Профіль

Терджиман-5

Терджиман-5

Туркменістан, Бабадурмаз

Рейтинг в розділі:

Важливі замітки

Монолог Сапфо

  • 18.10.10, 22:31

Сцена вторая

Сапфо (одна. после некоторой паузы) :
Лук отзвенел--...
(складывая руки на груди)
                          -- стрела попала в цель!..
Кто б сомневался дольше? Ясно, ясно!
О н а   живёт в его душе, где сердце
то ли забыло клятву, то ль отвергло;
о н а   парит перед его челом,
что от стыда бледнеет, мне без толку;
в  е ё  покровы облачившись, сны,
что льстят себе на чуждом ложе.
Отвержена Сапфо`, по чьей же воле?
Её позор рабыня навлекла.
Отверженная кто? И кем? Особой
иль Небом? Я ли та  Сапфо`, что прежде
у стоп своих видала цвет царей,
играла с предлагаемой короной,
на гордецов смотрела сверху вниз,
дабы... остаться брошенною дерзко!
Та самая, что вопли ликованья
у всей Эллады вызывала прежде,
живой реликвией служила грекам?
О, дура! отчего я опустилась
с высот своих былых ,что лавр венчал,
где Аганипп* привычно бушевал,
(см. по ссылке
http://www.inslov.ru/html-komlev/a/aganipp.html, -- прим.перев.)
сюда, в ущельем сжатую долину,
где правят бедность, клятвопреступленье
с неверностью? Там высоко в горах
был мой удел, вдали на облаках.
Здесь места для меня не сыщешь,
одну могилу обрету, и только.
Предавшейся богам не место
средь горожан земных, она
им не ровня. Земной с небесным,
два жребия смешать не суждено
в отпущенном тебе судьбою кубке.
Из двух миров один тебе избрать--
а   к о л ь  р е ш и л а , то не возвращайся!
Раз укусив плод славы золотой,
подобен что гранату Прозерпины,
ты навсегда возносишься наверх,
к утихшим теням, а с живыми впредь
навек разлучена. Житьё, быть может,
тебе любезно подмигнёт ещё,
взывая льстиво наигрышем сказки,
любовью или дружбой прислонится.
Прочь, нечестивое! Смяв роз охапку,
шипы вонзишь в броню своей груди!..
Да что за сверхчудесная красотка,
победу одержав, низвергла Сапфо?!
Чему мне верить? Изменяет память?
Её пытаю-- простоватый образ
дитятки глупой с простоватой миной
мне подаёт услужливо в ответ.
С глазами, что всегда землицы ищут;
с губами, что дурачества твердят,
с пустою грудью, чьи бедны волненья--
лишь похотью она играет, редко
средь беспробудной спячки оживает
из страха пред взысканием моим.
Иль взгляд мой упускает возбужденье,
которым рядом с нею он пронят?..
Мелитта, эй!!.. Её желаю видеть!

"Прометей", продолжение

  • 18.10.10, 01:17

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Лес. На заднем фоне пещера. Прометей, Азия, Пантея, Иона и Дух Земли.

Иона:
Сестра, он не земной. Как он скользит
под листьями! Как на его челе
горит, лучась, зелёная звезда,
двоя струистым изумрудом кудри!
вот, он пошёл-- великолепья хлопья
роняя на траву! Кто он, ты знаешь?

Пантея:
То нежный дух, что землю провожает
сквозь небо. Те сообщества людские,
что вдалеке, сей свет планетный
милейшим прозывают; иногда
плывёт он в дымке по морям солёным,
иль в колеснице из туманных туч,
иль странствует полями, городами,
покуда люди спят, на высях гор,
и по теченью рек, иль в зелен-чащах,
как ныне, видимому удивляясь.
До царствия Юпитера любил он
сестрицу нашу Азию-красу,
он всяк свободный час испить являлся
свет-влаги от её очей, о них
он говорил ей, что подобны дипсас*,
(см. по ссылке
http://www.britannica.com/EBchecked/topic/164743/dipsas ,--прим .перев.)
змее, укус чей причиняет жажду,
затем ребячески болтал втайне`,
расписывал, что увидал, узнал,--
ведь многое видал он,-- украшая;
и называл, -- в неведеньи, как я,
ведь я не знаю, он откуда спрыгнул,--
её своею матушкой: "о, мама".

Дух Земли (подбегая к Азии) :

О, матушка, любимейшая мать,
я смею побеседовать с тобою
(а как иначе)? смею ль я упратать
свой взор в твоих обьятьях нежных,
коль взгляд твой счастьем утомил его?
Могу ль я близ тебя резвиться
в полудни долгие, коль нет работы
в сияющем безмолвьи голубом?

Азия:
Люблю тебя, нежнейшее созданье;
и впредь ласкать тебя мне, без укоров;
прошу, беседуй: было утешал,
теперь же говор твой-- моя услада.

БеС слоФФ. ПОродЕя

http://blog.i.ua/user/1918958/554313/

В душе поэтки пустота,
там одиноко и убого:
ни тараканьего хвоста
ни огламуренного бога,

один органчик заводной,
винца стакашка, чтоб согреться.
А ниже, где микробов рой,
ещё играет в куклы детство. heart rose

"Сапфо", продолжение

  • 17.10.10, 20:31

Третье действие

Местность прежняя.

Первая сцена

Фаон лёжа дремлет на кушетке.

Сапфо (выходит из пещеры) :
Напрасно! Мысли вышли в грёзы,
вернулись налегке,--увы, пусты!
За что б ни взялась я, перед глазами--
всё тот же образ ненавистный мне,
которого избавиться желаю,
за мрачный край земли прогнать его,
смахнув с чела горячего румянец.
Как он держал её, обвив рукою стан!
Она его напору поддалась,
к устам прильнула...прочь! забыть желаю!
Казнит воспоминанье многократно!..
Но я не столь глупа, себя корить
да жалиться о том, чего не сталось.
Как знать, чем был он впечатлён,
что за каприз увлёк его впустую--
и вмиг пропал, едва успев родиться,
без умысла, и цели не достигнув?!
В груди ли  э т о й  меру отыскать
е г о  горячей страсти? Невозможно
сравнить любовь мужскую с жаром жён;-
кто знает о любви, о жизни всё:
мужчины? Женщины? Разум мужа
совсем иной, непостоянен, он
всецело занят жизнью, переменной.
Свободно он ступает в бытиё,
прямой дорогой йдёт ,зарёй надежды
краснеющей окутан и питаем,
мечом отваги да шитом упорства
вооружён, стяжает славу в битвах.
Душевный мир ему сдаётся узким,
вовне его направлены стремленья,
безудержные и неутомимы;
а коль любовь себе найдёт,-- склони`тся,
чтоб цветик разлучить с честно`ю почвой,
осмотрится, заколет в шлем добычу
холодную к своим трофеям прежним.
Ему неведом тихий, стойкий жар,
что пестуем Любовью в сердце бабы,
чьё естество, желанья и раздумья
вкруг огнища вертя`тся, им живут лишь
желанья все, они птенцам подобны,
что крыльями отмахивают страхи
гнезда родимого не покидая,
любовь, и колыбели до гробов
в стестеньи робком долго ожидая.
всю жизнь камея ценная, одна
Любовь висит на лебединой шее!
Он любит, но в его гуляй-груди
простору вдосталь-- и любовь пристанет!
И многое, в чём бабу упрекают,
себе позволить может он то в шутку,
то насладиться вольностями впрок.
Он вечно ждёт и ищет поцелуев,
всегда их раздаёт и принимает.
Пожалуй, плохо это-- что поделать!
(Оберувшись, видит дремлющего Фаона.)
Гляди, он прикорнул в обнимку с тенью
куста ощипанного, мил-изменник!
Он спит; покой и нега славно
его чело отаборили. Милый,
мне в сон твой хочется поверить-- тихий,
обиду мне твою он утолит.
Прости, коль мимолётный взляд мой
тебя, любимый, оскорбил невольно,
навлёк мои пустые подозренья.
Подумать только, что за подлость
в преддверьи храма чистого случилась!
Он улыбается... уста открыты...
Похоже,  и м я  в выдохе парит.
Проснись и ,бодрствуя, окликни Сапфо--
она тебя обнимет. Пробудись!
(Она целует Фаона в чело.)

Фаон (просыпается, распахивает обьятья и ,жмурясь, молвит) : Мели`тта!
Сапфо (отшатываясь) : Ах!
Фаон:
                        Кто разбудил меня?
Ах, кто завистливо спугнул виденья
с чела? Ты, Сафпо! Будь здорова!
Пожалуй, знал я, что особа рядом
мила` стои`т-- и оттого во сне
привиделось лицо мне милое!
Печальна? Чего недостаёт тебе?
Доволен я! Что угнетало грудь,
страша меня, чудесно удалилось--
я вновь дышу свободно, без помех.
Так бедолагу вал крутым ударом
смывает в царство тёмное пучины,
где ужас с теснотою злобно правят,
чтоб вынести волной хранящей дланью--
и вот, злат-весел Солнца луч,
лобзанье ветра, крик задорных чаек
играют дружно с разумом его.
Так я, упившись радостью, восстал
блажен и счастлив, мне угодно лишь,
блаженству отдаваясь, приходить
в себя, прощаясь с наслажденьем грёзы.

Сапфо (вполголоса, в сторону) :
Ах, Мелитта!

Фаон:
          Любовь, веселье, счастье!
Здесь столь красиво, как на небесах.
Парит мягких крыльях летний вечер,
устало опускаясь к тихим нивам;
волнуется, любви возжаждав, море-
-невеста, скоро примет Аполлона,
что колесницу гонит на закат,
средь стройных тополей томится ветер--
они, что девицы, зарёй зарделись,
привет любви призывно трепеща!
Мол, видите, мы любим, вам в пример!

Сапфо (про себя) :
Гляди, забуду всё, слушившееся... Нет!
Я слишком глубоко изведала твою
пронырливую душу!

Фаон:
                                Трясовица,
что столько времени меня трепала,
ушла. И верится мне, я хорош,
не тот, что прежде был, таким задорным
меня ты не видала, Сапфо!.. Ну же,
идём, веселье обретём вдвоём,
веселье в ликованье, вместе, Сапфо!
А всё же, Сапфо, веришь снам, ответь!

Сапфо:
Лгут сны, лжецов я ненавижу!

Фаон:
                                                  Знаешь,
что мне приснилось только что? Мой сон
чудесным оказался, он особый.
В Олимпию я перенёсся вновь,
туда, где свиделись с тобой впервые
на состязаньях песенных, ты помнишь?
Я оказался средь ликующего люда,
борцов мы наблюдали, колесницы.
Вот струны заиграли-- всё примолкло.
Ты пела о злато`м любви весельи,
чем проняла меня до дна души.
Я ринулся к тебе, тут... ты подумай!
Тебя сразу не узнал, такую!
Она стояла, прежняя,-- фигурой,
плечей окружья пурпур обнимал,
персты порхали, голуби, по струнам;
одно лицо менялось беспрестанно;
туман так голубой таит вершину--
исчез вначале ла`вровый венок,
с чела высокого-- печать таланта;
уста, что поначалу гимны пели,
земную мне улыбку подарили;
лицо твоё, достойное Паллады,
оборотилось мордочкой ребёнка;
короче, ты была там, иль иная...
иной раз мне казалось, это-- Сапфо,
иной раз...

