Ах, Виви. Мы так давно не виделись, вы верно забыли свою enfant terrible Мари? Целый длинный лунный год Вы не были в наших pnates, верно совсем приуныли в скучном Касселе, но я слышала, что теперь Вы уже в Париже. А помните тот наш последний вечер в Булонском лесу? Мы на прощанье обменялись взглядами в фиакрах. Я тогда была с Шарлем, а вы с тем седым нудным germain, о, кажется это ваш брат, впрочем неважно. Было такое сочное утро, как будто парижские тучи-наседки снесли жирное яйцо, и разбили над головами парижан – солнечный желток заполнил все вокруг, залепил глаза, позолотил кудри детей и залил медью усы гарсонов на Вандомской площади.

Спросите меня, Мари Руж де Шаперон куда я тогда спешила? Мон Анж, я летела птицей и была везде: я упорхнула с Шарлем в Булонской лес, я везла ГрандМэ  ее любимые эклеры на нищую улочку Рю-де-Спан, в крохотную комнатушку , что въелась в мое детство запахами сладкого ликёра, жареных каштанов и дыма . Mon Dieu! Сколько вёсен кряду, Дым , тихий въедливый и стойкий был главным героем моих девичьих снов. Это все ГрандМэ, моя обожаемая, любимая,  аншантэ ГрандМэ.  Помню тёплый, ванильный аромат ее пудры и легкую вуаль лавандового  ле парфюм. Я обнимаю ее за плечи и шепчу : «Ма Шериии, у тебя такие красивые глаза, как у Христа, что показывала мне Maman в соборе». Она снисходительно улыбается. правда?»

«Да да, глаза Jsus-Chris и  твои  так похожи на глаза Maman, они у вас троих одинаковы». Улыбка ее вянет  и она шепчет мне в ухо: «у твоей Maman глаза правдивей - у неё глаза мертвого Христа, а у меня живого, того, кто мог любить без вколоченного в лоб гвоздя». ГрандМэ смеётся роскошным розовым смехом, а я думаю, почему Maman называет Гранди дурной женщиной, может потому что не слышала как она смеётся ...Это было так давно, много вёсен назад . Нынче на Рю-де-Спан скучно, там Тихо и пахнет ничем. ГрандМэ вздыхает : «нет мужчин - нет эклеров, детка, запомни». Но у неё есть я, а значит всегда будут эклеры.

Паде Мио , о чем это я? Maman прокляла бы меня за эклеры и за тайные сладкие объятия Гранди. Я - подлая маленькая изменщица, sale pute. Именно это прокричал тогда в фиакре Шарль. vile imbcile!  Тот крик был таким запоздалым, потому что давно читался в его глазах, а может приревновал меня к вашему седому визави. Вздорный фат! Моя пощечина снесла ему последние остатки разума, он остановил фиакр и выбросил меня на грязную мостовую под хохот грязных клошаров и насмешки публичных девок. Мои чулки разорвались, шляпка упала в лужу и желток липкого солнца растекся по щекам, плечам и волосам.

Такой, рыдающей, растерзанной и простоволосой в  le bois de Boulogne меня нашёл Серж ле Люв. Моя странная серая любовь. Человек с глазами цвета пепла и запахом Дыма. Он был вежлив до надменности и так дивно некрасив. Серж, собранный из острых углов : взлетающие птицами брови, скупые скулы, нервные ироничные губы и колючий щетинистый подбородок. Лицо, что видело драк больше, чем женских ласк, bisous fminins. Он вздрогнул от моего первого поцелуя, как от удара и мне захотелось ударить вновь. Это было так забавно. Его крепкие с темным пушком руки дрожали, словно пальцы малолетки, когда он путался в шнуровке высоких ботильонов. Ах, как прекрасна мужская голова, склонённая перед женскими коленями. Хочется прижать ее к груди, взорвать затылок поцелуями и впитывать в себя этот странный аромат Дыма. Как будто внутри горит невидимое ровное алое пламя и рвётся наружу искрами в моих карих, но сгорает до тла в его пепельных.

Наши дни превратились в жёлтые ночи, на огромном лунном диске, как на блюде, он сжирал меня без остатка, а я бродила в потёмках его души и чрева. Бархатный чёрный мешок сердца, перламутровые упругие почки, желто-зеленая ярость желчи и пурпурные сети вен. Я изучила каждый изгиб его большого ловкого тела, а запах дыма стал моими духами. Дымом пропах мой рот, запястья, лодыжки, дымом пропахла грудь и волосы.

