Сегодня ночь со мною деликатная,

Но к райскому не зван я шалашу,

И светится душа моя закатная,

Такая же, как то, что я пишу.

Кому-то это, может, неугодное,

Да всем, конечно, и не угодишь,

И снова светом наливаю звёзды я,

И посыпаю им ладони крыш.

Якщо непереливки

Жити на світі,

І розпач у горлі

Вогнем виграє,

Надії снігами

Надійно укриті,

І Зевса орел

У печінку клює,

Якщо твої очі –

Маленькі озерця,

І смерть свою косу

Уже дістає,

Знайди в цьому користь:

У спокої серце

Оглухлим, сліпим

Й скам’янілим стає.

Осенними мазками запестрела

Округа и казались хороши

Архитектура города и тела,

Архитектура мыслей и души.

И даже то, что раньше донимало,

Замолкло, словно выдворенный бес,

И солнце мягким светом заливало

Архитектуру кликаных чудес.

Ховаючи свою таємну суть,

Цвіло життя під голубим наметом,

І поспішали дні в останню путь,

Немов було намазано там медом.

Усе корилось заздрісній судьбі,

Порядок та розбурхана стихія,

Та я писав вірші свої тобі,

Немов іще жива була надія.

Желания порой недостижимы,

Что губы рвут в погоне удила,

И рухнуть жаждет то, что нерушимо,

И даже мысли добрые – судимы,

А если не судимы, то гонимы,

И злобными бывают херувимы,

И солнце может быть невыносимо,

Хотя и очень хочется тепла.

Так много чужих людей,

Сверлящих, непрошенных взглядов,

Оставьте в покое, не надо,

Я тенью хочу стать. Ничьей.

Какой ещё радужный взлёт?

Какие там роли в спектакле?

Я свет свой истратил по капле,

Мне тенью бы стать, вот и всё.

Не думать и не говорить,

Не ждать и не звать, не смеяться,

С мечтами и горем не знаться,

А тенью лишь тихою быть…

Как противны и крепки

Поцелуи оград,

Я, наверное, умер,

Раз со мною молчат.

Раз сказать хоть два слова

Это пытка, табу,

Да и с кем говорить-то?

С тем, кто тушкой в гробу?

Я кричал, но, наверно,

Докричатся не смог,

Хоть цветы на прощанье

Положите у ног,

А потом – веселитесь,

Ешьте, пейте вино,

Я для вас, видно, умер.

Мне теперь – всё равно.