Профіль

Терджиман-666

Терджиман-666

Україна, Сімферополь

Рейтинг в розділі:

Важливі замітки

Георг Тракль "Аминь"

Гнилью несёт по комнатёнке ветхой;
тени на жёлтых обоях; из тёмных зеркал пялится
рук наших печаль из слоновой кости.

Бурые перлы стекают меж умерших пальцев.
Во тиши
отворяюся маковые синь-очи ангела.

И вечер синий.
Година отмиранья нашего, тень Азраила,
он и садик бурый затмевает.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

 
Amen

Verwestes gleitend durch die morsche Stube;
Schatten an gelben Tapeten; in dunklen Spiegeln woelbt
Sich unserer Haende elfenbeinerne Traurigkeit.

Braune Perlen rinnen durch die erstorbenen Finger.
In der Stille
Tun sich eines Engels blaue Mohnaugen auf.

Blau ist auch der Abend;
Die Stunde unseres Absterbens, Azraels Schatten,
Der ein braunes Gaertchen verdunkelt.

Georg Trakl

А. Шницлер "Величайшая иллюзия Анатоля", пьеса. Отрывок 1

Действующие лица:
Анатоль;
Макс;
барон Дибль;
музыкант Флидер;
Берта;
Аннетта.

Сия одноактная пьеса задумана была автором в качестве заключительной к циклу об Анатоле, но затем была заменена на "Утро свадебного дня Анатоля.
(оригинальный текст читайте по ссылке
http://gutenberg.spiegel.de/?id=5&xid=5343&kapitel=10&cHash=66215ddb4cchap009#gb_found ,-- при.перев.)

Садовая околица уютного двора гостиницы, чей фасад занимает бо`льшую часть заднего плана. Широкая терраса тянется вдоль всего фасада гостиницы, куда со сцены, предстявляющей сад, ведут две лестницы вверх. На заднем плане , насколько он не занят домом,-- прелестный горный пейзаж, что начинает погружаться в сумерки. В то время, как одна сторона дома обращена к кулисам, другая на виду-- и с этой стороны тянется тополиная аллея, которая ведёт прямо к решётчатой садовой ограде. На террасе стоят, как и в саду, одинокие столы со стульями, которые все пусты, кроме двух, занятых Анатолем и Максом на терраса. Они курят сигареты.

Анатоль: Помнишь ещё, мой любезный Макс, как мы тут в последний раз сиживали?
Макс: Давненько это было, верится!
Анатоль: Да... Тогда мне кстати пришлись эти декорации... их кротость и невзыскательность... я нуждался в этом просёлке с тривиальными тополями... в этим луге, там далече, в его безразличной зеленью... во ближних холмах, плывущих во заре вечерней...
Макс: А сегодня?
Анатоль: Днесь люб мне этот пейзаж по собственной его воле...
Макс: Твоя последняя любовь?
Анатоль: Нет... лишь некой новый род любви, которому как раз настал черёд, любви к вещам как таковым...
Макс: ?
Анатоль: К природе, как таковой... к холмам-- за то, что они холмы, к сигарам --за их сигарность, к персидскому дивану-- как к дивану... притом допрежде я ведь любил вещи лишь за их услужливость людям.
Макс: Итак, с нами бедными ты расквитался?
Анатоль: О нет! Своих друзей, а тебя в особенности, я всё ещё люблю.
Макс: Свежо предание! Я всегда тебе годился лишь для красного словца.
Анатоль: Коли бывало, ...это лишь теперь стало досадным. Любезный мой, боюсь, и это-- знак близящейся старости. В последнее время меня чрезвычайно занимают мнения других.
Макс: Ах!
Анатоль: Я прислушиваюсь, становлюсь чутче...
Макс: Ты ль оттого спустя столько времени развыскал меня?
Анатоль: У меня вновь обострилась потребность беседовать с тобою! Кажется мне не терпелось наболтать тебе своё завещание!
Макс: Ах, речь о... да что за новая поза?! Сентиментальности!
Анатоль: Нет... всё настолько честно... конец, мой любезный! Моё сердце излагает свою последнюю волю!
Макс: Столь меланхолически?
Анатоль: Нет, о нет... Не желаю впредь влюблённостей... не хочу.
Макс: Ну-у. Ты прежде, известно, всецело предавался им.
Анатоль: Нет... не желаю утратить свою последнюю иллюзию!
Макс: Какую же?
Анатоль: Что молодым нам не за что чураться нас! Это одна из тех, которые я было мучительно питал, не желая расстаться с ними.
Макс: Да у тебя их не было, этих иллюзий! Что-то не верится! Ты всегда был виртуозом ревности!

