* * * * *,..................................................................................................!:)

Второй акт

На корабле.

Первая сцена

Науке. Первый заключённый. Второй заключённый. Офицер.

Науке: Ешьте, молодые, кушайте! Не наелись,- добавки вам. Будьте на корабле как у себя дома! В пути и я отъемся.
Первый заключённый: Воля. Воздух свеж: двенадцать лет отстдел- не надышусь.
Науке: Воздух? Не сказал бы. С тех пор ,как из моря мы поплыли рекой, мой нос заложило.
Первый заключённый: Вот бы Офицеру мундир долой?! Колет глаза мне: пока штрафуна вижу- всё как бы не на воле.
Науке (Офицеру): Снял бы ты кафтан. Дванадцать лет мундир твой старику жизнь портил. (Офицер скидывает китель долой) Тут тебе жизнь новая, видишь ли? Мы ещё кое-кого размуднируем.
Первый заключённый: То же значилось в листовках что нам подбросили. Государственный адвокат говорил...
Науке: Ах, оставь госадвокатов, нет их больше! В молодости зарёкса насчёт полицейского: вот вырасту- и раздену его. Теперь вот новый мир строим - и никаких погонов!
Второй заключённый:Тот же призыв заключался в моём последнем слове на суде, а именно...
Науке: Забудь суд, юноша, не осталось судов. Мы не держим речи, но делаем по правде. Мы тут на палубе переполненной братство укрепляем, офицеров опрощаем - и к узникам подсаживаем! Вспомнил вот... когда молод был, корабельный юнга, кочегар, точильщик, знал, что время наше придёт... Офицер, ты досыта поел?
Офицер: Сыт. Поем когда причалим.
Науке: Голодай, брат Убийца, голодай с толком. Тут всяк ест и голодает по своему хотению. Свобода, видите ли!...
Первый заключённый: Когда пристанем, адьё тем, бывшим: старая родина мне приелась.
Науке: Как, ты хочешь дёрнуть? Так не пойдёт, товарищ!
Второй заключённый: Что, вы нас не отпустите?
Науке: Отпустим? Но, брат, куда вы денетесь? Наш путь только начался! Корабль будет заходить в каждый порт на реке, мы- в город, и- в люди. В каждом городе на реке! Станем посвящать в товарищи тех, которые пойдут с нами к нами!
Офицер: И что потом?
Первый и второй заключённые: И что за дело предстоит?
Науке: Дело? Братьм, молодым, чем им баловаться? К нам все в ватагу, станем офицериков разоблачать, полицаям сабли обрывать, прокуроров опускать на землю грешную- и с нами, к нашим всех! Из города в город. Тут, на реке да в море товар отбирать у встречных мореходов, врагов непримиримых запирать в трюмы, в городах сходы устраивать. Каждый найдёт себе дело по душе. Свобода, друзья! О чём вопрос? Вы таки мужчины?! Моя матушка могла б вас поучить: она прошмугнула в пекарню, хлеб под юбку сунула -и бегом прочь, а шуцману ножку подставила, он и чебурахнулся своим шлемом- и это бедная затраханная матросами сука!
Первый заключённый: И там-то ,на берегу, своё возьму данью! Двадцать лет ждал того. В первую голову этим займусь!
Науке: Дань? Деньги? Вы, бедные ребятки, в тюрьме замечтались. ...Зарубите себе на носу:  о деньгах впредь забудьте. каждый возьмёт, что попадётся под руку: горшок, дом, корабельный трос. Земли хватит на все руки. Накормим, приютим и оденем всех, а себя -в последнюю очередь. Свобода! Воля! Долой неравенство!
Первый и второй заключённые: Долой неравенство!
Корабельные узники (из-под палубы): Выпустите нас! Жить! Мы хотим жить!
Офицер: Кто эти? Кричат!
Науке: Арестанты, они в трюме, теперь нам не мешают. Они в надёжном месте. Теперь нам не мешают.
Офицер: Кто-то из наших там?
Науке: Их закрыли: они ведь враги! Теперь нам не мешают. Не печалься по ним: ведь у нас много дел впереди поважнее: товарищ, ты на берегу пойдёшь к солдатам. Таких как ты ведь много там. Кому-то послужишь примером.
Офицер: А дамы?
Науке: Женщины сделают тоже на иной манер. Знаю от матери ,что одна баба способна полгорода уложить. Женщины пойдут к "тёпленьким", которые нам сочувствуют, чтоб "разогреть" их. Тогда, доложу тебе, спозаранку, все головы подымут - и такой рёв почнётся, словно рык львов из клеток. Вот, видите, мы же тут ,сколько нас много. А новые товарищи покажут кулаки тем, кто ещё не опомнился!
Офицер: Женщины на корабле!
Науке: Дамы! женщины, подымайтесь сюда!

Вторая сцена

Предыдущие. Анна.

Анна (входит): Чего желаете? Зачем звали вы меня? Что кричите в мою новую жизнь? На море я дивилась звёздами. Ветер овевал меня. Свет клокотал надо мною. Меня окру`жил Свет. Я подаю ,воздев вверх, руки Свету. Я обнимаю вас, мои любимые, в Свете. Вы- нежные, сочные Лучи, а я окунаюсь в вас. Мы покончили с Тьмой. Мы сожгли тени.
Науке: Нездоровые головы у них ,теней оттого и заперли мы их в трюм: там же ,в темени, таким уютнее.А патроны, что мы отобрали у них- теневой товар. А вино, пиво, ром, провиант, которым у теней разжились мы... тьма всё...Ешьте, угощайтесь, молодёжь: долой Тьму!
Анна: Долой Тьму! Мы суть от Света. Я- только Свет. Ты есть Свет. Я обращаюсь- и зрю тебя: ты Свет. Я стремлюсь поверх тебя: мы- широкое, огромное, полыхающее Светлое Пламя.
Первый заключённый: Пламя, пламя! Мировой Пожар! Протуберанцы из банков, огонь пожирает бумаги, счета: всесветный жир становится пеплом.
Второй заключённый: Запасники, звонкие залежи, деньги! Люди берутся за руки. Я ждал этого. Мир никому ничего не должен.
Офицер: Не должен! Невиновен! Можно ли невинных убивать! Я падаю вам в ноги, обнимаю ваши колени. Я стал свободным. Баба, твои ноги обнимаю обеими руками: твоё убитое дитя живо во мне! а я жив в твоём лучистом ложе, лик твой- родник светлый, твои руки- подрагивающие ручейки света. Осени меня своими лучистыми волосами! Я-Вина. Я пришёл из казарменной темноты.  Я- мясник, я убил, я должен был умереть- и возродился снопом лучей. Я падаю пред товой на колени, челом бью о пол, безоружен, ты видишь меня насквозь. Свети мне: я заживу наново ради Свободы.
Анна: Свобода! Как эта светлая круговерть-кутерьма надо мной стремися ввысь! О, держусь ли ещё на ногах?!  Не замечаете разве: от меня в мир расходятся ревущие, блистающие круги? Чего вы ждёте? Вы звали меня. Не заметили вы разве, как за кормой ,кипя ,шумит простор?  Почему я одна? Почему вы не летите со мною? Забыли нешто, как мы сообща брали на абордаж чужие корабли, комкали дрожащих наёмников- а сколь мало нас было! Но мы были свободны!...Почему спите? Неучто я бодрствую в одиночку? Подъём! К нам! Оставьте ваши члены! забудьте вашу тёмную ночь Вчера!

Третья сцена

Предыдущие. Мужчина. женщина.
Женщина и Мужчиина входят.

Мужчина: Завтра, завтра: булыжники, стрельба, колонны военных, проламывание стен. Сегодня нежно овевает Свет меня, я никого не беспокою, я излучаюсь вам навстречу, теку что вода под килем. Здесь я для вас, братья мои, готов потрудиться ради вас: драю палубу, кашеварю, баюкаю вас в гамаках, если вы приболели. О,как мало я для вас тружусь, кровь моя, по капле, для вас.
Науке: Единственная капелька желудочного соку лучше этих высокопарных забытых брызгов крови. Кто ради нас тут и теперь, тот насладжается сообща свободой ,разделяет довольство. Я к тому, чтоб твоя  прекрасная дама сегодня осталась в моей каюте. Эй, братко, ты не против? Твоя дама- со мной!
Женщина: Я принадлежу вам! Чиню ваши лохмотья, вычёсываю гнид, напеваю вам колыбельные. Что это всё значит? Вы тем ублажились? Мы ещё так далеки от Людей! От нас до`лжно миру пожаром заняться, прошлому -взлететь в воздух аки взорванному арсеналу, нам- буйствовать и вызволять Людей, а жизнь наша так коротка!
Науке: Свобода, для неё надо многим запастись... С тех пор, как я из утробы матушкиной выполз, зарубил себе: с едой-питьём покончено; пару раз бросишься на шею одной бабе- и полетел себе от подзатыльника за борт, и готов. Другие люди пусть живут в совё удовольствие, а мы должны им образцовый пример являть. Бутылки на стол, говорю, бу-тыл-ки, и тарелки не забудьте! Копчёный окорок выгреб я из новой добычи, окорочек, сочны что бабья сиська. Кто против Трапезы Свободы, тот изменник!
Офицер (Анне): Делай со мной, что желаешь. Я -половица под ступнёй твоей. Для всех людей- я ничто, вечно остаюсь в тебе!
Науке: Вы, там внизу, бутылки наверх сюда! Окорок наверх!

Четвёртая сцена

Предыдущие. Первый надзиратель. Второй надзиратель.
Надзиратели приходят с утварью и яствами на стол.

