Оно.

Тик-так… раскачивается невидимый маятник. Тик-так…. 

Сначала по земле пробегает лёгкая дрожь и большие каменные звери поёживаются, прогоняя предчувствие беды. Тик… Так….

Маятник начинает качаться немного быстрее. Тик-так. Тик. Так.

Звери вздрагивают, поднимают от земли могучие головы и их шерсть встаёт дыбом, как у насторожившихся волков. Глаза загораются жёлтым, белым, оранжевым светом. Они осторожно прищуриваются и прислушиваются. Тик. Так. 

Маятник набирает темп, его игра уже не шутки, он качается всё интенсивнее и сильнее, туда - сюда, раз! Два! Рррраз! Два! Рррраз!

Звери выгибают бетонные спины и напрягают мышцы, под черепицами и штукатурками взбухают буграми могучие мускулы, а маятник тем временем не собирается останавливаться и увеличивает скорость и мощность. Связки и сухожилия рвутся и раздаётся мощный треск.

Оно началось поздно вечером.

Сначала тревожно зазвенели вилки и ложки на подставке. 

Потом затренькали фарфоровыми боками друго о друга чашки и тарелки в буфете. 

Потом загудели стены. 

Когда звенят ложки и другая мелочь по дому - это ничего.

Когда погрюкивают дверцами шкафчики на кухне и кружится голова - тоже.

 Плохо, когда начинают гудеть стены.

Этот гул не похож ни на что другое. 

Так гудит только камень.

Так стонет здание, разлегшееся гигантским зверем посреди улицы и пытающееся сжаться в комок, чтобы не дать бетонным мышцам порваться. Это так непривычно знать и слышать, что у твоего дома тоже есть голос. Что стены умеют чувствовать боль и стонать. Землетрясения - это всегда громко.

Отточенным алгоритмом мы становимся в проёме двери в гостиную. За углом что-то резко треснуло и из стены вылетела штукатурка, обнажая черную расщелину с металлическим стержнем внутри - порвалась железная артерия нашего дома.

Бежать некуда. Пятнадцатый этаж, лифт не ходит, с лестницы слететь шансов гораздо больше, нежели если остаться дома.

А пол тем временем начинает раскачиваться все больше. Теперь чтобы устоять в вертикальном положении приходится балансировать перенося вес с ноги на ногу, как в расшатанном вагоне метро во время быстрой поездки. За окном зияет балконная чернота и неприветливо заглядывают в комнату горы. Большая гора - ей  всё равно сейчас до нас и я ясно понимаю всю абсурдность человеческого страха вообще и своего в частности - и через сто лет, и через тысячу здесь всегда будет стоять эта гора. Чувствую себя колыхающимся деревом, с которого при каждом наклоне слетают и разбиваются об асфальт переспевшие липкие фрукты. Шмяк! - и вся моя спесь, высокомерие, весь багаж кажущегося уникальным опыта разлетается мутными брызгами в разные стороны. Шмяк! - влажно припечатываются к асфальту самомнение. Бульк! - превращается во влажную кашицу уверенность в себе. Тик-так. Ха-ха-ха.

Где-то на задворках памяти возникает мысль о тревожной сумке, которая стоит приготовленная в положенном ей месте: вода, сникерсы, фонарики, кофты - всё по правилам, но вот только не до неё сейчас. 

Сейчас нужно отсчитывать секунды. Кто-то когда-то сказал мне, что если досчитаешь до тридцати и всё ещё не закончилось - значит жди беды. Будет 6 баллов и больше. Бред, по-моему. Однако подсознание - сложная штука. Двадцать девять, тридцать, тридцать один…

Балконные поручни начинают качаться влево-вправо как разгулявшийся от безумства маятник: впрааааво - наклон; влееееево - наклон. Следишь за ними с удивлением и интересом и невольно начинаешь высчитывать: убывает или увеличивается? Тик-так. Впраааааво - Влеееево. Тик, так.

А ты думала, что от тебя что-то зависит в этой жизни? В жизни, в которой ты не отвечаешь даже за собственный балкон?

Вдруг сквозь шум и гул и дребезжание непонятно чего непонятно обо что прорывается глубокий, липкий, нечеловеческий крик. Это удивительно, как сквозь толщу всего дома, сквозь звук непрерывного движения всех составляющих этого громадного бетонного существа, в чьем колыхающемся брюхе ты сейчас находишься, сквозь треск стен и сломанных опор один человек всегда может распознать другого. Невольно начинаешь перебирать в уме всех жильцов своего хаусхолда. Вроде все на месте, так кто же кричит? И откуда? 

Передаю ребёнка сумевшему опуститься на пол мужу и быстрыми полупрыжками пробираюсь через кухню на пожарный ход. Кухня большая и все шкафчики на блокираторах, там не страшно. Страшно в узеньком коридоре у двери, потому что контролировать своё положение тела в пространстве становится абсолютно невозможным и то правым, то левым плечом постоянно налетаю на стены. Дёргаю дверь и, открывшись, она также с размаху злобно въезжает мне прямо в колено. Обезумевший дом.

А вот и оно. На лестничной клетке в пролёте между этажами застряла нана - работница наших соседей снизу. Нана жутко боится землетрясений, но такую панику в глазах я вижу впервые. Через секунду понимаю, почему. Она полувисит на лестнице и двумя руками держится за поручни. Нана весит добрых килограмм восемьдесят и я моментально соображаю, что ничем, ну абсолютно ничем не смогу ей помочь.  Если она схватит меня за руку, то вниз полетим мы обе. Да и при всём желании отпустить ручку двери, за которую я держусь так крепко, что позже будут болеть пальцы, я не могу, иначе мгновенно потеряю шаткое равновесие и скачусь вниз вслед за наной. Что же делать? 

Нана поднимает голову и видит меня. Ужасные секунды, за которые до неё доходит смысл положения, но она упрямо сморит мне в лицо и не хочет мириться с ситуацией. Я понимаю, что помощи ждать неоткуда, что муж не бросит детей. Так неужели?..

И в эту секунду каким-то двадцать восьмым чувством, чутьём, интуицией я чувствую, что качка идёт на спад. Этого ещё не видно и не слышно, всё по-прежнему гудит и двигается, но я знаю, вот знаю, что через полсекунды станет легче. Всей силой мимики и взгляда я пытаюсь передать это нане. Вот сейчас станет тише, сейчас.

И толчки действительно стихают. Сначала чуть медленнее, и вдруг резко замирают на недопетой ноте, как будто ничего не было. Тишина.

Спокойствие. 

Я не помню, как оказалась снова в гостиной. Не помню и того, каким образом муж успел добежать. Но успел вовремя и это - главное.

А в итоге действительно оказалось почти семь баллов. Сумка так и не понадобилась как, впрочем, и  запоздавшее обновление от фейсбука. Спасибо тебе, Цукерберг, у нас уже всё хорошо. 

Пара недель афтершоков, штукатурщик, заделавший трещину, заново перепроверенная и так и не использованная сумка - вот и всё. Не так уж и страшно. Адреналиново, непонятно, громко, но не страшно. 

Для меня, по крайней мере. И для наны. Уже.

Бетонные чудища ещё раз подняли голову и прислушались. Тишина. Шумно и глубоко вздохнув, они последний раз качнулись, уложили головы на свои каменные лапы и закрыли глаза.