Сапфо (вскрикивая) : Мелитта!

Фаон:                                      Перепугала!..
Тебе назвал ли кто её, откуда знаешь?..
Я сам не ведал имени её...Да ты
взволнована, а я...

Сапфо (машет ему рукой, отстраняя его).

Фаон:
                               Как? Мне уйти?
Позволь лишь, Сапфо, выскажу одно...

Сапфо (снова машет ему).

Фаон:
Ты слушать не желаешь? Я обязан
прочь удалиться? Ладно, ухожу?
(Уходит.)

П.Б. Шелли "Освобождённый Прометей", драма (отрывок 10)

Прометей:
Спеши, лети над градами людей
на скакунах с ветрами; обгони
ещё раз солнце в высях над землёю;
а только воз горящий рассечёт
на два потока удивлённый воздух,
дуй в раковину складчатую эту--
та отзовётся громом и отгромьем*
(т.е. "громом, смешанным с чистыми откликами эха", так в оригинале,-- прим.перев.);
затем вернись, ты будешь обитать
вблизи пещеры нашей. Мать-Земля,
а ты..!

Земля:
         Я слышу, ощущаю уст
твоих касанье, что стремится вниз--
и в серединный мрак алмазный мой
вдоль этих нервов мраморных-- вот жизнь,
вот радость! мой усталый, дряхлый
заледеневший молодость теплом
прозает вглубь, катается по мне.
Отныне множество детей благих
в моих рачительных обьятьях, всех--
растения, и гады, мотыльки,
чьи крылья радугам подобны, птицы
и человеческие особи,--что яд,
боль и болезни пили из утробы
моей унылой, перемена ждёт--
питанье сладкое; по мне они
суть сёстры-антилопы, вымет
одной красивой самки, снежно-белой,
проворной будто ветер, что паслась
среди лилий у журчащего ручья.
Туманам росным снов моих без солнца
бальзамом течь под звёздами; цветы,
свернувшиеся в сумраке, всосут
на отдыхе нетленные оттенки;
а люди и животные во снах
сбирать начнут для дней грядущих силы,
найдут в них радости; а смерти быть
обьятьями последними для тех,
кому давала жизни, точно мать,
ребёнка загоняя в дом свой, молвит:
"Не покидай меня опять".

Азия:
                                           О, Матерь!
Зачем ты поминаешь смерть?
Иль те, кто умирают, прекращают
любить и двигаться, дышать и молвить?

Земля:
Бессмысленен ответ. Ведь ты бессмертна,
язык же этот ведом только тем,
кто мёртв, утратил силы выраженья.
Смерть есть покров, который тот, кто жив
зовёт житьём: уснёт-- приподнят плат.
А между тем в разнообразье нежном
минают нежные сезоны, с ними--
украшенные радугами ливни,
благоухающие ветры чередою;
и метеоры долгие, синея,
ночь скучную пронзают чистотой;
и жизни пробуждающие стрелы
из солнца всепронзающего лука;
и смешанный с росою дождь лучей
луны спокойной,-- мягкие вея`нья
укроют долы и леса, ах, даже--
глубин бесплодных камень и пустыни
с плодами их, цветами и листвою
всегда живущими. Тебе, ты внемли!
(т.е.,Земля обращается уже к Прометею,--прим.перев.)
Здесь есть пещера, где мой дух
изнемогал в страданиях жестоких,
покуда боль твоя рвала мне сердце,--
те ж, кто вдыхал её, с ума сошли,
и храм воздвигли подле, и рекли,
пророчили и подстрекали к битвам
междоусобным блудные народы,--
ведь здесь была безверья вера, ею
казнил тебя Юпитер. Что за дух
повеял из высоких сорняков--
фиалкины ли выдохи? вместе
с чудесной безмятежностью лучей
и с розовоокрашенным эфиром
поит он вволю, хоть и нежно, скалы
и лес в округе. Кормит он и лоз
рост быстрый с гроздьями по кручам,
и тёмного плюща переплетенье;
бутоны ,и цветы, что пряно вянут,
звездя ветрам цвет-точками-лучами
(...which star the wind with points of coloured light--))?),
то ли дождями просыпаясь в них;
и светло-золотистые шары
плодов в своих зелёных небесах;
средь листьев жилистых и амбра-стеблей--
цветы, легки чьи пурпурные чаши
всегда колышит нежная роса,
напиток эльфов-- дух верти`тся кру`гом,
что опахала полудённых грёз,
внушая тишь и сча`стливые думы,
подобные моим, ведь волен ты.
Твоей пещере быть. Восстань! Явись!
(Дух появляется в подобии крылатого дитяти.)
Он, факельщик мой, тот, что прозевал
давно огонь свой,-- пристально вглядевшись
в глаза, сумел его разжечь любовью,
что словно пламя, сладость-дочь моя,
чей взгляд-- огонь. Беги, бродяга,
веди компанию по-над горами
Вакхийской Нисы*, табор там менад
(
http://en.wikipedia.org/wiki/Dionysus#Birth, Ниса-- гора в Эфиопии,
где бог Дионис провёл своё детство,-- прим.перев.),
да по-над Индом с реками помельче,
топча потоки, ледники стопа`ми
немокнущими, тренья и заминок
не знающими; ввысь ущельем, долом,
хрусталь прудов безветренных миная,
где вечно отражён на глади томной
рисунок храма, что устроен рядом,
украшенного арками, колонны
чьи архитравами увенчаны,
чьи капители ,словно листья пальм,
населены, украшены резьбою,
праксителевых ста`туй населеньем,
чьи в мраморе улыбки шёпот ветра
любовью вечной и безмолвной полнят.
Тот храм заброшен ныне, но когда-то
носил твоё он имя, Прометей;
туда юнцы старательно несли
сквозь мрак священный в честь твою несут
светильник,-- был твоей эмблемой,--
так точно через ночь житья несли
все остальные, каждый в одиночку,
и ты донёс его к далёкой цели Часа
в триумфе беспримерном. Прочь, прощай.
Близ храма твоего-- судьбы пещера.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose
оригинальный текст драмы см. по сылке: 
http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml

Франц Грильпарцер "Сапфо". трегедия (отрывок 3)

Второе действие

Место то же, что и в первом действии.

Сцена первая

Фаон (выходит) :
Здесь мне приятно, тихо. Пира гомон,
кимвалов лязг, вой флейт, веселья
распущенного ливень нестерпимый
не слы`шны здесь, под кронами деревьев,
что шёпотом смятенье выдавая,
любезно одиночку привечают.

Да как же всё во мне переменилось
с тех пор, как дом уютный свой покинул
и скакунов в Олимпию направил?
Иначе смог бы я в горячке мыслей
запутанные нити восприятья
распутать зорким оком, проследить,
чтоб прояснить себе, что сталось.
Но морока туман уселся,--душен
что летняя наседка-ночь,-- поверх
моих раздумий, память заглушая:
она то вспыхнет там, и сям-- и гаснет
в мучительных сомненьях содрогаясь.
Минувшее мне застит пелена:
едва ль вчерашнее могу припомнить,
едва ль-- текуший час, что вот минает.
Себя в вопрошаю: ты ли тот,
в Олимпии стоявший рядом с нею,
с ней рядом в час победного триумфа?
Т в о ё   ли имя выкликал народ,
попеременно с именем её?
Да, подтверждает всё, но я в сомненьях.
Что за ничтожное созданье человек,
коль всё, что разуму надежда кажет,
она во как призраки дари`т.
Пока я не видал её, не знал,
фантазия одна мне рисовала образ
её,-- набросок в серости туманной,--
то мне казалось, с жизнью бы расстался
не думая, за взгляд один её,
за слово доброе, отпущенное мне.
Теперь, когда она уже моя, когда
принадлежит мне, кони вороные,
суровые желания мои,
порхаете вы злато-мотыльками.
И вот стою я, думаю и медлю!
Увы, себя ль едва осозна`ю,
её, родителей своих не помню...
 
О, вы, мои родные! Должен я
уж вас припомнить ныне! Смею ль я
столь надолго вас оставлять без вести?
Возможно, вы оплакали меня,
погибшего, возможно слух дошёл,
что сын ваш, очерствевший, вами послан
в Олимпию на Игры, во плену
у Сапфо...
                 Кто посмел бы устыдить
её, из женщин Первую, Корону
родов Эллады, Музу среди нас?!
Хоть зависти слюной её обрызгай,
стою` пред Сапфо я, весь мир-- она!
А если б мой отец её увидел,
то пресёк бы старое заклятье,
что наглая игрунья взглядом
вдавила в грудь сыновью...
(Погружаясь в воспоминания.)
                                              Кто идёт?
...Сюда орава, гомоня, стремится.
Противно мне!.. Прочь, но куда?!.. Сюда!

 

Сцена четвёртая

Фаон. Мелитта.

Фаон (..., который в течение предыдущего монолога вынырнул из пещеры и тихонько прислушивался в стороне, шагает вперёд -- из-за спины кладёт руку на плечо Мелитты) :
Столь молода в печали, девушка?

Мелитта (сжимаясь в испуге) : Ах, кто?!

Фаон:
        В пещере услыхал я, ты
взывала к другу. Вот я, друг явился!
С тобой он кровью сроден, та же боль
его терзает. Всюду и всегда
близки печалящиеся. И я невольно
родителей своих покинул было,
и я по отчему тоскую нестерпимо;
приблизься, да смешаемся, печалью
да обменяемся наедине взаимно.
Молчишь... Ты недоверчива, девица?
Ты добрая, взляни! И я не злой.
(Тронув её подбородок, выпрямляет головку.)
Гляди! А ты и впрямь растяпа та, что
вином не гостя напоила-- скатерть.
Поэтому боишься? Зря! Тот случай
меня развеселил, хозяйку-- также.

Мелитта (которая ,услышав ободрение, наконец немного приходит в себя, открыто смотрит в лицо Фаону, затем подымается -- и желает уйти прочь).

Фаон:
Я не желал тебя обидеть, детка.
Сколь искренен твой взгляд прямой!
Я не пущу тебя, прошу ответа!
Уж на пиру приметил я тебя,
чья девичья краса столь тихо,
столь мило, нежно воссияла средь
гостей гульбы и сутолоки дикой.
Кто ты, что прячешь за спиной? За стол
ты ,не садясь, прислуживала, верно
среди рабынь  н а п е р с н и ц а  одна?...

Мелитта:
Да, верно. (Поворачивается, чтоб уйти.)

Фаон (обращая её вспять) :
                Всё ж!

Мелитта:
                          Оставь меня одну.
О, господин, зачем тебе рабыня?!
(Еле сдерживая слёзы.)
К себе меня возьмите, боги! Боги!

Фаон (обнимая её) :
Взволнована, дрожишь-- опомнись!
Оковы рабские неволят только  р у к и.
Рассудок помогает и слуге
мир обрести в себе. Ты будь спокойна,
ведь милостива Сапфо, и добра.
Лишь слово мне замолвить стоит--
и ты к без выкупа к отцу вернёшься.

