Продолжение. Начало Здесь

Преп. Исаакъ Сиринъ

О Благодарности Богу, съ присовокупленіемъ краткого изложенія первоначальніхъ ученій

  Благодарность пріемлющаго побуждаетъ дающаго давать дары большіе прежнихъ. Кто неблагодаренъ за малое, тотъ и въ большемъ лживъ и неправеденъ.

Кто боленъ и знаетъ свою болзнь, тотъ долженъ искатъ врачевства. Кто сознаетъ болзнь свою, тотъ близокъ къ уврачеванію своему, и легко найдетъ оное. Жестокостію сердца умножаются болзни его; и если больной противится врачу, мученіе его увеличивается. Нтъ грха непростительнаго—кром грха нераскаяннаго. И даръ не остается безъ усугубленія, разв только когда нтъ за него благодарности. Часть несмысленнаго мала въ глазахъ его.

Содержи всегда въ памяти превосходящихъ тебя добродтелію, чтобы непрестанно видть въ себ недостатокъ противъ ихъ мры; содержи всегда въ ум тягчайшія скорби скорбящахъ и озлобленныхъ, чтобы самому теб воздавать должное благодареніе за малыя и ничтожныя скорби, бывающія у тебя, и быть въ состояніи переносить ихъ съ радостію.

Во время своего пораженія, разслабленія и лности, связуемый и содоржимый врагомъ въ мучительномъ томленіи и въ тяжкомъ дл грха, представляй въ сердц своемъ прежнее время рачительности своей, какъ былъ ты заботливъ о всемъ даже до малости, какой показалъ подвигъ, какъ съ ревностію противился желавшимъ воспрепятствовать твоему шествію. Сверхъ же сего, помысли о тхъ воздыханіяхъ, съ какими болзновалъ ты о малыхъ недостаткахъ, появлявшихся въ теб отъ нераднія твоего, и о томъ, какъ во всхъ этихъ случаяхъ получалъ ты побдный внецъ. Ибо всми таковыми воспоминаніями душа твоя вшбуждается какъ бы изъ глубины, облекается пламенемъ ревности, какъ бы изъ мертвыхъ возстаетъ оть потопленія своего, возвышается, и горячимъ противоборствомъ діаводу и грху возвращается въ первобытный свой чинъ.

Вспомни о паденіи сильныхъ, и смиришься въ добродтеляхъ своихъ. Припомни тяжкія паденія падшихъ въ древности, и покаявшихся, а также высоту и честь, какихъ сподобилиеь они посл сего, и пріимешь смлость въ покаяніи своемъ.

Преслдуй самъ себя, и врагъ твой прогнанъ будетъ приближеніемъ твоимъ. Умирись самъ съ собою, и умирятся съ тобою небо и земля. Потщись войти во внутреннюю свою клть, и узришь клть небесную; потому что та и другая—одно и то-же, и входя въ одну, видишь об. Лствица онаго царствія внутри тебя, сокровена въ душ твоей. Въ себ самомъ погрузись отъ грха, и найдешь тамъ восхожденія, по которымъ въ состояніи будешь восходить.

Писаніе не истолковало намъ, что суть вещи будущаго вка. Но оно просто научило насъ, какъ ощущеніе наслажденія ими мы можемъ получнть еще здсь, прежде естественнаго измненія и исшествія изъ міра сего1. Хотя Писаніе, чтобы возбудить насъ къ вожделнію будущихъ благъ, изобразило оныя подъ именами вещей у насъ вожделнныхъ и славныхъ, пріятныхъ и драгоцнныхъ, когда говоритъ: шхже око не вид и ухо не слыша (1 Кор. 2, 9) и прочее, но этимъ возвстило намъ то, что будущія блага непостижимы и не имютъ никакого сходства съ благами здшними.

Духовное наслажденіе не есть пользованіе вещами, самоетоятельно пребывающими вн души пріемлющихъ.  А иначе, сказанное: царствіе Божіе внутръ васъ есть (Лук. 17, 21), и: да пріидеть царствіе Твое (Мат. 6, 10), будетъ уже означать, что внутрь себя пріяли мы вещество чего-то чувствевнаго, въ залогъ заключающагося въ семъ наслажденія. Ибо необходимо, чтобы самое стяжаніе было подобно залогу, и цлое—части. И сказанное: какъ в зеркал (1 Кор.13, 12), хотя не указываетъ на самостоятельно пребывающее, однакоже означаетъ пріобртеніе подобія.

