Что помню я достоверно, так это основной мой порыв к Богу в моей смертельной тоске по Нему. Я выражал ее в моих молениях такой сосредоточенности, что если и приходил Огонь ли, Свет ли, то и тогда мое внимание не отрывалось от Бога, и все стремление было к Нему. И вот, в Великую Субботу (б.м. 1924 г.), Свет посетил меня после причащения, и я ощутил его как прикосновение Божественной вечности к моему духу. Тихий, исполненный мира и любви Свет пребыл со мною три дня. Он разогнал стоявший предо мною мрак не-бытийный. Я - воскрес, и во мне, со мною воскрес весь мир.

Из работы арх.Софрония "О нетварном свете"

Мир не имеет своей онтологической основы, т.е. в нем самом заключенной; ни в существе Бога. По слову митрополита Филарета Московского, “Словом Божиим тварь сохраняется под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества”

 Ту же мысль находим у св. Максима Исповедника: “Мир конечен, потому что не имеет полноты в самом себе, и цель его лежит вне его самого”. Предназначенный для цели, определенной Божественною Мудростью, мир не может пребывать в состоянии неподвижности: он изначала непрестанно движется в направлении этой цели, и самый факт его существования обуславливается его устремленностью к ней. А посему мир может “быть” лишь в Боге, Который есть единственная Реальность. Этим мы не хотим сказать, что мир нереален. Нет. Но его реальность иного, низшего порядка, призванная “врасти” в Бога, соединиться с Ним, приобщиться Божественной Жизни чрез постепенное освобождение от всех элементов небытия, как бы от призраков отпавшего прошлого, пока не станет оно окончательно преодоленным и уже нереальной возможностью.  По выражению св. Иоанна Дамаскина, мир сотворен для пути к обожению. Связующим началом между творением и его Творцом является чистая и совершенная вера, т.е. всецелое доверие к Нему. До грехопадения вера была сама по себе достаточна для того, чтобы человек без ущерба осуществил свое призвание. Такая вера делает его способным во всякое время выходить за пределы своего ограниченного опыта в познании Божественного мира и в послушании зову Творца бестрепетно идти навстречу недоведомому Божественному Мраку. Действие истинной веры таково, что творит человека способным в любой момент превзойти самого себя, вплоть до полного отказа от уже достигнутой им полноты. Пред ним, произволением Бога, открывается зрелище Божественного Мрака Синая, не менее ужасающее, чем бездна небытия, из коей он вызван: но этот Мрак становится Светом, как только человек предаст себя Богу без остатка, с доверием, сотканным из смирения и несокрушимого мужества. Тогда он приобщается по-новому к Божественной Жизни и Свету. Такое действие веры мыслимо и осуществимо только при наличии полной свободы.

митрополит Сурожский Антоний

Являющаяся причиной всего и исполняющая все Божественность Сына, сохраняющая части в согласии с целым, сама ни частью, ни целым не являясь и являясь и целым и частью, все в себе, и часть и целое, содержащая, превосходящая и всему предшествующая, она совершенна среди несовершенного как началосовершительница, но и несовершенна среди совершенного как сверхсовершенная и предсовершенная; вид, творящий виды в том, что не имеет вида, как видоначало; безвидная среди видов, как превосходящая вид; сущность, во все сущности, не касаясь их, проникающая и сверхсущественная, для всякой сущности запредельная; все начала и чины разделяющая и выше всякого начала и чина пребывающая; она мера всего сущего, она вечность, и она выше вечности и до вечности, она восполнение недостаточного и переполнение исполненного; она неизреченна, безмолвна, превышает ум, превышает жизнь, превышает сущность.                                                                                                                   Ей сверхъестественно свойственно сверхъестественное, сверхсущественно - сверхсущественное.

