Не счастье, слава, пышность и парад,
не мир, не сила, Марс иль муз уменье
суть пастыри прирученным скотам,
в сердцах чьих стих не множится биеньем.
История-- лишь тень их стад стыда;
Искусство ,притворив окно, краснеет

от балагана "звёзд" и миллионных толп,
развратно обращающихся к Небу,
стандартных душ. Роднит людской потоп
привычка, сила? Человек, тебе бы
империю в себе, владеть ей чтоб,

быть первым в ней, престол воздвигнув,
вогнав все прихоти в подножный гроб
надежды и страхов, стать собой единым.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Political Greatness

Nor happiness, nor majesty, nor fame,
Nor peace, nor strength, nor skill in arms or arts,
Shepherd those herds whom tyranny makes tame;
Verse echoes not one beating of their hearts,
History is but the shadow of their shame,
Art veils her glass, or from the pageant starts

As to oblivion their blind millions fleet,
Staining that Heaven with obscene imagery
Of their own likeness. What are numbers knit
By force or custom? Man who man would be,
Must rule the empire of himself; in it

Must be supreme, establishing his throne
On vanquished will, quelling the anarchy
Of hopes and fears, being himself alone.

Percy Bysshe Shelley

                    Государственное величие

                   Без вдохновенья боя и труда,
                   Без доблести, без счастья и без славы
                   Пасутся подъяремные стада, -
                   И чужды им певучие октавы,
                   И, зеркало завесив от стыда,
                   Молчит Искусство, и мельчают Нравы.

                   Привычка к рабству мысли их тиранит;
                   Дыханьем осквернив небесный свод,
                   Их род бесчисленный в забвенье канет,
                   А человеком станет только тот,
                   Кто властелином над собою станет,

                   Своим престолом разум стать принудит,
                   И свергнет страхов и мечтаний гнёт,
                   И лишь самим собой всегда пребудет.

                  Перевод К. Чемена

Тоскует птица о любви своей,
        Одна в лесу седом.
Крадется холод меж ветвей,
        Ручей затянут льдом.

В полях живой травинки не найдешь,
        Обнажены леса.
И тишину колеблет только дрожь
        От мельничного колеса.

Перевод - С. Я. Маршака

На ветке вьюжной пташечка-вдова
горюет о Любви;
Ползучий ветер сверху хладом пал,
поток озябший свил.

Нет ни листка в нагом сыром лесу,
на грунте-- ни цветка.
То ль ветер? гонит скрип тоску:
под колесом река.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Song

A widow bird sate mourning for her Love
Upon a wintry bough;
The frozen wind crept on above,
The freezing stream below.

There was no leaf upon the forest bare,
No flower upon the ground,
And little motion in the air
Except the mill-wheel's sound.

P. B. Shelley

Вдовица-птица

Вдовица-птица о любви былой
Скорбит зимой в саду.
Над нею — ветер ледяной,
Под нею — пруд во льду.

Без листьев у деревьев грустный вид,
Цветы давно сошли.
Тишь. Только колесо скрипит
На мельнице вдали.

Перевод В.В.Лунина

67.
Идите с самых дальних мест,
с прибрежий Англии окрест;
из разных сёл и городов,
где стон клокочет рванью ртов
от бедности и злых трудов,
68.
из тюрем, рабприютов*, где
сбор доходяг вопит в нужде,--
там стар и млад, жена и муж
худы как трупы зимних стуж;
(the workhouse, что в русских переводах романов Диккенса "работный дом",-- прим.перев.)
69.
из тех каморок, где живут
текущим днём влача нужду,
бедняцкий быт, мещанский прах,
что сеют плевелы в сердцах;
(последняя строка позаимстована мной из перевода Бальмонта, --прим.Т.К.)
70.
и наконец, из тех дворцов,
где ропот множится: гонцов,
из далей отзвуки скорбей
доносит ветер всё живей.
71.
Да, в тюрьмы роскоши лихой,
где мало кто болит душой,
за тех, кто стонет, плачет-- нет,
там мало братьев бедноте.
72.
Вы, беды чьи неречены,
готовьтесь для своей страны
ценою крови, злата ли
поднять народ из злой пыли`,
73.
Собравшись, стойте вы на том,
чтоб с превеликим торжеством
словами верными сказать,
что воля вам от Бога стать.
74.                                 
Простой да будет ваша речь:
обет силён, остёр что меч,
широк что щит, пусть тень его
покровом станет от врагов.
75. 
Пусть вас тираны окружат,
так волны вдруг брега крушат:
устроят шум, чтоб страхом взять,
покажут гербовую рать.
76.
Пусть катит пушек тяжкий строй,
вздымая пыль что хвост хивой,
а скрип колёс и стук копыт
поборят немочь пустоты.
77.
Пускай примкнутые штыки
блестя что хищные клыки,
возжаждав крови Англичан,
по-людоедски восторчат.
78.
Пусть сабель блеск что звёздный рой,
мечась, грозит испить прибой
пучины слёз мирских, где смерть
одна себе находит твердь.
79.
И да не дрогнете вы все,
да будет лес ваш тих и смел,
сомкнутся взоры и мечи
в непобедимое "молчи".
80.
Пусть Паника, чей бег быстрей
проворных боевых коней,
сквозь ваши плотные ряды
пройдет, как только тень беды.
(эта строфа-- из перевода К.Бальмонта,-- прим. перев.)
81.
Пускай закон страны родной,
хорош иль плох, он всё-же свой:
суров и прост как вы в строю,
один рассудит ваш союз.
82.
Законы старые, они,
что сед старик, чей лик поник,
он древней мудрости сродни,
в его торжественных словах--
Свободы глас, он не зачах.
83.
Священный вестник он, - и тот,
кто на герольда посягнет,
за преступление воздаст
своею кровью, вот в чём власть.
(две первые стоки этой строфы-- из перевода К.Бальмонта,-- прим. перев.)
84.
И раз насильники дерзнут,
пусть между вас с мечом пройдут.
пусть рубят, колют и дробят,
пускай поступят как хотят.
(эта строфа-- из перевода К.Бальмонта,-- прим. перев.)
85.
Сомкнув оружье, вперив взор
в лицо врага,-- силён укор--
пусть убивает, сам дрожа,
пока не выдохнется раж.
86.
Затем со срамом пусть уйдут
к своим домам, а кровь прольют
стыдом на щёк своих щиты:
наружу мерзость суеты.
87.
И жёнщины из мест родных
укажут пальцами на них;
и будет встреча немила:
припомнит улица дела.
(две первые стоки этой строфы-- из перевода К.Бальмонта,-- прим. перев.)
88.
И эти смелые бойцы,
Войной сводившие концы,
уйдут к свободным, затаясь:
оборвана былая связь.
89.
И для Народа та резня
зажжет огонь иного дня,
в нём будет знак для вольных дан,
далеко прогремит вулкан.
(эта строфа-- из перевода К.Бальмонта,-- прим. перев.)
90.
И гром свободных слов,
закатом станет рабских снов,
прознит сердца, проймёт умы
вторясь осколками молвы.
91.
Отриньте сон, вопряньте, Львы
числом некошенной травы,
стряхните ковы как росу,
что охлаждала спящих суть:
они подлы, а вы правы.