Мелитта (молча трясёт головой).

Фаон:
Она считает, ей поверю я?
Как можно, иль горчайшая тоска
по отчему порогу, что вначале
тебя терзала --отпустила вдруг?

Мелитта:
А ты скажи вначале, где Отчизна?

Фаон:
Не знаешь родины?

Мелитта:
                                Я в раннем детстве
оторвана была-- пропал мой дом,
цветы, долины милые остались
в воспоминаньях, нет, не имена.
Лишь верю я, что отчий край-- где Солнце
всегда сияет, оттого там всё
светло, свежо и молодо навеки.

Фаон:
Столь далеко отсель?

Мелитта:
                     Весьма далёко
от здешних мест! Я в детстве там была
окружена деревьями иными,
цветы в лугах сияли там иные,
в иссинем небе зори были краше,
народ мой добр и дружелюбен там.
Средь множества детей я подрастала...
ах, да! старик седой меня ласкал--
я называла батюшкой его.
Там был ещё иной мужчина, он,
русоволос, красив душою,
с глазами карими, почти... как ты...

Фаон:
Молчишь? Мужчина?
 
Мелитта:
                                   Он...

Фаон:
                                           Ласкал тебя?
не так ли?

Мелитта:
                Я была ребёнком.

Фаон:
                                              Да знаю я!
Любимой, слабой, миловидной деткой!
(выпуская её руки)
А дальше?

Мелитта:
                 Всё было добро и мир.
Но раз проснулась я в ночию. Ужасный крик
мой слух пронзил, несясь со всех сторон.
Ко мне явилась няня, да её
вмиг оттеснили, вырвали меня--
и увлекли в ночь дикую с полоном.
Пылали окрест скиты, я видала,
мужчины бились, падали, стонали.
И некто страшный взял меня к себе,
прокляться, стоны, лязги раздавались;
очнулась я на шустром корабле,
стрелой скользившем по волна`м угрюмым.
Видала я рыдаюших детей
и девушек со мною многих, только
всё меньше оставалось ,несчастных,
день ото дня, пока везли нас прочь.
Мы потеряли родину вдали,
луна не раз на небе обновлялась,
пока не остала`сь одна лишь я
среди разнузданных мужчин. И вот,
в итоге обрела я Лесбос-остров,
меня сюда свезли с материка.
Тут Сапфо я попалась на глаза--
та предложила денег, сколь просили--
и стала Мелитта её служанкой.

Фаон:
Твоя судьба при Сапфо тяжела?

Мелитта:
О нет. Она добра и милостью богата;
она смывает слёзы с глаз моих,
заботлива, любовь мне уделяет,
хотя бывает мстительна и зла,
а всё же Сапфо хороша, по правде
любезна и добра она.

Фаон:
                                     И всё ж,
не в силах родину ты позабыть?

Мелитта:
Ах, я забыла всё, и слишком скоро,
за играми да танцами при храме,
за хлопотами дома, очень редко
припомню я любимых вдалеке.
Но как печали больно угнетут,
тогда крадётся в трепетное сердце
тоска, а память мягкою ладонью
украдкой отодвинет пелену--
и снова вижу я в златой каёмке
даль светлую мою. Вот как сейчас!
Мне было тяжко, больно говорить--
шептала я, слова валились камнем,
я ремни с сердца языком среза`ла.
Вот... Легче мне, довольна я теперь.

Голос из храма:
Мели`тта!

Фаон:
                Чу! Зовут!

Мелитта:
                                 Зовут?!.. Иду.
(Она подымает начатую гирлянду и цветы.)

Фаон:
Что за хозяйство?

Мелитта:
                              Ах, цветы?

Фаон:
                                               Кому?

Мелитта:
Тебе!.. Тебе и Сапфо.

Фаон:
                                    Погоди!

Мелитта:
Зовут.

Фаон:
         Не отпущу с угрюмым взглядом!
Цветы мне покажи свои!

Мелитта:
                                         Гляди!

Фаон (выбирая розу) :
Прими вот эту розу от меня!
(Прикалывает розу на грудь Мелитте.)
Пускай останется тебе на память
об этом часе, памяткой о том,
что и в чужом краю... есть други.
(Мелитта, растрогана и сжата, опустив руки, сдерживая волненье, опустила голову. Фаон удаляется на несколько шагов-- наблюдает Мелитту со стороны.)

Крик из храма:
Мели`тта!

Мелитта (Фаону) :
               То ли ты меня зовёшь?

Фаон:
Не я!.. Из дома кличут!

Мелитта (собирает работу, что было обронила) :
                                      Вот иду!

Фаон:
Что ,Мелитта, зажата ты. Подарок
не удружил тебе добром?

Мелитта:
                                          Твой дар?
Что бедной мне желать ещё здесь надо?

Фаон:
Для Суеты и Гордости кичливой
годится злато в дар, цветы к лицу
любви и дружбе. Все твои они!

Мелитта (роняя цветы) :
Да? Все мои? Их девки озорные
нарвали там... они, пожалуй, для...
Нет, ни за что!

Фаон:
                         Так в чём же дело?

Мелитта:
Они кусты до прутьев оборвали!
Ни цветика им не оставив, все!
(В изумлении рассматривает кусты.)
На том кусте одна осталась роза,
но слишком высоко, не дотянусь!

Фаон:
Смогу помочь тебе!

Мелита:
                                 Ай, не желаю!

Фаон:
Я замыслами просто не бросаюсь!

Мелитта  (забираясь на кушетку) Что ж, ладно, подойди, я укажу!

Фаон:
Она там, справа, на краю?

Мелитта (встав на цыпочки, указывает ветвь, с самого конца которой свисает роза) :
                                            Достанешь?

Фаон (не замечая розы, любуется Мелиттой) :
Пока не достаю!

Мелитта (тянет вниз ветвь) :
                           А так тебе поближе?!...
Увы мне! Падаю! я показала!
Теперь свалюсь!

Фаон:
                            Нет, я держу тебя!
(Ветвь ,влекомая ею,  всё быстрее клонится долу; Мелитта шатается-- и падает в обьятья Фаона.)
Мелитта:
Пусти меня!

Фаон (прижимая её к себе) :
                   О, Мелитта!

Мелитта:
                                       Увы мне,
оставь меня, прошу! Ах!

Фаон:
                                        Мелитта!
(Быстро целует её в губы.)


Сцена пятая

Сапфо, просто одетая, без венка и лиры. Предыдущие.

Сапфо:
Тебя приходится искать, мой друг?
... Ага! Что вижу я?

Мелитта:
                              Хозяйка, ой!

Фаон:
Что, Сапфо здесь?
(Отпускает Мелитту.)
(Пауза...)

Сапфо:
                               Мели`тта!

Мелитта:
О, дама превосходная!

Сапфо:
                                       Что ищешь?

Мелитта:
Ищу цветы.

Сапфо:
                 Не без успеха, вижу!

Мелитта:
Вот роза, там ...

Сапфо:
                          ... что на губах горит.

Мелитта:
Она столь высоко.

Сапфо:
                             Похоже, низко!
Пошла!

Мелитта:
           Мне надобно...

Сапфо:
                                   Иди ты прочь!
(Мелитта уходит.)

Действие шестое

Сапфо. Фаон.

Сапфо (после паузы) :Фао`н!

Фаон: О, Сапфо!

Сапфо:                           
Ты покинул рано
свои пир! Иль он не по тебе?!

Фаон: Я кубка и разгула не любитель!

Сапфо: Р а з г у л ?!  Звучит почти как вызов мне.

Фаон: Что значит это?

Сапфо:
                                     Видно, я ошиблась,
устроить шумный праздник к возвращенью!..

Фаон: Я не о том!

Сапфо:
                            В избытке сердце часто
привольных ликований  и щ е т,
чтоб, разомлев от неги посторонних,
порадоваться тихо во груди.

Фаон: Да, так.

Сапфо:
                      Мне надобно соседям добрым
за их любовь ко мне воздать. Они
лишь за вином способны радоваться!
Пожалуй, знаешь это ты! В грядушем
обуза праздненств нам не омрачит
уютной тиши, что тебе любезна
не менее, чем мне!

Фаон:                               Благодарю.

Сапфо: Уходишь?

Фаон:                  Коль желаешь, я останусь!

Сапфо: Уйти, остаться ль-- сам ты господин!

Фаон: Ты гне`вишься?

Сапфо (взволнованно) : Фаон!

Фаон:                                           Чего угодно?
Сапфо: Мне? Ничего.
Фаон:                          А всё ж?                            
Сапфо:                                      Я увидала,
ты с Мелиттой шутил...
Фаон:                              С кем? С Мелиттой?...
Ну да, случилось так. И что же?
Сапфо:                                         Она
мила, дитя!
Фаон:          О, да! А ты права!
Сапфо:
Она милее мне служанок прочих,--
--моих  д е т е й, так выразиться смею,--
ведь я люблю их как детей своих.
Коль я не отпускаю их на волю,
то в этом лишь Судьба виновна, ведь
она мне поручает сладкий долг,
даря сирот бездомных под опеку,
до срока мне в науку отдавая,
лишая материнской ласки их.
Я к радости такой привыкла,
а средь гражданок лучших Митилены
суть многие, что благодарно помнят
как в юности я наставляла их.

Фаон: Прекрасно, мило!
Сапфо:                            Среди всех деви`ц,
что доставляли мне игру отрады,
мне Мелитта дороже остальных,
любезная игривая тихоня.
Пусть дух её приземист, не дано
талантов ей искусствам обучаться,
всё ж среди прочих мне она милей,
дороже: благодушна и честна;
любовь из сердцевины источает
медлительно, подобно шелкопряду,
чей домик с обитателем един,
что при малейшем шорохе сникает--
колечком завернётся, разве нитью
способен оградить уют себе,
но ,укусив, сосёт своё упорно--
добычу заедает наповал.

Фаон:
Прекрасно, мило! Дальше, что ещё?

Сапфо:
Я не взыщу, прости, мой лучший друг!
Я не взыщу с тебя, пусть шутка,
невольная без умысла, смогла
разжечь в груди деви`цы этой чувство,
неутолимо колющее жало.
Желала б я, любя, её наставить,
как сердце рвёт тоска неугомонно,
как му`ка позабытую казнит.
Мой друг!..

Фаон:               Что ты сказала?
Сапфо:                                        Не слушал ты?
Фаон: Слыхал "любовь казнит"!
Сапфо:                                         Пожалуй, да!
Мой друг, пока ты неуверен. Надо
нам будет после обсудить сей пункт!
Фаон:
Охотно, в следующий раз!
Сапфо:
                                           Пока!
До скорой встречи! Во пещере этой
мне музы вдохновеньем наделяют.
Однако, я надеюсь, что оставят
меня они сегодня-- в этот час
покоя исцеления желаю.
Что ж, будь здоров и ты!

Фаон: Уходишь?
Сапфо:               ...ты желаешь?...
Фаон:                                            До свиданья!
Сапфо (гневно отворачиваясь): Пока!
(Уходит прочь в пещеру.)


