ВСЕ ВКЛЮЧЕНО

Мы пришли в этот мир...

   На последнем, медленном полушаге к зеркалу она остановилась.
Пальцы расслабились, меховое манто, нежное и невесомое, с ласкающей
кожу подкладкой, выскользнуло, тронуло в движении кончиками длинных
ворсинок бедро и пало на вощеный паркет. А больше на изгибистой,
совершенной фигуре ничего и не было. Лишь облако волос мерцало, стекая
пушистой водой на полные груди, и края прядей щекотнули талию, когда
повернулась, - посмотреть в профиль. Подтянут ли живот, не провисла ли
грудь. Подтянут. Не провисла, - сказало ленивое солнце и потрогало кожу
теплыми пальцами.
  
  - Стоп!
   Валерия дернулась, метнулась ко рту рукой, короткими
пальцами по уголкам губ. Казалось, слюна там. Но сухо. И хочется пить.
Она заворочалась в кресле, нащупала ногой приступку, попробовала
встать. Ухватилась за поручень кресла.
   Лян смотрел, равнодушно как бы, но злорадство скакало,
дрожало, как коленки этой... носорожихи, вспомнил он виденную вчера
передачу. И стал следить глазами, как туп-туп-туп короткими ногами в
серых чулках, подрезанных белым халатом по колено, клиентка забегала по
комнате, проверяя все углы и закоулки.
  - Здесь что? А здесь?
  Толстые ноги уже не дрожали, только в голосе осталось взлаивание, сердитость на собственную слабость.


тут он дальше весь

Это лишь отрывок. Кусок. Часть. То, что смог написать сейчас, перед сном. ОЧень интересно, захотелось бы вам это читать, если бы это называлось Литературой. Если бы это было дописано. Интересно любое мнение.

Ненавижу! Я закрыл за собой дверь. "Нена-вижу-вижу-жу..."- эхо как могло, отчаянно пыталось меня поддержать. Хоть кто-то. Пусть как-то. Отец... Он никогда меня не любил. Единственное, что он отлично понимал в этой жизни - язык денег. Правильного цвета, звонко хрустящие и столь послушные. Не то, что я. И уж точно - не то, что мама. Меня тошнит от его дорогого костюма, на котором так не хватает большого пятна от дешевого майонеза из 5-фунтовой забегаловки. Меня воротит от его чистой речи и стареющих соратников... Мама... Мне было 12, когда она погибла. Наверняка вы наслышаны (быть может читали про этот несчастный случай в Sunday Times в разделе "Трагедия недели") о той жуткой аварии. Я хотел думать, верить, что отец не был виноват в ее смерти. Я долгое время обманывал себя. Твердил 24 часа в сутки - да, во сне тоже - что я и только я - причина смерти единственного человека, который был готов отдать себя целиком мне. Не из корыстных целей и не потому что... Мама, я до сих пор тебя люблю... Странно, но от одного этого "Ненавижу" мне стало легче. Словно все, что тянуло меня вниз, ослабило хватку. Не отпустило, но позволило дышать свободнее, двигаться естественнее, а мыслить более менее трезво. Впервые за многие недели. Порой кажется, что мне не хватает не только нормальной семьи. Но и нормальной планеты (с нормальной гравитацией), нормального воздуха, неба, дождя, солнца, цветов и чувств. Мне не хватает ощущения, что нужен кому-то. По-настоящему, от чистого сердца. Я не рос на Шелли, тем более на фантоме-Шекспире или Лонгфелло. Я не зачитывался Байроном, а Джойс - не был настольной книгой. Меня воспитывали Симпсоны, Чизбургер и старик-ПК, но любовь, так или иначе, зарождается в каждом. Я знал, что скоро настанет и мой черед. Быть может сегодня? Что-то должно изменится, сорваться с колеи, вырытой отцом, вырытой не для меня - узкой, глубокой и ровным бетонным покрытием дна. Сегодня - подходящий день.

 ВОСЕМНАДЦАТЫЙ

Она ушла от меня в восемнадцатый раз. Позвонила через месяц с телефона-автомата.- Загляни ко мне, как стемнеет, - молвила, - важный разговор есть. 

Я как сидел на кухне у своего лепшего камарада, так и побледнел весь - от верхней волосины до нижней - той, из которых войлочная подошва домашних тапок скроена.

- Она звонила? - догадался Лексеич и хитромудро выругался, - чё это она тебе жить нормально не даёт?! Будто неясно между вами что.

- Сказала, чтобы заглянул, - упрямо парировал я, продолжая бледно дрожать - как и полагается в таких случаях, всем телом.