Поскольку же Пребожественный по человеколюбию снизошел до природы и поистине восуществился и стал человеком (да будет милос тиво к нам Воспеваемое, превосходящее ум и слово), обладает, пребы вая в том, сверхъестественным и сверхсущественным, нисколько не по страдав от неизменного и неслиянного причастия к нам в преисполне нии Своего невыразимого опоражнивания, Он был новейшим всего нового; среди того, что для нас естественно, - сверхъестественным; среди принадлежащих существу - сверхсущественным, все наше от нас выше нас имея в изобилии.

Богоначальная сверхсущественность, каково бы ни было сверхбытие сверхблагости, не должна воспеваться никем, кто любит Истину, превышающую всякую истину, ни как слово или сила, ни как ум, или жизнь, или сущность, но - как всякому свойству, движению, жизни, воображе нию, мнению, имени, слову, мысли, размышлению, сущности, состоянию, пребыванию, единству, пределу, беспредельности, всему тому, что суще ствует, превосходительно запредельная. Поскольку же, будучи бытием Благости, самим фактом своего бытия Она является причиной всего сущего, благоначальный Промысл Богоначалия следует воспевать, исхо дя из всего причиненного Им, потому что в Нем - все и Его ради, и Он существует прежде всего, и все в Нем состоялось, и Его бытие есть причина появления и пребывания всего, и Его все желает: умные и разумные - разумно, низшие их - чувственно, а остальные - либо в соответствии с движением живого, либо как вещества, соответствующим образом приспособленные к существованию.Богоначальная сверхсущественность, каково бы ни было сверхбытие сверхблагости, не должна воспеваться никем, кто любит Истину, превышающую всякую истину, ни как слово или сила, ни как ум, или жизнь, или сущность, но - как всякому свойству, движению, жизни, воображе нию, мнению, имени, слову, мысли, размышлению, сущности, состоянию, пребыванию, единству, пределу, беспредельности, всему тому, что суще ствует, превосходительно запредельная. Поскольку же, будучи бытием Благости, самим фактом своего бытия Она является причиной всего сущего, благоначальный Промысл Богоначалия следует воспевать, исходя из всего причиненного Им, потому что в Нем - все и Его ради, и Он существует прежде всего, и все в Нем состоялось, и Его бытие есть причина появления и пребывания всего, и Его все желает: умные и разумные - разумно, низшие их - чувственно, а остальные - либо в соответствии с движением живого, либо как вещества, соответствующим образом приспособленные к существованию.Зная это, богословы и воспевают Его и как Безымянного, и как сообразного всякому имени.

Он безымянен, говорят, потому что Богоначалие сказало в одном символическом богоявлении из разряда таинственных видений, упрекая спросившего: «Каково имя Твое?» - и как бы отводя его от всякого знания Божия имени: «Почему ты спрашиваешь имя Мое? Оно чудес но» (Быт. 32, 29). И не является ли поистине удивительным такое «имя, которое выше всякого имени» (Флп. 2, 9), - неназываемое, пре бывающее превыше всякого имени, именуемого и в этом веке и в будущем (ср. : Еф. 1, 21).

Многоименен же Он потому что при этом Его представляют гово рящим: «Я есмь Сущий» (Исх. 3, 14), «Жизнь» (Ин. 14, 6), «Свет» (Ин. 8, 12), «Бог» (Быт. 28, 13), «Истина» (Им. 14, 6), и в то же время те же самые богомудры воспевают Причину всего, заимствуя имена из всего причиненного Ею, как-то: «Благой» (Мф. 19, 17), «Прекрасный» (Лс. 26, 4), «Мудрый», «Возлюбленный» (Ис. 5, 1), «Бог богов» (Пс. 49, 1), «Господь господ» (Пс. 135, 3), «Святая святых», «Вечный» (Втор. 33, 27), «Сущий» (Исх. 3, 14) и «Причина веков», «Податель Жизни», «Премудрость» (Притч. 9; Откр. 1, 30), «Ум» (1 Кор. 2, 16), «Слово» (Ин. 1, 1), «Сведущий», «Обладающий заранее всеми сокро вищами всякого знания» (ср. : Кол. 2, 3), «Сила», «Властелин», «Царь Царствующих», «Ветхий денми» (Дан. 7, 9), «Нестареющий и Неизмен нный», «Спасение», «Справедливость» (ср. : Иер. 23, 6), «Освящение» (Откр. 1, 30), «Избавление» (Там же), «Превосходящий всех величи ем» и сущий «в дыхании тонком». Говорят также, что Она в умах, в душах, в телах, в небе и на земле, вместе с тем Сама в Себе, в мире, вокруг мира, над миром, над небом, над сущим; Ее называют солнцем, звездой, «огнем», «водой», «духом», росой, облаком, самоцветом, камнем, всем сущим и ничем из сущего.«КОРПУС АРЕОПАГИТИКУМ»

