Глузский Михаил Андреевич

Когда он подрос и пошел в школу, все заботы по воспитанию мальчика взяла на себя старшая сестра Люда. Однако ее сил не всегда хватало, чтобы справиться с энергичным и шустрым братом. Миша Глузский часто сбегал из-под сестриной опеки, слонялся с товарищами по нэпмановской Москве, бил фонари на улицах, дрался со сверстниками из других дворов. Какое-то время он даже состоял на учете в милиции.

Ситуация стала меняться к лучшему, когда в их доме работал кружок самодеятельности, куда Миша однажды зашел случайно, от нечего делать. Увиденное настолько потрясло его, что он решил записаться в «артисты». В кружке он прозанимался несколько лет. Затем, когда уже работал монтером в том же ЦУМе, Глузский попал в Театр рабочей молодежи (ТРАМ), которым руководил актер мхатовской школы Константин Сергеевич Ратомский.

Вскоре Михаил Глузский стал считаться в школе одним из первых модников - отрастил огромный чуб, облачился в свободный пиджак и широкие брюки. Директорат и преподаватели уставали делать ему замечания за внешний вид, а Глузскому хоть бы хны - он был уверен, что никаких серьезных санкций против него применить не посмеют. Но он ошибся. Чашу терпения директората переполнила очередная выходка Михаила. Однажды, после того как преподаватель одной из дисциплин в очередной раз прочитал ему нотацию о его прическе, Глузский дома густо намазал волосы репейным маслом и в таком виде явился на занятия. За это было решено отчислить его из школы.

Когда Михаил Глузский понял, что с ним не шутят и приказ об отчислении действительно готовиться в недрах директората, его охватило смятение. Такого поворота событий он просто не ожидал. Он настолько привык к ситуации «он шкодит, а его прощают», что был уверен, так будет продолжаться вечно. Но система дала сбой. Глузскому пришлось идти на попятную и буквально умолять преподавателей не выгонять его на улицу. То ли вид испуганного хулигана произвел на преподавателей жалостливое впечатление, то ли еще что-то шевельнулось в их душах, но Глузского решено было простить.

Позже Михаил узнал о дополнительном наборе во вновь созданную "Школу киноактера" при киностудии "Мосфильм". Эта школа была организована на базе ВГИКа, поскольку в 1936-1940 гг. актерского факультета во ВГИКе еще не было. Художественными руководителями школы в те годы были М.М.Тарханов и Г.Л.Рошаль, педагогами по мастерству - Н.С.Плотников и В.П.Баталов. С молодыми студентами занимались также известные кинорежиссеры Ю.Я.Райзман, М.И.Ромм, Б.В.Барнет, кинооператор А.В.Головня.

 Михаил Глузский дебютировал в кино, снявшись в небольших ролях: пограничника в комедии "Девушка с характером" (1939), дворового в историческом фильме "Минин и Пожарский" (1939), гимназиста в картине Григория Рошаля "Семья Оппенгейм" и Абдурахмана в историческом "Салавате Юлаеве" (1940).

Благодаря этим ролям, в 1940 году Михаил Глузский, окончив школу киноактеров, был зачислен в штатную труппу "Мосфильма".

В 1940 году Михаил был призван в армию. Ему, как актеру, выпала служба в команде при Центральном Театре Советской армии. Когда началась война, Глузский служил в армии, в составе концертных бригад выступал во фронтовых частях.

После войны, почти сорок лет, с 1946 по 1995 годы Глузский работал в Театре-студии киноактера при "Мосфильме". На сцене этого театра он сыграл в спектаклях "Бесприданница" (Карандышев), "Старые друзья" (Шура Зайцев), "Остров мира" (м-р Бааба), "Иван Васильевич" (Жорж Милославский), "Бесы" (Верховенский-старший) и многих других.

В этот же период Глузский работал по приглашению в Театре Советской военной администрации в Германии, в Театре "Современник", в Театре им.Ермоловой.

