Панорамы Парижа от фотографа Arnaud Frich (с)
- 02.09.10, 21:40


Хочу в Париж, - как говорят поэты", ...Увидеть,
Париж... Это самая элегантная столица мира так непохожа на всю остальную Францию, что ее подчас называют "городом-государством". Город всех времен и народов, Париж сохранил и приметы далекого прошлого, и романтизм новейшего времени. Здесь есть все для всех - для театралов, меломанов, ценителей живописи, для гурманов, любителей всевозможных развлечений и деловых людей.Французская столица относится к самым большим городам мира.
Помимо классического Парижа - города Эйфелевой башни, Собора Парижской богоматери, Лувра и Елисейских полей, каждый сможет найти здесь нимало привлекательных незнакомых уголков. Не только топографический центр страны и второй после Лондона по величине город в Западной Европе, Париж - это центр административной, политической и культурной жизни Франции. Практически не пострадавший в ходе двух мировых войн, городской центр с великолепными бульварами и изящными городскими особняками восходит к временам Наполеона.
[ Читать дальше ]Robert Finale , современный американский художник. Антология изобразительного искусства Robert Finale показывает изящную технику, отраженную в каждой его картине. Его отличительный стиль высвечивает красочную смесь импрессионистской романтической и реалистической красоты, которая успокаивает и обольщает зрителя. Картины, которые изображают безмятежные пейзажи и спокойные городские сцены, перемещают Вас ко времени и месту личного очарования, приюту чистого и тихого восхищения.
[ Картины художника ]Сайт художника : http://www.robertfinaleeditions.com/
АХМАТОВА У МОДИЛЬЯНИ | ![]() |
Последняя сенсация музейного Нью-Йорка — выставка-ретроспектива Амадео Модильяни. Она превзошла ожидания хозяев и измучила их. С утра к Еврейскому музею, солидному особняку на Пятой авеню, выстраивается очередь, огибающая целый квартал. Критики объясняют это тем, что Модильяни с его оглушительным талантом и дерзкой манерой, с его нищей и короткой — 35-летней — жизнью, с его пристрастием к монпарнасским кафе, гашишу и абсенту идеально вписывается в образ того героя богемного Парижа, о котором так любят писать романы и снимать фильмы. Собрав очень представительную экспозицию (более ста работ: скульптура, рисунки, живопись), куратор Мэйсон Клайн хотел обойти легенду, показав ньюйоркцам другого Модильяни. Прежде всего — еврея. Вряд ли из этого что-то вышло. Действительно, приехав в 1905 году в Париж, где еще помнили дело Дрейфуса, художник демонстративно представлялся: «Модильяни, еврей». Однако выходец из старинной эмансипированной семьи сефардов (среди его предков был Спиноза) Модильяни принадлежал к плеяде европейских космополитов-модернистов. Искусствоведы называли этот этап «музейным», подразумевая под этим термином, что художник ищет себе предшественников не в национальных традициях, не в мастерской учителя, а в галереях музеев. Надеясь оторваться от привычных корней западной живописи, Модильяни изучал в Лувре очень старое искусство — египтян, кхмеров, византийцев, доисторическую греческую архаику. Когда я в Афинах попал в музей кикладской скульптуры, сразу узнал в этих аскетических каменных лицах безо рта и глаз художественный язык Модильяни. Выставка в Еврейском музее открывается как раз с тех ранних работ, которые определили архаические идиомы художника. Считая себя в первую очередь скульптором, Модильяни хотел придать пластике архитектурные формы. Человеческое тело на его первых работах часто напоминает колонну с головой вместо капители. Еще больше его интересовали кариатиды. Только у Модильяни этот архитектурный элемент лишен функции — его каменные женщины стоят свободно, склонившись лишь под тяжестью общей для нас всех судьбы. Стремление к обобщенным, абстрактным формам оказалось, как это постоянно случалось с художниками в ту пророческую эпоху, крайне созвучно времени. Дело в том, что ранние работы Модильяни предсказывали явления массового общества, рожденного на фронтах Первой мировой войны. Скульптуры Модильяни с их стертой индивидуальностью, его лица-маски с прорезями вместо глаз напоминают головы в противогазе. Они изображают не человека, а особь, трагический декоративный элемент, безликую деталь общего устройства жизни, пущенной под откос. Тем удивительнее, что лучше всего Модильяни удавались портреты. Лишенный доступа к материалу, постоянно мучаясь от нищеты, он обратился к портрету как временному заменителю скульптуры, но этот почти вынужденный шаг открыл нам нового Модильяни. Сводя к минимуму детали, презирая подробности, он умудрялся передавать не только бесспорное сходство с моделью, но и придавать портретам монументальный, вневременной характер. Иногда эти картины кажутся памятниками. Таков Кокто, изображенный сразу в фас и в профиль, или Макс Жакоб с разными глазами. Модильяни будто прессовал облик своих друзей, вынимая их из потока времени. Интересно, что мужчины на его портретах более психологичны, более индивидуальны, чем женщины. Зато у последних есть тело. Два последних зала выставки отведены под ню, которые принесли