С удовольствием бы обезумел, коль смог бы.
С удовольствием бы уморил свою душу.
Не кричу. Не болит. Мыслю нет, не о гробе.
На обличье- сияет лишь радость шута.

Миг- и ты обращаешься в хаос.
Всё в тебе вперемешку стремится к убийству.
Ожиданиям- нет, ни о чём не мечтаешь.
Нет засад и товарищей, схваток, любимой.

Коль чужие нахлынули в край твой, не умствуй!
Может, ты, обернувшись, заметишь,
как твой лучший приятель крадётся злодеем.
Ничего! Ты свихнуться, пожалуй, успеешь!

Стань художником. Будешь ходить и топиться
между ив что ни день. Облаков чёрный ряд
по ущелию будто к погосту стремится.
Разрывается вусмерть. Кончается пря...

Может статься, не сладишь как надо с любовью-
поменяешь впоследствии старые вгляды.
Станешь добрым. Воспитанным станешь. Спокойным.
Не расстанься вовек с неразумной улыбкой.

Созерцай, воспевай. Ты отныне свободен.
Пусть народ изучает культуры наследство.
Пусть тебе угрожают допросом, приводом.
Пусть весь мир привлекут: всё равно, ты- последний.
 
Эпидемией стань, неврастеника радость,
обними безнадёжный мирок, осчастливь его.
Бьются  те, кто с умом своим сладил.
Не желаю и пальцем для общего двигать.

перевод с болгарского Терджимана Кырымлы
  
            Радой Ралин
 из книгата "Непознати улици", стихотворение "Моята неврастения"

С удоволствие бих полудял, ако можех.
С удоволствие бих парализирал душата си.
Няма вик. Няма болка. Ни мисли тревожни.
На лицето ти светва една глупава радост.

Само миг. И ти ставаш на хаос.
Всичко в теб се обръща, изчезва, умира.
Вече няма какво да очакваш, какво да мечтаеш.
Вече няма засади, другари, борби и любима.

Ако щат чужденци да нахълтат в страната ти,
не любопитствувай! Може да съзреш зад гърба си
как те дебне в засада твоят първи приятел.
Нищо! Да полудееш не е никога късно!

Може би да завариш любимата с друг.
Да се самоотрече твоята любима теория.
Ти ще бъдеш добър. Ти ще бъдеш възпитан. Спокоен.
От лицето ти няма да слезе усмивката глупава.

Ще станеш художник. Ще мислиш, че залеза
всеки ден зад върбите се самоубива.
Като траурно шествие облаците лазят.
Кацат над тъмните върхове. Разотиват си...

Съзерцавай и пей. Ти си вече свободен.
Нека хората дирят културни наследства.
Нека всеки, където си иска, да те води.
Нека целият свят бъде под следствие.

Неврастения моя! Стани епидемия весела,
обхвани безнадеждния свят. Дай му щастие.
Избиват се умните. Избиват се свестните.
Не искам да вземам в нищо участие.

1942

Мне нынче чудится Джанкой:
сентябрь; меж звёзд такой покой...
Но чья-та чёрная рука
с заразой ампулу сжимает,
другая- чаны открывает-
и детки тоньше тростника
глотают травленный кефир.
Устала местная ЧК:
буянят воры у кормил.
Я сам без пропуска пойду
в большой, чужой чиновный дом,
толкну положенную дверь
и ,прошептав себе "не верь",
очнусь, избитый под столом,
глядящий в будущее червь.
Сотрудник выдаст кошелёк,
на бланке выпишет мандат,
пошлёт меня в ночной полёт
с отсрочкой русского суда.
- Куда?
- Тебе в мясной отдел. Вот это- тестер. Распишись.
- Враги в торговле?
- Нет, везде: надёжна только неба высь.

Оправленное в ценник имя
о славе чьей напоминает?
Она разделана, святая:
ея рога, копыта ,вымя,
филе в витрине розовеет,
язык на холоде немеет,
напевший прелести о Крыме.
Горды в отделе продавщицы,
но тощи наши кошельки.
Скажи, зачем сюда тащиться,
зачем ты бродиь здесь, босая,
годами выбритая баба,
с отвисшим выменем волчица,
и, узелок тайком кусая,
колоду-доллар достаёшь?
Штрафник гранату "фердинанду"
плевал за Сталина сквозь гланды,
а ты бормочешь о своём
пустом как скифья степь приварке,
о жизни выпитой по чарке
у ледовитого ручья
без смыслов, искорок, начал.
Кондёра глупое жужжанье...
Не вижу мух - они прилипли,
но хлещут судорожно всхлипы
из бабьей высохшей гортани:
"Кобылу звали...знали Таней..."
Мясник на нежном сквозняке
возникший с ножичком в руке,
смеётся обнажая зубы-
и режет беленькие трупы
на хлором вымытой колоде-
в струе, в фаворе, в курсе, в моде.
И ни извилины на морде,
безпримесный в своей породе-
такие нас переживут.
Нет, я ни слова не скажу,
уйду отсель, зажавши нос
старообрядческой щепотью,
не соблазнён заразной плотью,
но это будет много позже,
ну а пока гляжу как ножик
героев выбывших свежует...
Пронзает вопль: "Я не рожу им!..."
стерильнейшую тишину...
Мясной отдел идёт ко дну:
плафоны матовые гаснут.
Я чую ропот: "Есть опасно
себя...Нет, лучше, Гамлет, быть...
Мы- потребления рабы..."

Ах, я забыл: при мне мандат.
Я снова- Партии солдат.
Зашит в подкладке пиджака
рукою чьей прибор секретный?
Полёт возвысил дурака
до правосудия полпреда...

окончание следует

Нет, это читать невозможно.
Рожна им, три куба подкожно
заливисто лающей жёлчи,
чернявой, чужой и порочной;
в распыл или дальше на Север,
где вылудит холод им нервы,
таким золотым, беспримерным,
но всё-таки ,вовсе не первым.
Под строгим ,нездешним конвоем
свою Украину устроим,
утроем приросты прорывно,
помосты сколотим над рынком.
А если не станется, значит,
судьба нас в отвалы порачит.
Возможно, всё было б иначе,
но годика нет на раскачку:
пикирует на чернозёмы,
на головы наши казённый,
а с ним- чей-то бизнес приватный,
а мы -не мясные, из ваты,
покорно чёго-то дождёмся:
зароемся, сядем, сдаёмся.

Бедуинам пофиг пирамиды:
паразиты только песни знают.
Отирает стены из гранита
детвора голодная чужая
засевая вошью тротуары,
выпасая скот на общем луге.
Иудей, египетские кары
твоего ли господа потуги?
Пленники в пустыню возвращались-
бережёных выслали с охраной.
С отвращеньем море расступалось
перед теми ,кто мечал о храме.
Комары смеялись им вдогонку;
египтяне обживали хаты-
жаловались: стены клали тонко,
глину лили пополам с грехами.
По какую сторону Синая
оставаться нам, решают ноги
или власть привычная, свиная,
или трижды проклятые боги.

 

Мой друг связался с шантрапой...
Да лучше б он ушёл в запой-
и не вернулся б, и погиб,
приковылял бы без ноги,
без головы в сыром гробу!
Он, грамотей, прода`л свой ум,
он проститутка, агитатор,
неправду режет как секатор,
не признавая правду-матку.
Я не узнал его: покатый,
рогатый лоб наморщен зело,
на спинке номер черчен мелом,
из брюк повис мохнатый хвост.
Друг ходит ужинать под мост,
хоть- представитель средних классов,
его не тянет в бучу массы.
Он, чорт, завёл на сайте блог
гнилой как пятилетний боб.

Да лучше б он в забой спустился,
без фонаря там задохнулся,
пускай бы умер под забором,
не жополизом властным во`рам,
пускай бы снялся в фильме порно!