Прежде всего оцените служение, совершаемое Солнцем для этого мира! Оно ежедневно ощущается всеми, каждый видит Его. Солнце - источник всякой жизни, растительной и животной, на этой планете. Без Его лучей она станет безжизненной пустыней. Оно поднимает в небо воды морей и озер, из туч Оно проливает дождь на урожай. Оно -  распространяет Свои лучи равно на всех.

Вообразите терпение, с которым Солнце, ради мира и человечества, выдерживает этот огромный жар. Это Оно сохраняет для тела тепло и удобство. Материальное тело наполнено энергией и разумом благодаря впитываемой им солнечной энергии. Если Солнце будет невнимательным всего мгновение, пламя сожрет мир. Но Оно, напротив, заботится о мире. Оно считает это не служением, а Своей миссией, Своим предназначением.Подумайте о следующем: когда человек здоров, никто не спрашивает о его здоровье. Но если он поражен болезнью или печалью, каждый будет интересоваться их причиной, и засыпать его тревожными вопросами. Отчего эта тревога? Человек по своей природе счастлив и здоров. Его природа - радость; это его сахаджасвабхава. Поэтому, когда он счастлив и здоров, никто не удивляется и не беспокоится. Но горе и печаль чужды ему; они - результат заблуждения, подавившего его природу. Поэтому люди беспокоятся и выясняют, каким образом человек впал в такой обман.

Солнце учит нас, что если быть самим собой, то не будет усталости и самодовольства, отвращения или гордости. Обязанность Солнца не есть что-то, налагаемое извне и принимаемое принудительно. Вот почему она исполняется своевременно и уравновешенно. Солнце также убеждает человечество полностью и плодотворно использовать время, которое Оно создает и раздает людям; жить не просто в удобстве и безопасности, но жить нравственной и возвышенной жизнью, достойной предназначения человека. Теперь вы можете понять, почему Гита была сначала поведана Господом Солнцу. Оно - великий карма йог, великий нишкама карма йог, непривязанный к плодам своей деятельности.

Гита ВАХИНИ

Некоторые современные исследователи выделяют два главных признака среди множества черт, характеризующих мистический опыт, - его необычность и фундаментальность. Необычность относится к процессу, то есть к его психологии и физиологии мистического опыта, а фундаментальность - к его содержанию, то есть к значению и смыслу. В духовном опыте Лютера со всей очевидностью присутствуют оба этих качества. Это дает нам основания говорить о Лютере как о мистике и исследовать мистическую сторону его богословия.

Переживания мистика необычны. Даже если этот опыт делается рутинным для самого мистика, он остается необычным для других людей. Но речь не только о необычности переживания соединения с Богом. Нежелание «чрезмерно возвышать» образ Лютера приводит к тому, что мы нередко избегаем упоминать о нем как о визионере или чудотворце. Мы могли бы преодолеть свою конфессиональную робость и боязнь необычного, и вспомнить о том, что у Лютера бывали видения, или что он, с помощью Божией, исцелял не только души, но и тела людей. Мистический опыт Лютера может помочь в том, чтобы уделить бльшее внимание проявлениям чудесного в нашей жизни.