- И что? Ты пойдёшь?

Я опустил глаза в горку недоеденного салата.

- Пойду.

Лексеич матерно пожал плечами и сделал круг на своём головокружительном кресле с откидной спинкой.

- Идиот, блядь, - резюмировал он. В восемнадцатый раз.

Философия Лексеича, примерного семьянина и блестящего однолюба в отношении моих отношений была предельно простой. Уже после первого похождения моей Машеньки в отличное от правого направлении, он рвал и метал, попрекал меня мужицким кодексом чести и умолял дать ей пня под сраку. Закончилось всё тем, что я попросил при мне не называть Машенькины части тела "сракой". Для этой сдобы завсегда имелись и более вкусные названия.

 

[ Читать дальше ]

(написано давно, три года уже текстику))

                                                          Неснашиваемые вещи - кошмар начала 70-х...
                                                                                    Кот Ирвинг Стивенс, Эсквайр  

   Расцвет эпохи кримплена закончился давно. Но, несмотря на
угасание всекримпленства, помню, как его было много, и какой он был.
Одна из причин - его полная несносимость. В шкафу у мамы до сих пор
висит нежное пальтишко персикового цвета на полупрозрачной нейлоновой
подкладке. Когда-то, еще в эпоху фотоаппаратов "Смена" в каждой второй
семье, мама юзала его долго и успешно. Пыталась юзать его и я, но
постоянное несовпадение мешало сотрудничеству - когда входили в моду
изячные пальтишки по колено, то либо память о засилии кримплена была
еще свежа чрезмерно, либо я крутила роман с джинсой-коттоном и не
желала отвлекаться на персиковые нежности.
    Вот сейчас, казалось бы, процветает любовь к винтажу -
раз, у самых продвинутых дизайнеров в последних коллекциях мелькают
именно эти пальтишки - два, замученные собственным статусом московские
заказчицы тащат подруге отрезы чего-то кримпленоподобного и с упоением
рассказывают страшные истории о цене и супермоднявости привезенной из
самой Италии новой (?) коллекции тканей - три.... Короче, именно сейчас
можно было бы притвориться, что, да - последняя коллекция, да - вчера
последнее в Ветошном переулке, нет, что вы, не пятьсот, я так дорого не
покупаю - двести всего, угу, да, спасибо, сама знаю, что идет! Но шкаф,
в котором висит эта спящая тряпочная принцесса, находится за полторы
тыщи километров. Да, наверное, и пусть себе висит. Места много не
занимает.
   Основная идея предыдущих абзацев - оно, это пальтишко,
новое. То есть, вообще без следов использования! Это вызывает уважение.
Особенно в наше время, когда износ специально закладывают во все
техрасчеты, чтобы увеличить товарооборот.
   С другой стороны, это пальтишко - единственная на моей памяти вещь,
которая действительно была хороша и мила. А остальное?
   Что представлял из себя кримплен? Это - для тех, кто не застал.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

Писатель Ирина Лобановская написала на мою прозу рецензию. Очень хорошую, по отзыву нашего админа - самую лучшую из всех, на меня написанных. Их, правда, немножко совсем. Кажется, четыре или пять.
Ирине Игоревне - огромное спасибо. Читателей у меня не так, чтобы много, и, конечно, хочется, чтоб их было больше.
Удачи нам всем.

Ирина Лобановская. Вехи мгновений

Живем в суете буден… Бежим, бежим, мимо, мимо… Мимо даров жизни и самой
Земли. Среди них — поэтика и безусловность минуты, ее тонкое и точное
прочтение. Немногие обращают на это внимание. И прозаики… Они тоже
игнорируют такое великолепие. Оно, скорее, в реалиях поэзии. И его
отсутствие очень обедняет нашу российскую прозу, неизменно тяготеющую к
сюжетности. В сущности, многим писателям даже трудно представить себе
правомерность бессюжетности.
Тем более, эпизода, мгновения, существующего вне романного полотна,
само по себе … Которое прекрасно… Остановим его? Кто осмелится? Кто
захочет?
Подобные смелость и желание — в рассказах Елены Блонди. Ее взгляд
постоянно прикован именно к минуте. И не просто прикован. Один миг —
многие из нас его просто не замечают! — прозаик превращает в знамение,
необычность, придает ему статус кво…

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Сиди пиши - не думай о посторонних. Муха пролетит - не отвлекайся. Плохо пишется - не твое дело. Сиди знай.
  Кофе много не пей. Не кури много. Всего лучше чай, в зеленом
особенно много кофеина. Чтобы заварить быстро, купи ситечко, насыпь в
него чайного листа и лей сверху кипятком. Пей потом с удовольствием.Теперь пиши.
  Телефонные провода перережь. В дверь позвонят - в глазок не
смотри. В глазок сейчас стреляют, или могут шилом ткнуть. Береги свой талант.
  Если есть жена - тоже зарежь. Лучше писать станешь.
  Кто любит нервные занятия - иди в писатели. Толк обязательно будет.
  Много не смейся. Много смеяться будешь - мало напишешь.