Действие седьмое

Фаон (один, ненадолго пристально задумавшись с застывшим взглядом) :
И вправду ты?...
(Оглядываясь.)
                        Она ушла!..
Я раздражён, и голова болит--
пуста, полна!
(Бросая взгляд на кушетку.)
                      Здесь сиживала та,
проворная, цветущая, ребёнок.
(Присаживается.)
Теперь и наконец-то я прилягу!
(Роняет голову на руки.)

Занавес.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose  
Текст оригинала см. по ссылке:
http://projekt.gutenberg.de/index.php?id=12&xid=957&kapitel=2&cHash=f8b4e33b702
(там первая страница, дальше листайте)

Франц Грильпарцер "Сапфо", трагедия (отрывок 2)

  • 08.10.10, 23:59


Сцена пятая

Сапфо. Мелитта.

Сапфо (после долгого взгляда , обращённого служанке) :
Ну, Мелитта?

Мелитта:
                     Что, госпожа моя?

Сапфо:
Итак, лишь в   э т и х  жилах пышет кровь,
в сердцах иных-- лишь лёд, что еле тает?
Вы видели его, вы голосу внимали;
мой выдох, что палил его чело,
безжизненную грудь его овеял--...
и всё напрасно: "что ты, госпожа?"
Лишь это смог он выдавить из вас!
Воистину, тебя я ненавижу!
...Вон!
(Мелитта молча уходит.)

Сапфо (которая меж тем возлежит на кушетке) :
         Мелитта! И ты ли вовсе
слов не нашла, чтоб молвить мне о чём-то
хорошем, милое моё дитя?
Ведь видела-- и не смогла заметить
его достоинств, годных для рассказа?
С очами не в ладу ты, де`вица?
(Хватает её за руку, вынуждает опуститься на колени.)

Мелитта:
Ты ведь наказывала нам, припомни,
что девушкам в присутствии чужих
не вольно взглядами метать и щупать.

Сапфо:
И ты, бедняжка, жмурясь, вниз глядела?
(Целует её.) И впрямь? Дитя моё, тебе наука
не впрок, она --тихоням да старухам!
Девицам можно, девственницам-- нет.
(Оценивая взглядом её.)
Глянь, ты переменилась с той поры,
как я взяла тебя... Не узнаю` теперь--
так выросла и...
(Снова целует её.) Сладенькая штучка!
Да ты права-- не впрок тебе наука!
(Подымаясь.)
Почто молчишь ты, и стыдишься пуще?
Ты не ослушалась, а почему робеешь?
Не Сапфо-госпожа перед тобой,
подруга-Сапфо говорит с тобою!
Ведь гордость, честолюбье, жало гнева
и всё иные гадости подруги
не возвратились с ней. Я схоронила
в утробе флейты их, тогда, на Играх
я выдула их публике почтенной.
И в этой перемене есть заслуга
Любви Волшебной Силы, чьё дыханье
облагораживает всё, что тронет
подобно Солнцу, луч чей золотой
и тучи злые в злато обращает.
Коль я обидела тебя хоть словом,
хоть взглядом, о прошу, прости!
Мы в будущем как верные сестрицы
жить станем рядом с ним, а равных,
любовью лишь одной его различны.
О ,я хочу быть доброй и хорошей!

Мелитта:
Иль не такая ты теперь, иль прежде
такою не была, всегда?

Сапфо:
                                       Однако.
Не плохо то, что называют добрым!
Старайся, Сапфо-- плата велика?
Ты веришь, девушка, что счастье
он обретёт?

Мелитта:
                    Да кто же он ,коль рядом
с тобой не обретёт его?

Сапфо:
Что бедной дорогому предложить мне?
Он полнотою юности украшен,
цветами этой жизни, нет милее.
Оценивая сил своих избыток,
он храбро крылья выпростает, чтобы
орлиным взглядом поразить тех, вышних.
Всё что ни есть красиво, и достойно,
и велико`, и высоко`-- его!
Сильнейшим мир принадлежит! А я!..
О Боги Неба, ваше всё! Услышьте,
верните мне утраченное время!
Вот я, застенчива, румянощёка,
в груди --смятенья чувств ярмо,
мир открываю для себя, невинна;
предчувствие знобит, не горечь
мучительного опыта терзает
моей преславной лиры злато струн.
Осталась там Волшебная Страна
моей Любви, неведома, чужая!
(Клонясь на грудь Мелитты.)

Мелитта:
Больна ли ты, хозяйка? Чем тревожна?

Сапфо:
Здесь я стою, на крае хваткой прорвы,
что разевает пасть меж нами; вижу,
страна блаженная мани`т меня далёко.
Глазам раздолье в ней, а не достать...
Увы тому, кто из уюта славы
тень суеты почёта навлекает.
Он море рассекает вдаль лихое
на лодке лёгкой. Тут лишь камни, голь,
ни пажити, ни зелени, ни цвета--
повсюду о`крест серая безмерность.
Вдали он видит свой желанный берег--
и голосу любви своей внимает,
что заглушаем волнами прибоя.
Опомнившись, он обращает челн,
он ищет родины былые нивы,
ведь здесь весны, цветов уже не будет.
(... роняет венок, горестно взирает на него...)
Лишь листья иссушённые шумят!

Мелитта:
Венок прекрасен! Как заслужить его,
высокую награду, украшенье,
средь тысяч соискателей напрасных.

Сапфо:
Из тысяч соискателей напрасных!
Не так ли, Пчёлка, девица моя!
(Мелитта-- от греч. "пчела", тж. "мёд",--прим.перев.)
Из тысяч соискателей  н а п р а с н ы х !
(...водружая венок...)
Кто заслужил, тот Славою отмечен--
он вовсе не пустышка, силой божьей
исполнен он, её распространяет!
Сполна! Я не бедна! Её величью
своим, не худшим, гордо козыряю:
венком из настоящего, в нём цвет
минувшего, и будущее-- с ним!
Ты, Мелитта удивлена, пожалуй?
Не поняла меня? Тебе довольно!
А впредь постичь меня и не пытайся!

Мелитта:
Бранишь меня?

Сапфо:
                       О нет, да что ты, детка!
Иди к своим-- и позови меня,
как только пожелает Господин твой
меня принять. Пустое всё, ступай!

Сцена шестая

Сапфо (одна, сникнув, полулежит ,охватив лоб ладонью, затем усаживается на кушетку и берётся за лиру, аккомпанируя себе) :

Златотронная Афродита,
многопомняща'(я) дочь Зевса
не ярми горем и страхом
это трепетное сердце!

Ты явись, коли некто мило
моей лиры струны лелеет
чьим напевам внимала часто,
оставляя злат-отчий дом.

Запрягаешь ты воз блёсткий
воробьями весёлыми парно,
чернокрылые бодро тянут
с занебесья на землю тебя.

Ты приходишь; твой лик сияет
славной божеской улыбкой!
ты пытаешь, почто плачи?
что мольба раздаётся горько?

Сердце, грёзя, чего взыскует?
Во чью сеть любви угождает
грудь, пугаясь тоски страстной?
Кто он, Сапфо, тебя ранил?

Умоляет тебя ныне--
вот, последует за тобою;
отвергает дары сердца--
вот, задарит тебя вдоволь;

он не любит тебя ныне--
скоро страсть сердце хлынет;
каждый жест твой ловить станет--
и последует за тобою!

Уж приди, прогони горе,
что в груди моей тяжким комом,
помоги мне достичь цели,
будь мне дружкой любви в деле.
(Снова устало откидывает голову.)

Занавес.

Второе действие

Место то же, что и в первом действии.

Сцена первая

Фаон (выходит) :
Здесь мне приятно, тихо. Пира гомон,
кимвалов лязг, вой флейт, веселья
распущенного ливень нестерпимый
не слы`шны тут, под кронами деревьев,
что шёпотом смятенье выдавая,
любезно одиночку привечают.

Да как же всё во мне переменилось
с тех пор, как дом уютный свой покинул
и скакунов в Олимпию направил?
Иначе смог бы я в горячке мыслей
запутанные нити восприятья
распутать зорким оком, проследить,
чтоб прояснить себе, что сталось.
Но морока туман уселся,--душен
что летняя наседка-ночь,-- поверх
моих раздумий, память заглушая:
она то вспыхнет там, и сям-- и гаснет
в мучительных сомненьях содрогаясь.
Минувшее мне застит пелена:
едва ль вчерашнее могу припомнить,
едва ль-- текуший час, что вот минает.
Себя в вопрошаю: ты ли тот,
в Олимпии стоявший рядом с нею,
с ней рядом в час победного триумфа?
Т в о ё   ли имя выкликал народ,
попеременно с именем её?
Да, подтверждает всё, но я в сомненьях.
Что за ничтожное созданье человек,
коль всё, что разуму надежда кажет,
она во как призраки дари`т.
Пока я не видал её, не знал,
фантазия одна мне рисовала образ
её,-- набросок в серости туманной,--
то мне казалось, с жизнью бы расстался
не думая, за взгляд один её,
за слово доброе, отпущенное мне.
Теперь, когда она уже моя, когда
принадлежит мне, кони вороные,
суровые желания мои,
порхаете вы злато-мотыльками.
И вот стою я, думаю и медлю!
Увы, себя ль едва осозна`ю,
её, родителей своих не помню...
 
О, вы, мои родные! Должен я
уж вас припомнить ныне! Смею ль я
столь надолго вас оставлять без вести?
Возможно, вы оплакали меня,
погибшего, возможно слух дошёл,
что сын ваш, очерствевший, вами послан
в Олимпию на Игры, во плену
у Сапфо...
                 Кто посмел бы устыдить
её, из женщин Первую, Корону
родов Эллады, Музу среди нас?!
Хоть зависти слюной её обрызгай,
стою` пред Сапфо я, весь мир-- она!
А если б мой отец её увидел,
то пресёк бы старое заклятье,
что наглая игрунья взглядом
вдавила в грудь сыновью...
(Погружаясь в воспоминания.)
                                              Кто идёт?
...Сюда орава, гомоня, стремится.
Противно мне!.. Прочь, но куда?!.. Сюда!

 

Сцена вторая

Эвхарис. Мелитта. рабыни со цветами и с гирляндами.

Эвхарис (шумно покриривая) :
Бегом, вы девушки! Скорей несите
цветов сюда побольше, по охапке.
Украсьте дом и двор, порог, колонны,
да и кусты здесь розами посыпьте.
 
Девушки (предъявляя ей цветы) :
Вот, видишь!
(Принимаются развешивать цветы и гирлянды на колонны и в зале.)

Эвхарис:
                     Хорошо! Отлично! Будет!
Ты, Мелитта, что, девка, принесла?

Мелитта (рассматривает свои пустые руки) :
Кто, я?

Эвхарис:
          Да, ты!... Ай, видно, замечталась!
Лишь явилась налегке сюда?

Мелитта:
Хотела я нарвать...

Эвхарис:
                               "Нарвать хотела"!
Оправдываясь, не желает с места
сорваться прочь, собрать-- и принести.
Ты, маленькая пересмешница,
признайся мне, в чём дело? За столом
сегодня наша госпожа тебе
зачем столь часто косо улыбалась
и взгляды укоризненно бросала?
Как только та тебя отметит, я
уж знаю, ты, дрожа, краснеешь--
и забываешь о делах насущных.
Хозяйка днесь тебе наказ дала
подать вина великий кубок Гостю,
а ты губами чашу охватила;
вдруг госпожа окликнула тебя:
"Взор опусти!"-- и ,ах! вина пол-чаши
на скатерть выплеснулось белую.
При этом улыбнулась Сапфо! Что же
всё это значило, признайся мне?
Не лги, меня не проведёшь, плутовка!

Мелитта:
Молю, меня оставьте вы!

Эвхарис:
                                           Попалась!
Пощады не дождёшься, отвечай!
Выкладывай, да подыми головку!
О, жалость, вот одна слезинка!..
Противная! Тебя уж не браню!
Довольно плакать! Будешь нерадива--
я пуще рассержусь, запомни это...
... Не плачь. .........................
.....................Цветов охапки вышли?
Ну что ж, желаем новые принесть!
Присядь. Вот розы, помоги нам
сплести гирлянды! Постарайся, детка!
Эй, слышишь ты меня?! Не плачь, трудись!

 

Сцена третья

Мелитта (одна, садится на кушетку, начинает вязать гирлянду. Вскоре болестно трясёт головой, отлагает работу) :
Нейдёт... Расколется моя головка,
а сердце мечется в больной груди.
Здесь я сижу в загоне, одинока;
оковы рабские гнетут мои запястья,
а я тяну ручонки к своему.
Увы мне здесь, сижу одна, забыта:
устышит кто мой стон в чужом краю?
Сквозь слёзы грёжу, как друзья былые
влюбляются и семьи создают--
мои товарищи устроились далече.
Я вижу, детки радуют отцов,
целуют им чело, ласкают кудри--
отец  м о й  старится один за морем,
где ни привета нет ему, ни ласки!
Они притворно любят здесь меня,
и сладких слов ,и жестов не жалеют,
но это жалость лишь, а не любовь:
рабыне низкой мелочь отсыпают;
уста, что лесть тебе едва даря`т,
затем горчат укором и придиркой!
Им вольно и любить, и ненавидеть,
что сами пожелают: сердца прихоть
исходит словесами через миг;
они украшены и пурпуром, и златом;
им взоры удивлённые верны;
рабыни место-- у печи убогой,
туда ни взгляд чужой не проникает,
никто не пожалеет, не расспросит!..
О, боги, что не раз мне отзывались,
ладонью щедрой милость подавали,
услышьте вы теперь мой жалкий плач!
Отправьте вы назад меня с повинной,
чтоб половинку меж своих обресть,
опору встретить для груди усталой
и поцелуем охладить чело.
Меня к родным ведите, иль примите
потерянную дочь к себе!... к своим!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose  
Текст оригинала см. по ссылке:
http://projekt.gutenberg.de/index.php?id=12&xid=957&kapitel=2&cHash=f8b4e33b702
(там первая страница, дальше листайте)

Франц Грильпарцер "Сапфо", трагедия (отрывок 1)


Сапфо

Франц Грильпарцер


трагедия в пяти действиях

Действующие лица:
С`апфо;
Ф`аон;
`Эвхар и Ме`литта , рабыни;
Рамн, подчинённые ему рабы;
Местный
(житель Лесбоса,--прим.перев.);
служанки, слуги и местные.


Действие первое


Открытая местность. В глубине сцены-- море, чей плоский берег слева упирается в уступы скалы. Прямо на берегу-- алтарь Афродиты. Справа в глубине сцены-- вход в пещёру, заросший кустарником и плющом; дальше-- окончание колоннады, к нему-- ступени, ведущие в жилище Сапфо. Слева сцены, в глубине-- высокие розовые кусты и скамья пред ними.

Сцена первая

Кимвалы и флейты, неразборчивые радостные крики вдали. Быстро выходит Рамн.

Рамн:
Отриньте нежный сон! Она идёт, всё ближе!
О, если бы  ж е л а н ь я м  крылья ,чтобы
несли живое сердце прытче ног.
Ленивицы, бегом! Горазды мешкать?
Вас не дозваться, сонь немолодых.
(Из колоннады выходят Эвхар , Мелитта и служанки.)

Мелитта:
Почто бранишь нас? мы уже явились!

Рамн:
Она всё ближе.

Мелитта:
                         Кто?.. О, боги!

Рамн:
                                                  Сапфо!

Крик (из-за кулис) : Хайль, Сапфо, хайль!

Рамн: Да, Сапфо, хайль! Всем мiром!

Мелитта:
Что это значит..?

Рамн:
                            Боги, зрите--
чем эта девушка удивлена?
С венком вернулась Сапфо, с олимпийским,
победу в Играх славных одержав
пред ликами всех полисов Эллады
в достойном состязании меж равных,
где дар её был им вознаграждён.
Поэтому народ спешит, ликуя,
на встречу с ней; пустите птиц из храма--
да вознесут хвалу на крыльцах крепких
и к облаку возвысят имя славной.
Рукою  э т о й ,  э т и м и  устами
я ей открыл секреты речи лиры,
и песни буйной волю преподал
в союзе сладостном стихосложенья.

Народ (из-за кулис) : Хайль, Сапфо! Сапфо, хайль!

Рамн (девушкам) : Что ж, веселитесь вы!
Венка не видите вы, что ль?

Мелитта: Лишь Сапфо!
Нам бы поближе подойти к ней!

Рамн:              
                                                     Нет,
останьтесь здесь-- вам счастье дома быть,
иль он не добр вам? Сапфо свыклась
с иными откликами в торжестве своём!
Вы лучше уберите в доме, правда:
лишь службой челядь чествует господ.

Мелитта:
Взгляни туда, где Сапфо-- видишь?..

Рамн:
                                                                Что же?

Мелитта:
Взгляни! Иной сияет образ там,
из лиры выгнутой и струн её
Бог создал небывалую статую.

Рамн:
Я вижу! Вы ж уйдите прочь!

Мелитта:
                                              Нас кликнешь?

Рамн:
Да позову вас! знайте, что хозяйка
вернулась, знайте-- служба радость вам,
поэтому вам веселиться дома.
М у ж ч и н а  смеет громогласным кличем
приветствовать возлюбленную-- б а б а,
ему по нраву, тихо влюблена.

Мелитта:
Позволь нам лишь...

Рамн:
                                   Ни-ни! Прочь, прочь!
(Он прогоняет девушек.)
Теперь ей встреча добрая готова,
ведь глупое присутствие служанок
не осрамит любимый праздник наш.


Сцена вторая

Сапфо-- в богатом уборе на колеснице, влекомой белым конём, с золотой лирой, на челе-- венок победительницы. Рядом с нею стоит Фаон, он одет просто. Громко ликуя, народ окружает колесницу.

Народ (подступая) : Хайль, Сапфо!
Рамн (смешиваясь с толпой) : Хайль, достойнейшая Сапфо!
Сапфо:
 Друзья, благодарю вас, земляки!
 По-вашему, я радуюсь венку,
что красит  г о р о ж а н,  гнетёт  п о э т о в;
угодно вам? пускай, предстану в нём.
Здесь юности мечтательный задор,
певцов младых дерзания наощупь,
победы одуряющая нега
моей душе хмельной предстали купно,
над отчими гробами кипарисы
напев вершат духовный тихо
здесь, где не отыщешь равнодушных,
где радуют мои стремленья всех,
в кругу родном, в любовном окруженье--
и мне награда не казнит чело,
впервые, не казнясь, её надену.

Некто из народа:
Честь велика нам звать тебя своею!
Ты речи скромные отринь, ведь краше
Эллады всей ты спела состязаясь!

Рамн (проталкиваясь вперёд) :
Ты, доблестная, мой прими привет!

Сапфо (сходя с колесницы, дружески приветствуя встречающих) :
Рамн, дорогой, привет тебе!.. Артандр,
и ты здесь, хворям старческим в укор?
Родо`па и Калли`сто, будет плакать!
Глаза роняют слёзы с сердцем в такт?
Взгляните-- вот я! прочь, печаль!

Некто из народа:
Привет тебе на родине отцовской,
привет тебе в кругу благих друзей!

Сапфо:
Приветсвуйте как следует гражданку--
она к вам с гражданиним возвратилась:
вот Фаон, что из доблестного рода,
способен с храбрецами лучшим стать!
Хотя годами он покуда небогат,
но держит слово мужа, дело знает.
Коль бранногой меча вам недостанет,
трибуна глотки, уст поэта тонких,
совета верного, руки, плеча--
его окликнуть раз довольно вам.

Фаон:
Смеёшься, Сапфо, над юнцом-беднягой!
Чем заслужил я эту похвалу?
Поверит кто ль в величье простака?

Сапфо:
Коль покраснел ты, веры не видать.

Фаон:
Стыдясь, я лишь немею в удивленьи.

Сапфо:
Уверься в том, чем обделил себя:
молчанье и заслуга --сёстры.
Друзья мои, вам навсегда признаюсь:
люблю его, избранник это мой.
Он, даровит вполне и тем способен,
меня с вершин поэзии надмирных
в луга задорные обычной жизни
с настойчивостью мягкой вниз влечёт.
За этою стеною, среди вас
я скоротаю жизнь пастушки в поле;
венок и мирт забудутся в чулане;
наградой мне средь мирного уюта
игра на струнах этой лиры будет.
Ту, что доселе почитали вы,
и удивленьем досыта поили,
любить нау`читесь,  л ю б и т ь,  друзья.

Народ:
Хвала тебе, достойная! Хайль, Сапфо!

Сапфо:
Довольно! Благодарствую, друзья!
Ступайте за моим слугой, вам будет
питьё и угощенье дабы пиром
и танцами лихими завершили
вы праздник нашей долгожданной встречи
и возвращенья к вам меня, сестры!
(К землякам, приветствующим её.)
Пока... и здравствуйте... ты... вы... все... каждый!
(Рамн удаляется с земляками.)

Сцена третья

Сапфо. Фаон.

Сапфо:
Друг мой, вот Сапфо как живёт:
за добрые дела-- благодаренье,
а за любовь ей дружбой воздают!
в обмене непрестанном жизнь минает.
Была довольна, счастлива безмерно--
ты половину дара возврати,
не ощущая сытости избытком.
Я научилась, бедствуя, терять:
родители сошли предчасно в гроб,
а братья, что терзали сердце мне,
сестре дражайшей, отчасти судьбой,
наполовину по своей вине
низвергнуты, давно уж, к Ахерону.
Мне ведомо, как жжёт неблагодарность,
как фальшь казнит; я к сердцу принимала
любви обманы, дружбы недомолвки--
так научилась, бедствуя, терять!
Одной утраты, верно, не стерплю,
твоей любви и дружбы, Фаон мой!
А потому, возлюбленный, угодно
мне испытать тебя! Пока не знаешь,
что за безмерность эту грудь вздымает!
Любимый, знай, когда прильну к тебе,
я б не желала пустоту обресть
в груди твоей.

Фаон:
                       Возвышенная дама!

Сапфо:
Не так! Неужто сердце подсказать
иных, ласкатетельных имён, не в силах?!

Фаон:
Мне б знать, с чего начать, что молвить.
Из жизненных низин моих тишайших
я вознесён к сиянию лучей,
к семи ветрам на солнечной вершине,--
с чем все желанья лучшие мои
бесплодными, бесцельными остались,--
но, неге неожиданной в укор,
я счастья в этом всём не нахожу.
Леса, брега я только что видал,
и небо голубое, хижин бедность--
и вряд ли убедить себя способен,
что всё вокруг меня теперь-- не сон,
и   э т о  я  едва стою, шатаясь,
тобой на волнах счастья утверждён!

Сапфо:
Лукавишь, милый мой, лукавишь ты!

Фаон:
И вправду ты и есть та дама
возвышенная, чей надмирный зов
вздымается, ликующий, до неба,
просторы полня от Пелопоннеса
до смычки Фракии суровых гор
с землёю жизнью пышущей Эллады,
во все концы, куда доплыть есть сил,
морей, что вспененны рукой Хронида*
(*Зевс, сына Хроноса,-- прим.перев.)
до брега Малой Азии, где солнце
дарами житницу земную полнит,
повсюду, где эллинские уста
распевами речь божескую славят?
Что ж ты, зачем, возвышенная дама,
вдруг положила глаз на бедняка,
юнца без имени, удела, славы,
который недостоин славной,
столь чтимой, ведь  е ё  волнуешь.

Сапфо:
Тьфу на неё, дурную злюку лиру!
Она ль способна тронуть госпожу,
любовь её привлечь, своей ответить?!

Фаон:
С тех пор, себя как помню, с той поры
когда я слабою рукой касался
струн лиры, образ твой --передо мною!
Когда я в круге братьев моих дерзких
в отцовской низкой хижине сидел,
Теано, моя милая сестрица,
играя в ласточку, чернеющую мельком,
песнь о тебе наигрывала, Сапфо;
молчали мы тогда, юнцы лихие,
да как хранили девушек достойных,
чтоб золота крупицы не утратить;
а как она ,сестрица, заводила
средь девушек прекрасных песнь свою,
проникновенно пылкую, о юной
любви богине, чистой Андромеде,
об Аттисе, Кибелой обречённом,
ловили мы все жесты, каждый вздох,
что сладостно вздымал ей грудь младую--
и лился плач в разбуженной ночи`,
насущные нам беды затмевая.
И, запрокинув чувсвтвенно головку,
Теано прободала ясным взглядом
тьму хижины, и вопрошала нас:
"Как выглядит Великая Певунья?
Мне кажется, её я вижу ! Боги,
средь тысяч дам узнала бы её".
Вдруг распускались наши языки--
и всякий мучился в плену фантазий
изюминок красе твоей добавить.
Тебе приписывали взор Паллады,
обьятья Геры, пояс Афродиты--
всё возбуждало страсти и манило.
Лишь я вставал и молча уходил
в тиху`ю одинокую страну
благославенной Ночи. Там, на пульсе
Природы сладко дремлющей, средь чар
её магически-могучих сфер
я раскрывал тебе свои обьятья.
И только снега хлопья с низких туч,
Зефира вздох ленивый, гор нектары,
Луны усталой серебро сиянья
проняв, моё топили естество,
моею становилась ты, вблизи
я чувствовал тебя-- и образ Сапфо,
сияя, плыл на светлых облаках!

Сапфо:
Ты от щедрот души меня украсил.
Жаль, если в долг, придётся возвращать!

Фаон:
Когда ж отец в Олимпию послал
меня на состязание возни`ц,
то по дороге к Играм я горел,
узнав, что Лира Сапфо прозвучит
в борьбе за Лавр, назначенный поэтам--
и победит, я был уверен в том.
Сомлело сердце в зное ожиданья,
валились скакуны мои, ещё
не увидал я башен олимпийских.
Я ожидал. Бег шустрых колесниц,
борцов искусство, диска дерзкий лёт
не трогали заждавшейся души;
не спрашивал имён я победивших--
желал достичь красивейшей, превышней.
Я должен был увидеть лишь тебя,
венец всех жён; и вот он наступил,
день состязания певцов, когда
Алкей отпел своё, Анакреон,
впустую,-- те не стронули оковы
отягощавшие мой разум воспалённый.
И чу! Толпою шёпот пробежал--
и надвое она раздалась, слава!
Внутрь дама с лирой золотой в руке
вошла, минуя изумленья спёртость.
До смуглостью не тронутых лодыжек
лилейно-белое спускалось платье
ручьём стремящим сквозь цветущий луг.
Она бурлила пеной; лавра, пальмы
напоминала зелень; славу, слово
и мир сливала в нежной песне с чувством--
всё, что с поэта требуется, что
ему взаймы даётся от природы.
Что кра`сны облака зари под солцем,
багряный плащ струился вкруг неё,
а сквозь распущенные локоны её,
черней крыл ворона и гуще ночи,
луной поблёскивала диадема--
её могущества высокий знак--
и тотчас крик в моей душе раздался:
"Да вот она!" И это была ты.
Ещё я не успел воскликнуть, как
возликовал народ тысячегласый
столь сладостное имя выкликая.
О том, что пела ты затем,
как победила в состязанье,
как ,приняв на чело венок достойный,
в пылу азарта лирою метнула
в народ, попав в меня, пронзила взглядом
едва дышащего юнца тупого,
Высокая, ты знаешь лучше, чем
чудак полуразбуженный спросонья,
пытяющийся осознать, что сталось
с ним, замечтавшимся средь бела дня.

Сапфо:
А то, я знаю, ты стоял, умолкший,
робея. Словно жизни весь удел
в глаза твои стремился только к неге,
что бережно с земли своей сбирал--
те искрами завидными сверкали.
Я знак дала-- ты следовал за мной
в глубоком ,вне сознанья, упоенье.

Фаон:
Кто б мог поверить в то, что дама
Эллады первая подарит взгляд
последнему из юношей эллинских!

Сапфо:
Не осуждай судьбу и сам себя!
Не презирай богов златых даров,
что детке при рожденьи назначают,
они даются к страстным негам жизни,
чело, ланиты, грудь и сердце метят!
Они суть верные опоры, бытиё
им нить непрочную житья вверяет.
В телесной красоте достаток добр,
он же страстям дражайшая награда:
упорство и отвага к созиданью,
решительность и наслажденье тем,
что  е с т ь , фантазия, что честно служит--
всё это украшает грубость троп
ведущих нас по жизни скоротечной,
она же цель высокая, чтоб  ж и т ь!
Напротив, никому не нужен хор
бесплодных муз, которым предназначе
венок из лавра им под стать, он хладен
не ароматен, лишь казнит чело,
иную жертву не предпочитая.
Он страшен на позорище людском,
и навсегда обречено Искусство
(... раскрывая обьятья для Фаона...)
выпрашивать у Жизни от избытка.

Фаон:
Что говоришь, волшебница благая,
неправда это, что сказала ты!

Сапфо:
Давай-ка, друг любимый, испытаем,
д в у м я  венками оплетём чела,
пригубит Жизнь Искусства чару,
а та из чары Жизни отхлебнёт.
Взгляни, вот местность, что наполовину
Земля, наполовину-- Луг, который
лобзает берег Леты, исполнен
простой и тихой прелести притом;
в пещерах этих, в кущах диких роз,
в колонн домашних дружеском соседстве,
угодно нам, бессмертным подражая,
которым глад и сытость незнакомы--
лишь в наслажденьях вечно та же нега,
красой Бытья возрадоваться вместе.
Что у меня, твоё. Что пожелаешь,
бери, дерзай, на радость мне творя.
Взгляни вокруг, дом этот ныне твой.
Я слугам вот накажу, что господин
ты впредь-- им впрок пример хозяйки.
Эй, девушки! Рабы, ко мне!

Фаон:
                                             О, Сапфо!
Чем оплатить мне множество добра?!
Мой долг, всё прирастая, угнетает!

Четвётрый акт

Эвхарис. Мелитта. Рамн. Слуги и служанки. Предыдущие.

Рамн:
Звала нас, госпожа?!

Сапфо:
                                   Да, подойдите!
Взгляните, вот ваш господин!

Рамн (удивлённо, вполголоса):
                                                  Хозяин?

Сапфо:
Кто молвил? (натянуто) Что сказать желаешь?

Рамн (пятясь) :
Я? Нет.

Сапфо:
           Вот господин ваш, посмотрите.
Что впредь ему угодно, исполняйте
столь ревностно, как для меня самой.
Увы тому, кто непослушен будет,
кто омрачит его чело морщинкой,
преступнику домашнего закона!
Могу простить того, кто мне противен,
кто оскорбит  е г о, мой примет гнев!..
Мой друг, тебя вручаю их заботам,
я вижу, что с дороги ты устал.
Позволь им славно гостю услужить,
прими от друга первый дар в усладу!

Фаон:
О, мог бы я свою былую жизнь
отринуть словно ветхие одежды,
о п о м н и т ь с я  и  ясность обрести,
определиться, чем желаю стать!
Пока! Мы скоро свидимся, надеюсь!

Сапфо:
Ты нужен мне. Пока! Будь здесь, Мели`тта!
Фаон и слуги удаляются.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose
Текст оригинала см. по ссылке:
http://projekt.gutenberg.de/index.php?id=12&xid=957&kapitel=2&cHash=f8b4e33b702
(там первая страница, дальше листайте)

П.Б. Шелли "Освобождённый Прометей", драма (отрывок 9)

Юпитер:
Отвратное исчадье! Даже там,
во глубине Титановых темниц
я растопчу тебя! ты мешкаешь?
Нет, пощади! ах, где отсрочка,
где жалость, милосердье?! Если б ты
судьёй мне моего врага назначил,
хоть там, где он висит, иссушен долгой
моею местью, на Кавказе! он бы
мне приговора твоего не вынес.
Он, кроток, справедлив, бесстрашен--
монарх Вселенной, так? А кто же ты?
Ответа нет, спасенья! 
                                     Вместе падать
нам в волнах вздыбленной разрухи, словно
орёл и змей, сплетённые в борьбе--
в безбрежность моря. Ад пусть хлынет
сокрытым океаном жаркой лавы--
и унесёт им в бездну пепелище мира,
тебя-- завоевателя, меня--
что завоёван был, а также лом
того, что стало поводом борьбы.
Увы! Увы! Стихии мне не властны.
Я пропадаю, вниз лечу вращаясь,
навечно, вниз. И, облаку подобен,
вверху мой враг темнит моё паденье
победою своей! О, горе, горе!

 

СЦЕНА ВТОРАЯ

Устье широкой реки на острове Атлантиде. Океан, явленный, склонился около берега. Аполлон рядом.

Океан:
Он пал, ты говоришь, под вглядом гневным
завоевателя?

Аполлон:
                      Ага, как только
окончилась борьба, что затемнила
подвластную мне сферу и встряхнула
созвездия недвижные, как ужас
из глаз его кровавыми лучами
сквозь полосы густые тьмы победной
всё небо озарил-- так он упал,
подобен был последней вспышке
агонии дня красной, что горит
в просвет меж ярых облаков,
расколотых вдаль пышушей грозою.

Океан:
Он в бездну пал? В туманное ничто?
                        
