Философия прикладного лузеростроения

Главное - смочь и достигнуть, а потом делай, чего хошь. Нет веры лузеру, который заявляет - не желаю стяжательствовать, мол, по убеждению сердца и ума, а сам никогда и не имел ничего. Лукавит! лукавит непременно! Скрыть пытаясь изначальную, конституционную никчемность свою. Гоните прочь такого идеолога-бессеребряника и не давайте взаймы ни десятки до получки, ни пяти минут внимания своего.
То ли дело, положим, Допплер. Лично я, тьфу-тьфу, его профессиональные таланты на себе не испытывал, но он могуч! Он широк (в творческом смысле)! Он может! И если уж такой человек прибегает к дауншифтингу, то исключительно по причинам морального убеждения. К чему такая преамбула, спросите вы? А вот к чему: мой переход к дауншифтингу, некоторое время тому назад, случился не без влияния его мощного авторитета.
И заметьте, мне тоже было от чего отказываться.
- Надоело! - вскричал я в один прекрасный день, - надоело это бесконечное набивание мошны, эта безнадежная гонка за хлебными местами и клубными членствами, надоели малиновые пиджаки и длинноногие самки со скудным духовным миром!
И в ту же ночь, подарив зажигалку "Зиппо" соседу Мишке, продав велосипед уж не знаю кому, поссорившись в сопли с участковым Ванлексеичем и собрав дань со всей районной шпаны от имени пока малоизвестной, но реально суровой коморры "Союз меча и орала", в ту же, повторяю, ночь я перешел границу у реки.
Река называлась "Бычья переправа" (в точку, а?), текла в обе стороны на разной глубине, и к тому же отделяла тщеславную Европу от простодушной Азии.
"То, что надо", - подумал я. Тут не придется никому доказывать, что опрощение мое, равно материальное и умственное, произошло по мотивам высоким, а не по жалкой неспособности к труду, или к насилию, или, Господи прости, к политике.
И поначалу было хорошо.





И в высокую теорию Жизненной Простоты я внес посильную лепту, применив новое понятие "эротического дауншифтинга", предусматривающего отказ от излишней роскоши интимного общения с особями своего собственного вида...


Ну красотка же!

Только погода сбивала с толку. Странная она здесь какая-то. Не похожая ни на что. Не южная, не северная, а совершенно сама по себе. Зачастую жаркая до обморока, а временами зябкая, как поздней осенью в далекой гиперборейской Ялте...


Это, б-р-р-р, конец апреля на широте Туниса!



А всё равно красиво.

Однако погода ли тому виной, близнецовая ли душевная раздвоенность, или, может, меланхолический вид с террасы моего скромного жилища -


но только подкралась исподволь ностальгия по несбывшемуся, пошатнулась вера в сермяжный быт и простую, но полезную пищу. Не милы сердцу стали каракатицы в собственной сепии, устрицы на льду, барашки, томленые в земляной печи и каперсы с артишоками. Покой развеялся, как и не бывало, ракия не грела сердца, и мысли, столь неторопливые и благостные еще день назад, приобрели лихорадочную неустойчивость и поспешность...


И вот настал день, когда я с ужасом осознал неизбежное. На смену умеренному и почтенному дауншифтингу пришло его зловещее и радикальное порождение - эскапизм!
Бегство от реального мира! Отрицание этой неудачной вселенной! Жизнь в выдуманном, сказочном пространстве со своими законами и правилами! О, как низко я пал (секам). Этот каламбур могут оценить только старики.
Что ж. Буду зваться, ну например, Карай Сараван... погонщик слонопотамов... жить в домике под скалой...


А еще лучше - смотрителем маяка, вот этого


что возносится над руинами забытого города великой Империи...


...и чтобы большеглазые доверчивые туристки восклицали, дрожа:
- Ах, почтенный Карай Сараван! У вас такой большой маяк! Можно ли мне залезть на него?!
А я бы, такой весь, отвечал:
- Ну конечно, о сладчайший из ульев моей пасеки! Пойдем на гору, я покажу тебе и башню, увитую плющом, и хрустальное навершие её, где пылает неугасимый огонь и кипит, готовое вырваться на свободу, чистейшее масло, питающее это пламя...
Гм. Ах да. Эскапизм. Пожалуй, с ним можно и повременить.