В 1950-е годы режиссеры часто приглашали актера играть отрицательных персонажей. Две из них стали этапными в судьбе актера, принесли ему широкую известность. В 1956 году он весьма убедительно сыграл шпиона Ивашева в приключенческо-фантастическом фильме Константина Пипинашвили "Тайна двух океанов", в 1957 году - есаула Калмыкова в эпопее Сергея Герасимова "Тихий Дон".

С этого момента Глузский снимался без перерывов. Актеру часто доставались неглавные роли, и просто эпизодические, но и они не остались незамеченным, свидетельствуя о его незаурядном артистическом даре.

Глузскому поначалу пришлось бороться с уже сложившимся амплуа. Но он доказал, что может играть не только шпионов и белогвардейцев. Роли профессора Сретенского в фильме Ильи Авербаха "Монолог" или Фрола Федулыча в "Последней жертве" открыли зрителю совсем другого Глузского.

Всего на счету актера более 150 ролей в кино.

Михаил Глузский рассказывал об одной из своих ролей: "…я играл одного восточного человека, извозчика Гади в фильме "Миссия в Кабуле". Это был наш разведчик, вроде Штирлица. Он передавал шифровки и носил кличку Странник. Роль была без единого слова. Я оказался так похож на афганца, что, когда выезжал на своей арбе, местные жители принимали меня за своего. Съемки вызывали большое скопление народа. Тогда я по договору с режиссером просил, чтобы камеру убирали, и разъезжал со своей арбой, совершенно сливаясь с толпой. Никто на меня не обращал внимания, я просто махал рукой, и съемка продолжалась".

Со своей будущей женой Перегудовой Екатериной Павловной Михаил Глузский познакомился, когда она была замужем. Михаил Андреевич рассказывал: "Мы познакомились, когда она была замужем, а я - закоренелым холостяком. ... Словом, отбил я ее у мужа и переехал из своей коммуналки в её. Но не подумайте - не ради улучшения жилищных условий".

Екатерина Павловна - театровед, выпускница ГИТИСа, работала старшим научным сотрудником в Государственном Институте искусствознания (ранее Институт истории искусств).

Супруги прожили почти 50 лет в любви и согласии. У них родились сын Андрей и дочь Мария.

Актер много работал на радио и телевидении. Голосом Глузского озвучен Луи де Фюнес в фильмах «Жандарм и инопланетяне», «Жандарм в Нью-Йорке» и «Маленький купальщик», Бурвиль в фильме «Веские доказательства», мафиозо Розарио Агро в «Невероятных приключениях итальянцев в России».

Ему часто предлагали переозвучить кого-то из коллег, но прежде чем согласиться, он всегда спрашивал: предупрежден ли тот, кого переозвучивают? А когда режиссер Илья Авербах пригласил его на главную роль профессора Сретенского в свой фильм «Монолог» (одна из лучших работ Глузского), он, зная, что прежде на эту роль был утвержден Бруно Фрейндлих, сам десять раз перепроверил, нет ли со стороны Бруно Артуровича обид.

Глузский ценил обязательность, пунктуальность в работе. На репетиции приходил подготовленным и того же требовал от коллег. Увидев, что кто-либо из артистов едва ориентируется в тексте, хотя должен бы знать его наизусть, мог объявить режиссеру: «Сегодня не репетируем! Не го-то-вы!» Из-за запаха алкоголя на сцене или съемочной площадке мог развернуться и уйти. Хотя при всем том была у Глузского традиция, и о ней киношный мир тоже помнит: устраивать в последний день съемок скромную нешумную пирушку. Причем к столу приглашались не только артисты – Михаил Андреевич звал костюмеров, гримеров, осветителей, ассистентов...

С некоторыми режиссерами он не разговаривал десятилетиями.

– Причина? Все та же необязательность, – поясняет Андрей Глузский. – Бывало, отца приглашали на пробы, хвалили, даже утверждали на роль, а потом выяснялось, что играет другой. Папа объяснял: «Ну, пусть бы позвонил, по-хорошему все рассказал – я бы понял, я уважаю видение режиссера, но ставить точку, не сказав ни слова, непозволительно!» И если когда-нибудь этот режиссер снова к нему обращался, он говорил: «А помнишь?.. До свидания!»