А если истинно свидтельство истолковавшихъ Писанія, что самое ощущеніе сіе есть умное дйствіе Святаго Духа, то и оно уже есть часть онаго цлаго.

Не тотъ любитель добродтели, кто съ бореніемъ длаетъ добро, но тотъ, кто съ радостію пріемлетъ послдующія за тмъ бдствія. Не великое дло терпть человку скорби за добродтель, какъ и не колебаться умомъ въ избраніи добраго своего изволенія—при обольстительномъ щекотаніи чувствъ.

Всякое раскаяні, по отъятіи свободы2, таково, что ни радости оно не источаетъ, ни даетъ права на награду пріобртшимъ оное.

Покрой согршающаго, если нтъ теб отъ сего вреда: и ему придашь бодрости, и тебя поддержитъ милость Владыки твоего. Немощныхъ и огорченныхъ сердцемъ подкрпляй словомъ и всмъ, насколько возможетъ рука твоя,—и подкрпитъ тебя вседержительная Десница. Съ огорченными сердцемъ будь въ общеніи, и трудомъ молитвеннымъ, и соболзнованіемъ сердечнымъ,—и прошеніямъ твоимъ отверзется источникъ милости.

Постоянно утруждай себя молитвами предъ Богомъ въ сердц, носящемъ чистый помыслъ, исполненный умиленія,—и Богъ сохранитъ умъ твой отъ помысловъ нечистыхъ и скверныхъ, да не укорится о теб путь Божій.

Постоянно упражняй себя въ размышленіи, читая божественныя Писанія, съ точнымъ ихъ разумніемъ, чтобы, при праздности ума твоего, не осквернялось зрніе твое чужими сквернами непотребства3.

Не ршайся искушать умъ свой непотребнымипомыслами или зрніемъ вводящихъ тебя въ искушеніе лицъ, даже когда думаешь, что не будешьпреодолнъ симъ, потому что и мудрые такимъ образомъ омрачались, и впадали въ юродство. Не скрывай пламени въ пазух своей, безъ сильныхъ скорбей плоти своей4.

Юности трудно безъ обученія5 отдаться подъ иго святыни. Начало помраченія ума (когда признакъ его начинаетъ открываться въ душ) прежде всего усматривается въ лности къ Божіей служб и къ молитв. Ибо, если душа не отпадетъ сперва отъ этого, нтъ инаго пути къ душевному оболыценію; когда же лишается она Божіей помощи, удобно впадаетъ въ руки противниковъ своихъ. А также, какъ скоро душа длается безпечною къ дламъ добродтели, непремнно увлекается въ противное тому. Ибо переходъ съ какой бы то ни было стороны есть уже начало стороны противной. Добродланіе есть попеченіе о душевномъ, а не о суетномъ. Непрестанно открывай немощь свою предъ Богомъ, и не будешь искушаемъ чуждыми, какъ скоро останешься одинъ безъ Заступника своего.

Дятельность крестная двоякая; по двоякости естества и она раздляется на дв части. Одна, состоя въ претерпніи плотскихъ скорбей6, производимыхъ дйствованіемъ раздражительной части души, и есть, и называется, дятельность. А другая заключается въ тонкомъ дланіи ума, и въ Божественномъ размышленіи, а также и въ пребываніи на молитв, и такъ дале; она совершается вожделвательною частію души, и называется созерцаніемъ. И одна, т. е. дятельность, очищаетъ, по сил ревности, страстную часть души, а вторая—дйственность душевной любви, т. е. естественное вождедніе, которое просвтляетъ умную часть души. Всякаго человка, который прежде совершеннаго обученія въ первой части, переходитъ къ сей второй, привлекаемый ея сладостію, не говорю уже—своею лностію, постигаетъ гнвъ7  за то,  что не умертвилъ прежде уды свои, яже на земли (Кол. 3, 5), т. е. не уврачевалъ немощи помысловъ терпливымъ удражненіемъ въ дланіи крестнаго поношенія, но деранулъ въ ум своемъ возмечтать о слав крестной. Сіе-то и значитъ сказанное древними святыми, что, если умъ вознамрится взойти на крестъ прежде, нежели чувства его, исцлясь отъ немощи, прійдутъ въ безмолвіе, то постигаетъ Божій гнвъ. Сіе восхожденіе на крестъ, навлекающее гнвъ, бываетъ не въ первой части претерпнія скорбей, т. е, распятія плоти, но когда человкъ входитъ въ созерцаніе; а это есть вторая часть, слдующая за исцденіемъ души. У кого умъ оскверненъ постыдными страстями, и кто поспщаетъ наполнить умъ свой мечтательными помыслами, тому заграждаются уста наказаніемъ8 за то, что, не очистивъ прежде ума скорбями и не покоривъ пдотскихъ вожделній, но положившись на то, что слышало ухо, и что написано чернилами, устремился онъ прямо впередъ, итти путемъ, исполненнымъ мраковъ, когда самъ слпъ очаи. Ибо и т, у кого зрніе здраво, будучи исполнены свта и пріобртя себ вождей благодати, день и ночь бываютъ въ опасдости, между тмъ какъ очи у нихъ полны слезъ, и они въ молитв и въ плач прододжаютъ служеніе свое цлый день, даже и ночь, по причин ужасовъ, ожидающихъ ихъ  въ пути и встрчающихся имъ страшныхъ стремнинъ и образовъ истины, оказывающихся перемшанными съ обманчивыми призраками оной.

Страницы: 1 2

6 марта законодатели штата Арканзас приняли самые жёсткие ограничения по абортам в США со времён решения «Роу против Вейда».

Закон предусматривает запрет на аборт после 12-ой недели беременности, когда серцебиение нерождённого ребёнка прослушивается с помощью ультразвука.

Читать далее »

 Вазген Авагян

По-моему, философу Трубецкому принадлежит тот замечательный тезис-разгадка, что всякая цивилизация, глядя на другую, видит перед собой… детей. Как он писал, европейцы говорят – «китайцы как дети», но и китайцы говорят о европейцах то же самое. Философ раскрыл и причину: не понимая сложного, взрослого поведения внутри чужой цивилизации, наблюдатель ухватывает только ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ простейшие детали быта и поведения, а они свойственны всем детям на всех континентах.

Так может родится миф о «недоразвитости» тех, кого просто не понял. Гопник, посидев на семинаре по высшей математике, вполне может сделать ВЫВОД (а в Эрэфии и делает), что оказался среди дебилов, выкрикивающих нечленораздельные звуки без всякого смысла…

Армянская культурная среда – очень глубокая, но при этом демографически малая – в известной степени избегла болезни русской жизни – европейничания. Армянин относится к человеку западно-атлантического склада так, как и положено к нему относится: со снисхождением превосходства. Русский же человек – особенно в периоды деградации человеческой породы у значительной части народной массы – слишком часто оказывался беззащитным перед СОБЛАЗНОМ ЕВРОПЕЙСКОГО ПРИМИТИВИЗМА.

Самый знаменитый русский западник – это даже не лакей Смердяков у Достоевского, а Полиграф Полиграфович Шариков с его «не умеете вы по простому, по человечески». Все внешние детали, вроде онучей и бренчания на балалайке у Шарикова – суть есть временное и наносное. Его же «европейский выбор» совершенно глубинный, сущностный. Примитивная личность ищет примитивных форм духовной жизни. А русским и искать нечего – вот она, Европа, под боком, дышит и в затылок, и в лоб, и постоянно лазает через забор с целью воровства…

Учителями европейства для русских всегда были вот эти самые ИЗЛОВЛЕННЫЕ ВОРИШКИ – которых поймали на огороде, и поставили (зачем?!) гувернерами к своим деткам. Солдаты битой армии Наполеона учили детей армии-победительницы. Из нескольких сотен тысяч пленных европейцев НИ ОДИН не пожелал вернуться в Европу, о чем возмущенно писали европейские газеты, и по поводу чего царь Александр I продумывал возможности НАСИЛЬСТВЕННОЙ ДЕПОРТАЦИИ зажившихся в чужой стране воришек.

Лев Толстой с болью писал после революции 1905 года, что к его великому стыду смертная казнь в России стала почти таким же распространенным явлением, как и в Европе. Европейцы, как видим, выглядят в этом случае неким антипримером, как сталинисты для демократа…

Так откуда же русские, цивилизационно превосходящие европейцев (соотношение по численности 1:10, а соотношение по ключевым научно-техническим патентам  50:50), умудрились подцепить европейничание, при чем в хронической форме?