Луна стала моим солнцем, желток был разменен на лимон, а свобода превратилась в длинный волчий вой, иссеченный безжалостным узким серпом месяца. merveilleuse passion folle!

Вам ли не знать, Виви, - Кто посеет любовь, тот пожнёт ... Может ли безумный жнец знать, какие всходы дадут дивные пленительные семена. Будут ли это fleurs d'amour или ядовитый плющ заполонит пустое и свободное до селе поле…Впервые в жизни я стала бояться смерти. Я стала ходить на воскресную мессу так часто, что Христос однажды подмигнул мне мертвым глазом Maman. Что то менялось вокруг меня. Будто мой любимый Булонский лес стал и вправду могучей древней чащей, а не привычным местом для забав.

Последней каплей стал ярко-жёлтый круг кольца и его, привычно склонённый затылок. Ошейник для пальца такой маленький и невинный был первым вестником беды. Вторым вестником была смерть ГрандМэ. Я кричала в отчаянии Сержу в лицо: «Это ты сожрал ее своей всепоглощающей любовью, ее и меня ...Любовью ко мне !!Ты взвалил на меня эту ношу и отобрал, все, что я любила в этой жизни, чтобы притворится всем. Ты напялил на себя ее розовый чепец, сомкнул капкан жёлтого металла на моей руке и теперь ждёшь , пока настанет время собирать серые камни. Камни, что превратятся в лохматых неуклюжих волчат. loup infernal!!».

Он в ответ лишь молча сжимал меня в волчьих объятиях, душил тишиной и любовью..
Женщина может простить измену, но никогда не простит беззаветной любви...
И я простить не смогла. Я бросилась к Шарлю, как спасителю-охотнику, чтобы он укрыл меня плащом от дождя, таким простым и безыскусным. Глупый буржуа Шарль все вспомнил и все позабыл. Шарль  вновь ласкал меня так неумело, но так страстно, жаль что этого не видел Серж. Впрочем, я милостиво живописала ему это в красках, когда мы вновь оказались в Булонском лесу недалеко от места нашей первой луны. Нельзя убедить любимого мужчину разлюбить. Можно лишь отгрызть его как волчью лапу из капкана. pardonnez-moi, mon amour…

Вы знаете какой сладкой может быть боль? Вы знаете, что серый стилет входит в тело, как в тёплый бриош, а горячее домашнее масло так же солёно, как кровь? Я знаю. Теперь я знаю...Помню серый туман и подлунных констеблей и запах карболки от полосатого врача. Запах карболки, что сожран Дымом и две луны в чёрном небе, две больших жёлтых луны. Сгорев они стали двумя пепельными глазами.

Как может быть благодарна женщина мужчине, что ее убил? Такая жертва бесценна! Я осознала это, когда смогла вынырнуть из океана белых простынь. Ах, как я Благодарна моему forte bte - я стала сильна, как никогда., Правда сильна лишь духом, плоть моя была ещё слаба и потому не я, а  два дюжих шафера нежно вели Сержа под локти на благословении тюремного падре . Я выкупила его звонкими лунными ливрами, ливрами Шарля, что делало ситуацию plus juteux.
Серж выл и рвался на свободу, туда, в надежные стены Bastille, несчастный chiot gris. Кто знает истинную правду о своём счастье? Только тот, кто умер сможет рассказать вам о рае. Глупые земные грешники живут в Аду своих des illusions..

 Наш свадебный танец - горизонтальное танго было станцовано много лун назад, зато последнее свадебное па окольцованных счастливцев я исполнила сама в алом платье невесты под одобрительный свист милых шаферов и скрежет клыков жениха. Я танцевала босиком в платье цвета несгорающей любви.

....
Ах Виви, мой милый Вильгельм теперь вы понимаете , что год без вас был прожит не зря. Заходите к нам как-нибудь, на коротке, такая честь принимать в гостях самого gerr Vilgelm Grimm. Муж мой дичится друзей, но я всегда рада. Помнится во времена нашей нежной дружбы вы приносили мне прелестные эклеры . Я готова обменять их вкус на луч лунного света.

Искренне ваша Мадам Мари Руж де Луав.