Можно воспринимать чудесные исцеления и экзорцизм как экстремальные проявления духовного опыта. Но охваченность человека божественным побуждает воспринимать как чудо даже самые обычные явления жизни, поскольку Бог и сейчас творит мир как в первый день творения. Мы можем переживать чудо, погружаясь в саму жизнь, в ее течение. Лютер описывал повседневность, - не только священника или монаха, но крестьянина, ремесленника, торговца, судьи, - как деятельность Бога, скрытого под разными «масками». Мистицизм Лютера не способствует бегству от мира и общественных обязанностей. Он связан с деятельным участием, порождает добрые дела, бескорыстно совершаемые для других людей. Можно сказать, что как догмат формирует верное понимание отношений с Христом, так мистицизм формирует саму жизнь во Христе. Иначе не может и быть: истинный мистицизм - это «органичный жизненный процесс, нечто такое, чем действительно занято все Я, а не то, о чем его интеллект имеет мнение». Мистика Лютера помогает ощутить присутствие Бога не только во время богослужения и молитвы, но во всей повседневной жизни.

Другая черта мистического опыта - его фундаментальность. Она выражается в «предельной заботе» о смысле Самого-Бытия, как назвал это явление Пауль Тиллих. Например, созерцание сцен повседневной жизни в дзен-буддизме или картин природы некоторыми поэтами и художниками мистичны не только потому, что они необычны или необъяснимы, но потому что они имеют отношение к этой предельной глубине существования. Мистицизм Лютера поистине пределен, потому что он исходит из предельной заботы о смысле существования. Это не сентиментальная, «гламурная» набожность, но переживание ужасающей и ликующей встречи с Богом во Христе, ошеломляющий опыт человеческого отчаяния и божественной милости. Оказывается, чтобы сделаться охваченным Богом, человек не должен ползти к Нему по ступеням духовной лестницы. Как ни страшно это звучит, но для соединения с Богом нужно восстать против Бога и, подобно Иову, потребовать ответа на последние вопросы. 

Переживание сокрытости Бога было для Лютера чрезвычайно важным. В осознании этого переживания - вся страсть и глубина его духовного опыта. Скрытый, «обнаженный Бог» (deus nudus), Бог в Самом Себе, и «Бог явленный», облаченный в Свое Слово (deus indutus), для Лютера не два разных Бога, злой и добрый. Это две противоречивые стороны познания Единого Бога. Что означает Его сокрытость? Конечно, Бог сокрыт в самой Своей сущности, сокрыт за пределами всякого откровения. Но для Лютера важнее другой аспект. Реформатор, как истинный мистик, предпочитает скрытую реальность вещей их внешней видимости. Свой опыт во время «нападок» (Anfechtungen) Реформатор характеризовал как сражение с Богом. Именно через эту борьбу Бог отрылся ему как Тот, любовь и милость Которого скрыта в Кресте Христовом. Поэтому для Лютера важно не абстрактное философское учение о непознаваемости Бога, но сокрытость Бога в скрытой форме Его откровения. Бог Лютера - это Бог, скрытый в страдании и сострадающий миру. Разве в тяжелые минуты нас не посещают мысли об отдаленности или даже несуществовании милостивого Бога, заботящегося о людях? Мистицизм Лютера может показать пример духовной отваги и праведного богоборчества.

Следует обратить внимание на еще одну особенность мистики Лютера. Согласно многим нехристианским и христианским духовным традициям, необычен не только духовный опыт мистика, но и сам получатель этого опыта. Кандидат для переживания соединения с Богом - человек, сделавшийся необычным, прошедший соответствующее очищение и приготовление. Его опыт общения с высшим не может быть передан большинству людей, поскольку они не достигают состояния чистоты, необходимого для восприятия этого опыта. В мистике Лютера этот кандидат - самый обычный, неочищенный, недостойный, «настоящий» грешник. Мистика Лютера указывает, что каждый человек, независимо от его духовного «багажа» и степени праведности, может в той же степени переживать соединение с Господом, что и «религиозный гений», быть совершенно таким же причастником Его природы.