Первый заключённый: Двадцать лет бабы за ручку не держал. Где моя фрау теперь? Сестру похоронили. Каждый день отстаивал по двенадцать часов у станка. Только о вас думал! И вот, наконец, мы здесь? Я забыл прошлое, пусть солнце слепит глаза мои. Этот дух волн, я не знал его прежде. Мы свободны? Обрядите меня вррывчаткой- и своими руками швыряйте во все мировые биржи, взорву все банки, вызволю братьев наших! Бросайтесь мной на банкиров: ведь телеграф денежнми переводами свет опутал!
Второй заключённый: Я знал это прежде: частного имущества нет! Нам всем принадлежит всё. Я слаб. Я в мирное время не пожил: юношеские надежды отброшены. Но теперь знаю: мир есть, и я, наверное, смогу помочь всем. Желаете, спляшу вам? Мои кости размягчились в тюрьме. Скакать мне меж вас, пока в небеса вознесёмся? Ибо свободен я! Ныне всем быть вольными!
Первый надзиратель: Выпей, брат, вот тебе! О, знаю какими из камер выходят, недаром прослужил в застенках столько лет. С вами заодно сгореть мне, разорваться огненным снарядом, разнести все тюрьмы, братьев вызволить бы!
Первый заключённый (Первому надзирателю): Не твоя ли дочь у края палубы застыла, будто желает к Солнцу взлететь?
Первый надзиратель: Дочь? Едва ли чувствую родство. Она держится так высоко и прямо, что в ней прежнюю не узнать. Моя дочь была иной. Эта не видит никого в упор, и сквозь меня смотрит, так, что я иной раз от страху оборачиваюсь и гляжу в даль: нет ли чего там? Дочь больше не слышит меня:  мне нечего сказать ей после давешнего моего проклятья!
Науке (приподымается, приставив  ладони биноклем к глазам): Судно! Корабль в устье, там, вдали!
Мужчина:Теперь мы не одиноки!
Офицер : Корабль!(Анне) Ответь ,пока первым поцелем не одарил тебя, молви мне:"Вперёд, на абордаж". Пожелай мне отваги, страстно! Метнёмся с нашей палубы на ту. Долой собственность: перетащим сюда всё, что попадётся под руку!

Пятая сцена

Предыдущие. Державник.
Державник входит.

Науке: К оружию! На абордаж! Тараним, на борт, и ,в суматохе- наверх: вяжем экипаж, а всех, кто отбивается- в расход!
Державник: Нет!
Науке: Взять рабское судно! Завтра назовут это грабежом, сегодня это называется освобождением!
Державник: Нет!
Офицер (Державнику): Чего желаешь?

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Действие шестое

Пауза, затем на ступенях является Эвхарис.

Эвхарис:
О, Рамн!
(Спускается по лестнице.)
              Почудился его мне голос!
Нет никого здесь... Я в метаньях.
Сдаётся, дома злобный дух шалит
с тех пор, как Сапфо возвратилась.
Страшась, постанывают все жильцы,
печаль и подозренье на челах!
Ищу Мелитту, где постель пуста;
во тьме хозяика одиноко рыщет;
вот голос Рамна-- нет его нигде.
Скорей бы утро наступило!.. Чу.
Рамн (издалека) :
На помощь!
Эвхарис:
                   Чей зов?!
Рамн (ближе) :           Сюда!
Эвхарис:                              Ах, это Рамн!
Рамн (близко) :
Рабы хозяйки Сапфо!
Эвхарис:                     Еле дышит!
Рамн, что с тобой, что сталось? отвечай!

Действие седьмое

Рамн во спешке. Эвхарис.

Рамн:
Все, все, проснитесь вы! Ко мне, друзья!
Беглянку изловите. Все на помощь!
Эвхарис:
Скажи на милость...
Рамн:
                                  Без расспросов! Сапфо
и слуг немедля созови!
Эвхарис:
                                        Зачем?
Рамн:
Нет времени словам! Поди, исполни!
Эвхарис:
Буди весь дом, спешите, чтоб спасти!
Эвхарис:
Чтоб это значило?
(Подымаясь по леснице.)
Рамн:
                              Не вынесу!..
Изменник, не балуй! Морские боги,
они честны, охотно гневом грянут,
проступок отвратительный узрев!
(Понемногу сходятся слуги.)
Вы в дол немедля поспешайте все,
будите поселян, просите их
о помощи, похищенной приметы
им сообщайте! Без вопросов, всем!
Ударьте в звон, чтоб слышал этот остров!
Слуги удаляются.

Действие восьмое

Сапфо. Прежние.

Сапфо:
Чей жуткий вопль несётся в тишь ночи`,
кто смело сон заботою отринул?
Кто тут ещё опричь меня стенает?
Рамн:
О, это я, хозяйка!
Сапфо:
                             Рамн, ты здесь?!
А где она?
Рамн:
                 Мелитта?
Сапфо:
                                Кто ещё?!
Рамн:
Пропала!
Сапфо:
                Как?! А ты здесь почему?
Рамн:
Она бежала...
Сапфо:
                       Изловить!
Рамн:
                                        Она
бежала с Фаоном!
Сапфо:
                              О, нет!
Рамн:
                                         Так есть!
Мою он старость слабую осилил,
и в лодке той, что ты мне снарядила,
увёз свою добычу по волна`м!
Сапфо:
Ты лжёшь!
Рамн:
                  Зачем мне лгать?.. такое дело!

Сапфо:
Где, боги вечные, моло`ньи ваши?
Одни лишь муки сердцу  С а п ф о  шлёте?
Реву я Мести в ухо, рву за ру`ку!
Вы оземь гряньте мстительный свой луч,
в макушку нечестивца -- дротик;
дробите их, как мелете меня!..
Впустую! Проблески где в небе?
лишь ветер-сводник в листях шелестит,
да на ладонях шатких и широких
уносит море лодочку любви!
Подмоги нет! Ты Сапфо, одолеешь!
(Сцена всё полнится рабами и поселянами с факелами.)
А, эти здесь! Спасибо, дорогие!
Беритесь, люди-- боги не желают!
Вперёд, друзья, во гневе ваша Сапфо!
Коль я вам дорога хоть малость, то
беритесь, окажите милость Сапфо!
(Проходя меж ними.)
Клянёшься, Ми`рон, мне, и ты Трепандр...
Мои ещё ты помнишь песни, Личас...
Вы, Ферес и Ксенарх... здесь все-- мои друзья!
Всем к берегу! Управьтесь дружно с лодкой--
и прытче ветра вслед за беглецами!
Запомните, что в муках я застыла,
и каждый миг, пока не возвратитесь,
мне сотню лезвий в сердце загоняет!
Тому, кто мне доставит их, устроит
забаву мне, чтоб я смогла глазами
сверлить изменников зрачки, пытать:
"Что сделала тебе я, Сапфо...
(Разрыдавшись.)
                                                  ... ты
за что казнил меня?!".. Нет, гнев и месть!
Получит золото моё, казну отдам
тому, кто мне изменника доставит!
Лети-ка, жизнь моя! На крыльцах ветра!
Земляк:
Лишь с ним вернёмся.
Сапфо:
                                     И за то спасибо.
(Уходящим.)
Вся жизнь моя-- в мозолистых руках!
Желаниям моим позвольте с вами
лететь, а гнев мой укрепит вас, верных!
Во имя всех богов, скорей, быстрее!
(Слуги и поселяне удаляются.)
Сапфо (скрестила руки на груди) :
Они уходят! Вот и хорошо мне!..
Теперь утешусь!
Эвхарис:
                           Ты дрожишь!
Рамн:
                                                О, горе,
ты зашаталась! Сапфо, ох!
Эвхарис (хватая в обьятья шатающуюся) :
                                             О, боги!
Сапфо (в руках Эвхарис) :
Позволь сомлеть мне! Брось меня, оставь!
Занавес падает.

Сцена пятая

Местность та же, что в предыдущих сценах. Начало дня.

Действие первое

Неподвижная Сапфо полулёжа сидит на кушетке, засмотрелась вдаль. В некотором отдалении стоит Эвхарис, за нею дальше-- несколько рабынь. Является Рамн.

Эвхарис (с пальцем на губах) :
Цыц! Тихо!
Рамн:       Спит?
Эвхарис:           Глаза пока открыты,
но тело бодрствует, похоже дух
её почил! Уж три часа застыла,
недвижима сидит.
Рамн:                    Вам надо бы
в дом отвести её.
Эвхарис:               Я попыталась,
но Сапфо не желает... Как вы там?
Рамн:
Пока без перемен! Сколь кинешь оком--
лишь облака да море вдалеке.
Не видно лодки, вовсе не видать.
Сапфо (вскидываясь) :
Что, лодка?! Где?
Рамн:                    Нам не видать, хозяйка!
Сапфо (снова сникая) :
Нет лодки!.. нет!..
Рамн:                     Прохладой веет утро--
позволь, чтоб мы тебя в светлицу...
Сапфо (качает головой.)
Рамн:                                                  Позволь
просить тебя, за мной последуй в дом...
Сапфо (снова качает головой.)
Рамн (отступая) :
Чего желаешь... Взгляд твой острый сердце
кроит моё!
Эвхарис:    Эй, глянь, куда народ несётся?
Рамн:                                                         Ну-ка!
Эвхарис:
Все к берегу бегут. Сдаётся мне,
они приплыли!
Сапфо (вскидаваясь, вскакивает) :
                        Ах!
(До конца действия она стоит во странной и страшной позе, скорчившись) :
Эвхарис:                             Ты на утёс
взойди-- оттоль взгляни, и-- может,
их разглядишь!
Рамн:                Чтож, попытаюсь!
(Взбирается на утёс.)
Эвхарис:
Быстрее! Что, видать?
Рамн:                            Хвала богам!
Они вернулись!
Сапфо:             Ах!
Рамн:                     Заросшие вершины,
что слева там, вдали, вдаются в море,
скрывали мне доселе вид. Отряд ладей,
перекликаясь меж собою, к брегу
гребут проворно вёслами.
Сапфо:
                                            Средь люда
есть отщепенцы эти?
Рамн:
                                   Блики солнца
мешают мне довольно присмотреться!
Гляди, вон лодка отделилась-- и
с командою лихой своей... пристала
к челну иному! Лодка пастуха,
чья хижина в долине... Мачта книзу!..
Их взяли в плен, попались наконец!..
Сюда, друг мой, сюда! Он к нам идёт!
(Спускается.)
Эвхарис:
Хозяйка, успокойся, соберись!

Действие второе

Местный. Прежние.