Мой бывший друг, он извращенец:
не замечая юбок женщин,
впадает в истинный экстаз
когда увидит узкий таз
и руку сильную с "ролексом",
он говорит: "Займёмся сексом?"

Мой друг- политик, проститутка:
я не скажу, его зовут как...

Мой друг связался с шантрапой.
Да лучше б он ушёл в запой,
в забой без о`бушка спустился,
до красных чёртиков упился.

 

Вот что привиделось мне,
бывшему в среду проездом
в городе имени Н.
(... легче там шастать нетрезвым:
пьяница навеселе,
море ему по колено,
мягок бетонный ночлег,
члены- чужие полена...)
Быстро курортник сошёл
в бархате полусезона:
кто заработал на шёлк?
Вон, на балконе- попона.
Хмурый рабочий квартал.
Окна простых безработных:
если заводишко встал,
то поначалу зевотно,
после не хватит деньжат
даже на светлое пиво.
Эти витрины дрожат,
выглядят, впрочем, красиво.
Город на рынке живёт,
кормится люд перекупкой:
кроется рыночный лёд
мелкой житейскою крупкой.
Дальше от центра гляди:
по`д ноги: будто бомбили
тут тротуары. Один
ветер навстречу мне или
вечер в домашнем тепле:
хлеба столетняя корка?
Город транзитный нелеп
словно непарная створка
полуприкрытых дверей
полуслепого востока.                 

Отделочник идёт на стройку,
готовит боссу мегадом,
солёным матом стены кроет,
нужду справялет за углом,
работу кончив, выпивает
простого пива литра два-
и голова его, бывает,
глотает русские слова,
а печень молит снисхожденья,
а сердце воет от тоски-
его жена в постель разденет
и стянет щёпотью носки-
а что ему затем приснится?
Быть может, боссом станет он:
с супругою вечно молодою
ключом откроет новый дом,
учует эхо тех проклятий,
за угол сдуру забежит
как немец-перец- в сорок пятый,
считая задом этажи-
и не уснёт до самой смерти
чтоб беспробудно дома жить
и ездить в импортной карете
над пропастью в киношной ржи,
а если выпьет литру пива,
уснёт в салоне голубом-
проснётся дядькой некрасивым
чтоб строить даром чей-то дом.