"Будь всегда внимателен к себе самому... Входи непрестанно сам в себя,и смотри: какие страсти, по твоему замечанию, изнемогли перед тобою, какие из них пропали и совершенно отступили от тебя, и какие из них начали умолкать вследствие душевного твоего здравия, а не вследствие удаления того, что смущало тебя, и какие научился ты одолевать умом, а не лишением себя того, что служит для них поводом? Обрати также внимание на то, точно ли видишь, что среди загноения язвы твоей начала нарастать живая плоть, т. е. душевный мир. Какие страсти постепенно и какие стремительно понуждаются, и чрез какие промежутки времени?"
 Исаак Сирин.

Самопознание – правильное самовоззрение, достигаемое чтением Слова Божьего, писаний святых отцов, исполнением евангельских заповедей и просвещающим действием благодати Святого Духа. Самопознание христианина опытно раскрывает ему: - богообразность и богоподобие человеческой природы; - вечность души и смертность тела; - поврежденность человеческой природы грехом; - действия на человека падших духов; - необходимость Искупителя и Спасителя для исцеления человека; - многоразличные действия Божественной благодати обновляющей человеческое естество;  - высшую цель и предназначение человека в обожении человеческого естества, в теснейшем соединении человека с Богом.                                                                                                                                                                                       Апостол Павел призывал: "Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя" (1 Тим. 4,16). Это вникание в себя, самопознание вырабатывается постепенно, его нет в людях в готовом виде:

– "Человек не знает самого себя. Чтобы познать себя, нужна большая привычка отвлекаться от чувств, сосредоточивать душу и удерживать ее саму в себе" /христ.: Августин. О порядке. 1992, с.115/; "Как бы ни был обширен круг, в нем есть одна средняя точка, к которой склоняется все, называемая геометрами центром, и хотя части его окружности могут быть делимыми бесконечно, в круге нет другой такой точки, от которой бы все прочие находились на равном расстоянии и которая господствовала бы над всеми... Выйди отсюда в какую-либо часть круга, и потеряешь все, чем множество держится в единстве. Так и душа, вылившись из самой себя, рассеивается в некоторой беспредельности и истощается до полной нищеты, поскольку ее природа принуждает ее во всем искать одного, а множество находить его мешает" /там же, с.116/;

– "мы далеки от самих себя, да и мало желаем, чтобы приблизиться к себе, а все убегаем, чтобы не встретиться самим с собою и промениваем истину на безделушки да и думаем: рад бы заняться духовным делом или молитвою, да некогда, хлопоты и заботы о жизни не дают времени к сему занятию" /христ.: Откровенные рассказы. 1991, с.93/.Кроме того, надо иметь в виду, что понятие самопознания часто используют в самых разных, не совпадающих контекстах. Так, например, происходит в аналитической или глубинной психологии, основанной Карлом Юнгом. Приведем цитату, в которой восхваляется его вклад в дело самопознания: "При рассмотрении вклада Юнга в развитие нашей культуры становится очевидным, как мне кажется, одно его достоинство. Юнг дал явный ответ на самую актуальную психологическую потребность нашей культуры в самопознании, которая существует начиная с Эдипа и далее до Сократа, Гамлета и Фауста. Юнг не только взял максиму "познай себя" в качестве лейтмотива своей жизни, но и дал метод, с помощью которого каждый из нас может дать ответ на основной вопрос самопознания. Именно у Юнга мы можем найти ответ на вопрос, являющийся главным стимулом любой психологии вообще, – как познавать себя..." /доп.: Хиллман. 1997, с.65/. А фактически, все обстоит совсем наоборот, и это является принципиальным моментом: самопознание есть не гносеологическая, а онтологическая проблема. Психологическое самокопание без очищения и без благодатной помощи Божией не является истинным самопознанием, да и самопознанием вообще. Психологических методов анализа недостаточно, чтобы осветить глубины человеческой души, в которых обитают негативные духовные сущности. В результате этого подобное "самопознание" превращается в самообман и потакание своим грехам и слабостям, и, в конечном итоге, в общение с бесами. Что наглядно и показал пример самого Юнга. Отчасти это не является серетом для последователей Юнга. Сам Хиллман пишет несколькими страницами позже: "существует множество ответов на все основные архетипические вопросы в зависимости от бога и мифологической системы, которая определяет наш ответ, бесстрастный и аполлонический, абстрактный и сатурнианский, в форме дионисийской разрядки или божественной любви, героических подвигов или гефестовых артефактов. По-видимому, не существует единственного способа самопознания..." /доп.: Хиллман. 1997, с.70/.

Человек лишен истинного самовоззрения и самопознания. Доколе я пребываю в падении моем, дотоле тайна человек пребывает для меня неразъяснимою: извращенный, пораженный слепотою и ложью разум мой недостаточен для раскрытия ее. Не понимаю души моей, не понимаю тела моего; понятия, которые думаю иметь о них, оказываются, при рассмотрении неповерхностном и нелегкомысленном, очень недостаточными, по большей части ошибочными. Блуждают во мраке самообольщения и заблуждения мудрецы мира, возмечтавшие и произнесшие о человеке учение произвольное и суетное, заменяя истину предположениями; в ту же пропасть самообольщения и заблуждения влекутся слепцы, руководимые слепцами. Тайна — человек — отверзается в степени, доступной и нужной для нас, вочеловечившимся Богом, Господом нашим Иисусом Христом. В Нем же суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна. Епископ Игнатий (Брянчанинов). 

Источник: © Ю. М. Зенько

Ранние христиане уделяли большое внимание переживанию таинственности веры. Однако уже для Псевдо-Дионисия мистическое богословие - описание не психологического переживания, но процесса интеллектуального очищения, приводящего к истинному познанию Бога. С открытием аристотелевской логики и распространением университетов разум стал играть все большую роль, чем сердце. Мистицизм воспринимали как опыт мысли и понимания (cognitio experimentalis). Вера богословов делалась все более рассудочной, а мистика - умозрительной. Этот процесс не мог не вызывать протеста мистиков: Бернар Клервосский, вероятно, был одним из первых, кто укорял богословские факультеты университетов за утрату живого опыта веры. Невзирая на противостояние мистиков, богословие на Западе и Востоке, по сути, превратилось в христианскую религиозную философию. Оно сделалась элитарной дисциплиной, доступной лишь посвященным и потратившим немало усилий и времени на ее изучение. Тогда мистическое богословие явило себя с другой стороны. Мистический богослов исходит из того, что человек любим Богом во Христе. Для Жана Жерсона (многие изречения которого можно обнаружить у Лютера и в лютеранских вероисповедных книгах) «мистическое богословие - это основанное на опыте познание Бога, происходящее посредством объятий соединяющей любви».[33] Другими словами, мистическое богословие обратилось к восприятию «познания» (cognitio) не в интеллектуальном, но в эротическом смысле, как познание друг друга супругами. Жерсон противопоставляет мистическое богословие богословию схоластическому. Схоластическое богословие познают по книгам; оно использует философские методы оценки суждений и требует особых интеллектуальных усилий. Но буквально богословие означает «беседа о Боге», а беседа о Боге не может ограничиться религиозной философией. Схоластика опирается на авторитет Св. Писания, на чужой опыт. Мистическое богословие - это беседа о Боге, основанная на собственном опыте. Супруги не читают друг о друге в книгах, отмечает Жерсон. Их сердечный, интеллектуальный и телесный союз позволяет познавать друг друга непосредственным образом. Их знание - не теоретическое, а практическое. Определенно, Лютеру была ближе точка зрения Жерсона, чем Дионисия. Мистическое богословие Лютера непосредственно связано с главным вопросом - оправданием по вере. Для него переживание оправдания по милости (благодати) Бога - не книжная теория, но знание, полученное из живого опыта (sapientia experimentalis). Поэтому, говоря о мистической стороне богословия Лютера, мы в то же время говорим об опыте спасения.

Почти все, написанное Лютером, написано «по случаю», он не был систематиком. Это признак его мистицизма: мистик не теоретизирует, не строит систему, он только свидетельствует. Богословская мысль Реформатора выросла не столько из книжной науки, сколько из осмысления собственного жизненного опыта. В монастыре Лютер осознал, что путь спасения, как его понимала современная ему церковь, и его личный духовный опыт находятся в противоречии. Ведь чем более этот ревностный монах, следуя традиционному аскетическому пути, приближался к Богу, тем более он отдалялся от Бога! В мистическом озарении Лютеру открылось, что только Бог и только по Своей милости (sola gratia), может вырвать человека из любви к самому себе и перевести в сферу, центр которой - в любви к Богу. Происходит это благодаря тому, что совершил не сам человек, но только Богочеловек Иисус Христос (solus Christus). Познать это непросто: Бог часто скрывает Себя под «масками», под чем-то, Себе прямо противоположным. Видеть мудрость и любовь Бога, сокрытые в страдающем и умирающем Христе, могут лишь «мистические и духовные очи». Мистическое богословие Лютера открывает нам сущность оправдания по вере.

Мистическое богословие не отрицает важность схоластического богословия. Но, таким же образом, схоластика не должна отрицать мистику. Это два аспекта одного и того же богословия: схоластическая - публичная и внешняя, мистическая - личная и внутренняя сторона. Не случайно многие мистики одновременно были и схоластами, но схоластами, не сводящими всё богословие исключительно к схоластике. Можно передать это отношение схоластики и мистики следующим образом. С одной стороны, вера часто понимается как признание истинности определенных догматических положений. Такая вера побуждает обращаться к авторитету Св. Писания или церкви. Это вера, в которую верят (fides quae creditur), то есть артикулы веры, в которые верят и которые принимают. Они могут быть оформлены в Символе веры или других вероисповедных документах. В соответствии с этими артикулами вера может быть определена как «правая» или «еретическая». Это - догматическая вера. Другая сторона веры - вера, которой верят (fides qua creditur), то есть вера как положение человека по отношению к Богу. В соответствии с этим положением вера может определяться как «живая» или «мертвая». Это - мистическая вера. Это не различные веры, но разные измерения одной и той же веры. Переживание веры не может опровергать ее исповедание. Неспроста Св. Дух в нашем Символе веры через формулу «и от Сына исходящего» неразрывно соединен с откровением в Иисусе Христе.

Дмитрий Зенченко

Некоторые современные исследователи выделяют два главных признака среди множества черт, характеризующих мистический опыт, - его необычность и фундаментальность. Необычность относится к процессу, то есть к его психологии и физиологии мистического опыта, а фундаментальность - к его содержанию, то есть к значению и смыслу. В духовном опыте Лютера со всей очевидностью присутствуют оба этих качества. Это дает нам основания говорить о Лютере как о мистике и исследовать мистическую сторону его богословия.

Переживания мистика необычны. Даже если этот опыт делается рутинным для самого мистика, он остается необычным для других людей. Но речь не только о необычности переживания соединения с Богом. Нежелание «чрезмерно возвышать» образ Лютера приводит к тому, что мы нередко избегаем упоминать о нем как о визионере или чудотворце. Мы могли бы преодолеть свою конфессиональную робость и боязнь необычного, и вспомнить о том, что у Лютера бывали видения, или что он, с помощью Божией, исцелял не только души, но и тела людей. Мистический опыт Лютера может помочь в том, чтобы уделить бльшее внимание проявлениям чудесного в нашей жизни.