Местный: Хайль, Сапфо!
Эвхарис:                          Он изловлен?
Местный:                                               Да!
Эвхарис:                                                     И как?
Местный:
От нас они прилично оторвались.
А он грести мастак. Я было уж почти
решил, что никогда их не догоним!
Но, наконец, уже в открытом море
заметили мы лодку-- и погнались!
И вот, настигли мы её, и окружили.
Ему мы предложили сдаться-- отказал,
держал девицу левой при себе,
а правою размахивал железкой...
Желаете чего ль, вы, госпожа?
Сапфо (машет ему рукой, чтоб продолжал).
Местный:
И вот! Железкой он грозил, пока
удар весла, что был ему назначен,
достался девочке по лбу, вот так...
Сапфо (прикрывает ладонью глаза ).
Она сомлела-- он её в охапку,
а мы его схватили, да свезли!
Они уже на берегу? Видали?
Шатается, ещё не отошла,
с ним девочка...
Сапфо:
Кто сохранит меня от глаз его?..
Служанку, Афродита, сбереги!
Вы, девушки, за мной, меня укройте!
(Сапфо спешит вглубь сцены к алтарю, обнимает, жмётся к нему;
её служанки окружают алтарь.)

Действие третье

Фаон, сопровождающий Мелитту. Местные. Сапфо со своими служанками во глубине сцены.

Фаон:
Пусть кто её хоть пальцем тронет, ну-ка!
Не безоружен я, есть чем отбиться!
В её защиту вот-- кулак-дубинка,
и две ноги рукам моим впридачу!
Сюда поди Мелитта! Не дрожи!
Пока дышу, с тобой беды не станет!
Проклятые, и вы ещё мужчины?
Могли ей голову разбить веслом,
невинную головку эту! Баба
свирепая, так думается мне,
она глупа, слаба и истерична--
вот кто под стать вам. Узнаю` тебя,
ударил ты её, поди ты, убирайся!
Чтоб не пришлось к отмщения богам
воззвать мне! (Мелитте.)
                       Как тебе теперь?
Мелитта:
                                                    Мне лучше.

Фаон:
О, взгляд твой не солжёт; и эта дрожь,
и эта бледность-- громко отрицают
неправду ту, что рот твой обронил!
И не пытайся гнев во мне сдержать--
лишь к новой вспышке жар души готовишь!
Присядь на эту карную скамью;
здесь, где твой нежный, с синью неба взгляд
с моим впервые встретился -- и словно
луч утренней зари златой отринул
с моих очей повязку злого сна,
в котором чаровница пела мне,
здесь, где Любовь благой свой труд поча`ла,
его на том же месте завершит!
Ответьте мне, где Сапфо?!
Мелитта:
                                               Не зови
её ты, Фаон!
Фаон:
                     Будь спокойна! Я ли
не вольный муж? Кто правом наделил
им мне свободу шага ограничить?
Пока что в Греции есть судей троны,
чего страшиться гордецы должны!
Идёмте к Сапфо!
Местный:         Стой, ни с места!
Фаон:                                         Кто ты,
что смеешь задержать меня?
Местный:                                  Мы все
тебя пленили тут.
Фаон:               Я вольный человек!
Местный:
Ты был им, а теперь своей ждёшь кары.
Фаон:
Я? И за что? 
Местный:  Ты умыкнул рабыню,
за то закон отмстить тебе велит.
Фаон:
Пусть Сапфо отступные ей назначит--
я оплачу`, хоть Крезовой мошною!
Местный:
Ей требовать, а не тебе просить!
Фаон:
Вы столь ручны, что вздорной бабы месть
мужские руки наняла` в избытке,
вы служите её любви капризу?
Она ль судья на острове?
Земляк:
                                        Она,
а впрочем, мы ей служим, ведь она
всё рассужает!
Фаон:
                      Ах, она и вас
околдовала всех! Желаю видеть,
сколь далеко её простёрлись чары!
(Идёт к дому.)
За мной идите, к ней!
Местный:                  Назад!
Фаон:                                 Напрасно!
Я должен повидаться с ней! Ты, Сапфо,
ну покажись! Где ты`? дрожишь, таишься?
Ага, у алтаря, за строем слуг--
она. Ко мне не выйдешь!.. Сапфо, смело!
(Пробивается сквозь толпу поселян-- и круг рабыть расступаетсяпред ним.
Сапфо, сидя на ступенях, прильнула к алтарю.)
Местный:
Как ты посмел, безумный наглый парень?
Фаон:
Чего желаешь ты на лестнице богини?
Она не внемлет мо`льбам Зла!.. Вставай!
(Он хватает её. Сапфо, будучи тронута им, летящей походкой без оглядки устремляется во глубину сцены.)

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы    
Текст оригинала см. по ссылке: http://projekt.gutenberg.de/index.php?id=12&xid=957&kapitel=2&cHash=f8b4e33b702
(там первая страница, дальше листайте)

Сапфо

Франц Грильпарцер

трагедия в пяти действиях

Действующие лица:
С`апфо;
Ф`аон;
`Эвхар и Ме`литта , рабыни;
Рамн, подчинённые ему рабы;
Местный (житель Лесбоса,--прим.перев.);
служанки, слуги и местные.

Действие первое

Открытая местность. В глубине сцены-- море, чей плоский берег слева упирается в уступы скалы. Прямо на берегу-- алтарь Афродиты. Справа в глубине сцены-- вход в пещёру, заросший кустарником и плющом; дальше-- окончание колоннады, к нему-- ступени, ведущие в жилище Сапфо. Слева сцены, в глубине-- высокие розовые кусты и скамья пред ними.

Сцена первая

Кимвалы и флейты, неразборчивые радостные крики вдали. Быстро выходит Рамн.

Рамн:
Отриньте нежный сон! Она идёт, всё ближе!
О, если бы  ж е л а н ь я м  крылья ,чтобы
несли живое сердце прытче ног.
Ленивицы, бегом! Горазды мешкать?
Вас не дозваться, сонь немолодых.
(Из колоннады выходят Эвхар , Мелитта и служанки.)

Мелитта:
Почто бранишь нас? мы уже явились!

Рамн:
Она всё ближе.

Мелитта:
                         Кто?.. О, боги!

Рамн:
                                                  Сапфо!

Крик (из-за кулис) : Хайль, Сапфо, хайль!

Рамн: Да, Сапфо, хайль! Всем мiром!

Мелитта:
Что это значит..?

Рамн:
                            Боги, зрите--
чем эта девушка удивлена?
С венком вернулась Сапфо, с олимпийским,
победу в Играх славных одержав
пред ликами всех полисов Эллады
в достойном состязании меж равных,
где дар её был им вознаграждён.
Поэтому народ спешит, ликуя,
на встречу с ней; пустите птиц из храма--
да вознесут хвалу на крыльцах крепких
и к облаку возвысят имя славной.
Рукою  э т о й ,  э т и м и  устами
я ей открыл секреты речи лиры,
и песни буйной волю преподал
в союзе сладостном стихосложенья.

Народ (из-за кулис) : Хайль, Сапфо! Сапфо, хайль!

Рамн (девушкам) : Что ж, веселитесь вы!
Венка не видите вы, что ль?

Мелитта: Лишь Сапфо!
Нам бы поближе подойти к ней!

Рамн:              
                                                     Нет,
останьтесь здесь-- вам счастье дома быть,
иль он не добр вам? Сапфо свыклась
с иными откликами в торжестве своём!
Вы лучше уберите в доме, правда:
лишь службой челядь чествует господ.

Мелитта:
Взгляни туда, где Сапфо-- видишь?..

Рамн:
                                                                Что же?

Мелитта:
Взгляни! Иной сияет образ там,
из лиры выгнутой и струн её
Бог создал небывалую статую.

Рамн:
Я вижу! Вы ж уйдите прочь!

Мелитта:
                                              Нас кликнешь?

Рамн:
Да позову вас! знайте, что хозяйка
вернулась, знайте-- служба радость вам,
поэтому вам веселиться дома.
М у ж ч и н а  смеет громогласным кличем
приветствовать возлюбленную-- б а б а,
ему по нраву, тихо влюблена.

Мелитта:
Позволь нам лишь...

Рамн:
                                   Ни-ни! Прочь, прочь!
(Он прогоняет девушек.)
Теперь ей встреча добрая готова,
ведь глупое присутствие служанок
не осрамит любимый праздник наш.

Сцена вторая

Сапфо-- в богатом уборе на колеснице, влекомой белым конём, с золотой лирой, на челе-- венок победительницы. Рядом с нею стоит Фаон, он одет просто. Громко ликуя, народ окружает колесницу.

Народ (подступая) : Хайль, Сапфо!
Рамн (смешиваясь с толпой) : Хайль, достойнейшая Сапфо!
Сапфо:
 Друзья, благодарю вас, земляки!
 По-вашему, я радуюсь венку,
что красит  г о р о ж а н,  гнетёт  п о э т о в;
угодно вам? пускай, предстану в нём.
Здесь юности мечтательный задор,
певцов младых дерзания наощупь,
победы одуряющая нега
моей душе хмельной предстали купно,
над отчими гробами кипарисы
напев вершат духовный тихо
здесь, где не отыщешь равнодушных,
где радуют мои стремленья всех,
в кругу родном, в любовном окруженье--
и мне награда не казнит чело,
впервые, не казнясь, её надену.

Некто из народа:
Честь велика нам звать тебя своею!
Ты речи скромные отринь, ведь краше
Эллады всей ты спела состязаясь!

Рамн (проталкиваясь вперёд) :
Ты, доблестная, мой прими привет!

Сапфо (сходя с колесницы, дружески приветствуя встречающих) :
Рамн, дорогой, привет тебе!.. Артандр,
и ты здесь, хворям старческим в укор?
Родо`па и Калли`сто, будет плакать!
Глаза роняют слёзы с сердцем в такт?
Взгляните-- вот я! прочь, печаль!

Некто из народа:
Привет тебе на родине отцовской,
привет тебе в кругу благих друзей!

Сапфо:
Приветсвуйте как следует гражданку--
она к вам с гражданиним возвратилась:
вот Фаон, что из доблестного рода,
способен с храбрецами лучшим стать!
Хотя годами он покуда небогат,
но держит слово мужа, дело знает.
Коль бранногой меча вам недостанет,
трибуна глотки, уст поэта тонких,
совета верного, руки, плеча--
его окликнуть раз довольно вам.

Фаон:
Смеёшься, Сапфо, над юнцом-беднягой!
Чем заслужил я эту похвалу?
Поверит кто ль в величье простака?

Сапфо:
Коль покраснел ты, веры не видать.

Фаон:
Стыдясь, я лишь немею в удивленьи.

Сапфо:
Уверься в том, чем обделил себя:
молчанье и заслуга --сёстры.
Друзья мои, вам навсегда признаюсь:
люблю его, избранник это мой.
Он, даровит вполне и тем способен,
меня с вершин поэзии надмирных
в луга задорные обычной жизни
с настойчивостью мягкой вниз влечёт.
За этою стеною, среди вас
я скоротаю жизнь пастушки в поле;
венок и мирт забудутся в чулане;
наградой мне средь мирного уюта
игра на струнах этой лиры будет.
Ту, что доселе почитали вы,
и удивленьем досыта поили,
любить нау`читесь,  л ю б и т ь,  друзья.

Народ:
Хвала тебе, достойная! Хайль, Сапфо!

Сапфо:
Довольно! Благодарствую, друзья!
Ступайте за моим слугой, вам будет
питьё и угощенье дабы пиром
и танцами лихими завершили
вы праздник нашей долгожданной встречи
и возвращенья к вам меня, сестры!
(К землякам, приветствующим её.)
Пока... и здравствуйте... ты... вы... все... каждый!
(Рамн удаляется с земляками.)

Сцена третья

Сапфо. Фаон.

Сапфо:
Друг мой, вот Сапфо как живёт:
за добрые дела-- благодаренье,
а за любовь ей дружбой воздают!
в обмене непрестанном жизнь минает.
Была довольна, счастлива безмерно--
ты половину дара возврати,
не ощущая сытости избытком.
Я научилась, бедствуя, терять:
родители сошли предчасно в гроб,
а братья, что терзали сердце мне,
сестре дражайшей, отчасти судьбой,
наполовину по своей вине
низвергнуты, давно уж, к Ахерону.
Мне ведомо, как жжёт неблагодарность,
как фальшь казнит; я к сердцу принимала
любви обманы, дружбы недомолвки--
так научилась, бедствуя, терять!
Одной утраты, верно, не стерплю,
твоей любви и дружбы, Фаон мой!
А потому, возлюбленный, угодно
мне испытать тебя! Пока не знаешь,
что за безмерность эту грудь вздымает!
Любимый, знай, когда прильну к тебе,
я б не желала пустоту обресть
в груди твоей.

Фаон:
                       Возвышенная дама!

Сапфо:
Не так! Неужто сердце подсказать
иных, ласкатетельных имён, не в силах?!

Фаон:
Мне б знать, с чего начать, что молвить.
Из жизненных низин моих тишайших
я вознесён к сиянию лучей,
к семи ветрам на солнечной вершине,--
с чем все желанья лучшие мои
бесплодными, бесцельными остались,--
но, неге неожиданной в укор,
я счастья в этом всём не нахожу.
Леса, брега я только что видал,
и небо голубое, хижин бедность--
и вряд ли убедить себя способен,
что всё вокруг меня теперь-- не сон,
и   э т о  я  едва стою, шатаясь,
тобой на волнах счастья утверждён!

Сапфо:
Лукавишь, милый мой, лукавишь ты!

Фаон:
И вправду ты и есть та дама
возвышенная, чей надмирный зов
вздымается, ликующий, до неба,
просторы полня от Пелопоннеса
до смычки Фракии суровых гор
с землёю жизнью пышущей Эллады,
во все концы, куда доплыть есть сил,
морей, что вспененны рукой Хронида*
(*Зевс, сына Хроноса,-- прим.перев.)
до брега Малой Азии, где солнце
дарами житницу земную полнит,
повсюду, где эллинские уста
распевами речь божескую славят?
Что ж ты, зачем, возвышенная дама,
вдруг положила глаз на бедняка,
юнца без имени, удела, славы,
который недостоин славной,
столь чтимой, ведь  е ё  волнуешь.

Сапфо:
Тьфу на неё, дурную злюку лиру!
Она ль способна тронуть госпожу,
любовь её привлечь, своей ответить?!

Фаон:
С тех пор, себя как помню, с той поры
когда я слабою рукой касался
струн лиры, образ твой --передо мною!
Когда я в круге братьев моих дерзких
в отцовской низкой хижине сидел,
Теано, моя милая сестрица,
играя в ласточку, чернеющую мельком,
песнь о тебе наигрывала, Сапфо;
молчали мы тогда, юнцы лихие,
да как хранили девушек достойных,
чтоб золота крупицы не утратить;
а как она ,сестрица, заводила
средь девушек прекрасных песнь свою,
проникновенно пылкую, о юной
любви богине, чистой Андромеде,
об Аттисе, Кибелой обречённом,
ловили мы все жесты, каждый вздох,
что сладостно вздымал ей грудь младую--
и лился плач в разбуженной ночи`,
насущные нам беды затмевая.
И, запрокинув чувсвтвенно головку,
Теано прободала ясным взглядом
тьму хижины, и вопрошала нас:
"Как выглядит Великая Певунья?
Мне кажется, её я вижу ! Боги,
средь тысяч дам узнала бы её".
Вдруг распускались наши языки--
и всякий мучился в плену фантазий
изюминок красе твоей добавить.
Тебе приписывали взор Паллады,
обьятья Геры, пояс Афродиты--
всё возбуждало страсти и манило.
Лишь я вставал и молча уходил
в тиху`ю одинокую страну
благославенной Ночи. Там, на пульсе
Природы сладко дремлющей, средь чар
её магически-могучих сфер
я раскрывал тебе свои обьятья.
И только снега хлопья с низких туч,
Зефира вздох ленивый, гор нектары,
Луны усталой серебро сиянья
проняв, моё топили естество,
моею становилась ты, вблизи
я чувствовал тебя-- и образ Сапфо,
сияя, плыл на светлых облаках!

Сапфо:
Ты от щедрот души меня украсил.
Жаль, если в долг, придётся возвращать!

Фаон:
Когда ж отец в Олимпию послал
меня на состязание возни`ц,
то по дороге к Играм я горел,
узнав, что Лира Сапфо прозвучит
в борьбе за Лавр, назначенный поэтам--
и победит, я был уверен в том.
Сомлело сердце в зное ожиданья,
валились скакуны мои, ещё
не увидал я башен олимпийских.
Я ожидал. Бег шустрых колесниц,
борцов искусство, диска дерзкий лёт
не трогали заждавшейся души;
не спрашивал имён я победивших--
желал достичь красивейшей, превышней.
Я должен был увидеть лишь тебя,
венец всех жён; и вот он наступил,
день состязания певцов, когда
Алкей отпел своё, Анакреон,
впустую,-- те не стронули оковы
отягощавшие мой разум воспалённый.
И чу! Толпою шёпот пробежал--
и надвое она раздалась, слава!
Внутрь дама с лирой золотой в руке
вошла, минуя изумленья спёртость.
До смуглостью не тронутых лодыжек
лилейно-белое спускалось платье
ручьём стремящим сквозь цветущий луг.
Она бурлила пеной; лавра, пальмы
напоминала зелень; славу, слово
и мир сливала в нежной песне с чувством--
всё, что с поэта требуется, что
ему взаймы даётся от природы.
Что кра`сны облака зари под солцем,
багряный плащ струился вкруг неё,
а сквозь распущенные локоны её,
черней крыл ворона и гуще ночи,
луной поблёскивала диадема--
её могущества высокий знак--
и тотчас крик в моей душе раздался:
"Да вот она!" И это была ты.
Ещё я не успел воскликнуть, как
возликовал народ тысячегласый
столь сладостное имя выкликая.
О том, что пела ты затем,
как победила в состязанье,
как ,приняв на чело венок достойный,
в пылу азарта лирою метнула
в народ, попав в меня, пронзила взглядом
едва дышащего юнца тупого,
Высокая, ты знаешь лучше, чем
чудак полуразбуженный спросонья,
пытяющийся осознать, что сталось
с ним, замечтавшимся средь бела дня.

Сапфо:
А то, я знаю, ты стоял, умолкший,
робея. Словно жизни весь удел
в глаза твои стремился только к неге,
что бережно с земли своей сбирал--
те искрами завидными сверкали.
Я знак дала-- ты следовал за мной
в глубоком ,вне сознанья, упоенье.

Фаон:
Кто б мог поверить в то, что дама
Эллады первая подарит взгляд
последнему из юношей эллинских!

Сапфо:
Не осуждай судьбу и сам себя!
Не презирай богов златых даров,
что детке при рожденьи назначают,
они даются к страстным негам жизни,
чело, ланиты, грудь и сердце метят!
Они суть верные опоры, бытиё
им нить непрочную житья вверяет.
В телесной красоте достаток добр,
он же страстям дражайшая награда:
упорство и отвага к созиданью,
решительность и наслажденье тем,
что  е с т ь , фантазия, что честно служит--
всё это украшает грубость троп
ведущих нас по жизни скоротечной,
она же цель высокая, чтоб  ж и т ь!
Напротив, никому не нужен хор
бесплодных муз, которым предназначе
венок из лавра им под стать, он хладен
не ароматен, лишь казнит чело,
иную жертву не предпочитая.
Он страшен на позорище людском,
и навсегда обречено Искусство
(... раскрывая обьятья для Фаона...)
выпрашивать у Жизни от избытка.

Фаон:
Что говоришь, волшебница благая,
неправда это, что сказала ты!

Сапфо:
Давай-ка, друг любимый, испытаем,
д в у м я  венками оплетём чела,
пригубит Жизнь Искусства чару,
а та из чары Жизни отхлебнёт.
Взгляни, вот местность, что наполовину
Земля, наполовину-- Луг, который
лобзает берег Леты, исполнен
простой и тихой прелести притом;
в пещерах этих, в кущах диких роз,
в колонн домашних дружеском соседстве,
угодно нам, бессмертным подражая,
которым глад и сытость незнакомы--
лишь в наслажденьях вечно та же нега,
красой Бытья возрадоваться вместе.
Что у меня, твоё. Что пожелаешь,
бери, дерзай, на радость мне творя.
Взгляни вокруг, дом этот ныне твой.
Я слугам вот накажу, что господин
ты впредь-- им впрок пример хозяйки.
Эй, девушки! Рабы, ко мне!

Фаон:
                                             О, Сапфо!
Чем оплатить мне множество добра?!
Мой долг, всё прирастая, угнетает!

Четвётрый акт

Эвхарис. Мелитта. Рамн. Слуги и служанки. Предыдущие.

Рамн:
Звала нас, госпожа?!

Сапфо:
                                   Да, подойдите!
Взгляните, вот ваш господин!

Рамн (удивлённо, вполголоса):
                                                  Хозяин?

Сапфо:
Кто молвил? (натянуто) Что сказать желаешь?

Рамн (пятясь) :
Я? Нет.

Сапфо:
           Вот господин ваш, посмотрите.
Что впредь ему угодно, исполняйте
столь ревностно, как для меня самой.
Увы тому, кто непослушен будет,
кто омрачит его чело морщинкой,
преступнику домашнего закона!
Могу простить того, кто мне противен,
кто оскорбит  е г о, мой примет гнев!..
Мой друг, тебя вручаю их заботам,
я вижу, что с дороги ты устал.
Позволь им славно гостю услужить,
прими от друга первый дар в усладу!

Фаон:
О, мог бы я свою былую жизнь
отринуть словно ветхие одежды,
о п о м н и т ь с я  и  ясность обрести,
определиться, чем желаю стать!
Пока! Мы скоро свидимся, надеюсь!

Сапфо:
Ты нужен мне. Пока! Будь здесь, Мели`тта!
Фаон и слуги удаляются.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
Текст оригинала см. по ссылке: http://projekt.gutenberg.de/index.php?id=12&xid=957&kapitel=2&cHash=f8b4e33b702
(там первая страница, дальше листайте)

Прометей:
Кто смеет мне вернуть проклятья возглас?
Ах! что за страшный шёпот восстаёт?!
Не голос ведь, бросает тело в дрожь,
что молния, пока не вдарит жертву.
Молвь, Дух! по тону твоему, что странен,
я знаю лишь, что ты вблизи меня,
с добром. Как проклял я его?

Земля:                                     
                                                     Расслышишь?
Ты речи мертвецов не понимаешь.

Прометей:
Ты --дух живой. Скажи мне, как они.

Земля:
Не смею я "живьём", ведь Царь Небесный
услышит, колесует он меня,
а я и так верчусь до боли нестерпимой.
Ты проницателен и добр, и Боги пусть
тебя не слышат, ты повыше Бога,
поскольку мудр и незлобив, ну, слушай.

Прометей:
Сквозь мозг мой будто тени пролетают,
приятные и страшные задумки,
проворно, густо. Ощущаю я
слабинку, словно тающий влюблённый.
Но в том довольства нет.

Земля:
                         Да, не услышишь:
бессмертен ты, а эта речь понятна
лишь смертным.

Прометей:
                          Пусть. Но кто же ты тогда,
о, Голос невесёлый?

Земля:
                                   Твоя Земля,
я Мать, в чьих жилах каменистых
в мельчайших фибрах статных тополей,
трепеущих под ветром декабря,
стремится радость, словно телом-- кровь;
давно от этой груди ты, что облак
во славе воспарил, согласья дух!
И с голосом твоим мои сыны,
униженные, лбы в грязи подняли--
и наш Тиран всесильный в страхе злобном
притих, пока его молонья тут тебя
не приковала. Взгляни ещё на это:
горят, вращаются миров мильоны
вкруг нас, чьи жители внимали
сиянью моему, что меркло; море
подня`ла буря странная; огонь
неведомый восстал из недр вершин
в снегах блистающих, и тряс своей
власатой бородой под гневным Небом;
Пожар с Потопом бросились в долины;
в чертополохе скрылись города;
в чертогах пышных жабы голодали,
когда чума постигла человека,
и звери, черви, Голод; урожай
поела чёрная пыльца; на нивах,
на виноградниках и на лугах
сорняк неистребимый вырос,
что ядовит был; в гневе грудь моя
иссохла; вздох мой тонкий отравился
из мести моему детоцбийце;
слыхала я твоё проклятье, да,
а коль его запамятовал ты,
всё же, мои озёра без числа,
мои потоки,  горы, и пещеры,
и тот простор воздушный, да и тьма
людей погибших сохранили звук.
Мы медитируем, тая веселье,
мы на проклятье уповаем вечно,
но вымолвить его не смеем.

Прометей:
                                                Мать
досточтимая моя! Ведь все, кто жив,
кто мучится, те и уюта малость
находят у тебя: цветы, ветры,
любовь, пусть беглая, веселья звуки,--
всё то, что не моё. Мои слова лишь.
Молю тебя, не отвергай меня.

Земля:
Они ответят. Вавилон был цел;
маг Зороастр, мой сын погибший,
в саду блуждая, встретил образ свой,
не человека, но всего виденье.
Так знай же, есть два мира: жизнь и смерть:
один ты видишь, а второй сокрыт
в могилах преисподних, населённых
теня`ми разными, что мыслят и живут
покуда смерть не примет их согласно,
да снами и мечтаньями людей,
да всем, что дух творит, любовь желает:
ужасным, странным и высоким, милым.
Тут ,скрючен, тень, и ты повис
средь заселённых бурями вершин;
и боги здесь, им нет числа, и силы
неназванных миров , фантомы
при жезлах, люди, звери и герои;
Демогоргон-- чудовищная тьма;
и он, Тиран верховный, на престоле
из золота горящего. Мой сын,
один из них да вымолвит проклятье,
что помнят все. Коль будет те угодно,
свою` тень позови, а то-- Юпитера,
Гадеса иль Тифона, иль любого
из сонма премогучих бо`гов,
властителей всепроникающего Зла,
что развелось с поры той, как настала
твоя погибель, сыновьям моим
на головы их бедные. Спроси--
должны ответить боги, дабы месть
Всевышнего провеялась сквозь тени,
что вихрь с дождём во праздные ворота
дворца развалин.

Прометей:
Мать, не позволь, чтоб
зло снова миновало мои губы,
иль рты тех, что похожи на меня.
Фантом Юпитера, восстань, явись!

Иона:
Свила я крылья на глаза,
и уши скрыла ими я,
но сквозь их серебро вползла
тень духа, перьями звеня:
сумбура звуков не боясь;
о, пусть тебе не заболит,
ты столько ран доселе снёс!
С сестрой дежурим мы вблизи
тебя, не спим ночей от слёз.

Пантея:
Подземный смерч звучит вблизи,
грунты трясутся, горы врознь;
Ужасен Дух ,что из грязи`
в пурпурной тоге, что из звёзд.
Он держит скипетр золотой
шагает важен сам собой,
и гонит обла`ки рукой.
Жесток на вид, но тих, силён,
карать горазд, не му`чим он.
 
Призрак Юпитера:
Почто стремленье тайных сил от мира
сего неясного, меня, фантом пустой,
меня сюда подвигло злою бурей?
И что за непривычных звук уста
мои волнует, непохож на голос,
которым раса бледная толкует
промеж собой во тьме? А ты, гордец--
--страдалец, кто есть?

Прометей:
                                        Ужасный Образ,
должно быть, ты и есть Тирана тень.
Я враг его, Титан. Молвь то, что мне услышать,
пусть мысль не осенит твой глас пустой.

Земля:
Чу! Эху не не давать потачки,
седые горы, древние леса,
ручьи-волхвы, пророчицы-пещеры
и вы, потоки мимо островов,
тому внемли`те, что сказать не смели.

Призрак Юпитера:
Дух взял меня, речёт то ль из нутра,
он рвёт меня что тучу гром-моло`нья.

Пантея:
Чу! по`днял он свой взор могучий; Небо
темнеет там.

Иона:
                         Речёт! Меня храните!

Прометей:
Проклятье вижу в жестах хладных, гордых,
во взгляде с вызовом лихим и лютым;
отчаянье самоотверженной улыбки--
на свитке, что ль... скажи! да, повтори!

Призрак:
Враг! будь готов в рассудке хладном слить
всё, что скопил, гнилой Тиран Богов
и Поросли людской, я уступить
Тебе, один из сущих, не готов.
Хлынь ливнем мора, гнева, язв-- здесь я,
шли хвори страшные, добавь огня.
И пусть попеременно жар с морозом
в меня вгрызаются, а взгляд твой грозный
молоньи, град секущий, легионы
всех фурий бурями сюда погонит.

А! делай худшее. Ты же всесилен.
Над всем и вся опричь себя даю
тебе кураж. Нашли проворных гнилей
губить людей, останься на краю.
Нашли свой мерзкий дух на тех,
кто люб мне, действуй в темноте:
меня и близких обреки
на истязания с руки,
на корчи смертные без сна:
мне, непреклонному, дай силу знать.

Но ты, кто Бог и Царь, о ты,
кто полнит душу мировую му`кой,
кому всё сущее во страхе суеты
поклоны бьёт! -- враг многорукий!
Будь проклят! пусть проклятие страдальца
тебя, мучителя, удушит за "сознаться"--
и станет нескончаемость твоя
агониею, саваном бытья,
а всё твоё Всесилие венцом из боли,
горя, мозги да стиснет тьмой иголок.

Храни в душе Проклятья благомощи
со злом своим ,пропащий, до поры,
и-- бесконечность ,и вселенной кощи,
себя, отшельника, в безумии игры.
Ужасный лик покойного всесилья,
цари`, пока из нутряного изобилья,
не клюнутся проклятья семена--
тебя нам явится иная сторона;
и после тьмы пустых, бесплодных злодеяний
презренье станет спутником твоим в изгнаньи.

перевод с английского Терджимана Кырымлы
оригинальный текст драмы см. по сылке:  http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml

На пустой сцене в чёрных костюмах спинами к публике стоят люди с канделябрами в то время, как Мышкин лицом к зрителям читает.

Со словами заёмными я,
а не с огнём пришёл,
должник всем, о Боже!
Кресты упрятаны-
и ни одного будет воздвигнут.
Без сил склоняюсь пред мощью
Твоего Суда и думаю уж
прежде, чем Ты воздашь, о возмездии.

Там ,где страх проник в меня
и ад извергся из меня, нахожу
ужаснейшее и вину свою
во всём, в преступлении,
с которым я ещё этой ночью
во Твою Ночь ступить должен,
а свой грешный рассудок не желаю я
поручить совести своей.

Будь Ты любовью, а я -лишь легчайшим
трепетом от Тебя изошедшим
и среди лихорадочных
падшим. Твою слепоту познавший,
в которой все мы едины во тьме,
свидетельствую я, что виновен
во всём, ибо Ты, с той поры, как перестал
видеть нас, полагаешься на слово.

Раскатывают красный ковёр. Мышкин оборачивается и стоит уже спиной к публике. Появляется Настасья, она желает достичь Мышкина на переднем фронте сцены, но Рогожин с ножом в несколько прыжков оказывается между ними. Чёрные фигуры в танце болеро пытаются помешать Рогожину, который всё жа достигает Настасьи и уносит её, сам будучи теперь спиной к публике, со сцены. И чёрные фигуры удаляются. На канатах спускается на сцену икона, перед которой становится бессильный Мышкин.

Отвори мне!
Все врата сомкнуты, настала ночь,
а что сказать есть, уже не вымолвить.
Отври мне!
Воздух полон тлена, а рот мой
ещё не целовал голубого подола.
Отвори мне!
Уж читаю по линиям твоей руки, ангел мой,
что чёло моё волнует и желает вернуть меня домой.
Отвори мне!

Наконец, Рогожин выходит к Мышкину- и тот идёт следом за Парфёном.

Сокрыты уста, которыми мне завтра молвить. Желаю
ночь сию с тобою бодрствовать и не предам тебя.

Рогожин заботливо уводит Мышкина за икону. Сцена совершенно темнеет, и в тьме Мышкин читает последние две терцины.

На верёвках в тиши повисли колокола,
и бьют на сон грядущий-
так усни, они бьют на сон грядущий.

На верёвках в тиши колокола
стихают, наверное, смерть,
так приди, да будет покой.

Немного светлеет. С верёвочного поддона под перезвон спускаются белые канаты. Мышкин остаётся недвижим, а канатов всё прибывает- и являются танцоры, которые буйными и огненными жестами представляют приступ безумия.

Хореография Татьяны Гровски
Музыка Ханса Вернера Хенце

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Мясо я порезала на равные куски. Лук мелко покрошен. Розовая паприка на столе, ведь сегодня будет пёркёльт (жаркое с паприкой), а до него- яйца в горчичном соусе, раздумываю, не будет ли слишком ещё и абрикосовые клёцки, хотя лучше просто фрукты, но если Иван останется на Новогоднюю ночь в Вене, тогда попробую крамбамбули, который уже моя матушка не готовила, для него жгут сахар. Из поваренных книг черпаю то неподходящие, то едва ли применимые рецепты, и что Ивану понравилось бы, только многовато для меня пауз, "готовить до...", "потрогать после...", о замесе речь, о слабом и сильном огне, в которых я не разбираюсь, и как только его дозировать в моей электродуховке, и достаточна ли для моих блюд из "Старая Австрия просит к столу" и "Малой энциклопедии венгерской кухни"? итак, попробую просто удивить Ивана, который уже отчаялся видеть в ресторанах жареное мясо и лёгкие, шашлык и колбасные лепестки в сотый раз. Я готовлю ему то, что не значится в меню, ломаю голову, как соединить старое доброе время с его свиным смальцем, сливками и сметаной со здравомыслящим новым временем, в котором есть йогурт, листья салата ,облагороженные маслом и лимоном, время превосходства невареных, подсчёта углеводов, умеренной калорийности и обхождения без пряностей. Иван не догадывается, что я уж с утра обега`ла ряды, спрашивала без обиняков, почему так мало трав, где эстрагон и почему вместо него базилик, и как быть с рецептами? У зелёнщиков всюду лежит одна петрушка да порей, рыбнику уже много лет не доставляли свежей речной форели, и так клала я то поверх мяса и овощей немногое, что удавалось прикупить. Недеюсь, что руки мои не будут пахнуть луком, я всё время забегаю в ванную чтоб ополоснуть руки, вывести луковый дух одеколоном и причесаться. Иван должен увидеть только результат: стол накрыт, свеча горит, а Малина станет удивляться: как это мне удалось и вино своевременно охладить, и тарелки подогреть, а между наливанием воды и нарезанием батона крашу я тушью ресницы, подкрашиваю румянами у Мадинового зеркальца для бриться глаза, пинцетом привожу брови в порядок, и эта синхронная работа, которая невероятна, она напряжённее всех тех, что я исполняла прежде. Ведь за неё ожидает меня высочайшая награда: Иван придёт уже в семь вечера и останется до полуночи. Пять часов Ивана равны двум дням отдыха, благотворны для кровообращения, они как лечение. Ничего мне не мешает, в кухне ничто не лишнее, всё мне по силам ради того, чтоб Ивану услужить по-супружески часть его жизни; если Иван за ужином выдумает, что в Венгрии он часто плавал было под парусом, я сразу же стану учиться тому же, с утра пораньше, по-моему, на Старом Дунае, в Императорском заливе, ведь Ивану когда-то захочется снова поплавать на лодке. Но сама не позволяю Ивану неволить меня. Стоя за плитой, поскольку еда готовится быстро, я исследую причины собственной неспособности, вдруг сменившей столько способностей. Меня можно связать лишь обманом, мелкими уступками, тактикой, тем, что Иван игрой зовёт. Он не прочь и меня оставить в игре, да она вся, по-крайней мере для меня, вышла, партия окончена. Я раздумываю над уроком, данным мне Иваном, когда извиняюсь, когда жду, ведь Иван замечает, что я должна оставить его в покое- а я и не должна извиняться. Он также говорит: "Буду следовать за тобой, смотри, не следуй за мной, тебе срочно необходим дополнительный урок, кто же тебе не проподал основ?" Но Иван нелюбопытен, ему не интересно, кто мне не преподал основ, я должна забросить коючок и поймать Ивана, беспредматная улыбка должна выйти у меня, прихоть, плохая манера, но с Иваном у меня ничего не выйдет.
 -Ты слишком проницательна, -говорит Иван- но ведь меня видно насквозь, играй же, разыграй что-нибудь для меня.
Но что мне разыгрывать перед Иваном? Первая моя попытка бросить вызов ему, не позвонившему вчера, забывшему припасти для меня сигареты, марки которых он до сих пор не знает, оборачивается гримасой, ведь прежде ,чем я на звонок достигаю двери, вызова нет и в помине, а Иван считывает с моего лица прогноз погоды: прояснение, потепление, жарче, безоблачно, пять часов кряду устойчивого хорошего климата.

- Почему ты совсем никогда не говопишь
- Что?
- Что снова хочешь прийти ко мне
- Но!
- Я позволяю тебе не говорить этого
- Видишь ли
- Чтоб принудить тебя играть
- Не желаю игры
- Но без неё не обходится

Из за желающего игры Ивана, я изучила группу фраз-дразнилок. Первой я ещё испугалась, но теперь уже стала довольно изобретательной- и жду их, ведь когда Иван начинает дразниться, это добрый знак.

- Орлица ты, да, ты, кто ещё?
- Всегда берёшь меня здесь в плен, да, ты
- Ведь правда, смейся кстати
- Не смотри холодно
- Les hommes sont cochons *
- Тебе французский учить да учить
- Les femmes aiment les cochons **
- Как хочу, так и говорю с тобой
- Бедняжка ты
- Делай со мной что хочешь
- Не отвыкай подучиваться
- Ты слишком глупа, ничего не поняла
- Вырастешь- станешь беднягой
- Хорошо было б: росла себе и росла
- Да, этого хочу, естественно, а чего ещё?
- Ты должна стать совсем другой
- С таким талантом, да, стала, естественно
- Ведьма ты, прекрати наконец
- Тебя они совсем испортили
- Да, такая ты, не пугайся только каждого слова
- Тебе что, закон не писан?

Дразнится только Иван, ведь я ему не отвечаю, только выкрикиваю частенько "но, Иван!", с каждым разом всё покладистей.
Что знает Иван о законе, который писан для меня? но всё же удивляюсь тому, что Иван лексикон свой узаконил. 

_________Примечания переводчика:________________
*- Люди суть свиньи (фр.);
** - Женщины любят свиней (фр.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

За пат Иван получает свой заслуженный глоток виски, он умиротворённо озирает шахматную доску, он выдумывает какой-то фокус надо мной, ведь мы не торопимся. Он ничего не говорит, пока ничего о том, что обдумывает, он только намекает мне ,что нескорая задумка окажется непростой, он слишком охотно подозревает во мне некий талант, правда, не знает в чём он состоит, но "товар" в любом случае следует "пустить в оборот".
- Тебе непременно повезёт.
- Но только не мне! Почему же мне?
Тогда Иван на три четверти приспускает веки,  в щёлочки по-прежнему хорошо видя меня своими тёмными, большими, тёплыми глазами, и говорит, что хорошо бы мне пригласить  уборщика в "талантохранилище".
- Что убирать? Какое добро? Моё добро?
Грозным жестом руки Иван останавливает меня, ведь я, сболтнув лишку, пренебрегла чем-то достойным поклонения. Но с Иваном я не смею заговорить  о "добре" , а также о том, почему сникаю от всякого бесцеремонного жеста, я что-то всё отмалчиваюсь, но только не боюсь Ивана, хоть он и сцепил руки за моёй спиной, обездвижив меня. Пусть дышу прерывисто, но он-то спрашивает меня ещё проворнее: "Кто тебя испортил, кто завёл подобную глупость в твоей голове, что в ней кроме этих нелепых страхов? Я не пугаю, не смею пугать тебя. Что ты воображаешь среди салата, бобов и горошка в твоём лукошке, глупая ты принцесса на горошине? хотел бы я знать, нет, не хочу знать того, кто так устроил, когда ты ёжишься, втягиваешь голову, трясёшь ею, прячешь её".

Заглавных предложений у нас вдосталь, кучно, как то телефонные, шахматные, вечно-жизненные заглавия. Наш классификатор небогат: о чувствах нет у нас ни одного предложения, поскольку Иван о них молчок, поскольку я не осмеливаюсь застолбить рубрику ,только и думаю о ней, вопреки всем разученным нами хорошим предложениями, безнадёжно отсутствующей. Ибо когда мы смолкаем и переходим к жестам, которые нам всегда удаются, для меня чувства подменяет ритуал -и никакой разрядки, никаких холостых оборотов, ритуал как новонаполненная торжестванная формула, на что я действительно способна.
А Иван, что Ивану дела до того? Но, вопреки себе, сегодня молвит он: "Итак ,вот твоя религия, вижу". Его голос, с оттенком удивления, теперь звучит иначе. Он до конца разгадает мою тайну, ведь у нас ещё вся жизнь впереди. Может, не вся, может, только сегодня, но у нас вся жизнь, в этом никакого сомнения.

Прежде чем Иван уйдёт, мы вместе сидим на кровати и курим, ему надо на три дня уехать в Париж, мне нипочём, говорю себе легонько :"Ах, вот как", посколку между нашими экономными лексиконами и тем, что я ему действительно хочу сказать- вакуум, я хотела бы сказать Ивану всё, а сижу вот, точно и болестно давлю сигарету о пепельницу, которую затем подаю ему, как будто важно, чтоб он не просыпал пепел на мой пол.
Это невозможно, Ивану рассказать что-нибудь о себе. А продолжать, без себя самой вовлечься в игру?.. почему я говорю "в игру"? почему, наконец, нет ни слова обо мне, есть слово об Иване... тоже невозможно. Куда я прибыла, Малина знает, а только сегодня мы снова склоняемся над ландкартами, планами городов, над словарями, дабы выработать слова, мы выискиваем слова и места, "орте унд ворте", и позволяем взойти ореолу, который нужен мне чтоб жить, тогда жизнь минус пафос.

Сколь печальна я, и почему Иван не перечит мне, почему он бросает сигарету в стену, просыпает пепел на пол, почему должен он говорить о Париже вместо того, чтоб остаться тут или взять меня с собой, не потому, что хочу в Париж, который  не потеснит мой Унгарнгассенлянд ,ведь я крепко держусь за него, мой единственный, мой надо всем простёршийся край. Мало я высказала и о многом смолчала, но всё же говорю многовато. Чересчур много. Мой чудесный край, не королевско-императорский, без венца Стефанова и без короны Священной Римской империи, мой край в своём новом Союзе, который не требует никаких державных и правовых гарантий, но я всего лишь устало двигаю не по правилам пешку, которую должна бы убрать после Иванова хода, я сдаюсь на милость победителя, моя партия проиграна, но я хотела бы с ним поехать в Венецию или этим летом на Вольфгангзее, если у него вправду мало времени, один день побыть в Дюрнштайне на Дунае, ведь я там знаю старую гостиницу, и я принесу вина к игре, ведь Ивану так нравится дюрнштайнское вино, но не суждено нам туда поехать, ведь у него всегда так много дел, ведь ему надо в Париж, ведь завтра ему надо встать в семь.
- Желаешь пойти в кино?- спрашиваю я, ведь с киноманией я отвлеку Ивана от возвращения домой, я раскрываю полосу с кинопрограммой. "ТРИ СУПЕРМЕНА НА ВЫХОД" ,"ТЕХАССКИЙ ДЖИМ", "ГОРЯЧИЕ НОЧИ В РИО". Сегодня, однако, Иван не может позволить себе выбраться в город, он оставляет фигуры на доске, он особенно быстро уходит к дверям, как всегда не прощаясь, возможно, потому, что у нас ещё вся жизнь впереди.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Итак, Ивану некогда, а трубка будто ледяная, даром что из пластика и металла, и всползает она к моему виску, ибо я слышу, как он кладёт свою, и я б желала, чтоб этот щёлчок оказался выстрелом, коротким, быстрым, чтоб со всем покончить, я не хочу такого Ивана сегодня и всегда такого не желаю, мне хочется конца. Вешаю трубку, по-прежнему стою на коленях, затем волочусь к креслу-качалке, беру со стола книгу "ПОЕХАТЬ- КУДА?" Лихорадочно читаю, что за глупость? он же позвонил, он ведь тоже хотел другого-  я  довольствовуюсь тем, что он ничего не прибавил к сказанному, а я  не договорила в трубку, конец главы, прилунение, убираю письма со стола чтоб не осерчал Малина, кладу их в папки поверх вчерашних, защёлкиваю скоросшиватели, ОЧЕНЬ СРОЧНО, СРОЧНО, ПРИГЛАШЕНИЯ, ОТКАЗЫ, ЗАМЕЧАНИЯ, СПРАВКИ, НЕОПЛАЧЕННЫЕ СЧЕТА, ОПЛАЧЕННЫЕ СЧЕТА, КВАРТИРА, однако, не могу отыскать непроименованную папку, которая мне больше всего нужна, вот  аукнулся телефон, что-то больно громко, это заграничный звонок, а я недолго выкрикиваю слова,  лихорадочно и гостеприимно, не зная ,что и с кем мне говорить :"Девушка, девушка, центральный, пожалуйста, нас прервали ,фрёйляйн!" Но теперь из Мюнхена или из Франкфута? Во всяком случае, нас прервали, кладу трубку, телефонный провод снова спутан , отговоримши и забымши меня - как позвонил Иван, так всё путаюсь сама в проводе. Уж не стану ради Мюнхена, или что там ещё, десятижды вертеть шнур. Пусть будет таким.
Мне остаётся посмотреть на чёрный телефон читая на сон грядущий, если только поставлю у кровати аппарат. Я бы ,пожалуй, выбрала новый, голубой ,красный или белый телефон, но в моей комнате менять ничего нельзя, кроме Ивана, единственного "новичка", который уводит меня от "ничего", и ничего из ожидания когда телефон не суетится.
Вена молчит.

Я думаю об Иване.
Я думаю о любви.
Об инъекциях действительности.
Об её укорах, недолгих.
О сдледующих, покрепче, инъекциях.
Я думаю о тишине.
Думаю, что поздно.
Это неисцелимо. И поздно.
И, думаю, это приходящее-  не Иван.
Что всегда приходит, оно, должно быть, другое.
Я живу в Иване.
Я не переживу Ивана.

В общем, надо признать, что мы с Иваном бывает, час, бывает,  даже вечер проводим вместе иначе. Наши жизни разные, но этим не всё сказано, чувство малой родины не оставляет нас, также Ивана, который, конечно, не расстаётся с ним, хоть лично не осмысленным. Сегодня он у меня, в следующий раз я буду у него, а когда у него нет никакого желания вместе со мной строить предложения, Иван раскладывает шахматную доску и заставляет меня играть. Иван сердится, эти венгерские словечки, которые он выкрикивает между ходами, пожалуй,- крепкие или зазорные, а пока мне понятны только "jaj" и "je`"*- и  , бывает, кричу " elje`n!"** Выкрик, который, верно, неуместен, но это единственное, что я выучила за годы.
Небо, да что же ты делаешь с моей пешкой? обороти её вспять на ход! Ты ли не замечаешь, как я играю? Когда Иван в довесок роняет "Istenfa`ja`t!" или "Istenkinja`t!"***, я подозреваю, что это- из группы непереводимых Ивановых ругательств, ими, столь мужественными, он сбивает меня с толку. Иван молвит: "Ты всегда играешь без плана, не испоьзуешь фигуры: твоя королева снова неподвижна".
Мне приходится рассмеяться. Затем я снова усаживаюсь квочкой на проблему личной неподвижности, а Иван мне моргает: "Сообразила? Нет ,ничего не поняла. Что у тебя снова в голове? Травы, приправы, салат, всякие овощи? Ах ,да и хочет же отвлечь меня безголовая, пустоголовая фрёйляйн, но я это уж знаю: платье сползает с плечей- а я того не замечаю, думай о своей пешке, твои ноги выше коленей уже полчаса напоказ, что совсем не к месту и не ко времени- и это ты зовёшь шахматной игрой, моя барышня? но со мной так не играют, ах , теперь состроим забавное лицо, его я ждал, мы потеряли нашу пешку, милая фрёйляйн, ещё вот советую тебе: заверти отсюда ,ходи e5-d3, но на этом моя галантность исчерпана".
Я подставляю ему свою пешку и не перестаю смеяться: он-то играет намного лучше меня. Главное в том, что я могу вытянуть ничью.
Иван некстати спрашивает :"Кто такой Малина?"
Мне нечего сказать, молча морща лбы, мы доигрываем. Я снова ошибаюсь. Иван, отставив правило "toucher et jouer"****, возвращает мою фигуру на место, затем я играю без ошибок- и наша партия оканчивается вничью.

___________Примечания переводчика:
* "ой" и "ну"(венг.);
** "ходи!" (венг.);
*** "Божья (курительная) трубка!", "Божий пёс!" (венг.)
Словарь пока лень листать: после надо будет сверить...............;
**** "бей и ходи" (франц.).

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Иван способен, в отличие от иных мужчин, вскипеть когда я при нём жду звонка, трачу предназначенное для него время, сужу-ряжу его свободными часами , хоть этим я занимаюсь тайком, тогда я смиряюсь и припоминаю его учебные фразы, которые, как многие "вступительные", переняла от него. Всё же, сегодня поздно, мне бы встретить Ивана у почты пятнадцать лет назад. Учиться не поздно, но сколь коротка жизнь, в которой я ещё успею использовать выученное. Ещё вот, прежде чем сегодня усну, вспомню, что тогда я оказалась неспособной воспринять лекцию в полном объёме.

Здесь воркует, жужжит- хватаюсь за аппарат, вот брошу своё "алло", ведь это может быть Иван- но затем медленно кладу трубку, поскольку нечего ждать сегодня последнего звонка. Снова звенит, теперь слышно сразу- но это какой-то "слепой" звонок, а ,может, был Иван, это лишь он мог быть, а я не хочу быть умершей, пока нет, если это действительно бы Иван, он должен быть доволен мною: подумает, что я давно сплю.

Но сегодня  курю я и жду, а курю у аппарата до полуночи- и подымаю трубку, а Иван спрашивает, а я отвечаю.

- Мне бы ещё вот пепельницу
- Мигом, да ,и мне
- И ты закурила
- Ну. Да. Нет, не вышло
- У тебя нет спичек?
- Посоледняя, нет, придётся от свечки
- Тебе хорошо слышно? У Вас были неполадки
- У телефона вечно свои козни*
- Как? Кто-то постоянно говорит. Комары будто
- Я сказал "козни", ничего особенного, на твёрдое "Т"**
- Я не понимаю этого ,с комарами
- Прости, пагубное слово сорвалось
- Почему пагубное, ты о чём?
- Ничего, только когда так часто переспрашивают

Но когда вправду говорят наперебой квартетом, я слышу Иванов голос и покуда слышу его, а Иван- меня, я живу***. Покуда в наши отсутствия телефон снова и снова звонит, верещит, бесится, то на одной ноте слишком громко, то на нескольких слишком тихо, под хлопок дверцы холодильника, включённый граммофон или открытый кран в ванной, но когда всё-таки "зовёт", кому знать, что с телефоном деется и как прикажете назвать его приступы? пока ко мне идёт его голос, то ли поймём друг дружку. вовсе или отчасти поймём, пока Венская сеть на минуты отключается, мне всё равно, и даже то, что он скажет мне- столь полно Ожидание, в Над-Жизни, в Под-Жизни- я начинаю снова с "алло?" Только Иван не знает этого, он "зовёт" или "не зовёт", он всё же звонит.

- Как мило, что ты мне
- Мило, почему мило?
- Просто так. Мило с твоей стороны

Но я преклоняю колени на пол перед телефоном- и надеюсь, что Малина не поразится мною в таком положении- как мусульманин на свой коврик, лбом впечатываясь в паркет.

- Не мог бы ты несколько отчётливее
- Я должен трубку, так идёт?
- А ты, что у тебя ещё?
- Я? Ах, у меня ничего особенного

Моя Мекка ,мой Иерусалим! А я избрана средь прочих абонентов- и потому сама набираю, мой- 74 31 44, ведь Иван знает меня наизусть, чтоб на любом диске, и он увереннее ,чем мой рот, мои волосы, мою руку знает мой номер.

- Я сегодня вечером?
- Нет, когда сможешь
- Но ты ведь
- Это уже, а потом -нет
- У меня назначено, извини
- Всё же скажу тебе, это лишнее
- Лучше иди к себе, я ведь запамятовал
- Итак, у тебя. Итак, ты
- Тогда до завтра, спи спокойно!

_____________Примечания переводчика:
* "Tuecken"- козни, "Muecken"- комары;
** на самом деле "Т" перед умляутом не твёрдое, здесь- о "ducken"= нагибаться, "Duckmaeuser"=тихоня;
*** буквально "на Жизни".

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

А вот Иван вопрошающе смотрит на меня: ну говори- а я спешу отвлечь его. Я знаю имя вируса, но начеку чтоб не проговорится.
Что ты бормочешь? Что непросто получить? О какой болезни говоришь?
Никакой болезни, я не то имею в виду, просто думаю, есть свойства, которые трудно обрести. То ли говорю слишком тихо, то ли Иван не понимает, а Малина-то долго было понимал, угадывал, схватывал, а всё же он не желает меня ни раздумывающей , ни рекущей и ,кроме того, я ему ни слова о вирусе не сказала.

Да ведь орава противостояла было мне (а я собрала арсенал такой, что рук недоставало): разочарование, равнодушие; бесстрашием я обратилась к великим кошмарам, и не знаю, как Иван несмотря на это мне явился, невзирая на осаду,на это неутолимое отчаяние бессоницею назубок сыгранных ночей, непрерывную нервозность, навязчивую чуждость ко всему, но уже в первый час, когда Иван точно не с неба свалился,а ,улыбаясь взглядом, очень значительно и легко поклонился мне стоя на столбовой улице просёлочных улок, всё прочее оказалось посрамлено- и только за это с меня высокие и высочайшие ему награды, за то ,что он вновь открыл меня, и встряхнул ту, каковой была я в тот час, обнаружил мои прежние простые задатки, вызволил моё осы`павшееся Я- и молиться мне за Ивана благодарствуя за все его дары, за которые же, за которые? им счёту нет, и ни один не даётся- тогда я беру простейший, возвращённый Иваном смех.

Наконец, я наново воплотилась: обрела свои члены, которые из-за долгого небрежения ими казались мне чуждыми, я чувствую в себе токи всего, гладкие и поперечные мускулы после долгого оцепенение расслабляются, обе нервные системы восстановились одновременно- нет ничего существеннее этого восстановления, оздоровления ,которое под силу измерить и оценить также и новейшим инструментарием современной метафизики. Как хорошо, что в первый час я оказалась захвачена Иваном врасплох, в чём мать родила, и что я вслед за тем не рисуясь, не набивая себе цену, пошла с Иваном. Не упустила я своего урока- ведь тогда случилось нечто неслыханное, невиданное, не по читанным прописям, потребовался толчок извне, дабы так сложилось. Мелочь могла бы нам помешать, сбить с толку, вклиниться между нами- столь чувствительны суть начало и явление крепчайшей силы мира, ибо мир всюду и всегда болен, а она ,здоровая мощь, не желает проявляться в нём.  Клаксон мог оборвать наши первые фразы, полицай, увидавший неправильно припаркованный мотороллер, прохожий заорал бы, зашатался между нами, парень в гоночном авто отвлёк бы наши взгляды,мой Боже, только помыслить, сколько всего могло бы помешать нам! Звук сирены "скорой помощи" мог бы отвлечь меня, заставить взглянуть на улицу- не на букет георгин в витрине, а то Иван попросил бы у кого огоньку прикурить- и тогда не быть мне увиденной Иваном. Поскольку встрече угрожала опасность, нам хватило уже первых трёх реплик на здесь у витрины- и мы вслед на ними немедля покинули крайне опасное место, и сберегли многое своё. Нас вывели оттуда эти ничего не значащие короткие фразы. Не знаю право, надо ли доьавить, что теперь мы общаемся как все. Но мы не торопимся. -У нас вся жизнь впереди,- молвит Иван.

Всё-таки мы освоили первые диалоги, глупые начала и концы предложений, одинокие фразы, окруженные ореолом взаимного снисхождения, потворства, а большинство предложений доселе относятся к телефонным. Мы попеременно упражняемся, повторяем их снова и снова ,поскольку Иван звонит мне раз из бюро на Каринтсвком кольце ,второй- поздно пополудни или вечером из дому.

Алло. Алло?
Я, а кто ещё
Да, естественно, прости
Как мне? А тебе?
Не знаю. Сегодня вечером?
Так плохо слышно
Плохо? Что? Ты, значит, можешь
Едва слышу. Можешь
Что? Случилось что?
Нет, ничего, ты мне позже ещё
Естественно. Лучше я позже позвоню тебе
Я, правда, мог бы с друзьями
Да, если не можешь, тогда
Я этого не говорил, только если бы не
В любом случае ,позвони позже
Да, но только до шести потому, что
Но это для меня поздно
Да, и для меня ведь, но
Сегодня, пожалуй, нет смысла
Кто-то придёт?
Нет, только фрёйляйн Йеллинек уж
Ах так, ты больше не одинок
Но позже- пожалуйста, непременно!

У Ивана и у меня есть друзья, а кроме того- люди, которых я не знаю, а он- моих. С друзьями и посторонними нам приходится ходить в рестораны, а чаще всего -на минутку в кафе, а то ещё нам приходится занимать иностранцев, не зная, как начать с ними, и ещё часто нам нужно ждать звонка. Кроме договорных встреч случаются внеплановые, когда Иван и я встречамеся с разными делегациями: он со своей ,а я с другой- в одном заведении, тогда он кстати узнаёт, что я могу выделяться (в чём он сомневается), что могу быть разговорчивой (в чём он ещё больше сомневается). Ведь наедине с ним я тиха, ибо кратчайши слова- да, пусть, так, и, но ,тогда, ах!- столь нагруженныеы ,исходящие от меня со столиким смыслом, тысячекрат значимее рассхожих рассказов, анекдотов, сымпровизированных реприз, что друзья и клиенты слышат от меня, а к жестам ,каприччи, показным аллюрам, поелику я не рисуюсь перед Иваном, не прибегаю чтоб не рисоваться, и благодарна я, когда смею подать Ивану еду-питьё, когда украдкой почищу его туфли, вычищу пятна с его пиджака. Да, это наше! значит больше, нежели наморщившиеся лбы над меню, это не сиять на людях, не дебатировать, не расцелованная делегатом ручка, не анимированные поездки с друзьями в родные места, не рюмку на посошок в баре, поцелуи направо-налево и "прощайте"! Ведь когда Иван приходит на обед, естественно, за счёт института, то у меня может быть назначена поздно пополудни встреча в голубом баре- и у нас не выходит свидания, если только я не подстрою или не разлажу его: вот сегодня я ужинаю в "Штадткруге", а Иван- за городом, в Гринциге с иностранцами, а завтра я должна показать паре Хайлигенштадт* и Нусдорф- страшно подумать, а он в обществе трёх господ отобедает в "Трёх гусарах". Он водится с иноземцами, и я, часто- тоже, что например, мешает видеться нам с Иваном, остаётся только перезваниваться. И, подобно тому, как первая группа телефонных фраз связана с парой трубок, с мимолётными свиданиями перед тем, как разойтись с делегациями, вторая ,совершенно иная группа- оболочка "примерно".

Иван говорит, что постоянно слышит от меня "например". И чтобы вызвать поток "примерных" предложений в ответ себе, сам прибегает к ним, например, даже на протяжении одного часа, которой остётся нам до ужина.
- Что же, например, фрёйляйн Шлаубергер? А если я, например, впервые явлюсь к тебе домой днём- тогда ведь, например, наша встреча вызовет подозрения?
- Я ,например, никогда не заговаривал с незнакомками на улице, прежде мне и в голову не приходило, например, такое: незнакомец- с незнакомкой- и пожалуйте-ка!
- Не перебарщивай.
- Например, никак не возьму в толк, чем ты ,собственно, занята? Чем, например, можно заниматься дома битый день- и не утомиться? Позволь, мне, например, попазмыслить над этим. Нет, только не рассказывай.
- Пожалуйста, мне не составит труда!
- Я ,например, не любопытен, не говори мне, я только об одном спросил, да я же ведь неповторимо учтив.
- Иван, не надо!
- Что же тогда?
- Если я, например, сегодня вечером приду домой, усталая, да ещё придётся ждать звонкано я
- Придёшь домой- ложись-ка лучше спать, и сразу, фрёйляйн Шлаубергер.
И с этой фразой Иван весь вышел.
_____________________________________________
* букв "Священный город"- Вена, прим.перев.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы