берта: Но, дорогой мой! Не правда ли, как бывало нам хорошо... и поэтому я охотно прощала тебе занудство! Анатоль: Что? Я и занудой был? Берта: Ну да, знаешь... бывали такие моменты... ты так странно капризничал! А ещё ты ломал голову над старыми глупыми историями... и всё тебе надо было по сто раз обсудить... Иногда, это выглядело буйным помешательством... Анатоль: Вот как...!! Берта: Ох, иногда-- очень мило, о да, весьма поэтически... Анатоль: Но главным образом-- занудливо и потешно! Берта: Ох, я уж знала тогда, что у тебя на уме, всегда... даже если это выглядело глупо.

Анатоль: Значит, те необычные, возвышенные твои взгляды, кои в мечтаньях своих я принимал за нежную симпатию, были ничем иным, кроме... отчуждения? Берта: Да, ты и теперь произносишь те же речи... Анатоль: ... вечное, непонятливое, легкомысленное отчуждение... Берта: Так ты всегда говорил, ага? Не понимаю я тебя! Анатоль: И ни чуточки не верила! Берта: Я тебя вполне понимала! Что вы, мужчины, представляете о себе, ну? будто вас не понимают... (Входят барон Дибль и Макс.) Барон Дибль: Там наверху веселье в разгаре! Как раз теперь происходят "крестины" фрёйляйн Ханишек! Берта: Ах, тогда мне скорей к вам, я было выдумла привлекательное имечко для неё... Анатоль: Ещё один момент, Берта! Берта: Ну да, быстро, быстро! Анатоль: Иди! Берта: Глупец! (уходит с бароном Диблем.) Макс: И чего ты желал? Анатоль: Задать ей последний вопрос. на который она мне, верно, ответила б. Макс: И о чём же ты говорил с нею? Анатоль: Подумай только, я вдруг с таким наслаждением стал вслушиваться в пересказываемые Бертою наши любовные истории! Она тогда высмеивала меня, кокетничала с другими, меня едва ли понимала, возможно, даже изменяла... Макс: Ну и что ещё? Эта особа...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Прометей:
Спеши, лети над градами людей
на скакунах с ветрами; обгони
ещё раз солнце в высях над землёю;
а только воз горящий рассечёт
на два потока удивлённый воздух,
дуй в раковину складчатую эту--
та отзовётся громом и отгромьем*
(т.е. "громом, смешанным с чистыми откликами эха", так в оригинале,-- прим.перев.);
затем вернись, ты будешь обитать
вблизи пещеры нашей. Мать-Земля,
а ты..!

Земля:
         Я слышу, ощущаю уст
твоих касанье, что стремится вниз--
и в серединный мрак алмазный мой
вдоль этих нервов мраморных-- вот жизнь,
вот радость! мой усталый, дряхлый
заледеневший молодость теплом
прозает вглубь, катается по мне.
Отныне множество детей благих
в моих рачительных обьятьях, всех--
растения, и гады, мотыльки,
чьи крылья радугам подобны, птицы
и человеческие особи,--что яд,
боль и болезни пили из утробы
моей унылой, перемена ждёт--
питанье сладкое; по мне они
суть сёстры-антилопы, вымет
одной красивой самки, снежно-белой,
проворной будто ветер, что паслась
среди лилий у журчащего ручья.
Туманам росным снов моих без солнца
бальзамом течь под звёздами; цветы,
свернувшиеся в сумраке, всосут
на отдыхе нетленные оттенки;
а люди и животные во снах
сбирать начнут для дней грядущих силы,
найдут в них радости; а смерти быть
обьятьями последними для тех,
кому давала жизни, точно мать,
ребёнка загоняя в дом свой, молвит:
"Не покидай меня опять".

Азия:
                                           О, Матерь!
Зачем ты поминаешь смерть?
Иль те, кто умирают, прекращают
любить и двигаться, дышать и молвить?

Земля:
Бессмысленен ответ. Ведь ты бессмертна,
язык же этот ведом только тем,
кто мёртв, утратил силы выраженья.
Смерть есть покров, который тот, кто жив
зовёт житьём: уснёт-- приподнят плат.
А между тем в разнообразье нежном
минают нежные сезоны, с ними--
украшенные радугами ливни,
благоухающие ветры чередою;
и метеоры долгие, синея,
ночь скучную пронзают чистотой;
и жизни пробуждающие стрелы
из солнца всепронзающего лука;
и смешанный с росою дождь лучей
луны спокойной,-- мягкие вея`нья
укроют долы и леса, ах, даже--
глубин бесплодных камень и пустыни
с плодами их, цветами и листвою
всегда живущими. Тебе, ты внемли!
(т.е.,Земля обращается уже к Прометею,--прим.перев.)
Здесь есть пещера, где мой дух
изнемогал в страданиях жестоких,
покуда боль твоя рвала мне сердце,--
те ж, кто вдыхал её, с ума сошли,
и храм воздвигли подле, и рекли,
пророчили и подстрекали к битвам
междоусобным блудные народы,--
ведь здесь была безверья вера, ею
казнил тебя Юпитер. Что за дух
повеял из высоких сорняков--
фиалкины ли выдохи? вместе
с чудесной безмятежностью лучей
и с розовоокрашенным эфиром
поит он вволю, хоть и нежно, скалы
и лес в округе. Кормит он и лоз
рост быстрый с гроздьями по кручам,
и тёмного плюща переплетенье;
бутоны ,и цветы, что пряно вянут,
звездя ветрам цвет-точками-лучами
(...which star the wind with points of coloured light--))?),
то ли дождями просыпаясь в них;
и светло-золотистые шары
плодов в своих зелёных небесах;
средь листьев жилистых и амбра-стеблей--
цветы, легки чьи пурпурные чаши
всегда колышит нежная роса,
напиток эльфов-- дух верти`тся кру`гом,
что опахала полудённых грёз,
внушая тишь и сча`стливые думы,
подобные моим, ведь волен ты.
Твоей пещере быть. Восстань! Явись!
(Дух появляется в подобии крылатого дитяти.)
Он, факельщик мой, тот, что прозевал
давно огонь свой,-- пристально вглядевшись
в глаза, сумел его разжечь любовью,
что словно пламя, сладость-дочь моя,
чей взгляд-- огонь. Беги, бродяга,
веди компанию по-над горами
Вакхийской Нисы*, табор там менад
( http://en.wikipedia.org/wiki/Dionysus#Birth, Ниса-- гора в Эфиопии,
где бог Дионис провёл своё детство,-- прим.перев.),
да по-над Индом с реками помельче,
топча потоки, ледники стопа`ми
немокнущими, тренья и заминок
не знающими; ввысь ущельем, долом,
хрусталь прудов безветренных миная,
где вечно отражён на глади томной
рисунок храма, что устроен рядом,
украшенного арками, колонны
чьи архитравами увенчаны,
чьи капители ,словно листья пальм,
населены, украшены резьбою,
праксителевых ста`туй населеньем,
чьи в мраморе улыбки шёпот ветра
любовью вечной и безмолвной полнят.
Тот храм заброшен ныне, но когда-то
носил твоё он имя, Прометей;
туда юнцы старательно несли
сквозь мрак священный в честь твою несут
светильник,-- был твоей эмблемой,--
так точно через ночь житья несли
все остальные, каждый в одиночку,
и ты донёс его к далёкой цели Часа
в триумфе беспримерном. Прочь, прощай.
Близ храма твоего-- судьбы пещера.

перевод с английского Терджимана Кырымлы
оригинальный текст драмы см. по сылке:  http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml