Ночь накануне, ввиду непредвиденных обстоятельств, оказалась скупой на сон. День этих суток был явно в сговоре со своей ночью и тоже не блистал щедростью. А следующей ночью выпала дальняя дорога.

  Руки цепко держались за руль, а свет фар уверенно рассекал тьму, позволяя машине отмерять километры пустынного загородного шоссе.

  Но уставшие глаза были готовы предательски сомкнуться, перенеся сознание из реальности в призрачный сон. И иногда, не взирая на сопротивление, это им удавалось. Буквально на мгновение. Но во сне это мгновение растягивалось на многие минуты.

  И уже на границе сна рядом со мной появлялась женщина. Лицо вроде знакомое, но вспомнить, кто она, я никак не мог. Она что-то мне рассказывала, иногда улыбалась, иногда о чем-то грустила, но запомнить сказанное мне не удавалось. Кроме одной и той же фразы – смотри на дорогу.

  И я сразу открывал глаза и успевал выровнять машину как раз до того, как она зацепит обочину. И так было несколько раз.

   Кто она, женщина из мгновений моего несвоевременного сна? Я так и не вспомнил, кто она в реальной жизни. А со временем я и вовсе позабыл о той ночи, и о той женщине.

  А этой ночью она снова мне приснилась. Тихо подошла ко мне, положила руку на плечо и, глядя в глаза, произнесла: «Не ходи сегодня никуда. Просто побудь дома и позволь себе отдохнуть». Затем ушла, и словно растворилась в ночи.

  И я послушался её, хотя нужно было съездить по делам в город. Под вечер же я услышал о жуткой автокатастрофе на въезде в город. А в то самое время я сидел дома и всё пытался вспомнить, кто же эта женщина?

  В дверь неожиданно постучали. Ну вот, почему им неймется? – с возмущением подумал дракон, отложил в сторонку книгу и пошел к двери.

– Кто там и что тебе нужно?

– Я рыцарь.

– Как же вы мне надоели. Не даёте спокойно книгу почитать. И вообще, у меня услуги платные, по штуке баксов за голову. Бесплатно только омут по дороге направо, или обрыв по дороге налево.

– Да мне бы немного согреться да водички попить.

– Так это тебе к своей принцессе, а не ко мне в пещеру.

– Понимаешь, бросила она меня. А я, как и положено нормальному мужику, замок ей оставил. А она у меня в придачу ещё и коня белого отобрала.

– Не позавидуешь тебе. Я так понимаю, геройство тебе сейчас некому демонстрировать. Ну, тогда заходи.

  Пещера оказалась просторной и ухоженной. На дубовом столике даже букет цветов стоял, что сильно удивило рыцаря.

– Ты сам располагайся. Некогда мне за тобой ухаживать. Чайник возле плиты, травы для заварки на полке, черничное варенье на столе.

  Надо сказать, пещера рыцарю очень понравилась. Да и дракон какой-то словно и не дракон. Видно, что добрый, а небольшая строгость в голосе явно напускная.

– Слушай, а может ты мне койко-место сдашь в аренду? Ну, негде мне жить.

– Ну ты и нахал. Тебе как мёд, так и ложкой. Хотя, места в пещере предостаточно. Да и мне не скучно будет. В дальнем углу будет твоя койка. Дрова умеешь рубить?

– Думаю, что умею.

  Ответ рыцаря вызвал легкую улыбку на лице дракона.

– Ничего, научишься. Будешь мне по хозяйству помогать. Это и будет твоя плата за аренду.

  Много ли мало времени прошло, но так вышло, что подружились рыцарь и дракон. А когда дракон признался рыцарю, что он вовсе и не дракон, а самая что ни наесть дракониха, всё стало на свои места. Даже букет цветов на столе получил понятное объяснение. 

  Так и жили они дружно в пещере. А однажды утром проснувшись, рыцарь увидел в кресле-качалке симпатичную девушку, читавшую, как ни в чём не бывало, большую разукрашенную книгу.

– Ты кто такая? И где моя подружка Дракоша?

  Девушка мило улыбнулась, отложила в сторонку книгу со сказками и рассказала рыцарю длинную историю, как её когда-то ведьма заколдовала. И сказала, пока она не подружится с рыцарем, до тех пор и жить ей в шкуре дракона.

– Как здорово! А ты, я вижу любишь сказки? А знаешь, я люблю их писать.

  Так они и жили вместе в счастье и взаимопонимании. Рыцарь писал ей сказки, а она их с упоением читала.  А когда в дверь стучал очередной неуемный рыцарь, они говорили, что он ошибся пещерой, что здесь только счастье водится, и никаких драконов и в помине нет.

   Сколько себя помнит, Ворон всегда жил в месте, где вековой лес встречается с живописным лугом, уступая ему место под синим небом. В летние дни Ворон большую часть времени проводил среди душистого лугового разнотравья. А в зимнюю стужу его прятал от снежных метелей приветливый лес.

   Но с годами то ли зимы стали более суровыми, то ли годы начали сказываться, но Ворону всё труднее становилось перезимовать зиму. И он стал чаще обращать внимание на юрких скворцов. Они всегда с наступлением холодов улетали туда, где и пищи вдоволь, и зима тёплая. Они улетали тихо, просто в один день покидая родной край.

  На расспросы Ворона о тёплых краях, скворцы рассказывали, что там очень хорошо. Но почему-то всегда уходили от ответа, почему же они возвращаются обратно. А Ворон и не настаивал объяснить ему этот феномен.

  Со временем Ворон всё чаще начал задумываться о том, чтобы и себе улететь в благодатный край вместе со скворцами. И хотя он немного сомневался в своих силах, но однажды холодной дождливой осенью решился на дальний перелёт.

  И вот уже его родной луг становился зрительно всё меньше, превращаясь в маленькую полоску на границе горизонта. И Ворон неожиданно почувствовал в себе какую-то ранее неведомую ему боль. Это была не усталость крыльев, не холод от ледяного ветра, это болела его душа, а глаза были влажными вовсе не от дождя.

  Поначалу новые впечатления на новом месте заглушили боль в душе. И казалось, что всё просто прекрасно. Но с течением времени  боль в душе начала возвращаться. Ворону всё чаще снились родные края. И он начал понимать, почему скворцы улетали оттуда тихо, а возвращались шумной счастливой толпой. Ворон понял, что он оставил там частичку своей души, и что она зовёт его, и что боль никуда не уйдет, пока он снова не увидит родные края.

  Наступит время, когда терпеть боль в душе станет невыносимо, и Ворон соберёт все свои силы и возвратиться в родные края. Он не знает, останется ли там навсегда. Время покажет. Но он снова пройдется душистыми луговыми травами и обратит внимание, какое же над ним прекрасное синее небо.  Как же легко и приятно вдыхать воздух родного края. И он верил, что это время непременно наступит.

  Зашел я в лес достаточно далеко, в самую глушь. В таких местах невольно рождается чувство, что этот лес не имеет границ,  что из него выйти просто невозможно. И от неожиданного крика какого-то зверя мурашки бегут по коже.

  И вдруг на лесной поляне я увидел красивую женщину средних лет. Она была одета в яркую одежду, так удачно сочетавшуюся с окружающей осенней обстановкой. Волосы у неё были ярко желтые с легким оранжевым оттенком и, распущенные, лежали на её хрупких плечах.

  Я подумал, что женщина заблудилась, ибо она удрученно сидела на поваленном дереве и бесцельно смотрела куда-то вдаль.

– Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь?

  Женщина повернула ко мне голову и неожиданно приветливо улыбнулась, чем меня несколько смутила.

– А, это ты? Присаживайся, если не спешишь.

– Разве мы знакомы?

– И да, и нет. Я всегда за тобой наблюдаю, когда ты бродишь по осеннему лесу. То куда-то смотришь с грустью, то улыбаешься каким-то своим мыслям. Ты всегда никуда не спешишь и взгляд твой рассеянный.

  Сказанное женщиной меня сильно озадачило. Она уже не выглядела заблудившейся или потерянной. И было в ней что-то очаровательное, я бы даже сказал, сказочное.

– Да ты не смущайся. Я – Осень.

  И она так мило мне улыбнулась, что на душе стало светло и тепло.

– А разве осень, это не то, что вокруг? Разве это не время года?

– То, что ты видишь, это моя работа. Жаль, что она не всем нравится. Раньше люди обижались на затяжные дожди. Но даже когда я в последние годы природу оставляю сухой, они жалуются на холод и мечтают о своём любимом Лете.

  Я с сочувствием посмотрел на Осень и легонечко обнял её за хрупкие плечи.

– Не переживай ты так. В тебя многие просто влюблены. Да и я никогда тебя не оставлю в лесном одиночестве. Ты же знаешь.

– Спасибо тебе. Мне пора, меня ждет моя работа.

  И Осень ушла, а её провожал сказочный золотой дождь из яркой осенней листвы. Уже вдали она обернулась и приветливо помахала мне рукой. И на душе у меня стало так спокойно и уютно, словно я не в лесу, а в родном доме.

  Она уже и не помнит, какую по счету реинкарнацию ей пришлось пережить. Рожденная воевать, она всегда появлялась в новом обличии. Это было обусловлено коварством нового врага, и нужно было каждый раз разрабатывать новую стратегию и новую тактику борьбы.

  Победа не всегда давалась легко. Иногда в неё теряли веру, а иногда и вовсе обзывали самозванкой. Но она снова и снова срывалась в бой, спасая тысячи и миллионы жизней.

  Но основной её задачей было научить защищаться, научить использовать правильное оружие и правильно им пользоваться. Ведь один в поле не воин. А правильно обученное войско непременно выйдет победителем.

  Её часто упрекали в том, что она не достаточно хорошо обучает защищаться, что из-за этого в бою приходится нести большие потери. Что она могла сказать в свою защиту? Разве то, что информированный воин уже наполовину защищён. А дальше победа зависит только от него. И раны в бою будут не такими тяжелыми. Война ведь заведомо смертельно опасная штука.

  В последнее время враг оказался особенно агрессивным и коварным. Напав неожиданно, он не дал времени ей наработать победные методы борьбы, и потери в этой войне сейчас особенно большие.

  Идет мировая война, и у защитницы порой опускаются руки. Уже и против её самой выстроено войско из своих же подопечных. В ней разуверились. И уже трудно сказать, кто прав, а кто виноват. Одни называют её ласково по имени – наша надежда и спасительница Вакцина. Другие показывают на многочисленные могилы на кладбищах и требуют убрать Вакцину из поля боя.

  А на поле боя всё продолжается губительная война, уносящая многочисленные жизни…

  Она родилась в просторном светлом помещении. Круглолицая и светлая. Натруженные руки одинокой женщины, привыкшей разговаривать со всем, к чему они прикоснутся, заботливо уложили её рядом с её сестрами.

– Теперь твоё предназначение спасать людей в тяжелые моменты их жизни. Ты должна пожертвовать собой ради их улыбки на лице. И не бойся, ты сама станешь их улыбкой.

  Ей и её сестрам на дальнюю дорогу к людям дали замечательную характеристику с описанием достоинств и возможностей. И они гордились тем, что будут крайне необходимы, пусть даже им придётся пожертвовать собой.

  Не сразу она с сестрами попала в нуждающиеся руки. И так случилось, что её сестры уходили на помощь по одной, пока она осталась одна.

– Вам плохо? Я могу вам чем-то помочь?

– Сердце немного прихватило.