Можно воспринимать чудесные исцеления и экзорцизм как экстремальные проявления духовного опыта. Но охваченность человека божественным побуждает воспринимать как чудо даже самые обычные явления жизни, поскольку Бог и сейчас творит мир как в первый день творения[27]. Мы можем переживать чудо, погружаясь в саму жизнь, в ее течение. Лютер описывал повседневность, - не только священника или монаха, но крестьянина, ремесленника, торговца, судьи, - как деятельность Бога, скрытого под разными «масками». Мистицизм Лютера не способствует бегству от мира и общественных обязанностей. Он связан с деятельным участием, порождает добрые дела, бескорыстно совершаемые для других людей. Можно сказать, что как догмат формирует верное понимание отношений с Христом, так мистицизм формирует саму жизнь во Христе. Иначе не может и быть: истинный мистицизм - это «органичный жизненный процесс, нечто такое, чем действительно занято все Я, а не то, о чем его интеллект имеет мнение». Мистика Лютера помогает ощутить присутствие Бога не только во время богослужения и молитвы, но во всей повседневной жизни.

Другая черта мистического опыта - его фундаментальность. Она выражается в «предельной заботе» о смысле Самого-Бытия, как назвал это явление Пауль Тиллих. Например, созерцание сцен повседневной жизни в дзен-буддизме или картин природы некоторыми поэтами и художниками мистичны не только потому, что они необычны или необъяснимы, но потому что они имеют отношение к этой предельной глубине существования. Мистицизм Лютера поистине пределен, потому что он исходит из предельной заботы о смысле существования. Это не сентиментальная, «гламурная» набожность, но переживание ужасающей и ликующей встречи с Богом во Христе, ошеломляющий опыт человеческого отчаяния и божественной милости. Оказывается, чтобы сделаться охваченным Богом, человек не должен ползти к Нему по ступеням духовной лестницы. Как ни страшно это звучит, но для соединения с Богом нужно восстать против Бога и, подобно Иову, потребовать ответа на последние вопросы. 

Переживание сокрытости Бога было для Лютера чрезвычайно важным. В осознании этого переживания - вся страсть и глубина его духовного опыта. Скрытый, «обнаженный Бог» (deus nudus), Бог в Самом Себе, и «Бог явленный», облаченный в Свое Слово (deus indutus), для Лютера не два разных Бога, злой и добрый. Это две противоречивые стороны познания Единого Бога. Что означает Его сокрытость? Конечно, Бог сокрыт в самой Своей сущности, сокрыт за пределами всякого откровения. Но для Лютера важнее другой аспект. Реформатор, как истинный мистик, предпочитает скрытую реальность вещей их внешней видимости. Свой опыт во время «нападок» (Anfechtungen) Реформатор характеризовал как сражение с Богом. Именно через эту борьбу Бог отрылся ему как Тот, любовь и милость Которого скрыта в Кресте Христовом. Поэтому для Лютера важно не абстрактное философское учение о непознаваемости Бога, но сокрытость Бога в скрытой форме Его откровения. Бог Лютера - это Бог, скрытый в страдании и сострадающий миру. Разве в тяжелые минуты нас не посещают мысли об отдаленности или даже несуществовании милостивого Бога, заботящегося о людях? Мистицизм Лютера может показать пример духовной отваги и праведного богоборчества.

Следует обратить внимание на еще одну особенность мистики Лютера. Согласно многим нехристианским и христианским духовным традициям, необычен не только духовный опыт мистика, но и сам получатель этого опыта. Кандидат для переживания соединения с Богом - человек, сделавшийся необычным, прошедший соответствующее очищение и приготовление. Его опыт общения с высшим не может быть передан большинству людей, поскольку они не достигают состояния чистоты, необходимого для восприятия этого опыта. В мистике Лютера этот кандидат - самый обычный, неочищенный, недостойный, «настоящий» грешник. Мистика Лютера указывает, что каждый человек, независимо от его духовного «багажа» и степени праведности, может в той же степени переживать соединение с Господом, что и «религиозный гений», быть совершенно таким же причастником Его природы.