СТИХИ И ПРОЗА БАРТЕНЕВА

Это Дерево растет на краю парка, описанного в рассказе "Лунные пауки".
Летом я обязательно приду в парк ночью и сниму тех самых пауков - на кустах
со сладко пахнущими цветами. Я их не боюсь, хоть я не ведьма. Просто я
о них написала, а значит, поймала в сеть их самих.

На острове  Питкерн, у маяка на краю Земли, невысокий мужчина залез на
стремянку и снял со стены  зазывный плакат, попахивавший совдеповщиной.  На
остров больше никто не приедет, некому говорить: «Добро пожаловать!»  Он закрыл
маяк, и посидев на дорожку, отправился в путь, на ту сторону острова, где его
ждала женщина, которую он любил, и сын, которого он родил и который никак не мог
умереть.
Он не медлил и не торопился, не бежал и не плёлся — дошёл вовремя. Женщина вышла
его встречать — смуглая, растрёпанная, но ещё не утратившая былой красоты.
- Где сын? - спросил он, - мне нужно к нему.
- Он в хлеву. Там, где ты его и оставил, - ответствовала женщина, - идём за мной.
Прошли века, но он твёрдо помнил дорогу, хотя женщина шла рядом и в любой момент
могла указать ему на нужную дверь.
У входа в хлев он споткнулся и едва не расшиб себе лоб о низкий свод потолка. В
полумраке,  в яслях, на сырой соломе лежал старик. Седая борода укрывала
его, как покрывалом.
- Сын мой, я вернулся! - мужчина — не старый, не молодой, - лысый — приник к тому
месту,  где рассчитывал найти голову сына.
- Да, отец, - услышал он слабое дуновение из  невидимых уст. Сыновняя голова
лежала там, где он и ожидал. Там, где он её и оставил несколько тысячелетий назад.
- Я сделал то, что обещал, - сказал мужчина и обратился к свету, едва проникавшему
сквозь узкий дверной проход

[ Читать дальше ]

Потужний розряд... Шок... Спалах перед очима...

Коридор вгору, сходи. Піднімаюсь. Рука позаду.., не пускає.

- Ти? - Не обертаючись.

- Так...

- Чого тобі?

- Не йди...

Відчуваю по спині тепло... Пригорнулась.

- Не йди... - На вухо.

- Я... Вже незнаю... Там двері.

- Нехай... Не йди... - Руками обняла груди.

- Двері вже відчиняються.

- Не пущу...

- Там світло...

- Тут теж.

Повернув голову.., мить провалля, летимо вниз, разом...

- Пульс! З`явився пульс... Житиме.

В погляд врізалось сліпуче світло, люди в білому. Свідомість туманилась.

Доторк губ до щоки. Щось вологе. Сльоза...

- Я поруч.

Моя рука в обіймах її долонь... Таки житиму

Писатель Андрей Гальперин когда-то от нечего делать написал литературную цацку под названием "Петросян".
На слово "цацка" не обидится, думаю, - я ведь зна-а-аю, что он способен писать!
Время от времени теперь рассказ о петросянах нахожу на форумах без авторства
андрюшиного. Текст превратился в цитату-путешественника. Есть такие.
А недавно к нему на Самиздат заглянул из жж тысячнег, петросяна почитал,
и к себе текст скопировал, а ссылку на раздел Андрея поставил.
И вот теперь Андрей имеет в своем активе день с полуторатысячным посещением
(на Самиздате, где можно быть хоть Пушкиным, хоть Кингом и посетителей
получать две с половиной тушки в сутки).
Я уже давно думаю, что подобные литературные цацки можно собрать в один сборник. И конкурс вокруг них устроить можно...
А пока, хоть я далеко и не тысячнег, с гордостью представляю забавку от Андрея Гальперина:

ПЕТРОСЯН

Эта история началась с того, что в квартире Василия Савельевича
Лиховского завелся петросян. Причин для появления петросяна в квартире
Лиховских вроде и не было. Семья Василия была культурнейшей, читающей и
интеллигентной. И потому, когда за плинтусом что-то тоненько и противно
заскрипело, никто из домочадцев внимания этому особого не придал.