Отдельная глава в легендах о Глузском – его изумительная ирония.

– Если стану пересказывать все, в газете места не хватит, – уверяет Иосиф Райхельгауз. – Вот приехали мы однажды с гастролями в Томск. И зазвали нас местные олигархи на супервечер (по их словам). Оказалось – банальный стриптиз. Все сделали вид, что им неинтересно, а Михаил Андреевич сидит, весь – внимание. Одна стриптизерша, совсем юная, воодушевившись, улеглась к нему на стол – и тут Михаил Андреевич, наклонившись к ее ушку, совершенно серьезно, внятно спрашивает: «А мама знает, чем ты тут занимаешься?» Все полегли от хохота. Потом эта фраза стала у нас в театре расхожей.

Актерский талант Михаила Глузского признан многими любителями поэзии. Ему принадлежит право первого исполнителя цикла стихов великого российского поэта Николая Заболоцкого, которые долгие годы были запрещены в СССР.

Михаил Андреевич являлся секретарем правления Союза кинематографистов СССР, руководил комиссией ветеранов кино в Союзе кинематографистов СССР, возглавлял Московскую городскую комиссию по культурному шефству над Вооруженными Силами СССР и Комиссию ветеранов кино и Военно-шефскую комиссию Москвы.

Михаил Андреевич Глузский - профессор ВГИКа. С 1987 года по 1998 года он руководил двумя мастерскими на актерском отделении ВГИК, выпустил два курса (таджикский и русский).

Глузский гордился тем, что ни одно звание, присвоенное ему – ни заслуженного артиста, ни народного, – не было приурочено ко дню рождения. Значит, не к празднику давали, а потому что заслужил! Он был счастлив, получив «Нику» за «Лучшую мужскую роль второго плана» и два года спустя «За честь и достоинство». В его жизни бывали периоды безработицы, бескартинья, но он никогда не опускал руки. Занимался дубляжем. Готовил поэтические программы, выступал с ними в музеях, постоянно репетировал. Резких откликов о коллегах себе не позволял, но если слышал о ком-то из актеров «не востребован», «сидит без работы», говорил: «Не ищет! Лентяй! Не хочет!»

Своей любимой киноролью называл Фрола Федулыча Прибыткова из «Последней жертвы» Петра Тодоровского.

С 1994 года Михаил Глузский работал в театре "Школа современной пьесы". Он играл в спектаклях "Уходил старик от старухи" (по пьесе С.Злотникова) и "Антигона в Нью- Йорке" (по пьесе Я.Гловацкого).

В театре «Школа современной пьесы», в приемной у худрука Иосифа Райхельгауза, висят две фотографии Глузского. Одна – портрет, а на другой (во всю стену) – Михаил Андреевич в окружении партнеров по спектаклю «Чайка». В «Школе современной пьесы» Глузский служил последние семь лет.

«Его обожала вся труппа, – вспоминает Райхельгауз. – Михаил Андреевич появился у нас благодаря Марии Владимировне Мироновой, которая захотела именно с ним играть пьесу «Уходил старик от старухи», – и мы пригласили Глузского из Театра киноактера, в котором он тогда работал... Спектакль имел огромнейший успех. Но через три года Мария Владимировна умерла, спектакль из репертуара сняли, а Михаил Андреевич в труппе остался. Мы считали его своим патриархом. До самых последних дней у него был удивительный вкус к жизни: он дружил с артистами значительно моложе его, прекрасно одевался, ходил с великолепной стильной тростью, всегда был в курсе театральных новостей. Но главное – в нем чувствовался аристократизм духа, качество крайне редкое и потому особенно ценное».

Если бы Глузскому, хулиганистому пацану, задире и заводиле с Басманной, году так в 1930-м кто-нибудь сказал про аристократизм, вот он посмеялся бы! Мишина мама была продавщицей, отец – профессиональным революционером, журналистом и поэтом – он умер от тифа в 1922 году, когда сыну шел четвертый год. После его смерти мать осталась одна в битком набитой коммуналке вместе с дочерью и сыном. Работала на износ. Заниматься детьми времени не было. Так откуда интеллигентность, манеры, культура общения?

– Наверное, это все же гены, – рассказывает сын актера Андрей Глузский. – Много неясного с происхождением нашего дедушки. Говорили – из деревенских. Крестьянский поэт Андрей Гмырев. Но на единственной уцелевшей фотографии внешность у него совсем не крестьянская! И дом под Киевом, который спешно продавали после смерти деда, – с каких сбережений? Революция все перепутала... Но предоставленные сами себе папа и его старшая сестра оба, тем не менее, получили высшее образование. И оба в зрелом возрасте оставляли впечатление истинных интеллигентов.

– На папу оказала большое влияние семья нашей мамы, потомственные московские интеллигенты – артисты и священники, – считает дочь актера Мария Федотова. – Мама Екатерина Павловна была театроведом, 40 лет проработала в Институте искусствознания Академии наук. Родители читали всю литературу, которая была тогда под запретом, они знали и понимали больше других. Поэтому папа и не думал вступать в партию, несмотря на попытки заставить. А в пионерах и комсомольцах побывать не довелось из-за дворовой юности... Что же касается его знаменитой трости, то история ее такова. Когда папе было уже за 70, он ехал куда-то на метро, неожиданно по ступенькам эскалатора стала падать женщина. Все посторонились, а он подхватил ее, в результате упал сам. Два месяца лежал в гипсе. Так появилась трость, которая со временем превратилась из медицинской принадлежности в любимого спутника.

В своем интервью Глузский рассказывал:

« ...меня удивляет и немного раздражает, когда актеры начинают чрезмерно превозносить себя, придумывать сказки: "Я вжился в роль, потом не мог прийти в себя..." Зачем эти ореолы таинственности? Актер - человек физически и духовно очень сильный. Не надо забывать: актерство - это профессия, работа. Творческая, изнуряющая работа. Если кто-то себя в кино считает героем-любовником, то я - рабочая лошадь. Я - в меру талантливый актер. Но старательный, трудолюбивый. Хотелось бы работать больше, больше, больше.

В спектакле "Уходил старик от старухи" мы играли с Марией Владимировной Мироновой. Есть легенда, что ей предложили самой выбрать партнера и она выбрала меня. Мы сыграли более 60 спектаклей - и в России, и в ближнем, и в дальнем зарубежье. И всегда зрители сопереживали истории двух старых людей, проживших долгую жизнь. Мария Владимировна была очень дорога моему сердцу. Я часто хожу к ней на могилу. Так уж вышло: "старуха" ушла, а "старик" остался. Хотя, по спектаклю, наоборот, "старик" от "старухи" уходит...

Моя актерская судьба сложилась странно. Большинство моих товарищей играли важные роли в молодости и в среднем возрасте. А я главные в своей жизни роли сыграл после 60. Но главной роли у меня пока в театре нет. Все же я ее не перестаю ждать. Очень жду. Даже начинаю уже немножко отчаиваться.

Как-то меня спросили: "Почему вы играете каждый спектакль как премьеру?" Эту историю мне рассказал мой учитель Плотников. Сейчас уже почти не осталось театров, где есть занавес. А раньше в нем была маленькая дырочка, через которую актеры смотрели, пришли ли приглашенные, какая публика собралась в зале. Шел спектакль по Гашеку про бравого солдата Швейка - его играл Плотников. И вот актеры видят: пришел Москвин, и решают, что сегодня будут играть на всю катушку: актер великий пришел. Потом смотрят: никто не пришел, можно расслабиться. А публика все равно спектакль принимает хорошо. А потом вдруг смотрят в дырочку: "Пришел Немирович-Данченко! Сыграем так, что из кожи вон!" Спектакль не получился. Потому что ты уже продал душу дьяволу.

Единственная моя главная роль - и самая сложная - профессор Сретенский в "Монологе". Признаться честно, часто испытываю страхи, когда берусь за новую работу. Не знаю, недостаток ли это или, наоборот, достоинство?.. Я прекрасно осознаю, что Глузский - не самый знаменитый актер. Для меня не писались сценарии. Но все роли играл честно, во всю актерскую силу. Мне присудили за роль в фильме "Мужчина для молодой женщины" "Нику" - именно в той номинации, которую считаю для себя самой важной - за роль второго плана.

Когда мне говорят: "Ваше поколение, старая гвардия, уходит, кто же после вас останется?!" - я отвечаю: "Мы были после кого-то, и после нас будут". Очень талантливый из молодых актеров Женя Миронов.

Журналисты частенько задают вопрос про старость, про смерть - мне уже почти 83 года. У меня есть фотография, на которой снят наш курс из Школы киноактера при "Мосфильме". Из 25 человек живы только двое. Все друзья уже ушли из жизни. Если честно, то изредка где-то на уровне подсознания скребется мыслишка, что осталось в общем-то немного... Но что ж делать?! У моего сверстника поэта Межирова есть строчки:

Старость - это награда

иль расплата за все...

Так что слишком и очень

не сходите с ума,

Если кончилась осень

и настала зима.

Действительно, не надо сходить с ума. Не надо нервно молодиться - в моем возрасте это некрасиво и смешно. Не надо драться с мальчишеским азартом с новым временем. Надо стараться сохранить достоинство, присущее моему возрасту.

Мне моя старость интересна. Здоровье какое-никакое, слава богу, есть. И работа. Если бы не было ролей, проводил бы больше времени с внуками - их у меня четверо. Нашлось бы много домашних забот. Но без театра я бы все равно стал дряхлеть и пропадать в жизни.

Я никогда не жил на широкую ногу. Хорошо, что сейчас у меня есть зарплата, пенсия. А раньше я жил на гонорары за фильмы. Но меня никогда безденежье не пугало. Правда, был момент, когда я с семьей жил очень, очень бедно. Это были ужасные времена. И меня пригласили в Германию по контракту. Там, конечно, началась совсем другая жизнь. А я через какое-то время прервал контракт и вернулся домой. Помните, в "Лесе" у Островского Аркашка Счастливцев рассказывает о том, как он попал к тетушкам-богомолкам? Они его приодели, кормили по всем правилам - завтрак, обед, ужин. Покой, в общем! "И я, - говорит Аркашка, - однажды ночью просыпаюсь и думаю: а не удавиться ли мне?.." И сбежал. Так и я сбежал из-за границы».

Последние годы актер тяжело болел, но не прекращал работы, снимаясь в кино ("Бременские музыканты" 2000) и играя на сцене. В последний раз Михаил Глузский выходил на сцену незадолго до смерти в спектакле по чеховской "Чайке". Тогда он уже был в инвалидной коляске.

«Ничто не предвещало беды: в апреле 2001 года родители съездили к друзьям в США, в июне мы с папой собирались на «Кинотавр» в Сочи, – вспоминает Андрей Глузский. – Но в начале мая начались непонятные скачки температуры, и папа лег на обследование. 12 мая температура поднялась под 40, а 13-го он должен был играть в «Чайке». Утром прихожу проведать, зная, что спектакль отменяется. И вдруг папа говорит: «Я, пожалуй, сыграю вечером». Начинаю отговаривать. А в ответ: «Сегодня воскресенье, придут люди, настроенные на встречу с конкретными артистами. И что? Останутся с испорченным настроением? Нельзя разочаровывать зрителя!» И тут я понимаю: решение принято, возражать бесполезно. Едем в театр. Там все в шоке, но стараются не подавать вида: Михаила Андреевича любили, боялись за него. Как он играл в тот день, благодаря каким силам – не знаю. Потом – аплодисменты, цветы, поздравления коллег... Затем быстро в машину. И снова – больница. Почти сразу наступило ухудшение».

На следующий день Михаилу Глузскому ампутировали ногу, после чего отказали легкие, и Михаил Андреевич был подключен к аппарату искусственного дыхания. Долгое время он находился между жизнью и смертью. В конце мая, казалось бы, пошел на поправку. Но не выдержало сердце, и 15 июня 2001 года актер скончался.