Ответ прост: дети из благородных семей, утесненные культурой и этикетом, часто смотрят на беспризорников помойки как на образец вольности и беззаботного детского счастья. Высота византийской культуры трех Римов требует, как и любая культурная высота, очень высокого напряжения ума и духа. Трудно быть академиком, а чернорабочим быть легко. И леность мысли, деградация духа, если таковые у академика случатся, подскажут ему привлекательность забав чернорабочего…

Европейничание части русских – это превратное осмысление людьми не понятой и не диагностируемой собственной деградации личности. Варварские королевства Европы всегда были и остаются куда проще для шариковых, чем церемонные и утонченные фемы вечного Константинополя.

Сама того не понимая, об этом пишет Екатерина Деготь в статье «Кто тут сагиб? (как русский европеизм превратился в жажду установить в стране апартеид) в газете «Ведомости. Пятница» (22.02.2013): «Вот сейчас на наших глазах прекращает свое существование одна из основ российского самосознания — европеизм».

Здесь нужно внести весьма существенную правку: дегенеративной части русского самосознания.  Ни мировоззрение великого святого Серафима Саровского, ни мировоззрение великого ученого Дмитрия Менделеева (стоявшего у истоков создания черносотенного «Союза русского народа») европеизмом отнюдь не страдали. Высшая часть российского самосознания была собственно-русской, что и позволяло, например, одному обрусевшему немцу в одиночку победить весь английский флот, утопив лучшие его корабли1.

Но у кого есть высшие слои – у того есть и низшие слои. Именно низшие слои русского мыслящего общества и цеплялись за примитивные конструкции европейской мысли, как более понятные за счет большей простоты изложения.

Об этом Е.Деготь пишет: «…С тех пор как Чаадаев сформулировал носившуюся в воздухе проблему «Россия и Запад» — сформулировал, как известно, пораженчески, в том духе, что Россия опоздала к формированию Запада, обречена вечно его догонять, — с тех самых пор русский пессимистический европеизм лежал в основе всего самого лучшего, самого благородного, что в этой стране делалось. Восстание против казенного патриотизма и черносотенства, герценовский стыд перед лицом средневекового рабства, русский роман XIX века, освободительный импульс народничества, антиобскурантизм интеллигенции, все лучшее в левом идеализме — все оттуда». Добавим за женщину, взявшуюся рассуждать, что и концлагеря, и расстрельные рвы и удушение крестьянских восстаний отравляющими газами2 – тоже оттуда. Е.Деготь рассуждает о плесени эпохи, как о квитэссенции эпохи – это её право, кто разводит хлеба, а кто плесень на хлебе, у каждого селекционера своя задача.

Мировоззрение ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ПЛЕСЕНИ хорошо описано у Е.Деготь: «В послевоенном СССР, утратившем веру в коммунизм, понятие Запада заняло именно это место — место недостижимого идеала, которому надо соответствовать, даже если нынешним поколениям не удастся при нем пожить. Этот мечтаемый Запад воплощал совершенно коммунистические идеалы: демократизм, свободу, развитие личности, неконсюмеристское довольство (так мы думали) и модернизацию. Советский человек знал, что его обманывают, и идеал коммунизма находится не там, где ему говорят, а за кордоном. Запад был нашей единственной религией и оставался последним аргументом в споре о ценностях».

Сложности понимания высочайшей русской (и в целом византийско-римской) культуры для дегенератов вызывали у них ВПОЛНЕ ОБЪЯСНИМОЕ И ЛОГИЧНОЕ тяготение к культуре низшего пошиба, где много думать не нужно. А искать далеко не приходилось, вот Европа, вот её версия римского наследия, адаптированная для умственно-отсталых. Например, невидимый мир – все эти «ангели и беси». Умный человек понимает, кто невидимое – не значит несуществующее, что есть формы познания, позволяющие нам научно вычислять на кончике пера невидимые глазу реальности. Для человека глупого, который орбиты невидимой планеты по возмущениям орбит других планет вычислять не умеет, ВЕСЬМА СОБЛАЗНИТЕЛЬНА мысль о несуществовании невидимого и необязательности ненавязчивого. Его ПОДКУПАЕТ европейская узость взгляда, исчерпывающегося производительными силами и классовой борьбой. Все, о чем думает европеец, можно пощупать, евангельским языком говоря – «персты вложить», а потому для умственно-отсталого человека европейский подход гораздо понятнее, чем витиеватые византийские методологии мышления.

При этом дегенераты русской среды усваивают, конечно, лучше и вернее дегенеративные европейские идеи. Лучшие из европейских идей – по стилю и содержанию удивительно «русские» — как, например, философия Маритена или литература Бредбери. Русское европейничание черпает не Европу, а худшее в Европе.

Мои читатели знают, что я, хотя и живу в России, не являюсь завзятым русофилом, готовым поступиться интеллектуальной честностью исследователя ради комплимента приютившему меня народу. Именно это и заставляет меня говорить ту нелицеприятную истину, что в определенные периоды истории психически деградировавшие индивиды составляют значительную, весомую часть русского народа. Эта горька проблема поднимается мной не как упрек русскому народу, а как посильная попытка помочь ему разобраться в себе и в общепланетарной реальности.

Страницы: 1 2 3

 Память 22-го Февраля

       Среди многочисленныхъ Воронежскихъ святыхъ есть многія невдомыя міру, какъ бы незамченныя вчно спшившими житъ, суетиться и умирать. Но передъ совстъю Церковной нельзя забывать тхъ истинныхъ благодтелей народныхъ, кто жилъ Христа ради на земл, по-христіански творилъ добро и за гробомъ имлъ отъ Господа силу заступничества, молился за тхъ, кто призывалъ ихъ св. имя. Такова Блаженная еоктиста Михайловна, которой посвящаются сіи нами собранныя малости.

1. Два Митрофана.

Когда святой Шанхайский и Санъ-Франсицкій Іоаннъ (Максимовичъ) жилъ во Франціи, у него былъ присный ученикъ родомъ изъ Воронежа, и когда Святитель постригалъ его въ монахи, то назвалъ его въ честь великаго Воронежскаго Святителя Митрофана. Новопостриженный инокъ беззавтно любилъ Шанхайскаго праведника и защищалъ его отъ тхъ власть имущихъ, кто не могъ понять душенастроеніе блаженныхъ, коимъ Святитель Іоаннъ въ дйствительности былъ. О. Митрофанъ въ Воронеж зналъ юродивую Блаженную еоктисту весьма близко и это позволяло ему непосредственно знать и цнить св. Іоанна «Босоногаго», какъ его называли во Франціи глубоко врующіе французы.

  О. Митрофанъ (Мануиловъ) былъ вдовцомъ. Его покойная жена, Надежда Митрофановна, въ двичеств Бучнева, часто бывала въ Оптиной Пустыни и даже считалась любимой ученицей Старца Нектарія, видно, думая въ юности посвятить жизнь свою монашеству, но гоненія на врующихъ и ликвидація всхъ монастырей на Руси отстранили ее отъ такого намренія. Родной отецъ ея, Протоіерей Митрофанъ Бучневъ, былъ великимъ подвижникомъ благочестія, который не только хорошо зналъ и былъ близкимъ родственникомъ нашего О. Архимандрита Митрофана Парижскаго, но смотрлъ на своего тестя какъ на великаго духовнаго руководителя, духовника и душевдца и благоговлъ предъ нимъ.

Самъ Протоіерей О. Митрофанъ былъ оптинскаго духа. По благословенію Оптинскихъ Старцевъ онъ принялъ на себя подвигъ духовничества и велъ глубоко сосредоточенную литургическую жизнь, т. е. былъ крайне внимательнымъ къ совершенію суточнаго богослуженія, будучи въ міру, имя жену и дтей. Имя уйму хлопотъ по приходскимъ обязанностямъ, онъ былъ на постоянномъ учет партійныхъ агентовъ, которые подобно демонамъ постоянно слдили за нимъ съ цлью вредительства, ставя козни, чтобы помшать ему въ длахъ христіанской добродтели.

О. Митрофанъ своимъ духовнымъ авторитетомъ и праведной жизнью стяжалъ любовь къ себ народа; особенно т любили его, чья душа стремилась къ боле совершенному образу жизни, тмъ боле, что совтская безпросвтная жизнь не удовлетворяла людей съ подлинно русской душой.

Со временемъ вокругъ О. Митрофана образовалась полумонашеская община, которую духовно удочерила мстная Блаженная, Христа ради юродивая еоктиста Михайловна, передъ которой О. Митрофанъ благоговлъ и считалъ себя ея послушникомъ. Блаженная же въ свою очередь очень чтила О. Митрофана и была большой его помощницей въ руководств молодыхъ послушницъ — «черничекъ», какъ ихъ тогда называли. Они стремились къ иному образу жизни, чмъ тотъ тусклый коммунистическій «рай», что на опыт показалъ, что онъ — преддверіе интернаціональнаго ада всего человчества, отступившаго отъ Христа.

Протоіерей О. Митрофанъ былъ родомъ изъ Воронежа, сынъ псаломщика. Образованіе получилъ въ семинаріи и 18-ти лтъ женился на дочери священника, который служилъ при Воронежскомъ училищ для слпыхъ.

Имя болыной музыкальный талантъ, онъ все же предпочелъ священство и былъ рукоположенъ въ іереи. Вскор душа его потянулась къ высшему и онъ сталъ посщать Оптину Пустынь и Старцевъ тамошнихъ Іосифа и Анатолія. Это было въ самомъ начал 20-го вка. Его духовная жизнь, прочно настроенная такими мастерами, скоро начала давать плоды. По его сильной молитв Господь во время бездождія и засухи посылалъ ливень, и когда одинъ разъ слишкомь дождь умножился, то, по молитвамъ О. Митрофана, Господь его и прекратилъ. Былъ и такой случай, когда уже у него была группа монашествующихъ, которые и свидтельствуютъ о слдующемъ:

«О. Митрофанъ обычно начиналъ проскомидію еще во время утрени. Въ тхъ мстахъ зимою свтаетъ поздно, а утреня начиналась рано, еще задолго до зари. Темно въ храм. Только мерцаютъ лампадки передъ иконами. Стоящія на клирос двушки какъ-то замтили, что въ алтар то и дло вспыхиваетъ свтъ. Опасаясь, не загорлось ли что въ алтар, кто-то изъ нихъ заглянулъ внутрь алтаря. О. Митрофанъ стоялъ у жертвенника. Онъ былъ виденъ въ профиль. Рука его, державшая копіе, двигалась отъ просфоры къ дискосу, вынимая частичку, О. Митрофанъ произносилъ имя поминаемаго и при каждомъ движеніи руки изо рта его вылетало пламя, свтъ котораго освщалъ алтарь и былъ виденъ стоящимъ на клирос двушкамъ. Это чудо Божіе!»

Не миновать было, конечно, О. Митрофану репрессій, тмъ боле, что онъ былъ большой противникъ обновленчеству. Исполняя благословленное Оптинскими Старцами послушаніе, О. Митрофанъ стремился продолжать регулярное служеніе молебновъ «надъ имущими духа недуга», т. е. одержимыми, и многимъ изливалось изцленіе. Образовалась община глубоко врующихъ, общая трапеза, за которой читались житія святыхъ и мучениковъ. Ему было предувдомленіе въ связи со Свят. Иннокентіемъ Иркутскимъ, Просвтителемъ Сибири, т. е. дорога въ Сибирь. «Зоветъ меня къ себ онъ», — говорилъ О. Митрофанъ.

О совтской власти говорилъ, что она послана народу и Церкви въ наказаніе: «что заслужили, то и примите съ покорностью». Въ октябр 1929 года онъ былъ арестованъ ГПУ. Былъ судъ и его осудили на 5 лтъ ссылки въ отдаленныя мстности Сибири. И сбылось предчувствіе его — въ Восточную Сибирь! хали долго и такъ утомительно, что О. Митрофанъ не выдержалъ и, заболвъ, продиктовалъ телеграмму: «Протоіерей Митрофанъ Бучневъ скончался сего дня». Такъ оно и случилось сразу посл этихъ словъ. Это было 22-го Марта 1930 года (9-го по ст. ст., на 40 Мучениковъ). Его похоронили на берегу рки Ангары.

Онъ былъ ревностный соратникъ съ Блаженной еоктистой Михайловной, которая глубоко чтила его и пережила его только на 6 лтъ.

Страницы: 1 2 3 4