перевод с английского Терджмана Кырымлы
Текст оригинала поэмы см. по ссылке: http://www.artofeurope.com/shelley/she5.htm
(Перевод К.Бальмонта, "Маскарад анархии", см. по ссылке http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0290.shtml)

Ундины, милый образок
твой я узрел на манускрипте--
на сердце хлынуло грозой,
луга весенние открылись.

Сколь мягко льнёшь ко мне, о друг,
и шепчешь ласково на ушко.
В песнях твоих -- то ли испуг,
то ли отчаянье, подружка.

Моё перо порхает в лад
тобою хоженной тропинке.
Доверь мне свой заветный клад,
настрой-ка цитру для починка.

Сердца дано мне покорять
твоей забытою любовью:
ведь многи жаждут почитать
книжонку ту, что вот устрою.

Собраньем полон общий зал;
полнощну тьму светильник зыбит.
Ундина, смело, я сказал,
явись из давнопрежнья глыби.

Приветь служивых и дворян,
но прежде-- тех, кто встрече рады:
немецких милых, красных дам.
Я ведаю: ты им приятна.

А будь вопрос, поётся кем,
ответь: "Он верный всадник,
что даме угодит мечем,
виршом, турниром, танцем.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

34.
Из облак свет с великолепьем,
побудный нежный зов веленья
былИ слышнЫ,-- и стихли вдруг:
народ взроптал, тая испуг.
35.
Проснулась то ли Мать-Земля,
Английский род собой холЯ,
чью кровь почуяв на челе:
и дрожь утробы, повелев
36.
всем каплям крови пролитЫм
на материнский скорбный лик
оборотиться в гул мирской...
стал речью сердца Мамки бой:
37.
"Английский Люд, Творцы Побед,
герои небумажных Вед,
Мной, сильной, вскормлены вы все,
вы матери надежды свет,
38.
воспряньте Львами ото сна,
неистребимая стена,
стряхните ваши кандалы--
те сонных вас тянули в глыбь...
Вы велики-- они подлы.
39.
В чем Вольность, знаете ль? Увы...
В чем Рабство, испытали вы,*
(две эти строки-- перевод К.Бальмонта,-- прим. Т.К.)
чьё имя множится в умах,
речам отрава, вечный страх.
40.
То труд за хлеб чтоб жить за днём,
сужая жизней окоём,
тиранам, горбясь, услужать,
живьём в гробы труда ложась.
41.
Станок, лопата, плуг и меч--
обуза вам, ярмо для плеч,
охота ль вам иль мочи нет
кормить, хранить мешки монет.
42.
А дети ваши столь слабы
чьи матери худы, грубы--
покуда слово молвлю я,
от зимних вьюг слегла семья.
43.
Пока вас голод ест, богач
в ударе жертвенном горяч
бросает псам своим куски--
жирдяи лижут край руки.
44.
Дух злата грабит рабский Труд:
во тыщу крат монетный блуд
того ярма корон наглей
что встарь над пахарем довлел.
45.
Вам только фантики дают,--
их троны властные "куют",--
не тук земных щедрот для вас,
не обеспечит труд запас.
46.
Что значит быть в душе рабом:
копить желанья "на потОм"
богатым уступать во всём,
прося покоя за своё.
47.
Пока бурчите вы едва,
глотая слабые слова,
тиранов банды скачут вдаль
по женским, детским головам--
и кровь-роса людским лугам.
48.
Тогда готовится реванш,
обидчикам урон воздашь:
за кровь-- поруб, за кривду -- месть?
Нет, вы сильны: держите честь.
49.
Когда устанут крылья несть,
для птиц приют во гнёздах есть;
для звЕрей норы: выпал снег,
задула вьюга-- кончен бег.
50.
Ослам и хрюшкам пуще корм,
короче их рабочий срок;
Бездомен ты, убогий Бритт,
твой труд от ночи до зари!
51.
Вот это Рабство: дикий люд,
скоты и звери не снесут
того, что в силах вы терпеть,
а хвори ваши им что смерть.
52.
Что ты, Свобода? Коль рабы,
живьём открыв свои гробы,
ответили б, тираны впрыть
как злые сны исчезли бы.
53.
Плуты твердят, ты бег теней,
пыл суеверья, гул на дне
утробы Славы, толку нет
мол от безумнейших идей.
54.
А для рабочего ты хлеб
и дом родимый, полон, бел:
отрада после дня трудов,
приют счастливый, тёплый кров.
55.
Ты платье, пища и огонь
для сбитых с толку, с тропки, с ног;
не голодают там ,где ты
воплощена из сна мечты,
но не в Англии, где плут лишь сыт.
56.
Ты для богатого узда:
коль он вас топчет без стыда,
ты змей в сапог ему нашлёшь--
и злобы яд отмстит за ложь.
57.
Ты Справедливость, и тебя
не купят злато теребя,
как в Англии, где в торг закон:
судя, не ценишь ты мошон.
58.
Ты Мудрость: Вольный в вечный грех
не верит, он не слышит тех
попов, твердящих чепуху:
еретик волен на духу.
(нотабене! сравните мой перевод этой строфы с бальмонтовским!-- прим.перев.)
59.
Ты Мир*, во царствии твоём
немыслим скарба злой отъём,
не льётся кровь: тиранов сброд
твой всполох в Галлии гнетёт.
(*the Peace,-- прим.перев.)
60.
А если б ваш кровавый труд
разнёс волной Английский пруд,
Свобода! он бы смог тебя
затмить, не честь твою забрать.
61.
Ты есть Любовь: богач лобзал
твою стопу; добро раздать
вели ему: пусть мытарь тот
путём труда с тобой пойдёт
63.