Модильяни громкую — скандальную — славу. Впервые показанные в декабре 17-го, эти работы вызвали такое возмущение, что выставку закрыла полиция. Привыкших ко всему парижан оскорбила не нагота, а бесцеремонность натурщиц, которые вызывающе смотрят прямо в глаза разглядывающих их зрителей. И здесь Модильяни смог добиться двойного эффекта. Плоть на его картинах не кажется живой, но каждая модель сочится жизнью. Возможно, фокус — в позе. Нагие красавицы парят в терракотовом «мясном» колорите, как эротический мираж или соблазнительное сновидение. Надо сказать, что для меня, как и для всего выросшего в 60-е поколения, знакомство с Модильяни началось с Ахматовой. Первый раз мы увидели его работу на суперобложке ее знаменитого сборника «Бег времени», который с благоговением хранили все, кто мог достать эту книгу. Неудивительно, что, попав на выставку, я вместе с многочисленными посетителями-соотечественниками первым делом бросился к рисункам Модильяни — свидетелям отношений молодого итальянского художника с молодой русской поэтессой. В мемуарах Эренбурга, другой культовой книге нашего поколения, об этом эпизоде говорится коротко и сдержанно: «Анна Андреевна рассказывала мне, как она в Париже познакомилась с молодым чрезвычайно скромным итальянским юношей, который попросил разрешения ее нарисовать». Три рисунка, выставленные в Еврейском музее, не оставляют сомнений в характере их отношений. Обнаженная Ахматова с ее неповторимым горбоносым профилем прекрасна, как дриада. Это, конечно, рисунок влюбленного. Испытывая при виде голого классика понятное смущение, я не мог стереть с лица улыбку: какой все-таки красивой была эта пара гениев. Александр ГЕНИС, специально для «Новой» , Нью-Йорк 26.07.2004 |
Ну вот, опять у нас в гостях Европа, самая что ни есть, из самого городу Парижу. Девка, под 20. Краааасииивая, ваще. Ну вот вечерочком и сидим за чаем. С нашей стороны ваш покорный слуга, алибабаевич – хлопець з Хуста, хакер по профессии, и йог по убеждениям, ну и шадаши – дивчина с образованием в католическом универе в Польше, сча сооружает докторат, и потому слегка не от мира сего. Беседуем на трех языках одновременно – немецкий, английский и русский. Легко и непринужденно. То, что никто не знает француского Аделину как то не напрягает. Такое впечатление что она сама уже о нем не помнит. Беседа крутится все вокруг самоидентификации, и народ пытается выяснить, что оно такое украинскость, как это быть украинцем. Лично я, пытался применить старинный козацкий аргумент за чарку водки и православное крещение, но по случаю того, что водка оно не вино, а французская барышня не принимает такого, пришлось отказаться от аргументации. Поскольку гостья приехала ради познания нашей особливости, коллектив чешет затылки в попытке вспомнить что либо такого, и шоб не грубое москалькое, типа Достоевского и графа Толстого, которых и Обама знает, а вот такое справжне, наше. Но, увы, ни кобзаря, ни Франка з Лесею Украинкою ента парыжска симпатична морда таки и слухом не слыхала. Немного погутарили за каббалу, при чем я был слегка задет тем, что обладая философским образованием, можно не знать как католики зверствовали в отношении протестантов и православных. Конечно, если не помнить «ночь длинных ножей» и того как англичане безработных и бездомных просто вешали, а шоб не шатались по дорогам без дела, то почему быб не думать что америкосы разбили Гитлера и освободили Советов от нацистского рабства. Тогда и различие между фашизмом и социализмом тоже не просечешь. Но пришлось простить святую невинность, ну очень уж дефка красивая. Вот классно красавицам, как грит наш народный поет Данылко, который Верка, «им об этом и о том, не надо парится…» А вот нам, уродам приходится. И даже очень таки паримся, потому как выжить на пенсию в наше время можно только проявив чудеса изобретательности. Но с другой стороны, енто способствует развитию комбинаторики и интеллекту в целом.
Сча народ поехал на великах созерцать красоты ридного карпатского краю, а я вот предаюсь виртуальным извращениям. Тут Львовские обещали заглянуть, мо вечерочком опять таки усподобимси чего понять за нашу особливость.
Я знаю, живут своей жизнью вещи,
Когда не следишь за ними
Fleur, "Ремонт"
Помню, в детстве у нас с братом были у каждого по медведю. Мы их ласково называли "мишутки". У них были огромные мягкие головы, чёрные глаза-пуговки, но у моего мишки почему-то небыло носа. Я уже не помню причин такого вандализма, но факт остаётся фактом - дышал он иным способом. Мне он казался только милей от этого. Может, потому что был МОИМ. Я и брат были уверены, что, когда мы отворачиваемся или засыпаем, наши медведи оживают и занимаются своими накопленными за день плюшевыми делами.
Прошло детство, и наши медвежата ушли вместе с ним. Теперь у них полно времени, чтоб сделать всё, что они не успели, пока были с нами. Посетить Париж, например. Конечно же, свой, игрушечный - с кафешками, где подают воздушный чай в пластмассовом сервизе с цветочками, без суетливых прохожих на улице и пробок. Игрушкам ведь спешить некуда.
Надеюсь, они счастливы в своём париже.