Анатоль: Да уж, бывало! Говаривал как по бумажке... мне лишь это удавалось... ! Кстати, а ты не станешь возражать, если я почну утверждать обратное тому, что наговорил тебе минуту назад?
Макс: Ох, я ждал этого!
Анатоль: Временами мне всё-таки хочется новой влюблённости! А то, что всё в прошлом, любезный Макс, это ведь совсем просто, не правда ли?..
Макс: Твоя страсть пока не остыла?
Анатоль: Как можно? Я лишь освоил искусство, расходуясь по совершенным мелочам, по возможности больше воодушевляться внешними обстоятельствами. ...при том оказалось, что в подобных случаях моё прошлое сдаётся мне столь убогим... а бывает, напротив-- столь замечательно богатым...
Макс: Наша отвратительная привычка по-прежнему всё соизмерять!
Анатоль: Неправильно, ты прав! А на память точно нельзя полагаться... она лжёт, подвержена сплину... и затем, что собственно ведомо нам о своих личных авантюрах? Мы и дамы-- в сущности, наши страсти столь отличны, мы торим разные пути! Я спрашивал каждую: "Ты никого не любила прежде меня?"-- меня каждая вопрошала: "Ты никого не полюбишь после меня?".. Мы всегда ищем подтверждения их первой, они-- нашей последней любви!
Макс: Да... да!
Анатоль: Вот снова, я тут недавно заприметил одну малышку, Аннетту, знаешь ли, которая бегает тут всюду с виолончелистом. Привлекательна, доложу тебе...
Макс: Ну и?
Анатоль: Этот Флидер молод, достоен любви, одарён, а я... при всех прочих достоинствах, но, это однозначно, уже не молод, почти сед...
Макс: Ну и что с Аннеттой?
Анатоль: Кокетничает!
Макс: Ага?
Анатоль: Со мной... изволь, со мною! Это определённо! Она гуляет с молодым человеком, знаешь, этак виснет, ручка в руке, в манере, свойственной совсем молодым дамам... с восторженным, тупоумным, аморальным взором. Я захожу вперёд-- и её глаза уже не восторжены, они фиксируют меня, они уже не глупы, но сладостны и лукавы... лишь аморальны по-прежнему...
Макс: С чего ты со мной ненароком заговорил об Аннетте?
Анатоль: Так, пришла на ум. Заботит меня вот что: всегда недостаёт тебе полной уверенности. Известно нам, коль хорошо знаем даму, лишь то, как она любит нас, и никогда... как способна она любить иного! Поэтому, коль одна, едва не плача, стелется, тает пред тобою в нежностях, ввергая нас во блаженный обман, то нет никакой гарантии её истинности... Возможно, той же порою, она стелется пред другим совершенно иначе... легкомысленно, грациозно и необузданно...
Макс: Значит, ты гадаешь, будто она играет перед Флидером иначе, без сантиментов?
Анатоль: Играет?.. Точно!! Бабы проявляют себя лишь играя комедии, в которых они ухитряются выглядеть то так, то этак. Зачастую при этом и следа комедии нет.  Они лгут вовсе не столь часто, как мы полагаем... только правдивые личины меняют они поминутно...
Макс: Сколь тихо здесь! И впрямь благостно!
Анатоль: Да, форменно жаль, что ничего не забывается! Столь благостно сумерничая, приходится перебирать былые потери!
Макс: Вот бы кому припомнить свои приобретения!
Анатоль: Ах, одно лишь! Оно столь банально, столь часто я его испытывал, что наконец проникся недоверием к собственной боли! Моё последнее и глубочайшее!
Макс: Есть и утешение в боли...
Анатоль: А разве не так? Подумай только, что одинокая прогулка, час раздумий, стихотворение, в которое влагается малость души твоей, иногда утоляют боль!
Макс: Ох, сдаётся, одиночество наше уже в прошлом... слышишь?
Анатоль: ... ?
Макс ( взирает на возвышенность. Шум приближающихся экипажей).: Они уже свернули сюда-- и мчат, прямо к нам!
Анатоль: А много экипажей?
Макс: Два... три... Господи Боже, да гонят как! Машут платком!
Анатоль: Знакомая?
(Экипажи мчатся по просёлочной дороге-- и останавливаются у воображаемого тыла гостиницы. Из одного экипажа звенит :"Доброго вам вечера, господа хорошие!")
Анатоль: Добрый вечер! Да кто это?
Макс: Одного я узнал, он барон Дибль. Ах, в последнем экипаже... взгляни-ка, Берта!
Анатоль: Как? Она по-прежнему наслаждается?
Макс: Как прежде! А как вспомню её двадцать лет назад!

Анатоль: Ей тогда было шестнадцать.
Макс: И всё же хорошо, что в будущее не заглянешь.
Анатоль: Почему?
Макс: Если бы тебе тогда предстала эта картинка! (Указывая на дорогу).
Анатоль: Ах, Боже... эти картинки нас пока не удовлетворяют, они столь мелки!.. А ты ещё кого их прочих баб разглядел?
Макс: Пока едва вижу.
Анатоль: Гомон!
Макс: Ага, к нам они пожалуй не придут! Усядутся в салоне-- и не будут нам досаждать.
Анатоль: Этот барон Дибль... жив!
Макс: Ты ещё гуляешь с ним и с его компанией?
Анатоль: О нет, я с ними не очень-то пересекался. Они нервируют меня, эти люди! Знаешь ли, когда пьян, то с ними ладно. А я никогда не напивался...
Макс: Конечно, на свой манер они весьма счастливы!
Барон Дибль (входит). : Доброго вечера, благослови вас Бог! Я ещё с дороги узнал вас!
Анатоль: Добрый вечер!
Макс: Добрый вечер!
Барон Дибль: Итак, кое-кому пора на выход, за ушко да на солнышко!
Анатоль: Кое-кому однако не хочется!
Барон Дибль: А где ты прятался, в самом деле? Был в отъезде?
Анатоль: Здесь был!
Барон Дибль: Значит, заделался отшельником?
Анатоль: Оставался отшельником!
Барон Дибль : Ох! (Максу.) Что скажешь, друг любезный?... он остался! Утверждает, что был таким всегда.
Макс: Да, я понял!
Барон Дибль: Тогда мне следует просить! Не будь таким! Прежде ты был жив, ну слишком весел! Известно, таким и остался!
Анатоль: Я никогда прежде не был весел.
Барон Дибль: Вот как! Ну, значит у тебя сегодня оказия быть таковым!
Анатоль: Слишком любезно!
Барон Дибль: Да, вы оба! Вы встретите старых знакомых, тех ещё знакомых!
Анатоль: Ты и впрямь столь любезен... но мы уже было надумали по своим номерам разойтись.
Барон Дибль: По номерам? Не валяйте дурака! Вам уготовано веселье богов! Вдумайтесь только, кто с нами! Не говоря уже о Берте... которая всегда в компании. Итак, слушайте только: Жюльетта! Вы же знаете её?
Макс: Француженка?
Барон Дибль: Да, и заметьте, а он... её "Он", отправился в кругосветное путешествие! И что же? Её это вполне устраивает!
Макс: Ах, Боже, бабы изменяют, стоит тебе поехать в Вайдлингау
(окраинный район Вены, до 1938 года был пригородом,-- прим.перев.)...
Анатоль: Да-да, я так и понял!
Барон Дибль: А ты не рассмеялся! Анекдоты, они смеху ради! Итак, что я сказал... Жюльетта! Да, ещё Роза, которая ужасно возгордилась. Моя заслуга в том, что она хоть выбралась за компанию! Ты не спросишь меня, отчего она возгордилась?
Анатоль: Нет...
Барон Дибль (Максу.): И ты не спрашиваешь?
Макс: О да. Отчего Роза стала столь ужасной гордячкой?
Барон Дибль: Кто знает... предположительно: слишком много "зазубрин"!
("man vermutet nur: sehr viele Zacken!", тж. "вырезок", абортов?-- прим.перев.)
Макс: Ох!
Барон Дибль: Да, на этом ограничимся! Затем ещё фрёйлян Ханишек, новенькая, это её премьера!
Макс: Фрёйляйн Ханишек?! Сколь ужасно!
Барон Дибль: На подходе её ласкательная кличка. А зовётся она именно так! Вот какой случай-- её имя покруче фамилии. Прошу совета. Ну...
Анатоль: Да что у неё за имя такое?
Барон Дибль: Барбара! При том у ней нет никакого nom de guerre (боевого или полевого имени, тж. клички, фр.-- прим.перев.) Сегодня следует "окрестить" её.
Макс (ещё ошарашен) : Барбара! Барбара!!

Барон Дибль: Да, что вы говорите? Барбара! Как только любовники её уравлялись с таким имечком?! И подумайте только, бедный Фриц Вальтен, который теперь с ней... ему не пришло на ум другое имя, чёрт побери! Он, должно быть, так и кличет её, Барбарой! Ну вот, вы не спросите меня, кто ещё с нами?
Макс: Да, просим любезно, кто ещё с вами?
Барон Дибль: Вначале ответьте мне, собираетесь ли к нам?
Анатоль: Что касается меня, любезный барон, то я не в настроении.
Барон Дибль: Как? Да кто поверит, что у тебя охота пропала?
Анатоль: Да разве трудно понять, что иногда настроение пропадает?
Барон Дибль: Ах, шутить изволите!
Анатоль: Мне никакого удавольствия развлекаться, мне недостаёт таланта весельчака.
Барон Дибль: Каким славным весельчаком я тебя уже видывал!
Анатоль: Ну вот, ты не понял меня. Во всяком случае, я наслаждался... по-своему, а не как все!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Фридрих Ницше "Одинокий"


Мне ненавистны Вождество и Подчиненье.
Повиноваться? Нет. Повелевать? не смею!
Кто не пугает-ся, себе не строит Пугал:
в Вождях лишь тот, кто всех пугать умеет.
Претит мне даже Самово`ждества Идея!
Люблю,-- как Звери, Гады, Моря, Леса--
теряться, растекаться с Интересом
на корточках в Безумии блаженном,
чтоб издали себя манить в движеньи,
себя к себе, чтоб совращать с уменьем.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Der Einsame

Verhasst ist mir das Folgen und das Fuehren.
Gehorchen? Nein! Und aber nein - Regieren!
Wer sich nicht schrecklich ist, macht niemand Schrecken:
Und nur wer Schrecken macht, kann andre fuehren.
Verhasst ist mirs schon, selber mich zu fuehren!
Ich liebe es, gleich Wald- und Meerestieren,
mich fuer ein gutes Weilchen zu verlieren,
in holder Irrnis grueblerisch zu hocken,
von ferne her mich endlich heimzulocken,
mich selber zu mir selber - zu verfuehren.

Friedrich Nietzsche

Фридрих Ницше "Овцы"


Орёл глядит! он алчный Взгляд
упёр с Тоской во Прорву,
да во свою, чей Серпантин
всё глубже, глубже, туже!
Вдруг, в Полёте прям,
Крылом остря,
кидается на Поживу.
Верите ль вы, Голод сие?
Ну`жда Потрохов?..
Ан не Любовь, нет...
... что там Ягнёнок Орлу!
Овец ненавидит он.
Итак, брошусь я
вперёд, вожделея,
на эти ягнячьи Отары,
рвущий, кровожадный,
Позор Устроенности,
Гневом супротив овечьей Глупости.................

стоит худший меня Деец, покраснел стыдясь...................

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

 

Schafe

Den Adler seht! sehnsuechtig starr
blickt er hinab in den Abgrund,
in seinen Abgrund, der sich dort
in immer tiefere Tiefen ringelt!
Ploetzlich, geraden Flugs,
scharfen Zugs
stuerzt er auf seine Beute.
Glaubt ihr wohl, dass es Hunger ist?
Eingeweiden-Armut? —
Und auch Liebe ist es nicht
— was ist ein Lamm einem Adler!
er hasst die Schafe
Also stuerze ich mich
abwaerts, sehnsuechtig,
auf diese Laemmer-Heerden
zerreissend, bluttraeufend,
Hohn gegen die Gemaechlichen
Wuth gegen Laemmer-Dummheit — — —

steht erroether schlechter That sich schaemend, — — —

Friedrich Nietzsche

Франц Кафка "Хладен, суров..."

Хладен, суров день нынешний.
Обла`ки счерствели.
Ветры суть трёпанные росы.
Люди очерствели.
Шаги звенят металлом
по рудным камням,
а очи зрят
ширь-белые озёра.

Во старом городке стоят
малые светлые пряничные домики,
их пёстрые окна взирают
на заснеженные площадочки.
На луной освещённом пятачке тихо
ходит человек во снежном тулупе
его великая тень веет
ветром прямо на домики.

Люди, те по тёмным мостам ходят
мимо святого
с блёклым огоньком.

Обла`ки, те небом седым тянутся
понад кирхами
с про`клятыми башнями.
Один (прохожий?-- прим.перев.), тот гнётся через парапет
и воды вечерние зрит,
руки на древних камнях.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Kuеhl und hart...

Kuehl und hart ist der heutige Tag.
Die Wolken erstarren.
Die Winde sind zerrende Taue.
Die Menschen erstarren.
Die Schritte klingen metallen
Auf erzenen Steinen,
Und die Augen schauen
Weite weisse Seen.

In dem alten Staedtchen stehn
Kleine helle Weihnachtshaeuschen,
Ihre bunte Scheiben sehn
Auf das schneeverwehte Plaetzchen.
Auf dem Mondlichtplatze geht
Still ein Mann im Schnee fuerbass,
Seinen grossen Schatten weht
Der Wind die Haeuschen hinauf.

Menschen, die ueber dunkle Bruecken gehn,
vorueber an Heiligen
mit matten Lichtlein.

Wolken, die ueber grauen Himmel ziehn
vorueber an Kirchen
mit verdaemmernden Tuermen.
Einer, der an der Quaderbruestung lehnt
und in das Abendwasser schaut,
die Haende auf alten Steinen.

Franz Kafka

Франц Кафка "На вечернем неприпёке..."

На вечернем неприпёке
мы сидели выгнув спины
на скамейках в палисаде.
Наши руки висли низко,
очи-линзы жгли печали.

Только люди, разодеты,
шли, шатаясь, мяли гравий
под великим этим небом,
что от хо`лмов отдалённых
к хо`лмам дальним простиралось..

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


In der abendlichen Sonne...

In der abendlichen Sonne
sitzen wir gebeugten Rueckens
auf den Baenken in dem Gruenen.
Unsere Arme haengen nieder,
unsere Augen linzeln traurig.

Und die Menschen gehn in Kleidern
schwankend auf dem Kies spazieren
unter diesem grossen Himmel,
der von Huegeln in der Ferne
sich zu fernen Huegeln breitet.

Franz Kafka

Людвиг Уланд "Незримому"

Ты, во темны`х путях с трудом искомый,
пытливою догадкой не уловлен,
покинув святость личного полона,
явился раз Израильскому дому.

О, что за благо Образ твой припомнить,
словам из Уст твоих внимать с поклоном!
Блаженны те, кого Ты принял в лоно!
Блаженны те, гостьми на пир влекомы!

Понеже несть вышайшаго восторга,
коль странных тьма брела в Святую Землю,
коль войско билось чтоб дойти до Гроба

лишь чтоб, пылая духом в теле тощем,
предаться снова истому моленью,
вновь лобызать Твой след, святые мощи.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


An den Unsichtbaren

Du, den wir suchen auf so finstern Wegen,
Mit forschenden Gedanken nicht erfassen,
Du hast dein heilig Dunkel einst verlassen
Und tratest sichtbar deinem Volk entgegen.

Welch suesses Heil, dein Bild sich einzupraegen,
Die Worte deines Mundes aufzufassen!
O selig, die an deinem Mahle sassen!
O selig, der an deiner Brust gelegen!

Drum war es auch kein seltsames Gelueste,
Wenn Pilger ohne Zahl vom Strande stiessen,
Wenn Heere kaempften an der fernsten Kueste:

Nur um an deinem Grabe noch zu beten
Und um in frommer Inbrunst noch zu kuessen
Die heil'ge Erde, die dein Fuss betreten.

Ludwig Uhland

Людвиг Уланд "Весенние песни"

1. Предчувствие весны
О, кроток, сладок вздох!
Ты навеваешь снова
мне песнь весны... готово!
фиалковый чертог.


2. Весенняя убеждённость
Ветры-нежны уж пробудились
воркочут-ткут весне родильни,
летят, гонцам негоже миг томиться.
О, свежий дух, о новый звук!
Отринь сердечко, свой испуг!
Всё, всё должно перемениться.  

Быть миру краше с каждым днём,
покуда смутен окоём,
ветрам негоже миг томиться.
Угрелась даль, угрелся дол--
зимы отринь, сердечко, боль!
Всё, всё должно перемениться.


3. Весеннее отдохновение
О, не кладите в тёмный гроб,
не вспарывайте зелен-лоб!
Меня, коль я уже не житель,
в траву густую уложите.
В траве, в цветах я лёг бы мило,
да чтобы флейта вдаль манила,
да чтоб венчал мой свет-покой
облак весны бегучий рой.

О нет! в холодную могилу
Я не хочу склонить главу!
О, если б время уложило
Меня в душистую траву!
В траве, в цветах бы на покое
Волынки пенью я внимал
И в небесах бы надо мною
Рой светлых тучек пролетал.

перевод М.Л. Михайлова


4. Торжество Весны
День Весны, ты мёд и лесть!
О, восторг душевный!
Коль напев не выйдет днесь,
праздник в утешенье.

Да зачем в погожий час
приступать к работам?
Ход Весны утешил нас,
праздновать охота!
          
5. Хвала Весне
Зелень нивы, дух фиалок,
щебет жаворонков малых,
свист дроздов. От Солнца манна,
свежий воздух, без обмана!

Коль слова сыскал зачину,
славь великую причину.
День Весны, хвала тебе!
(в строфы не уложилсяstena , да ладно уж,-- прим.перев.)

6. Весенняя забота
Дни хороши... Бди, Сердце, есть на розе
шипы: Весна порой морозит.

7. Грядущая весна
Добро, что с каждым годом
Весна грядёт одна,
кротка, светла. По ходу
упорная она.
С уверенностью сродство
годится и тебе,
в пути дружи с упорством,
тори свой путь в борьбе:
пока не видишь цели,
её предполагай:
усилье дали мелет--
уж виден ближний край.

8. Весенняя песнь рецензента
Грач явился, аист тоже,
слишком рано, погодите!
Деревцо, денёк погожий?!
Что вы? Что вы говорите?!
 
Пусть весна, я понимаю,
рад, могу себе представить,
что без шуб теперь гуляют
со здоровыми носами.

Так-с! Я отчасти доволен
тем, что жаворонок тихий,
Филомель не хнычет; соли б
Солнцу-- мёду в строфах с ли`хвой.

Брошу вырезки в кармашку--
выйду лугом прогуляться!
Быть Весне не нараспашку--
мне по службе изгаляться.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Fruehlingslieder

1. Fruehlingsahnung

O sanfter, suesser Hauch!
Schon weckest du wieder
Mir Fruehlingslieder,
Bald blaehen die Veilchen auch.

2. Fruehlingsglaube

Die linden Luefte sind erwacht,
Sie saeuseln und weben Tag und Nacht,
Sie schaffen an allen Enden.
O frischer Duft, o neuer Klang!
Nun, armes Herze, sei nicht bang!
Nun muss sich alles, alles wenden.

Die Welt wird schoener mit jedem Tag,
Man weiss nicht, was noch werden mag,
Das Blaehen will nicht enden.
Es blaeht das fernste, tiefste Tal:
Nun, armes Herz, vergiss der Qual!
Nun muss sich alles, alles wenden.


3. Fruehlingsruhe

O legt mich nicht ins dunkle Grab,
Nicht unter die gruene Erd hinab!
Soll ich begraben sein,
Lieg ich ins tiefe Gras hinein.
 
In Gras und Blumen lieg ich gern,
Wenn eine Floete toent von fern
Und wenn hoch obenhin
Die hellen Fruehlingswolken ziehn.

4. Fruehlingsfeier

Suesser, goldner Fruehlingstag!
Inniges Entzuecken!
Wenn mir je ein Lied gelang,
Sollt es heut nicht gluecken?

Doch warum in dieser Zeit
An die Arbeit treten?
Fruehling ist ein hohes Fest:
Lasst mich ruhn und beten!


5. Lob des Fruehlings

Saatengrьn, Veilchenduft,
Lerchenwirbel, Amselschlag,
Sonnenregen, linde Luft!

Wenn ich solche Worte singe,
Braucht es dann noch grosser Dinge,
Dich zu preisen, Fruehlingstag?


6. Fruehlingstrost

Was zagst du, Herz, in solchen Tagen,
Wo selbst die Dorne Rosen tragen?


7. Kuenftiger Fruehling

Wohl blaehet jedem Jahre
Sein Fruehling, mild und licht,
Auch jener grosse, klare –
Getrost! er fehlt dir nicht;
Er ist dir noch beschieden
Am Ziele deiner Bahn,
Du ahnest ihn hienieden,
Und droben bricht er an.


8. Fruehlingslied des Rezensenten

Fruehling ist's, ich lass es gelten,
Und mich freut's, ich muss gestehen,
Dass man kann spazieren gehen,
Ohne just sich zu erkaelten.

Stoerche kommen an und Schwalben,
Nicht zu fruehe, nicht zu fruehe!
Blaehe nur, mein Baeumchen, blaehe!
Meinethalben, meinethalben!

Ja! ich fuehl ein wenig Wonne,
Denn die Lerche singt ertraeglich,
Philomele nicht alltaeglich,
Nicht so uebel scheint die Sonne.

Dass es keinen ueberrasche,
Mich im gruenen Feld zu sehen!
Nicht verschmaeh ich auszugehen,
Kleistens Fruehling in der Tasche.

Ludwig Uhland

Фридрих Ницше "Венеция"

В юности на мосту
в бурой ночи я стоял.
Издали песнь неслась;
капли златые лились
с вёсел на хлипкую плоскость.
Гондолы, фонари, музыка...
плыло всё это, хмельное во темень, прочь...

Душа моя, струнный наигрыш,
пела себе, незримо растрогана,
интимно, что годольер,
дрожа пред пёстрым блаженством.
-- Прислушался ли кто из вас?

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose


Venedig

An der Bruecke stand
juengst ich in brauner Nacht.
Fernher kam Gesang;
goldener Tropfen quoll's
ueber die zitternde Flaeche weg.
Gondeln, Lichter, Musik -
trunken schwamm's in die Daemmrung hinaus ...
                                     
Meine Seele, ein Saitenspiel,
sang sich, unsichtbar beruehrt,
heimlich ein Gondellied dazu,
zitternd vor bunter Seligkeit.
- Hoerte ihr jemand zu?

Friedrich Nietzsche

Сторінки:
1
9
10
11
12
13
14
15
16
попередня
наступна