иль обратит свой скарб в мечи
чтоб в битвах честь твою почтить,
войны и злата супротИв--
не век обманом им цвести.
64.
Поэзия, Наука, Мысль--
твои лампады для слепых
от тьмы загона где в плену
им нет пути, клонИт ко сну.
65.
Пусть соберётся мiръ борцов,
бесстрашных вольных мудрецов
на ломте Аглицкой земли,
чтоб видеть все их круг смогли.
66.
Да будет неба синь вдали,
под ноги зелень без пылИ--
всё это вам дано вовек:
ликуй, свидетель-человек.

окончание следует
перевод с английского Терджимана Кырымлы
Текст оригинала поэмы см. по ссылке: http://www.artofeurope.com/shelley/she5.htm
(Перевод К.Бальмонта, "Маскарад анархии", см. по ссылке http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0290.shtml)

...написана по случаю людобойни в Манчестере.

1.
Я спал в Италии, меня
заморский Глас пронзил звеня--
и в край Поэзии толкнул,
избрав пути тропу одну.
2.
Убийцу в маске Кэстельри
я встретил, семерых в крови
собак он вёл, сладкоречив,
в обличье злобы и морщин.
3.
Жирдяи-псы добычу цап,
в прекрасной форме,-- им сердца
людские да из-под плаща
швырял хозяин, угощал
ищейку, хвата, палача.
4.
Обман, на Эльдона похож,
плат горностаевый пригож,
слезищи щедро лорд ронял,
а те катились-- жернова.
5.
А детки бегали у ног,
играли резво кто как мог:
ловили "блески, перлы, гимн"--
себе тем вышибли мозги.
6.
В "лучах" библейских, тень ночИ,
Сидмут шагал, а крокодил
ползущий Ханжество за ним
вёз на спине, кнутом гоним.
7.
Разоров много, скопом, в ряд
играли жуткий маскарад:
в личИнах грима, во всю прыть
шпионы, пэры и попы.
8.
В хвосте, на бел` коне в крови
Анарх-король, чей бледен вид--
так Смерть увидел Иоанн,
"иди, смотри", посланцем зван:
9.
корона на лихом челе,
блестящий жезл зажат в руке;
на лбу его-- печати гон:
"Я триедин: Бог, Царь, Закон!";
10.
державным цугом гнал коня
Английский край к себе маня,
да кровью орошал толпу,
а та вопила "в добрый путь!".
11.
И войско мощное кругОм:
земля тряслась под сапогом;
секли кровавые мечи
как им прикажет Высший Чин.
12.
По Англии волной стихий
неслись они горды, лихи,
пьяны до отравления
вином опустошения.
13.
По суши аки океан
катил кипучий Балаган
миная мили хОлмов, ям,
пока рать Лондон не принЯл.
14.
И в страхе жался мещанИн,
смертельным ужасом гоним,
заслышав вопля буйный гимн:
Анарх возвысился над ним.
15.
Для помпы, встретить бога чтоб,
одеты в кровь, огонь и в гроб,
запел убийц наёмный хор:
"Ты Царь, Закон и Приговор!
16.
Мы, сИроты тебя ждалИ,
о, Избавитель-Исполин!
Мечи остыли, свист в казне;
дай злата, славы, наш свинец".
17.
ПопЫ и судьи, пёстрый сброд,
сжимая гузкой общий рот,
молясь, клонясь цедили вздох,
шептали: "Ты Закон и Бог..."
18.
Они кричали в унисон:
"Ты Царь, ты Бог, ты наш Закон;
Анарх, те поясной поклон,
будь свят, благослови полон!"
19.
Анарх-Скелет учтив, его
сто тем* отрубленных голов,
с чего б не ухмыляться:
воспитан, рад стараться.
(т.е. 10 млн., по тексту,"тьма"= 10 тыс.,-- прим.перев.)
20.
Он  знал, что все   е г о  Дворцы,
и тяжб коронных все концы,
е г о   держава, жезл, казна,
и плащ златой, что носит знать.
21.
Он шлёт своих рабов вперёд,
он Банк и Тауэр берёт,
желает видеть свой в момент
за взятку взятый ПарламЕнт.
22.
Юродка-девка, что звалась
Надеждой, вышла не боясь...
Она ль Отчаяньем была,
орала буйно, грудь рвала:
23.
"Отец мой-- Век, он стар и сед,
он не дождётся лучших дней,
вот тянет руки, идиот,
костями мерзкими трясёт!
24.
Детишек уйму нарожал,
им Смерть наткала покрывал,
для всех моих, лишь я одна...
Ох, Бедность, Горе мне до дна!"
25.
Она легла в замес грязИ,--
копыто, может, грудь пронзит,--
ждала ,в глазах застыла тьма:
"Обман, Убийца, бей, Анарх!"
26.
Её от казни сохранял
вначале мал и слаб, и вял,
сиянья проблеск: образ встал--
туман так бродит среди скал.        
27.
Ну вот, созрели облака,
гигантов-башен строй полка:
сияли, жгли, вдали паря,
громАми с небом говоря,
28.
росли... да Скопом кучным шли,
что ярче гада чешуи,
на крыльях Строем семеня
что сноп лучистого огня.
29.
На Шлеме их, видна вокруг,
сиял Планеты Утро струг
на волнах перьев расписных,
окутан в алый расколых.
30.
То ль ветер? выше всех вершин...
Люд ведал: ТЕ уже пришли;
дивились зря, ведь не видать:
над головами-- благодать.
31.
Так шагом Май цветы будИт,
так зори Ночь с волос цедИт,
так ветер буйный кличет вал,--
идеи ОН в умы севал.
32.
А очарованный народ
смотрел: на локоть в крОви вброд
Надежда безмятжно шла,
лицом спокойствия была.
33.
Анарх же, выродок козлей,
остался грязью на земле;
конь Смерти нёсся, вихрь зари,
летел, копытами морил
стирая в прах толпу громил.

продолжение следует
перевод с английского Терджимана Кырымлы    
Оригинальный текст поэмы см. по ссылке: http://www.artofeurope.com/shelley/she5.htm;
перевод К.Бальмонта, "Маскарад анархии", см. по ссылке http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0290.shtml)

5. Служба народу
(Dienst am Volke)

Es kommen die Lagerwaechter
Mit Spitzel und die Schlaechter
Und dienen die Volke mit Fleiss.
Sie pressen und sie quaelen,
Sie peitschen und sie pfaelen
Zu einem niedern Preis.

Надсмотрщики --за нами
с колами, с тесаками,
народу услужать.
То мучают, то травят,
терзяют, давят, жалят,
то головы крушАт.

Концентрационный лагерь Ораниенбург, 1934 год.

Дворик между барачными стенами. До того, как станет светло, слышно, как пытают. Затем виден эсэсовец, порющий Заключённого-штрафника. Группенфюрер СС стоит, покуривая, за ними, наблюдая. Затем он уходит прочь.

Эсэсовец (усталый, присаживается на табурет.) Продолжать работу. (Заключённый подымается с полу и начинает , глубоко доставая, вычёрпывать клоаку.) Тебя свинья спрашивают, коммунист ли ты-- почему не отвечаешь?! Ты околеешь, а я устану как собака к концу смены. Почему не направили вместо меня Клаппрота? Тот охотно вас обрабатывает. Когда этот блядский козёл подойдёт поближе (настораживается...), ты кнутом постегай землю, понятно?
Заключённый: Яволь, герр шарфюрер!
Эсэсовец: И это лишь оттого, что жалею я вас, собак, понятно?
Заключённый: Яволь, герр шарфюрер!
Эсэсовец: Внимание!
(Слышны шаги. Эсэсовец указывает Заключённому на кнут. Заключённый подбирает его-- и хлещет по земле. Звук удара вял. Тогда Эсэсовец указывает узнику на корзину рядом. Шаги замрают. Эсэсовец подымается, быстро и нервно, вырывает из рук Заключённого кнут-- и хлещет арестанта.)
Заключённый (тихо): Не по животу.
(Эсэсовец бьёт его сзади. Группенфюрер СС поглядывает со стороны.)
Группенфюрер СС: Бей его по животу.
(Эсэсовец бьёт Заключённого по животу.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

4. Болотные солдаты
(Moorsoldaten)

Lie SA kommen von allen Seiten.
Sie fahren fort zu streiten
Was Bebel und Lenin gemeint.
Bis Marx- und Kautzkibaenden
In der zerschundenen Haenden
Der Nazibunker sie eint.

За Каутского, Маркса
они дерутся, квасят
друг недругу носы.
--Политиков да в бункер,--
наказывает Фюрер.
(До утренней росы.)

Концентрационный лагерь Эстервеген, 1934 год.

Несколько узников пешают цементный раствор.

Брюль (тихо, Дивенбаху): Держись подальше от Лёманна, он мешает жидко.
Дивенбах (громко): Ты, Лёманн, Брюль говорит, что мне надо держаться подальше от тебя: ты мешаешь жидко.
Брюль: Свинья.
Лёманн: Ты что сказал, иуда?! Почему Карл попал в бункер?
Брюль: Из-за меня, что ли? Я что ли сигареты достал неизвестно откуда?
Лёманн: А я что? У меня сигареты?!
Свидетель Иеговы: Цыц!!
(Наряд СС восходит мимо них вверх по дамбе.)
Эсэсовец: Здесь говорили. Кто говорил?
(Никто не отвечает.) Если повторится, все пойдёте в бункер. Понятно? Петь!
(Узники поют первую строфу "Песни болотных солдат. Эсэсовец уходит.)

Wohin auch das Auge blicket,
Moor und Heide nur ringsum.
Vogelsang uns nicht erquicket,
Eichen stehen kahl und stumm.
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Куда не кинет око,
болото да бугор.
Мы пенья птиц не слышим;
шумит дубовый бор.
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Свидетель Иеговы: Что вы всё спорите, на воле не надоело?
Дивенбах: Не заботься Свидетель, ты в этом ничего не понимаешь. (Брюлю.) Его партия вчера в Рейхстаге одобрила внешнюю политику Гитлера. А он (указывает на Лёманна) полагает, что внешняя политика Гитлера означает войну.
Брюль: Да нет же, ведь мы-то здесь.
Лёманн: Вы здесь-- это уже война.
Брюль: Вообще-то Германия в военном отношении слаба.
Лёманн:  Ну, танк с крестиком вы Гитлеру давно браке родили.
Свидетель Иеговы (Дивенбаху): Кем ты был? Социал-демократом или коммунистом?
Дивенбах: Я держался вне политики.
Лёманн: Ну а теперь-то ты внутри уютно обустроился, то есть в концлагере.
Свидетель Иеговы: Цыц!!

(Снова показывается эсэсовец. Он наблюдает за узниками. Медленно Брюль затягивает вторую строфу "Песни болотных солдат". Эсэсовец идёт дальше.)

Auf und nieder gehen die Posten,
Keiner keiner kann hindurch.
Flucht wird nur das Leben kosten.
Vierfach umzaumt ist die Burg.
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Конвой шагает, смотрит;
отсель не убежать:
наткнёшься на заборы,
чтоб пулю схлопотать.
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Лёманн (бросает прочь совковую лопату): Как подумаю, что я здесь оказался из-за вас,-- вы развалили Народный фронт-- хочется мне череп твой раскроить.
Брюль: Ага! "Не желаю быть братом тебе ,а то ркскроишь ты череп мне". (Спародированная ассоциация с библейским Каином: Брюль будто Авель,-- прим. перев.) Как тебе? Народный фронт! Соловушко, очаровал ты миня, лови нас, рыбок, кушай! (егозливо, нарочитый берлинский акцент,-- прим. перев.)
Лёманн: Да, вам по душе Гитлер-цапля, он вас и выловил! Предатели народа, вот кто вы!
Брюль (во гневе хватает лопату, заносит её над Лёманном, который подставляет ей свою голову.) Вот покажу тебе...
Свидетель Иеговы: Цыц!!

(Брюль поспешно заводит последнюю строфу "Песни болотных солдат". Является эсэсовец, наблюдает, а те мешают раствор и поют.)

Doch fuer uns gibt es nicht Klagen,
Ewig kann nicht Winter sein.
Einmal werden froh wir sagen:
Heimat du bist wieder mein!
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Мы трудимся, не пикнем--
Придет капль звеня.
Однажды мы воскликнем:
"Ах, Родина моя!"
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Эсэсовец: Кто тут выкрикнул "предатель"?! (Ему почудилось "Volksverraeter" вместо "Мoorsoldaten", --прим.перев.)
(Никто не отвечает.)
Эсэсовец: Вы, неприрученные. (Лёманну.) Кто?
(Лёманн таращится на Брюля и молчит.)
Эсэсовец (Дивенбаху): Кто?
(Дивенбах молчит.)
Эсэсовец (Свидетелю Иеговы) :Кто?
(Свидетель Иеговы молчит.)
Эсэсовец (Брюлю) :Кто?
(Брюль молчит.)
Эсэсовец: Даю вам ещё пять секунд на размышления, затем всех запру в бункер, сидеть будете, пока не почернеете. (Он ждёт пять секунд. Все стоят молча, потупив взгляды.) Тогда все в бункер.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

3. Меловой крест (окончание)
(Das Kreidekreuz)

Штурмовик: Не премину дать вам добрый совет: не зазнавайтесь оттого, что невиновны. Случается всякое. При мне вы можете свалять дурачка, я понимаю и доволен вами. Ну что же, хайль Гитлер! (Рабочий уходит.) Бывает вдруг, вы все раскалываетесь, братцы. Гниль, сдаётся, в крови у вас! О Раникендорфе я говорить не должен. Этих всяких как собак нестрелянных.
Служанка: Пойду-ка переберу бельё. Я тоже когда-то была молода. (Удаляется.)
Штурмовик: Ну что?
Служанка: Но я скажу, если только ты меня не выругаешь. Иначе не скажу.
Штурмовик: Хватит, кончай с этим!
Служанка: Только если... мне это неприятно... мне нужно денег двадцать марок.
Штурмовик: Двадцать марок?
Служанка: Видишь, ты уже бранишься.
Штурмовик: Двадцать марок долой со сберегательной книжки, это мне не нравится. На что тебе эти двадцать марок?
Служанка: Мне не хочется говорить, на что.
Штурмовик: Вот как. Не желаешь. По-моему, смешно.
Служанка:  Знаю, что ты за меня не болеешь, но лучше не скажу тебе, зачем, Тео.
Штурмовик: Если ты мне настолько не доверяешь...
Служанка: Нет же, доверяю.
Штурмовик: Ты считаешь, что мы должны покончить с нашими общими сбережениями?
Служанка:  Как ты мог подумать такое? Я только полагаю, что если сниму двадцать марок, то на книжке останется ещё девяносто семь марок.
Штурмовик: Не надо мне столь точно высчитывать. Я тоже знаю, сколько на книжке. Я только могу представить себе, что ты желаешь порвать со мною, ведь ты, наверное, кому-то глазки строишь. Возможно, ты с ним хочешь "распробовать" сберегательную книжку.
Служанка: Я ни с кем не заигрываю.
Штурмовик: Тогда скажи, зачем.
Служанка: Ты ведь не дашь мне денег.
Штурмовик: Откуда мне знать, может, ты желаешь их потратить на что-то нехорошее? Я в ответе за тебя.
Служанка: В моих планах нет ничего предосудительного. Если бы я не нуждалась, то не просила бы, ты же знаешь.
Штурмовик: Ничего не знаю. Одни недомолвки, туманно как-то, темновато малость. С чего бы это вдруг тебе понадобилось двадцать "орлов"? Хорошая сумма. Ты беременна?
Служанка: Нет.
Штурмовик: Ты в этом уверена?
Служанка: Да.
Штурмовик: Если уж я пришлось мне услышать это, значит ,ты что-то незаконное на уме держишь. Ну ,я вздохну поглубже, отрежу тебе как есть. Ты ведь ясно слышала, что всё ,что против плода замышляется, в высшей степени преступно. Если немецкий народ не будет прирастать, то настанет конец его исторической миссии.
Служанка: Но, Тео, я не понимаю, о чём ты говоришь. Дело вовсе в другом, так и быть, придётся мне сказать тебе. Дело в том, что я должна помочь Фриде српаить зимнее пальто.
Штурмовик: А почему бы твоей сестре самой его не купить?
Служанка: Она не может. У неё только пенсия по инваплидности, всего двадцать шесть марок и восемьдесят пфеннигов в месяц.
Штурмовик: А зимнее пособие? Ну вот и оно самое: вы вовсе не доверяете национал-социалистическому государству. Это уж ясно мне по тем разговорам, которые вы тут вели. Думаешь ,я не заметил, с какой кислой миной ты наблюдала за моим эскпериментом?
Служанка: Почему с кислой миной?
Штурмовик: Да, вот именно! Точно как те братья, которые вдруг раскалываются!
Служанка: Если желаешь знать моё мнение, то скажу тебе честно: мне это не понравилось.
Штурмовик: Смею спросить тебя: что именно тебе не пришлось по нраву?
Служанка: То, каким ты выставил голодного беднягу своими трюками и театром, вот что. Мой отец тоже безработный.
Штурмовик: Вот, именно это я и желал услышать. Кстати, я сам догадался во время разговора с этим левым.
Служанка: Ты хочешь этим сказать, что покажешь чертей ему за то, что он устроил представление тебе по нраву, а мы подыграли?
Штурмовик: Я ничего добавлю к уже сказанному мною. А если ты что-то имеешь против моих служебных обязанностей, то советую тебе перечесть "Мою борьбу" , о том ,как сам Фюрер был нехорош потому, что испытывал сознательность народа, как он был в контрах с Вооружёнными силами, и всё ради Германии, и это повлекло за собой величайшие последствия.
Служанка: Вот ты пришёл Тео, а я хочу знать, могу ли получить двадцать марок, и ничего больше.
Штурмовик: Могу лишь сказать тебе, что я не в духе, поэтому не могу сказать, на что я разбрасываю деньги.
Служанка: Что значит "разбрасываю"? Это мои или твои сбережения?
Штурмовик: Вот как ты ни с того ни с сего, просто смешно говоришь о наших общих деньгах!  Или мы жидов выдавили из национального житья, чтоб высасывать близких по крови сограждан?
Служанка: Из-за двадцати марок?! Не говори так.
Штурмовик: У меня довольно трат. Одни сапоги обошлись мне в двадцать семь марок.
Служанка: Но их тебе выдают на службе!
Штурмовик: Да, мы помним. Но мне нужны сапоги лучшего качества, которые с гамашами в комплекте. А выдают одни и те же.
Служанка: Двадцать семь марок одни сапоги? А что ещё за расходы?
Штурмовик: Ты о чём?
Служанка: Ну ты же сам проговорился: у тебя довольно трат.
Штурмовик: Не могу припомнить. И вообще, не ограничивай меня. Можешь угомониться, впредь я не стану обманывать тебя. А насчёт двадцать марок я подумаю.
Служанка (плача): Тео, так нельзя: ты говоришь мне, что с деньгами всё в порядке, а на само мдете всё не так. Я уже и не знаю, что думать. Всё же, нам надо снять с книжки двадцать марок!
Штурмовик (похлопывая её по плечу): Да ведь о том, что нам надо снять все деньги и речи нет! Такое невозможно. На меня ты всё-таки можешь положиться. Что ты доверяешь мне, то лежит в сохранность, как в сейфе. Ну, верь же своему Тео!  (Она плачет, не отвечая.) Просто у тебя нервный срыв, ты переработалась. Ну, а мне пора на ночное задание. Итак, в пятницу я заберу тебя, хайль Гитлер! (Удаляется.)
(Служанка старается унять слёзы, она медленно брёдёт кое-как на кухне, тудя-сюда. Кухарка возвращается с корзиной белья.)
Кухарка: Да что это с вами такое?! То ли вы побились? Всё же, Тео заботлив. Такому бы заботы да внимания. Надеюсь, ничего серьёзного не стряслось?
Служанка (всё ещё плача): Минна, не могли бы вы поехать ко своему брату и внучить ему, что этот взял его на карандаш?
Кухарка: О чём вы?
Служанка: Ну, на всякий случай. Я так думаю.
Кухарка: На ночь глядя? Не выдумывайте, или...? Но на такое Тео не способен?!
Служанка: Я уже и не знаю, что мне думать, Минна. Он так переменился. Они его совершено испортили. Он в дурной компании. Четыре года мы вместе, и вот он со мной, как будто... я ,кстати, хотела вас попросить: посмотрите ,что у меня на плечах, нет ли там креста?!

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

3. Меловой крест (продолжение)
(Das Kreidekreuz)

Штурмовик (Рабочему): Ну, а вы рискните по губе, давайте.
Рабочий: По случаю болтать не желаю, ведь вы шпионите постоянно.
Служанка: Это верно, Тео.
Штурмовик: Вы правильные серуны! Вы опасаетесь сболтнуть лишку, вот что меня расстраивает!
Рабочий: Вы и вправду так думаете или только говорите это на "штамповке"?
Штурмовик: И там говорю.
Рабочий: Если вы это говорите на "штамповке", то я говорю там же вот что: "Осторожна мать у полки с фарфором". Я трус, нет у меня револьвера.
Штурмовик: Тогда я вот что скажу тебе, коллега, поскольку ты так очторожничаешь: тут ты осторожен, там -- тоже, а затем окажешь внезапно в трудовой армии!
Рабочий: А если не осторожничать?
Штурмовик: И в таком случает там же окажешься. Я-то постараюсь. В любом случае-- добровольно. Хорошая возможность, а?
Рабочий: Уж это может случиться с тем, кто храбр, а ваши дежурят у "штамповки", а Вы смотрите на него своими голубыми глазами, чтоб он от всей души согласился пойти в трудармию. Что ему остаётся сказать? Возможно ведь: вчера пятнадцатерых взяли. Я часто спрашиваю себя: что им с того, ну пусть всё добровольно, но при этом они ,работая, получают столько же, как не работающие, а есть им надо больше. Затем я услышал историю о докторе Лее и кошке-- и мне всё стало ясно. Знаете анекдот?
Штурмовик: Нет, мы не знаем.
Рабочий: Итак, доктор Лей совершает рабочую поездочку под лозунгом "Сила от радости" ("Kraft durch Freude"), и встречает он некоего бонзу Веймарской республики, не знаю ,как звать его, возможно, случилось это в концлагере, но доктор Лей туда е мог попасть, ведь он очень благоразумен, а бонза его и спрашивает, мол, почему теперь так вышло: рабочие жрут всё, на что раньше и не смотрели? Доктор Лей показывает ему кошку, которая пришлась кстати, спрашивает его, мол, что делать, если вы желаете скормить ей немного горчицы, на которую она и не смотрит? Мол, как вам удаётся это? Бонза мажет горчицей кошкину морду. Разумеется, кошка фыркает горчицей в лицо ему, ничего не глотает, а только царапает его, царапает! Нет, человече, говорит ему доктор Лей, зря стараешься, так негодится. Смотри как я это делаю! Зачёрпывает горчицы погуще, да и скромно так мажет зверине заднюю дырку. (Дамам.) Уж вы простите, но без этого анекдота не рассказать... Зверушка, воя и вертясь от боли, тут же вылизывает всю порцию приправы! Видите, голубчик, говорит доктор Лей торжествуя, жрёт же! И ведь добровольно! (Они смеются.) Да, очень смешно.
Штурмовик: Одно и то же, ясное дело. Добровольная трудовая повинность-- это любимая тема. Худшее то, что никто больше не высовыается, не противится. Вы способны и говно жрать, ещё и поблагодарите сердечно.
Рабочий: Нет, и так не пойдёт. Стою я снова на Алексе (на Александерпляц-- прим.перев.) и соображаю, то ли мне взять да и записаться в Трудовую армию, то ли ждать ,пока меня через "шуб" (die Schutzbuero, участок СА? --прим.перев.) возьмут туда. Выходит из продуктового магазина на углу толстушечка, видимо, жена пролетария. Стоп, говорю я себе, откуда в Третьем Рейхе пролетарии? Мы ведь уже все-- Всенародная Общность (die Volksgemeinschaft), куда и Тиссен влился. Нет, говорит она, разве те ползают, наевшись маргарину?! От пятидесяти пфеннигов до марки за кило. И вы ещё мне говорите, что мы все "общность"? Матушка, ответствую я ей, да вы присмотритесь хорошенько, что вы себе обо мне думаете? Я национал до мозга костей. Костей, говорит она, а мяса нет! и отруби в выпечке. Вот до чего дошло. Я ,огорошенный, бормочу: "Вам непременно надо маслица купить! Оно тоже полезно! Только не экономьте на пропитании, иначе силы народной убудет-- и мы не выстоим перед врагами, которыми окружены мы, до самых высоких чинов... тогда мы в опасности. Нет, говорит она, наци все мы, до последнего дыхания, ведь война вот да грянет. Но как же я хочу, говорит, свой новый диван отдать в фонд зимних пособий, а то Герингу придётся спать на голом полу, ради экономии сырья, это сказали мне в участке благотворительного фонда. Лучше бы нам рояль выдали, для "Силы от радости", знаете ли! Тут и на муку-то хорошую не хватает. Лучше снесу я свой диван, да не в этот фонд, а старьёвщику на углу, а то всё не за что полфунта сливочного масла купить. Говорят эти в масляной лавке: "Сегодня товара нет, товарищ ("фольксгеноссин", ж.р.,-- прим.перев.), не желаете ли пушек? Но что это за дела: на что пушки, матушка? На пустой желудок? Нет, говорит она, если мне суждено изголодаться, то пусть лучше всё это в землю ляжет, вся эта свора вместе с Гитлером во главе... что лучше? спрашиваю я... что тогда?!! во всё горло ору я... во главе с Гитлером мы и Францию победим, говорит она. Мы-то уже из шерсти бензин вырабатываем! А шерсть? спрашиваю я. Шерсть, говорит она, мы теперь получаем из бензина. То есть, мы нуждаемся в шерсти! Если попадается в зимней помощи что-то хорошее, со старого времени, то нам недостаётся: эти люди всё лучшее своим оставляют. Если бы Гитлер знал, говорят они, а то он не догадывается, род его заячий, он-то и в институте не учился. Ну, конечно, я просто онемел от такого бунтовства. Молодая дама, говорю я, подождите-ка здесь, а я сгоняю на Алекс! Но скажите мне на милость, если я вернусь с сотрудником, дождётся ли она меня?! (Прекращает разыгрывать роль.) Ну, что Вы скажете на это?
Штурмовик (продолжает играть): Я? Да, что я говорю на это? Тут я гляжу, пожалуй, с вызовом. Немедленно бежать на Алекс, говорю я, пожалуй! С тобой и слова вольного, не рискуя, не молвить!
Рабочий: Так не годится. Со мной не пройдёт. Если вы мне доверитесь, вы пропали. Я помню о своём национально-товарищеском долге. Если мать родная мне что-то насчёт цен на маргарин, или ещё о чём нашепчет в ушко, я тут же пойду в отделение СА.  Своего брата сдам я, если тот что-то проблеет против добровольной трудовой повинности. А кто такая моя невеста, если она, положим, пишет мне из трудового лагеря, мол, сделали животик под "хайль Гитлер!"? Тогда я стану выслеживать её, не иначе, ведь, если мы все не будем против своей плоти и крови, то и Третьему Рейху, которому мы всем жертвуем, всё поверяем, не быть... Ну как я сыграл, лучше, да? Вы довольны мною?
Штурмовик: Я уж думаю, что этого достаточно. (Продолжает играть.) Получи свой штемпель, понял я тебя, мы все тебя поняли, не так ли, дорогой мой соратник-товарищ? Уж на  меня ты можешь положиться, коллега, ведь ты выложил всё как на духу (в тексте оригинала "как в открытой могиле"-- прим. перев.) ( Он хлопает его рукой по лопаткам. Прекращает играть.) Вот так, идите на "пропечатку" и там ведите себя точненько как здесь разыграли.
Рабочий: А вы не выйдете из очереди и не увяжетесь за мной?
Штурмовик: Нет.
Рабочий: И вы не шепнёте кому-то, мол, подозрительно это?
Штурмовик: Нет, не шепну.
Рабочий: И как же вы так?
Штурмовик: Да, желаете узнать фокус? Станьте-ка вот тут да поворотитесь. (Он разворачивает Рабочего спиной к женщинам. Затем обращается к Служанке.) Видишь ты вот это?
Служанка: Да, крест вот, белый!
Кухарка: Между плечами!
Водитель: Точно.
Штурмовик: И как вас только угораздило? ( Раскрывает ладонь.) Ну, вот маленький такой, беленький кусочек мела, который отметил вашу жизненную ценность!
(Рабочий снимает свой пиджак, рассматривает крест.)
Рабочий: Чёткая работа.
Штурмовик: Да, а что? Мел всегда при мне. Да, надо головку на плечах иметь, не по шаблону работать. (Облегчённо, радостно.) А теперь айда в Райникедорф. (Поправляет себя.) Там ведь у меня тётя. Ну вот, а вы не восхитились, что ли? (Служанке.) Что ты так уныло высматриваешь ,Анна? Ты ,может, не поняла фокуса, да?
Служанка: Напротив. Ты что думаешь, я ведь не тупая.
Штурмовик (будто всё удовольствие его вышло, протягивает ей руку) : Вытри-ка!
(Она вытирает ему платком руку.)
Кухарка: Сколько средств для работы, а приходится же вам управляться, пока они хотят разрушить всё, что наш создал наш Фюрер, отчего нам все народы завидуют.
Водитель: Что вам угодно? Очень правильно. (Заводит часы.) Я пойду да вымою автомобиль. Хайль Гитлер! (Удаляется.)
Штурмовик: Кто он, что он?
Служанка: Спокойный. Совершенно вне политики.
Рабочий (встаёт): Да, Минна, и я побреду... Не взыщи за пиво. Должен сказать, я снова убедился, что никто ,если он против Третьего Рейха, не увернётся, насчёт этого мы спокойны. Что касается меня, то я никогда не стану якшаться с подрывными элементами, более того, я охотно бы выступил против них. Только я не драчлив, чтоб оказать Вам в этом деле услугу. (Чётко и ясно.) Итак, Минна, премного благодарствую и хайль Гитлер!
Все: Хайль Гитлер!

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы