Эпиграф:
«Есть город, который я вижу во сне,
О если б, Вы знали, как дорог,
У Черного моря, явившийся мне
Цветущий в акациях город…
У Черного моря…» (Л.Утесов)
Ну, здравствуй, Одесса. Мы не виделись десять лет. Нехорошие впечатления у меня остались после последней встречи. Всему виной была погода. Поезд прибывал в шесть утра, контора, куда я был командирован, открывалась в девять, и три часа при минус двадцати градусах мороза надо было что-то делать. Сложно, когда все закрыто… С тех пор, я десять лет ни ногой.
И вот, я снова стою на Старосенной площади. Многое изменилось. Город стал чище - нет целлофановых пакетов, нанесенных ветром с Привоза, и разбросанных по ближайшим улицам как осенние листья. Лицо приятно согревает весеннее солнце. Сразу я еду в Южное, где уже пол года наша фирма арендует жилье покуда идут работы на припортовом заводе, есть где отдохнуть, привести себя в порядок, перекусить. Оттуда на работу.
Освобождаюсь пораньше и у меня уйма времени до поезда. Решаю прогуляться по городу.
Далеко не забредаю. В качестве основного маршрута выбираю ул. Пушкинскую, выходящую прямо на Приморский бульвар.
Все до боли знакомо. Те же законопослушные пешеходы, ожидающие зеленого сигнала светофора на перекрестке (это не Киев и не Днепр, где перебегают тогда когда между машинами образовался просвет), те же дома, те же улицы. Одесситку узнаю сразу – идет и на ходу жует семечки. Шелуха не выплевывается, а плавно перетекает изо рта на подбородок, а оттуда уже под действием силы тяжести падает на асфальт. Про себя улыбаюсь и иду дальше.
Еще Жванецкий писал, что детей в Одессе кормят до тех пор, пока они перестают пролазить в двери, их холят, их лелеют. В подтверждение этого встречаю мамашу, толкающую перед собой коляску. В коляске восседает детина пяти лет, пухлая как слоненок, жующая пирожок.
Пушкин безучастно наблюдает за проходящей мимо толпой.

Взор его устремлен куда-то в себя. Он стоит в узких панталонах, фраке и цилиндре, поигрывая тростью за спиной. Рядом мужик бомжеватого вида что-то сосредоточенно записывает на спичечном коробке, часто поднимая взор к небу, как бы ища там вдохновение. Кто знает, какие мысли он переносит на картон…
Дальше. Знакомые названия на указателях улиц: Еврейская, Дерибасовская, Ланжероновская… Что-то есть в этих звуках, ласкающих язык, что-то из детства, что-то из Катаева «Белеет парус одинокий». Так и кажется, что сейчас кто-то звонким детским голосом крикнет: «Тикайте!»

Вижу, что Оперный театр уже отреставрирован. Теперь в полной мере могу увидеть все великолепие этого здания, не закрытого лесами и пленкой. Люди сидят на скамейках, отдыхают, парочки обнимаются, украдкой целуясь; шумит фонтан, от которого веет приятной прохладой. Хочется окунуть в воду руки по локоть, брызнуть в лицо… Эх… куртку жалко. А вот филармония по-прежнему отсвечивает трещиной на фасаде. Да, теперь тут висит афиша предстоящего джазового концерта с невыговариваемой фамилией исполнителя, но трещина та же, что и десять лет назад.
Выхожу на Думскую площадь. Голуби вьются над Пушкиным, один, так и совсем прижился на макушке поэта. Приморский бульвар утопает в зелени. Гуляют пары, дети катаются на роликах и велосипедах, старая пушка, снятая с фрегата, по-прежнему нацелена в море, защищая город.


Вот и Потемкинская лестница. Ришелье в римской тоге зеленеет под весенним солнцем.

Тучи туристов вьются вокруг, щелкают фотоаппаратами, позируя, забираются на пьедестал. Уступаю туристическому синдрому и останавливаюсь возле торговой палатки. Продавец лениво обмахивается газетой. Ей надоели уже туристы. Я долго выбираю и, наконец, осчастливленный ухожу с двумя магнитиками в кармане. Возвращаюсь. Голубь все также сидит на макушке у Пушкина.Дедушка прогуливается с внучкой. Дедушка идет медленно, сопровождаемый старым спаниелем, а внучке хочется скакать, бежать вприпрыжку… «Светочка, не спеши, дедушка не может, дедушка старенький». А девочка не понимает, что такое старость, у нее еще все впереди и сейчас ей хочется бежать, хочется прыгать.
Смеркается. Подхожу к вокзалу. Возле подземного перехода раздается: «Пирожки, пирожочки, пирожки»… «КВАРТИРА!» - вклинивается дородная тетка в аппетитную трель пирожковницы. И снова: «Пирожочки, пирожки»…
Темнеет быстро. Темнота опускается на город, зажигаются фары автомобилей, уличные фонари окрашивают асфальт в желтый цвет, вывески магазинов подсвечивают фасады зданий разными цветами.

Вот уже и поезд, пора в путь. В вагоне жарко, окна открыты, легкий ветерок задувает в проход, освежает лицо. Вагон трогается и вслед уходящему составу несется: «… у Черного моря…».
До новых встреч, Одесса.