Да потому, что судить их придётся не по новым, уже частично европейским законам с перекрытыми, опять таки - частично, лазейками для коррупции, а по законам, действующим на момент воровства. А законы и при Кучме, и при Ющенко, и при Яныке принимались Радой именно для того, чтобы ВОРОВАТЬ БЕЗНАКАЗАННО! Ни один суд мира не найдёт в  действиях тогдашнего политикума и бизнеса состава преступления на момент его совершения.

 Никто не задумывался – почему по всему миру снимают арест с активов чиновников и бизнесменов времён Януковича? Да всё просто – нашим нынешним правоохранителям дано было время, чтобы ДОКАЗАТЬ, что они  были добыты преступным путём. А с этими доказательствами просто никак! И причин тому три. Первая – «воровство по закону», о чём я уже упоминал. Вторая – свидетелей проколов и нарушения (нечастого) тех законов  расколоть не удаётся, ибо они надёжно прикормлены наворованными деньгами. Пойти на сделку со следствием - частично признать вину, а на кой это делать если можно просто молчать до поры когда дело само развалится? Третья – вопиющий непрофессионализм оставшихся нынешних правоохранителей. Можно и нужно проклинать и садить прокуроров, судей и ментов времён Яныка, но нужно признать – среди них ещё оставались профи, что без нарушений закона могли закрыть ту же Йулю. Сейчас в наличии жуть страшная. Луценко требует от прокуроров результат любой ценой, а эта цена для Украины будет неподъёмной.  Скажу неприятную вещь – тот же Насиров с говном смешает нашу страну за нарушение закона при его задержании, а его адвокаты в ЕСПЧ просто развалят дело из-за этих и других процессуальных нарушений. Так же будет и по делам Майдана: Горбатюка, который лишь профессионально искал и оформлял доказательства, убирать было нельзя. Так же будет и ворами времён Яныка, Тимы и многими нынешними. Ибо революционная целесообразность не катит на Западе, даже в РФ не катит, но катит буква закона. А с его соблюдением сейчас просто никак…

 Обидно? Конечно. Что делать? Пути два. Первый – гражданское общество ОБЯЗАНО контролировать подготовку и принятие законов на предмет лазеек оставленных для воровства и давить на власть для принятия по возможности безукоризненных его вариантов, а затем следить за их выполнением. Второй – перестрелять всех воров без юридического обоснования. Первый путь долг и труден – Европейские страны, вышедшие из совдеповского рабства, не одно десятилетие шли по этому пути. Старые - столетия. Второй прост и радикален. Но. Как учит история, на место расстрелянных моментально приходят новые воры и начинают с ещё большим азартом грабить страну, потому как им нужно навёрстывать упущенное, а законы для воровства остаются старыми! Да и вышибут Украину за беззаконие из цивилизованного мира,  плюс не вложат в беззаконную страну ни копейки. 

 Можно, конечно, попытаться совместить два пути, то есть: принять новые законы и просто так расстрелять старых воров, но пример Китая расстреливающего коррупционеров пачками упрямо твердит – не влияют расстрелы на тамошний высочайший уровень коррупции… Да и для подобного эксперимента нужна КПК или КПСС у власти, отсутствие свободы слова и многих других свобод. Готовы к возврату в видоизменённый совдеп украинцы? Не уверен…

 Как это ни прискорбно, но нужно быть реалистом и не ждать того, чего не будет никогда. А вот строить новую европейскую жизнь и упорно идти, без шараханий и иллюзий по давно опробованному европейскому пути необходимо. Да и придётся… 

 P.S. Ещё накаркаю - не хочу чтобы люди обольщались. Янукович получит у нас приговор - судей власть нагнёт. Но ЕСПЧ по его искам отыграет если не всё, то очень многое взад - за подготовленное  ведомством Луценко обвинение его самого нужно повесить, а работничков отправить в Жёлтые Воды на рудники - может хоть там от них будет хоть какая-то польза, ибо в выбранной профессии они оказались абсолютными бездарями. 

 Таня — Марпл задала «хороший вопрос», мол - «какого тебе, Серёжа, рожна в политике нужно»? Сам себе я на него ответил предельно честно ещё когда выбрал свою нынешнюю скользкую дорожку. И для людей отвечу так же потому что абсолютно точно знаю: стрындишь в профессии раз — со временем подскользнёшься на вранье как на блевотине и нести тебя будет по жизни в выгребную яму без тормозов и управления.