Аполлон:
Орёл так ,тучей грозовою схвачен
над го`рами Кавказа, крылья тянет,
изломанные вихрем, а глаза
его, что в солнце упирались, ныне
ослеплены бел-молнией, а град
увесистый бьёт тело-трепыхалку,
пока оно не канет камнем вниз--
и лёд воздушный не сомкнёт его.

Океан:
Отныне долы моря, что зеркальны,
они суть мой удел, вздыматься станут,
не кровью пахнущие впредь навеки,
пот трёпкими ветрами словно нивы,
колышимые летним бризом, токи
омоют общежиться-континенты
и острова счастливые окру`жат,
а с тронов стекловидных их Протей
и нимфы голубые в брызгах моря
заметят тени кораблей прекрасных,
как смертные нагруженную светом
луну-баркас плывущий созерцают,
и --белую звезду, чей рулевой
рулит, невидим, по отливу моря
заката скорого; мои валы
не встретят на пути своём ни крови,
ни стонов, ни уныния разрухи,
ни многогласья смутного приказа
и рабства, только-- отраженья
глядящихся цветов и ток нектара,
и нежность музыки, и голоса
благие, вольные и нежные,
мелодию сладчайшую, что точно
любовь духовная.

Аполлон:
                             А я взгляну
уже не на дела, что ум мой скорбью
темнят, затмению подобны, что
подвластную мне сферу омрачает,
послушай, стану лютне я внимать,
серебряной и чистой, малой, Духа
младого, что на утренней звезде.

Океан:
Тебе пора лететь. Под вечер кони
угомонятся-- встретимся мы снова:
глубь звучная зовёт меня кормить их
лазурной тишью изумрудных урн,
что ,вечно по`лны, трон мой окружают.
Глянь, Нереиды в зелени морской
волнуются с теченьями в ладу,
их руки белые воздеты выше
волос волнующихся, что венками
да звёздами цветов морских милы--
спешат они приветствовать восторг
сестры своей могучей.
                            (Слышен звук волн.)
                                     Это море
некормленное жаждет тишины.
Угомонись, чудовище, я, пастырь,
иду к тебе. Прощай.

Аполлон:
                                И ты прощай.

 

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Кавказ. Прометей, Геркулес, Иона, Земля, Духи, Азия и Пантея несутся в колеснице вместе с Духом Часа.       Геркулес освобождает Прометея, который сходит вниз.

Геркулес:
Славнейший среди духов! сила здесь
склоняется пред мудростью, отвагой,
любовью, что страдала столько лет,
и пред тобой, их в сердце приютившим,
дабы служить им как безмолвный раб.
 
Прометей:
Твой дружеский привет милее мне,
чем даже воля, что желал я долго,
покуда медлила она.
                                   Свет жизни,
о, Азия, намёк красы нездешней,
и вы, любимые сестрицы-нимфы,
что обратили годы мук моих
воспоминаньем сладким силой вашей
любви заботливой, отныне впредь
мы не расстанемся. Пещеру знаю,
укрытую лианами нектара;
пол-- изумруд с прожилками узора;
фонтан посередине плещет-- утро;
а с потолка изогнутого ея
мороженные слезы гор, что снег,
иль серебро, иль дротики-алмазы
свисают долу, странный свет струя;
И слышен там неугомонный ветер,
что шепчется, деревья теребя,
и птицы, пчёлы; всюду мхи седалищ,
а стены грубые одеты в травы,
мягки и зелены; простой покой,
который будет нашим; станем мы,
посиживая там, вести беседы
о веке, переменах-- мир пускай
пульсирует приливами, а мы
пребудем в постоянстве. Иль возможно
сберечься от упорства перемен?

Вздохнёте-- улыбнусь вам; ты, Иона,
мне напоёшь морское, по отрывку--
пока запла`чу, вам же улыбаться,
пока не сгоните долой все слёзы,
что вызвала она, в них сладость всё ж.
Переплетем цветы, побеги и лучи,
мерцающие в роднике фонтана--
сочтём чудно` простые вещи, так же
творят младенцы смертных в краткий миг
невинности; ещё искать мы станем
любовными словами, взглядами
сокрытых смыслов,-- всяк милее прежних,--
душ наших преглубоких; словно лютни,
влюблёнными ветрами теребимы,
начнём плести мелодии небес,
всё новые и новые, в которых
раздорам не бывать, но-- сласти.
И к нам придут, на взнузданных ветрах,
слетятся что со всех уделов неба,
так пчёлы с цветиков,-- их Энна кормит,--
в свои дома, что острова, в Химере,
отзвучья человеческого мира,
поведают о голосах едва заметных
любви, и-- боли , с кротостью терпимой,
и музыке, что точно вторит сердцу,
и обо всём ,что улучшает, или
смягчает жизнь людскую, что вольна`.
И милые явленья затуманят,
затем-- заблещут ярко, точно разум,
воспрявший из обьятий красоты
(что создаёт себе в вещах подобья),
они сочтут в себе лучи-- реальность:
нас посетят бессмертные плоды
Ваянья, Живописи, восхищённой
Поэзии, и тех искусств, что прежде
немыслимы казались-- им бывать.
Блуждающие голоса ,и тени            
того, чем человеку стать, вожди
к любви возвышенной, преславной,
что свяжет нас дарами с ним, и звуки,
и образы проворные того,
что станет краше и нежней, покуда
мудреет человек в добре живя--
и ,пелена за пеленою, сгинет зло.
Вот польза в чём пещеры и округи.
              (Обращаясь к Духу Часа.)
Тебе урок остался, красный Дух.
Иона, раковину-завитушку,
Протея свадебный подарок, что
он Азии поднёс, в ней-- голос,
вручи ему, пусть вызволит поклажу
вблизи пещеры полой, во траве.

Иона:
Ты, Час желанный самый, ты милее
нам всех твоих сестёр, возьми её,
вот ра`кушка волшебная; увидь:
лазурь, бледна, блистает серебром,
её линует мягкими лучами--
она ль не схожа с колыбельной песней,
уснувшей в ней?

Дух:
                           Она и впрямь всех краше
из Океаном раковин сокрытых.
Звучать должна и сладостно, и странно.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose
оригинальный текст драмы см. по сылке: 
http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml

П.Б. Шелли "Освобождённый Прометей", драма (отрывок 8)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Пещера Демогоргона. Азия и Пантея.

Пантея:
Кто там, укрыт, сидит на чёрном троне?

Азия:
Покров упал.

Пантея:
                    Гляжу, густая тьма
на месте власти; дротики черны--
лучами мрак струится, словно свет
полуденного солнца... Он незрим,
бесформен, членов нет, и очертаний;
но чувствуем, что это Дух живой.

Демогоргон:
Спроси о том, что знать желаешь.

Азия:
                                                       Что мне
спросить?

Демогоргон:
                Все, что посмеешь ты.

Азия:
                                                    Кто создал
живущий мир?

Демогоргон:
                        Бог.

Азия:
                                Кто создал всё, что
он заключает,-- думы, страсти, волю,
воображенье, мысль?

Демогоргон:
                                     Бог Всемогущий.

Азия:
Кто создал чувство то, что с ветром мая
изысканнейшим, или с гласом сердца
влюблённого лишь в юности полни`т
слезами очи, затмевая виды
цветов, не ведающих скорбных дней,
и обращает мир земной, столь людный,
коль не вернётся, в одинокий скит?

Демогоргон:
Бог милостивый.

Азия:

                            Кто же сотворил
раскаянье, безумье, преступленье
и страх, что звеньями цепи великой,
в любую мысль людскую тащится
и тяжко ломится, что всяк бредёт
под гнётом до канавы смертной;
надежду брошенную, и любовь,
что ненавистью обращается;
презрение к себе, что горше крови;
и боль, чей еле слышный вопль,
не умолкая, нижет день за днём;
кто создал Ад, страх леденящий Ада?

Демогоргон:
Он правит.

Азия:
                Имя назови его?
Мир корчится от боли, имя знать:
проклятия его повергнут ниц.

Демогоргон:
Он правит.

Азия:
                  Ощущаю, знаю. Кто же?

Демогоргон:
Он правит.

Азия:
                   Кто царит? Тут поначалу
Земля и Небо были, Свет, Любовь;
затем Сатурн, с чьего престола Время
скользнуло, тень-завистница; тот чин
земных начальных духов был при нём
что праздник тихий листьев и цветов,
ещё не иссушённых солнцем, ветром
не тронутых, ни червия грызнёй.
но он отверг их право разрожаться,
а также властвовать и знать, уменье
вращать стихии, также мысль, лучами
пронзающую темный макромир,
владение собой, любви величье.
Тоскуя по правам, они слабели.
Затем им Прометей дал мудрость-- силу
Юпитеру, с одною оговоркой:
"Быть человеку вольным", посадил
его на царствованье Небом-ширью.
без верности, закона и любви,
всесильным быть, но править без друзей;
царит Юпитер; только род людской
вначале голодом, затем трудами,
болезнями, увечьями, раздором,
ужасной смертью был сражён,
дотоль неведомыми; вперемешку
обрушились на люд удары копий
мороза и огня, загнав в пещеры
бездомные и сникшие народы.
А в их сердца пустынные послал он
лихие жажды, дикие тревоги,
и тени праздные благ мнимых, что
подняли смуту войн междоусобных,
что обратило в логово приют.
Увидев это, Прометей поднял
надежд когорты, спавших во бутонах
лугов Элизиума-- Моли, Амарант,
Нипенсис,-- цвет их не увянет, те
могли бы ,крылья тонкие взметнув,
Смерть заслонить; Любовь послал он
союзными побегами лозы
связать вином житья людское сердце;
смирил огонь, что точно дикий зверь,
прирученный, хоть страшный, но приятный,
под человечьим взором заиграл,
и стал терзать, его согласно воле,
рабов и власти знак-- железо, злато,
каменья благородные и яды
и сущности тончайшие, что скрыты
в глубинах горных недр и в водах.
Дал речь он люду-- та творила мысль,
что есть вселенной мера; и науку
что троны неба и земли встряхнула,
да не свалила их; а гармоничный ум
излился вдаль пророческою песней,
а музыка вздымала чуткий дух,
пока не зашагал вне напасти
трудов погибельных, подобен богу,
поверх клубов блаженной музыки;
а руки человеческие стали,
вначале подражая, после-- вторя
окрепшими суставами ваять
милее, чем свои, тела людские,
обожествив уменьем личным мрамор.
И матери, дивясь, любовь пивали
ту, что в изваяньях отразили
творцы навечно, умирая с ней.
Он преподал мощь сокровенную
растений, родников-- от них Недуг,
испив, уснул. Смерть стала точно сном.
За эти людям данные блага
был Прометей подвешен, обречён
терпеть уроки боли; кто же, кто
обрушил ливень зла, наслал чуму
неизлечимую, кто человека,
взирающего Богом на Творение,
и видящего славу в нём, уводит,
ломает его волю, как шуту,
изгою, отщепенцу, одиночке?
Юпитер? Когда, нахмурясь, Небо
он сотрясал, когда его соперник
в цепях несокрушимых клял его,
он сам дрожал как раб. Ответь мне прямо,
над ним кто Мастер? Тоже раб?