– У меня есть таблетки. Правда, осталась одна, я вам дам половинку. Этого должно хватить.

  И женщина разломила её надвое. Только теперь Таблетка узнала, зачем эта полоска на её теле. Как же это больно, когда твоя половинка покидает тебя. Но она вспомнила слова той женщины, что проводила её к людям, и успокоилась.

  Через несколько минут на лице мужчины появилась благодарная улыбка. А на встречу ей – улыбка женщины. И во встрече этих улыбок встретились те половинки, предназначение которых жертвовать собой. И это было что-то гораздо большее, чем просто улыбки. Им суждено было быть вместе ещё очень и очень долго.

   На террасе уютного домика за мольбертом стоял художник и рисовал осень. Он любил рисовать осень, потому что любил это время года. Мазки кисти словно творили чудеса, и картина оживала причудливыми яркими красками осени.

  Она была уже почти готова, и любой бы сказал, что картина великолепна. Но было видно, что художник чем-то недоволен. Подумав, он дорисовал извилистую тропинку, а на ней одинокую девушку. На её лице были следы легкой грусти. Они проступали через светлую улыбку и придавали лицу особое милое выражение.

  Глядя на эту девушку, появлялось непринужденное желание пожелать ей счастья. И художник долго вглядывался в её лицо, словно это не он её нарисовал. И вид у него был такой, словно он знаком с этой девушкой и в неё влюблён.

– Ты снова её рисуешь? Я уже начинаю ревновать.

  Подошедшая жена художника всматривалась в черты девушки на картине, словно желая узнать, кто она.

– Это просто осень. Это просто состояние моей души.

  Уже минутами позже художник сидел в комнате с чашкой чая и смотрел на языки пламени в камине. И видел в них лицо той девушки с его картины. Она ему улыбалась, и её улыбка согревала душу художника.

  Может, он просто её выдумал. Может, она уйдет по своей тропинке куда-то вдаль, оставив на картине только яркие краски осени. Но художник знал, что она навсегда оставит теплые воспоминания о себе.

  Поленья в камине догорали, а за окном уже моросил прохладный осенний дождик. И художник ушел отдыхать, чтобы не опоздать на свидание с той самой девушкой в своих ярких, и таких желанных снах.

  На краю старого леса, где сосны шумят вековые, сидел парень в старинной одежде, и смотрел на далёкий посёлок. Между лесом и дальним селом простиралось болото с трясинами, и речка бурлящая текла у села. Ни летом туда не пройти, ни даже морозной зимой, ибо от теплых ключей коварные тонкие льды покрывали болото.

  И в этом лесу вековом одни звери да птицы беспечные жили. Да бабушка с внуком может тысячу лет. Избушка из бревен, соломою крыта, и печка из глины, и двери, замков не видавшие.

  Сколько помнит себя паренёк, счёт годам не ведущий, его бабушка вечность такою была. Может она и прабабка, а может прапра-прапра. А ещё в их уютной избушке никогда не водилось зеркал.

– Помни, внучек, секрет жизни прост – никогда не смотри в зеркала. Они вечность крадут, это пропасть в другие миры. Тонкой струйкой уносятся дни в эту пропасть. Не смотри в зеркала.

  Эта жизнь среди леса, среди диких зверей, принимавших дары из руки, была тихим уютом покрыта. Это счастью сродни, это радость от летних дождей, и восторг от осенней картины.

  Но в весенние дни к пареньку приходила грустинка. Выгоняла его до болота, за которым гудело село. И к нему доносился смех знакомый какой-то девчонки. И за дымкой казалось, что он видит её.

– Не смотри на людей. Не грусти ты по ним. Они пленники мутных зеркал. Лишь собою всегда  озабочены, лишь своим доверяют зеркалам.

  На краю старинного леса, где сосны шумят вековые, сидел паренёк в старинной одежде, и пытался услышать в дали девчонки пленительный смех.