     Одной ночью года 1435-го две улицы города Цуг со всеми их обитателями внезапно и бесшумно исчезли в озере так, что оставшиеся спящие мещане сразу ничего почувствовали. Учёные говорили что вода подмыла грунт, но котором были построены дома и оттого почва ушла в глубину. Однако, сказ, который основательнее толкует околичности случившегося  происшествия и судьбу пропавших горожан, таков:
     Однажды весенним вечером, когда берега озера пышно цвели и зеленели, прогуливался сын цугского писаря в челне по пустынному озеру, как вдруг очаровали его флейты- и водяная фрёйляйн необычайной красы вынырнула из глыби озёрной. Уж давно вынашивала русалка в сердце тайную любовь, искала оказии приблизиться к влюблённому. Как из  закатного-красной воды восстала было она пред юношей,- тотчас он воспылал страстью к милому созданию, и с той поры плавал он ,столь часто, сколь возможно по вечерним волнам ради близких и счастливых встреч с русалкой пока та, плача, не явилась к нему и молвила: "Сегодня ты видишь меня в последний раз. Батюшка мой, чей властный удел глубины озёрныя суть, заметил мои частые отлучки выбранил меня , а я призналась, что мил ты мне. Круто разгневавшись, он на веки вечные запретил нам быть вместе, если только ты не пожелаешь жить в глуби со мной обвенчанным супругом". Юноша в горестном замешательстве вздохнул печально: "Но как быть этому? Вода- не моя стихия, и ,стало быть, ты толкаешь меня к смерти?" "Нисколько,- парировала печальный ответ прекрасная русалка и достала из своих белоснежных одежд хрустальный пузырёк.- Отпей этого снадобья- и ты почувствуешь себя в воде не хуже рыбы".
     Доверившись только своей горячей любви, доверчиво отхлебнул юноша предложенного ему напитка и поспешил с водяной фрёйляйн вниз, в глубину, чтобы там, в хрустальных палатах седого озёрного короля рука об руку со своей красавицей-возлюбленной супругой радостно и богато коротать жизнь. Но вскоре понемногу овладела им подспудная тоска горнему свету. Привычно опираясь о стройные дворцовые колонны, он вглядывался вверх ,в озёрную гладь- и сводила его сердце болестная и неутолимая тоска по родному дому. Он припоминал своих родителей, сестёр-братьев, близких друзей, представлял себя снова у сияющих заснеженных горных вершин, и на долинных лугах, а образ утраченных навсегда улиц родного города никак не стирался из его скорбящей памяти. Радости альпийский прогулок, свадеб, и танцев воспаряли с донца памяти, а особенно терзал его страх при мысли, что долго он отлучён от святой церкви, и пронзительно звали его к себе колокольные перезвоны и органные напевы.
     Заметила русалка глубокую печаль своего супруга - и не успокоилась, пока однажды наедине с ним открыла ему тайну, что решилась силой утолить тоску любимого мужа, исполнить его желание. Она поднялась однажды ночью наверх и долила в кувшины горожан чудесного снадобья чтобы насельцы двух улиц смогли жить под водой, а следующей ночью неожиданно опустила край города в озеро. Никто из утонувших не захлебнулся, а дома их невредимо опустились на озёрное дно, где с той поры сын ратушного писаря мог общаться с ближними и друзьями так, что печаль его без следа рассеялась и уж ничто не тянуло его наверх.
     Кто зорок, может рассмотреть при безоблачном небе не только кровли домов в глубине, но и улицы ,и рыночные ряды ,и прохожих в старинных платьях. Часто слыхать чудесную канитель-перезвон утонувшей кирхи, что мешается с вкрадчивым органным перепевом и разносится над волнами. Рыбаки, которые чуют тихий звон, сушат вёсла и бормочут суеверный заговор.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Однажды, так и быть, тебя поймают
и привлекут для дачи показаний,
посадят...лучше сразу :расстреляют
ударникам-дояркам в назиданье
и погребут в собачьих испражненьях
без номерка, вдали от Магадана.
Взрастёт ягель- и будут жрать олени,
придёт медведь, большой тайги хозяин.
А под тобой уснул мохнатый мамонт.
А города исконные арийев
молчат себе, исполненные в камне
да источают на поверхность нимбы.
Проскачут юкагиры голубые
(лендроверы, китайские "аляски");
на месте вышек встанут буровые:
иные времена- иные сказки.

...Ты развинтил дешёвенький будильник:
пора сменить пустую батарейку:
там- иероглиф махонький :"спасите!"-
охрана лагерей недоглядела.
...Бывало так: бревно взрезали зеки-
и отправляли по волне на волю.
"КТО ЦЕЛОВАЛ ИЗМУЧЕННЫЕ ВЕКИ",
кто мучился пеллагрой на востоке.

Держи свой хвост трубою, Ося:
твой враг- рептилия, начальник-
и ничего, мой друг, не бойся.
Пускай поскалится кричальник,
пускай слюна твой фейс обрызжет,
запомни: ТЫ ПОКА НЕ РЫЖИЙ.
Держись за Паспорт Гражданина,
люби как сахар Украину.
Мы, все кто выжили- мутанты,
не нам генетики константы.
Не приспособлены Законы
для человечества, но клоны,
в себе людское изменяя,
идут путём коня. Я
вчера повздорил с обезьяной
красивой, но немножко пьяной:
она ходила ...к о р о л е в о й...((:$
Я дал банан ей лапой левой-
она хотела мне отдаться,
но я влюблён пока в Венеру (-%.
...Не место красит муравьеда-
язык подвешенный, хоть нервы
поправки требуют...Что-о? Веры?
Ты рассмешил меня до колик:
нас создал Рынок. Чей же облик
хранят хлебальники да морды?
Осёл, я жму твоё копыто!...Овса тебе, Остап, корыто.