Демогоргон:                                Все духи,
коль служат злу-- рабы. Ты знаешь сам,
Юпитер из таких, иль нет.

Азия:
                                            Кого же
зовёшь ты Богом?

Демогоргон:
                                Просто повторяю
реченья ваши, ибо лишь Юпитер
сверх всех живых.

Азия:
                                Кто господин раба?

Демогоргон:
Возможно ль бездне тайны изблевать...
На то нет гласа, правде сокровенной
нет выраженья, проку что тебе
в дозволенности зреть мир круговёрткий?
Что значит приказать разговориться
Судьбе, Удаче, Случаю и Часу,
Изменчивости? Им подвластно всё,
опричь Любви нетленной.

Азия:
                                                Сколько раз
я вопрошала прежде-- только сердце
ответ давало твой, для этих истин
всяк сам себе оракулом быть должен.
Ещё одно спрошу, а ты ответь мне,
как мне душа моя б отозвалась.
Ликующему миру Прометей
восстанет Солнцем будущего-- скоро ль
урочный час пробьёт?

Демогоргон:

                                        Смотри!


Азия:
                                                      Расколот
утёс, и вижу я, в багряной ночи
повозки ,что ведомы лошадьми
с крыла`ми радуг, топчут мрак ветров;
возницы, чиь глаза навыкат, гонят.
Иной оглядывается, как будто
враги преследуют их здесь, но я
не вижу силуэтов тех, лишь звёзды;
другие, чьи глаза горят, склонясь
вперёд, пьют жадно скорость ветра,
то ль им охота унестись вперёд,
поймать что пытче их... уже... схватили.
Их локоны блестящие струятся,
что волосы горящие комет:
полёта дальнего все вожделеют.

Демогоргон:
То суть бессмертные Часы, о них
ты вопрошала. Ждёт один тебя.

Азия:
Ужасен ликом, дух притормозил
свою повозку тёмную у прорвы.
На братьев непохожий, отвечай,
кто ты, ужасный возница? Куда
меня увлечь желаешь? Говори!

Дух:
Я тень судьбы, она ужасней. Прежде,
чем та планета сядет, темнота,
со мной всходящая покроет ночью
неколебимой неба трон порожний.

Азия:
О чём ты?

Пантея:
                  Тень, страшна, всплывает
с его престола, словно копоть
разрушенных землетрясеньем градов
над морем. Вон! он скоро тронет, сел;
испуганнные кони понеслись;
смотри, их трасса очерняет небо!

Азия:
Итак, ответ мне дан. Он странен!

Пантея:
                                                            Глянь-ка,
близ прорвы воз иной. Слоновой костью
покрыт он, алым заревом торочен,
что убывает, прибывает снова,
полня собою кружева корону
узоров странных расписных; дух юный,
сидящий в нём, глядит как голубок,
с надёждой, взгляд его улыбчив
сколь душу тянет! так манит светильник
крылатых мошек сквозь простор немой.

Дух:
Накормлена сияньем моя упряжь,
напоена бурлящими ветрами,
и только зорька красная займётся,
купаются они в лучах свежайших;
они сильны, а значит резво гонят,
садись ко мне, летим, Океанида!

Я так хочу, пусть бег их ночь зажжёт;
боюсь, что упряжь Тифона обгонит;
ещё Атласа облаки не стают,
как землю и луну мы обогнём:
мы отдохнём от долготрудья в полдень.
Садись ко мне, летим, Океанида!

 

СЦЕНА ПЯТАЯ

Колесница останавливается в облаке на вершине заснеженной горы. Азия, Пантея и Дух Часа.

Дух:
На исходе ночи`, ближе к у`тру
скакуны мои отдыха ищут,
но Земля нашептала наказ им,
чтоб летели проворней огня:
пить им жаркую скорость желанья!

Азия:
Ты дышишь в ноздри им, но выдох мой
ускорил бы их пуще.

Дух:
Нет, увы!

Пантея:
О, Дух! постой, ответь, откуда свет
что по`лнит эту тучу? солнца нет.

Дух:
Восстанет солнце только в полдень. В небе
удержан удивленьем Аполлон,
а свет, что эту дымку наполняет
оттенком роз, глядящихся в фонтан,
исходит от сестры твоей могучей.

Пантея:
Да, чую...

Азия:
                Что с тобой, сестра? Бледна ты.

Пантея:
Как изменилась ты! Я просто млею
от ауры твоей красы. Измена
к добру в стихийном коловрате? терпит
присутствие нескрытое твоё.
Сказали нереиды мне, что в день тот,
когда желе морское расступилось
твоим восходом, ты плыла по глади
в венозной раковине, что неслась
по тихому хрустальному потоку
меж островов Эгейских, к берегам,
что названы тобой; любовь, сиянье
огня от солнца мир живой питало,
тобой жило, и освещало землю,
и небеса, и океан глубокий,
и мрачные пещеры, также всё,
что обитало в них, пока печаль
не заслонила душу из сиянья...
Такая ныне ты, то ль не я одна,
твоя сестра, попутчица,--весь мир
тобою избран ныне, устремлён он
в тебе симпатию сыскать. Не слышишь,
несомы ветром голоса любви
созданий всех, кто выразиться может.
Не чуешь ты ль, как ветры, души приняв,
в тебя влюбились? Чу!
                                 (Музыка.)

Азия:
                                             Твои слова,
они милее всех, опричь его,
суть эхо тех, но вся любовь нежна,
приёмная ль, ответная. Любовь
для всех, как свет, её привычный глас
не знает устали. Что неба ширь,
что всеохватный воздух, так она
равняет гада с Богом. Кто внушает
её, те счастливы, как я теперь;
но те ,кто любят, счастье ощущают
отмучившись: грядёт моя любовь.

Пантея:
Послушай! Духи говорят!
        
Голос в воздухе, поющий:
Жизни Жизнь! Уста горят
выдыхаемой любовью;
а улыбок твоих вспышки
холод жгут; краснеет тот,
кто увязнет в твоих взорах,
ты упрячь в них блеск усмешек.

Детка Света! ты пылаешь,
хоть покров скрывает члены;
так лучи зари прямые,
прободая, кро`ят тучи.
А сияние неземное
вкруг тебя повсюду реет.

Много милых; ты незрима,
но твой голос, низкий, нежный,
он милее, маскирует
образ твой, он льётся, манит--
и, не видя, ощущают
все тебя, как я, пропащий!

Светоч Мира! где путь держишь,
там ясны тобою тени;
водишь души, что любимы--
по ветрам парят с лучами,
пропадают, так пропал я,
нищ, забыт, да не жалею!

Азия:
Моя душа-- кораблик чудный,
плывёт, что лебедь спящий, вдоль
волн серебря`ных твоей песни,
а ты, что ангел, у руля,
ведёшь меня; а ветры все
мелодией звенят. И будто
мне плыть да плыть, всегда
по ветренной реке,
меж гор, лесов, обрывов,
в раю природы дикой!
Пока, как тот, кто дрёмой пьян,
впаду я в океан, я к устью
плыву со странницею-песней.

Меж тем твой дух сияет башней
в уделе музыки пречистой,
ловя веянья счастья неба.
А мы плывём всё дальше, прочь,
без курса, без звезды ведущей,
чутьём лишь музыки несомы,
всё к Элизейским островам;
тобою, лоцманом, ведома
туда, где смертных суден нет,
ладья желанья моего,
там мы вдыхаем лишь любовь,
что на ветрах и волнах реет,
земное с сердцем сочетая.

Мы миновали Века льды,
и Зрелости лихие штормы,
и Юности обманный штиль;
мы гладью чистою несёмся,
где обитают тени Детства,
сквозь Смерть, Рожденье-- в божий день;
Рай вечнозе`леных беседок
с подветкой виснущих цветов--
меж ними свежие протоки,
где ветер гонит стаи птиц
что слишком яркие на вид,
и всё там на тебя похоже:
по волнам бродит и поёт!


 ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   СЦЕНА ПЕРВАЯ

Небо. Юпитер на троне. Тетис и иные боги в сборе.

Юпитер:
Вы, собранные силы неба, слуги вы
тому, чью делите и власть, и славу,
ликуйте! впредь я всемогущ. Всё было
подчинено мне, кроме человечьей
души, что будто огнь неугасимый
всё в небо полыхает-- жаркий вызов,
сомненье, плач, молитва -саботаж,--
восстанием низов грозя, что может
обезопасить древний наш уклад
империи, хоть зиждется она
на стародавней вере и на страхе,
исчадье адском; пусть мои проклятья
в колышащемся воздухе летят,
что снег на голые вершины гор,
и падают что хлопья, налипают;
пусть ночью гнева моего раб лезет
за шагом шаг утёсами наверх--
лёд ранит ему стопы без сандалий,--
а всё ж он остаётся выше бед,
бодр, неподавлен, хоть недолговечен.
Недавно породил я чудо-юдо,
дитя судьбы и страх земли, что ждёт
пока урочный час настанет, чтобы
с престола Демогоргона примчать
лихую мощь неистребимых членов
что облекли тот страшный горний дух,
чтоб снизошёл он, вытоптал все искры.
Вина небесного плесни ещё мне,
сын Иды, Ганимед-- и пусть оно
Дедала кубки что огнём наполнит,
а с пажитей небесных во цвету,
гармонии всепобеждающие, вы,
восстаньне, будто росы от земли
по звёздами вечерними. Вы, пейте!
богам бессмертным, вам нектар,
в крови бегущий, --дух веселья,
пока восторг не хлынет многогласьем,
что музыка Элизиума бурь.
А ты стань рядом, в светлом ореоле
желанья, Тетис, коим мы едины,
блестящий образ вечности!  Когда-то
ты крикнула: "Могучий нестерпимо!
Бог! Пощади меня! Не устою
огней проворных твоего присутствья,
я растворяюсь в яде словно тот,
кто был укушен нумидийским змеем,
и провалился в самого себя".
Тогда, мешаясь, пара мощных духов
роди`ли третий, что покруче их;
Меж нами он летает, ощутим,
хотя невидим, воплощенья ждёт,
что снизойдёт (вы слышите громы`
колёс огнистых, месящих ветры?)
с престола Демогоргона. Победа!
Победа! ты ль не ощущаешь?! Мир,
землетрясенье колесницы той,
громя, взбирается Олимпом?

(Приближается колесница духа Часа. Демогоргон сходит и движется к трону  Юпитера)
Обра`зина ужасная, ты кто?

Демогоргон:
Я вечность. Имени не требуй жутче.
Спуститсь и следуй вниз за мною, в бездну.
Я отпрыск твой, а ты --дитя Сатурна,
сильнейшего, чем ты; отныне нам
во тьме вдвоём ютиться. Не сверкай.
Небесной тирании не спасёт
никто, ни унаследует её,
ни подчинит себе вслед за тобой.
Однако, коль желаешь, то судьбу
червя раздавленного раздели:
до смерти корчась, силу покажи.

перевод с английского Терджимана Кырымлы  heart rose 
оригинальный текст драмы
см. по сылке: 
http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml

Сторінки:
1
2
3
4
5
6
8
попередня
наступна