..........Вечером я проводил Ирину в аэропорт.
Дождался, когда она вошла в дверь, ведущую на досмотр, обернулась,
приподнялась на цыпочки, помахала мне рукой над головами толпы. И
толпа унесла ее.
Я чувствовал недомогание. Разыскал на втором этаже
аптеку, купил несколько упаковок аспирина, проглотил две таблетки у
питьевого автомата и поехал к Геральду.
Дверь я открыл "своим" ключом.
В прихожую из кабинета доносилось стрекотание пишущей машинки. Геральд работал.
Я тихонько разделся и прошел в комнату направо. Включил свет, сел на диван. Было одиноко. Было невесело.
Стрекотание машинки прекратилось. В дверях стоял Геральд.
- Проводил?.. - он внимательно посмотрел мне в
лицо. Потоптался, будто в нерешительности, прошел к дивану и сел
рядом. - Как дела-то?
- Как в Польше.
- Ясно. Неважно, значит.
- Да. Не нравится мне поведение мистера Тримбла! - и
я рассказал о сегодняшней встрече с ним и о моей просьбе, дать мне
телефон английского корреспондента. - Я звонил, но мне ответили, что
это телефон не английского корреспондента!
- Ну, это... - Геральд внимательно и пристально
поглядел на меня исподлобья, - сложно. - Он не стал высказывать
предположений. Встал. И, направляясь к двери, произнес: - А телефон
ты попросил напрасно.
- Гера! - остановил я его. - Что ты мне посоветуешь?
Я знал: если не спросить, он сам не посоветует.
Видимо, считает нужным следовать правилу, советы дают только тогда,
когда об этом просят.
- Посоветовать?.. - он в раздумье провел рукой по
своей лысой голове, стоя в дверях и глядя в пол. Эта поза означала у
него глубокую сосредоточенность. - Тебе нужно позвонить ему, - он
повертел головой, все так же глядя в пол и поглаживая лысину. - Они,
иностранцы, не любят такого. Они не допускают в своих партнерах... -
он поколебался, видимо, подыскивая более мягкое выражение, - такого
непостоянства. Он как партнер должен быть уверен в тебе, - Геральд
снова сел на диван рядом со мной. - Поэтому я бы на твоем месте
завтра позвонил ему. Скажи, что ты звонил по телефону, который он
дал. Что там уже живет советская семья. Он, наверное, не знает об
этом, - он помолчал, глядя в пол, и добавил: - И скажи, что ты решил
больше никому не звонить по этому делу. Что ты будешь иметь дело
только с ним. Так бы я сделал...
- Спасибо, Гера, - я тяжело вздохнул и добавил: - Устал я.
И с горячностью, с болью рассказал о желании, о чьих-то попытках помешать мне. Помешать поиску истины!
- Видишь ли... - Геральд опять в раздумье погладил
ладонью свою лысую голову. - Сегодня я поговорил кое с кем в нашем
академическом институте. С коллегами. Потом побывал у генетиков. - И
словно решившись, взглянул на меня пристально, сказал твердо,
многозначительно: - Похоже, что ты взялся за ту тему, на которую
наложено официальное табу. -
- Что-о? - удивился я. - Ты хочешь сказать, что есть какие-то силы, какие-то, скажем, научные круги или..
- Да, "или". Политические, - добавил он тихо, с иронией. - Наука здесь ни при чем.
- В нашей стране? Сейчас?! - продолжал я удивляться.
- Ну… За рубежом-то несомненно. Но и у нас... Всюду
найдутся противники твоей версии. Но главное... По политически
соображениям...
Я начинал понимать его. Я не раз и сам думал об этом.
- Вот как!... - погрустнел я.
- Да. Тема Романовых, вернее, кровавой расправы над
русским царем и его семьей в Ипатьевском подвале - это же давно
стало одной из козырных карт в политической войне двух систем. А ты
хочешь кого-то убедить, что в это время был возможен какой-то акт,
скажем, милосердия, что ли. Благодаря которому будто кто-то из
Романовых...
- Анастасия.
-...спаслись. Или - спаслась. И наследники царя
сейчас- де среди нас, советских. Но семьдесят лет западная
пропаганда твердила другое. Хотя и там появлялись сенсационные
заявления.
- Но у нас?! Почему у нас могут быть противники моей версии?
Геральд посмотрел на меня пристально, в упор, с
легкой усмешкой. Будто удивляясь моему непониманию. И отвел взгляд.
Сказал более будничным тоном:
- Я же объяснил. Много всего напластовалось вокруг этой темы.
- Значит, ты, Геральд, как ученый, доктор
исторических наук считаешь, что я напрасно трачу время? Что в
обстоятельствах казни Романовых все ясно?!
Геральд опять поднял на меня колючий взгляд:
- Я этого тебе не говорил. И ты, пожалуйста, не приписывай мне того, чего я тебе не говорил.
- Но!.. - я поежился под его колючим взглядом, пытаясь собраться с мыслями.
- Да. Именно "но". Очень много в этом деле всяких
"но", - произнес он опять буднично, спокойно. - Я же тебе-уже
сказал, что разговаривал сегодня с коллегами...
Он опять погладил в раздумье свою лысую, как яйцо, голову и совершенно иным тоном вдруг спросил:
- Ты, наверное, еще не читал воспоминаний Бориса
Ельцина? Он рассказывал, почему был взорван Ипатьевский дом в
Свердловске. Не читал? Я тебе сейчас покажу. - Он вышел из комнаты в
свой кабинет и тотчас вернулся, держа в руке несколько страничек
большого формата с типографским текстом. - Я тебе прочитаю. Вот:
"Именно в те годы, когда я находился на посту секретаря обкома, дом
Ипатьевых бал разрушен. Расскажу, как это произошло.
К дому, где расстреливали царя, люди ходили всегда,
хотя и ничем особенным он от соседних старых зданий не отличался,
заселяли его какие-то мелкие конторки, но страшная трагедия,
случившаяся здесь в 18-ом году, заставляла людей подходить к этому
месту, заглядывать в окна, просто молча стоять и смотреть на старый
дом.
Как известно, расстреляли семью Романовых по решению Уральского Совета..."
- Это интересно!.. - перебил я Геральда. - Вот на чем он акцентирует внимание - "...по решению Уральского Совета..."
- Да, но не это главное. Я пропущу этот абзац.
Потом сам прочитаешь. Вот: "...Близилась одна из дат, связанная с
жизнью последнего русского царя. Как всегда на Западе, в газетах и
журналах появились новые исследования..."
- Постой! - опять прервал его я. - Повтори, пожалуйста.
- "... в газетах и журналах появились новые исследования..."
- Интересно! Какие же это "новые исследования"? О подробностях расправы в подвале? А может быть!..
- Ты сначала все дослушай. Не торопись... "Что-то
из этих материалов передавали западные радиостанции на русском
языке. Это подхлестнуло интерес к дому Ипатьевых, приезжали смотреть
на него даже люди из других городов. Я к этому относился совершенно
спокойно - поскольку совершенно понятно было, что интерес этот
вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового
царя. Здесь были совсем другие мотивы - и любопытство, и сострадание.
И даже память - обыкновенные человеческие чувства.
Но по каким-то линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьевых пошла в Москву..."
- И секретарь обкома КПСС не знал, по каким? Странно!
- Ты слушай. "...Не знаю, какие механизмы
заработали, чего наши идеологи испугались, какие совещания и
заседания проводились, тем не менее, скоро получил секретный пакет из
Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление
Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку
постановление секретное, обком партии должен на себя брать всю
ответственность за это бессмысленное решение.
Уже на первом же бюро я столкнулся с резкой
реакцией на команду из Москвы. Но не подчиниться секретному
постановлению Полтибюро было невозможно. И через несколько дней,
ночью, к дому Ипатьевых подъехала техника, к утру от здания ничего не
осталось. Затем это место заасфальтировали".
- Вот так... - Геральд сложил странички и с
какой-то брезгливостью бросил их на газетный столик. - Я был
удивлен, подавлен. Не столько "секретным" постановлением, а явным
желанием Ельцина как-то обелить себя, отстраниться от содеянного.
- Господи! - вздохнул я. - Он же сделал подлость,
да еще хочет на этом сделать политический капитал! Нет, Борис
Николаевич, это была не "бессмысленная", а хорошо продуманная акция.
Ведь как-никак секретное решение принято на заседании самого
Политбюро!
- Ты не спеши. Давай-ка кое-что сопоставим. Я же говорил тебе, что сегодня разговаривал с коллегами...
- Дом взорван осенью 1977 года, хотя его не тронули
в сталинские годы! Почему? У тебя, Гера, судя по всему, есть
какие-то предположения?
- Есть. Дело в том, что в начале семидесятых годов
ученые, наши и за рубежом, в частности, академик Николай Петрович
Дубинин, мой учитель, сделали ряд интересных открытий. - Геральд
сделал паузу, многозначительно поднял указательный палец и пояснил: -
В области молекулярной генетики. И об этом тоже стали много писать.
- О наследственности? Но какое это имеет отношение к дому Ипатьевых?
- Прямое. Хотя со дня кровавого убийства в подвале
дома Ипатьевых прошло к тому времени почти шестьдесят лет, но
достижения ученых давали уже возможность по кусочку пола, штукатурки
- а как бы там, в подвале, ни мыли, ни скребли, кровь где-нибудь да
въелась - сделать анализ крови убитых и точно ответить, кто был
расстрелян в подвале дома Ипатьевых.
- То есть - были или нет расстреляны там Романовы?
-Да, - и Геральд пояснил: -Во-первых, можно было
установить главное: есть ли там кровь младшего из Романовых, Алексея
Николаевича.
- И сразу получить ответ на главный вопрос, - невольно воскликнул я, - убита ли царская семья или другие люди!
- Да. Но наука уже в том, 1977, году позволяла
сказать и большее. Можно было отделить кровь женскую от мужской.
Можно было выделить три группы родственников. Можно было отделить
кровь дочерей - она у них схожая. По набору хромосом. Потом - кровь
Николая Второго. И - несколько отличную от них всех, - кровь
Александры Федоровны. У нее набор хромосом другой. Не такой, как у
мужчин и ее детей: она же из другой семьи. То есть определить кровь
каждого из убитых.
- Все это было возможно?!
- Да. Ведь прошло всего каких-то шестьдесят лет, а
мы, археологи, работаем с костными останками, пролежавшими в земле
тысячелетия. Но современные достижения науки дают нам возможность
даже по таким останкам сказать достоверно очень многое.
- Но дом взорвали! По версии Бориса Ельцина, это
стало результатом увеличения числа паломников и каких-то
сенсационных публикаций за рубежом. Но чего же им было, так сказать,
бояться?
- А давай проанализируем. Допустим, анализ показал бы, что в Ипатьевском подвале расправились с царем и его семьей.
- Ну и что? Что же в том нового, странного, чего следовало бы опасаться?!
- Правильно. Такой вывод соответствовал бы
официально принятой в нашей стране да и за рубежом версии: бывший
император российский и его семья погибли в доме Ипатьевых...
- И не найдено лишь место их захоронения!
- Да. Но если членам Политбюро было известно, что в
подвале погибли Романовы, то зачем взрывать дом, стоявший спокойно
даже в сталинские времена, когда на этом месте не планировалось
строить что-то другое?
- Значит?
- Да. Остается предположить, что принимавшим
решение взорвать дом было известно, что там расстреляны не Романовы и
что шум за рубежом, вызванный какими-то сенсационными публикациями,
побудит дотошных ученых взять кусочки пола, штукатурки, бетона или
земли из-под пола на анализ. И сказать на весь мир правду.
- И встал бы вопрос: а что было сделано с семьей
Романовых? И если члены семьи бывшего царя, как утверждалось на
основании первых следственных документов, были еще живы осенью 1918
года, то какова их дальнейшая судьба?
- Дом-то взорван. До основания.
- Но... Анастасия Спиридоновна похоронена в Омске в 1976 году.
Значит, и ткани еще сохранились.
- И если бы ее дети согласились на эксгумацию...
- Ученые могли бы сказать многое. Ведь теоретически
можно вырастить Анастасию Спиридоновну из нескольких клеток методом
клонирования. А для идентификации нужно иметь достаточное
количество сравнительных данных материала. Но!.. - Геральд
Николаевич поднял указательный палец: - Надо дождаться, что скажут
ученые по поводу останков, найденных Гелием Рябовым. И при этом не
допустить дилетантизма, а со стороны властей – безразличия и
попустительства.
- Значит!.
Геральд посмотрел мне в лицо, задумчиво покачал головой и сказал тихо, но твердо:
- Не торопись. И тебя, литератора, и драматургов
захлестывают эмоции. А речь-то идет об одном из самых драматических
моментов в истории нашей многострадальной России.
Я согласно кивнул головой. Но не удержался, сказал:
- И все же мне хотелось бы верить в лучшее!
Он встал и направился к двери, сказав на ходу:
- Пойду поработаю. Завтра у меня доклад.
И плотно притворил за собой дверь.
Меня знобило. В комнате было неуютно, Холодно. Я
разложил складной диван, достал из шкафа одеяло, простыни, подушку и
застелил постель. Потом включил ночник в головах и взял с полки еще
вчера примеченную мною книгу Дудинцева "Белые одежды". Укутался
одеялом, раскрыл книгу и перенесся в иной мир...
Глубоко за полночь я закончил читать книгу.
Я аккуратно отложил ее в сторону, потушил свет, натянул на голову одеяло, повернулся на бок...
Было холодно. Было одиноко.
Странно... Но я будто видел это свое одиночество.
Видел себя откуда-то издалека, с высоты, из общего Мрака. Видел
освещенную желтым лучиком маленькую, одиноко лежащую, скрюченную на
диване фигурку, укутанную легким одеялом.
Книга не улучшила моего настроения. Не прибавила
особенно и оптимизма. Да, хорошая книга. Хорошая нужная книга.
Особенно если бы ее опубликовать тогда, когда ее написал автор. А
теперь... После того, что мы, каждый из нас, узнали о нашем мире, о
советской действительности... Книга эта... Красиво рассказанная
опытным Писателем литературная история. Олитературенная жизнь. Не та
жизнь, которая нас, каждого, окружает, которой мы, каждый, живем. А
жизнь придуманная, скомпонованная литератором по своему произволу.
Ради какой-то идеи, сюжета. В жизни-то, наверное, не так было.
Жизнь-то - более жестокая, непоследовательная, "безыдейная". И я
хочу знать, как было на самом деле! Хочу знать Правду. Ведь были
живы люди-прототипы, что ли. Тот же Лысенко! Так как же это было в
жизни? Как? Неужели вот так всю жизнь и будем мы, каждый из нас, жить
и утешаться вот такими литературными историями. Неужели до могилы
мы так и будем оставаться детьми?
Лев Толстой в конце своей жизни, работая над
повестью "Хаджи Мурат", писал, что он все более приходит к
убеждению: будущее принадлежит литературе факта. Это - вывод великого
мыслителя, великого правдоискателя. Сказки - удел поры детства,
юности. Да, они, сказки, нужны. В них, как в молоке матери -
питательные вещества, содержится все необходимое для нравственного
воспитания детей. Но изучать жизнь нужно по произведениям, отражающим
подлинную жизнь. Чтобы анализировать прошлое. И избегать ошибок, в
будущем. Иначе такая литература создает ложное представление о
жизни. Формирует в душе человека ложный мир. Далекий от
действительности. Дает ему ложные ориентиры, критерии. И жизнь
человека становится ложной...
Под одеялом было холодно, неуютно. И одиноко. Так
одиноко, как это бывало в детстве, когда зимним вечером оставляли
меня одного в пустой квартире, запирали на ключ. И уходили куда-то
все по своим делам.....................
узнать подробнее о книге "Кровь и золото царя"