 Я крайне честолюбив. И я не считаю честолюбие грехом если оно направлено не на достижение исключительно благ себе, ненаглядному, но на благосостояние и возможность самореализации для большинства. Я считаю что ЗНАЮ — что нужно делать в Украине и КАК добиться результата. А ходить по трупам меня жизнь научила просто отменно — и это я о трупах противников, не обычных людей.

 Я не вляпаюсь, но войду в историю как первый «чистый» украинский политик западного стиля. Причин тому несколько. Во-первых - я абсолютно не меркантилен и для нормальной жизни мне не нужны миллиарды. Ну вот на хрен, ну вообще. Возможности купить необходимое и качественное, свободы передвижения для путешествий по миру и обычного дома мне вполне достаточно для жизни в кайф. Во-вторых - я принципиально не жаден и ни одна сила в мире не заставит меня грести под себя закрыв глаза на всё и всех. И в третьих — у меня нет ровным счётом никакого желания сидеть на старости лет на бабле и знать, что подавляющее большинство соотечественников меня проклинает, но я хочу чтобы после смерти меня вспоминали как Р ейгана вытащившего США из ямы и отошедшего от политики непобеждённым, но победителем, а не Путина вогнавшего свою страну в неё.

 Жизнь научила признавать свои ошибки, хотя лично для меня это было очень сложно со своим же самомнением и жизненным кредо - «я всегда прав». И если я мудак в каком-то вопросе, то мне в принципе не стыдно на всю страну сказать что я мудак, после чего честно исправить своё мудачество.

 Я не обидчив и считаю обидчивость политиков жутким комплексом неполноценности. Искренне поржать над собой — это моя природа. Как говаривал мой друг и одноклассник Сашка Кылосов, «Ты какой-то дурак- я бы трижды морду набил тому, кто надо мной смеётся, а ты и сам ржёшь как кобыла».

 Я не считаю себя умнее всех - бесчисленное множество людей гораздо умней меня и вообще, и в разных «отраслях» разума в частности. Но я знаю, и это подтвердили заокеанские компетентные люди работающие по отбору кандидатов в политический топ-менеджмент, - как организовать этих самых умных людей вокруг себя и заставить их работать единой командой, и умею это делать.

 Меня в жизни не поймают на получении левых денег от спонсоров — я это не сделаю никогда. Но людям скажу сразу, что буду добиваться в Украине чистого западного лоббизма с его жёсткими законами. Это касается и прозрачности денежных поступлений в партийную кассу, и постоянной открытости списка партийных спонсоров, и открытых данных — от кого и за что получены деньги, и ограничения суммы полученной за лоббизм. Я не считаю пороком иметь свой пул бизнес-союзников, как не считает так ни один западный политик который после прихода к власти обязательно благодарит своих попутчиков давая им государственные подряды. Условие сотрудничества одно — деньги должны расходоваться прозрачно, по-максимуму без воровства, и они должны работать на создание рабочих мест и повышения уровня бабла в карманах как государства от налогов, так и пересичного украинца от высоких зарплат. И в жизни у меня не будет в пуле спонсоров ни один пост-советский олигарх. Ни один. Никогда. Это отходы истории, место которым относительно скоро будет на исторической свалке.

 Я НИКОГДА не буду скрывать ни своё сотрудничество с зарубежными, заокеанскими в частности, общественно-политическими фондами как не скрываю это сейчас — всплывшая и скрываемая до поры правда может похоронить любого политика, Я абсолютно искренне считаю, что только пройдя все классы американской школы успешности моя страна может стать и сильной, и зажиточной.

 Я свято верю, что политик не должен идти ЗА народом. Он должен уметь убеждать, если нужно — ломать его, принимая крайне непопулярные шаги для того, чтобы после боли от этой ломки у людей и страны наступило выздоровление. Дерьмо типа Путина, Тимошенко, да практически всех пост-советских политиков, не идет впереди своего народа, но плетётся в его хвосте потакая самым низменным его желаниям. И в историю подобные «подхвостовики» именно вляпываются влетая в говно вместе со своими «поводырями», а не входят. Ли Куан Ю, Рейган, Тэтчер — все пережили дикое падение популярности когда делали больно своим народам, но оставили потомкам успешные и реформированные страны. Я со своим честолюбием хочу в их пул и сделаю всё, чтобы этого добиться.

 «Чтоб добрым быть я должен быть жесток». Я жесток и не сентиментален. Благоверная на прошлой неделе подогнала мне какой-то левый гороскоп и я впервые согласился с его определением своей суЧности. Говорят, что Весы — самый жестокий и мстительный знак зодиака. Про мстительность не в курсе, а что до жестокости — без неё нет никакого смысла идти в политику, Жалость — чувство хреновое и способно погубить как любое великое дело, так и самого жалостливого носителя.

 О своей программе можно будет поговорить, но не сейчас — нет никакого желания это делать слишком рано по причине того, что на эти выборы я не иду, а чтобы разные уроды «позичили» из неё куски мне и на хрен не нать, и за деньги не нать.

Вот это честно.

Зима. АШАН. Девчонка в спешке

О мою спину трёт сосок.

Суёт ручонки мне в подмышки

И яблоки кладёт в возок.

Стою как вкопанный — приятно.

Ведь мне в АШАНе никогда

Младой сосок не нежил спину,

Лишь злющих бабок иногда.

И вот последний потягунчик,

И руки прочь, но вот беда -

Лукавый плод из дамских ручек

Скакнул как рыбка из пруда.

За ним в погоне, грациозно

Сложила девка в позу стан.

Но вот засада — ейной попой

Телеге импульс был придан.

А в это время дрыщ длиннющий

С гунявым шёпотом - «Еттить»!, -

Весы сношал как демон злющий

Пытаясь ленту им скормить.

Не ждал юнец атаки с тыла -

Подбил колени пепелац.

С земли сорвался ввысь дрочила

Ногами дрыгнув как паяц.

И как плевок в обратном рейсе

Его костлявый узкий зад

Нашёл приют в яблотелеге

А та сложилась — вес не взят!

Вообще-то яблоко — фрукт твёрдый,

А жопе бампер — ну хоть плач.

Погиб товар под крик - «Ну на х...й! -

Орал контуженый трюкач.

Из пепелаца парень взвился

И гнусно крикнул: «Сука, Бл...дь!

Писець штаням — я геть спалився -

Мені ж ще зміну в їх пахать»!

И в тот же миг служитель зала

Словил отлуп да между глаз

«Еб...сь конём»! - она сказала, -

«Ты фрукт испортил, пид...с»!

И девка, фыркнув как пантера,

Помчалась новый возык брать.

А я башкою тряс от смеха,

Юнец всё мантрил - «Твою ж мать».

Пропал в дрыще великий Чаплин,

А в девке с сиськами — Монро.

Эй, сценаристы, марш в АШАНы -

Хорош кропать одно говно!

Оно стояло прочно и естественно среди деревьев, словно оно было здесь давно, всегда, и намерено простоять до скончания веков – красное, кирпичное, четырехэтажное – и, как тогда, окна нижнего этажа были забраны ставнями, а крыша была крыта оцинкованной жестью, к двери вело крыльцо из четырех каменных ступенек, а рядом с единственной трубой торчала странная крестовидная антенна. Но теперь все окна его были темны, и ставен на нижнем этаже кое-где не хватало, а стекла были грязные, с потеками, с трещинами, кое-где заменены фанерными покоробленными щитами, а кое-где заклеены крест-накрест полосками бумаги. И не было больше торжественной и мрачной музыки – от Здания невидимым туманом ползла тяжелая ватная тишина.

Не размышляя ни секунды, Андрей перекинул ноги через подоконник и спрыгнул в сад, в мягкую густую траву. Он пошел к Зданию, распугивая светлячков, все глубже зарываясь в мертвую тишину, не спуская глаз со знакомой медной ручки на дубовой двери, только теперь эта ручка была тусклая и покрыта зеленоватыми пятнами.

Он поднялся на крыльцо и оглянулся. В ярко освещенных окнах столовой весело прыгали, ломаясь причудливо, человеческие тени, слабо доносилась плясовая музыка и почему-то опять звон ножей и вилок. Он махнул на все это рукой, отвернулся и взялся за влажную резную медь. В прихожей было теперь полутемно, сыро и затхло, разлапистая вешалка торчала в углу, голая, как мертвое высохшее дерево. На мраморной лестнице не было ковра и не было металлических прутьев – остались только прозеленевшие кольца, старые пожелтевшие окурки да какой-то неопределенный мусор на ступенях. Тяжело ступая и ничего не слыша, кроме своих шагов и своего дыхания, Андрей медленно поднялся на верхнюю площадку.

Из давно погасшего камина несло застарелой гарью и аммиаком, что-то едва слышно копошилось там, шуршало и топотало. В огромном зале было все так же холодно, дуло по ногам, черные пыльные тряпки свисали с невидимого потолка, мраморные стены темнели неопрятными подозрительными пятнами и блестели потеками сырости, золото и пурпур с них осыпались, а горделиво-скромные бюсты – гипсовые, мраморные, бронзовые, золотые – слепо и скорбно глядели из ниш сквозь клочья пыльной паутины. Паркет под ногами трещал и подавался при каждом шаге, на замусоренном полу лежали лунные квадраты, а впереди уходила вглубь и вдаль какая-то галерея, в которой Андрей никогда раньше не бывал. И вдруг целая стая крыс выскочила у него из-под ног, с писком и топотаньем пронеслась по галерее и исчезла в темноте.

Где же все они? – беспорядочно думал Андрей, бредя по галерее. Что с ними сталось? – думал он, спускаясь в затхлые недра по гремящим железным лестницам. Как же все это произошло? – думал он, переходя из комнаты в комнату, а под ногами его хрустела осыпавшаяся штукатурка, скрипело битое стекло, чавкала заросшая пушистыми холмиками плесени грязь… и сладковато пахло разложением, и где-то тикала, падая капля за каплей, вода, и на ободранных стенах чернели огромные, в мощных рамах картины, на которых ничего нельзя было разобрать…

Теперь здесь всегда так будет, думал Андрей. Что-то я сделал такое, что-то мы все сделали такое, что теперь здесь так будет всегда. Оно больше не сдвинется с места, оно навсегда останется здесь, оно будет гнить и разрушаться, как обыкновенный дряхлый дом, и в конце концов его разобьют чугунными бабами, мусор сожгут, а горелые кирпичи вывезут на свалку… Ведь ни одного же голоса! И вообще ни одного звука, только крысы в отчаянии пищат по углам…

Он увидел огромный шведский шкаф со шторной дверью и вдруг вспомнил, что точно такой же шкаф стоит у него в маленькой комнатушке – шесть квадратных метров, единственное окно во двор-колодец, рядом – кухня. На шкафу полно старых газет, свернутых в рулоны плакатов, которые до войны коллекционировал отец, и еще какого-то лежалого бумажного хлама… и когда огромной крысе мышеловкой раздробило морду, она как-то ухитрилась забраться на этот шкаф и долго там шуршала и копошилась, и каждую ночь Андрей боялся, что она свалится ему на голову, а однажды взял бинокль и издали, с подоконника, посмотрел, что там делается, среди бумаги. Он увидел – или ему показалось, что он увидел? – торчащие уши, серую голову и страшный, блестящий, словно лакированный, пузырь вместо морды. Это было так жутко, что он выскочил из своей комнаты и некоторое время сидел в коридоре на сундуке, чувствуя слабость и тошноту внутри. Он был один в квартире, ему некого было стесняться, но ему было стыдно за свой страх, и в конце концов он поднялся, пошел в большую комнату и там завел на патефоне «Рио-риту»… А еще через несколько дней в его комнатушке появился сладковатый тошнотный запах, такой же, как здесь…

В глубоком, как колодец, сводчатом помещении странно и неожиданно отсвечивал рядами свинцовых труб огромный орган, давно уже мертвый, остывший, немой, как заброшенное кладбище музыки. А около органа, рядом с креслом органиста, лежал, скрючившись, человечек, закутанный в драный ковер, и в головах у него поблескивала пустая бутылка из-под водки. Андрей понял, что все действительно кончено, и торопливо пошел к выходу.

Спустившись с крыльца в свой сад, он увидел Изю. Изя был непривычно пьяный и весь какой-то особенно растерзанный и взлохмаченный. Он стоял, покачиваясь, держась одной рукой за ствол яблони, и смотрел на Здание. В сумраке блестели его зубы, обнаженные застывшей улыбкой.

– Все, – сказал ему Андрей. – Конец.

– Бред взбудораженной совести! – произнес Изя невнятно.

– Одни крысы бегают, – сказал Андрей. – Гниль.

– Бред взбудораженной совести… – повторил Изя и хихикнул.