Есть ли шанс у войны?
Июл 31 • Блоги •
Я
долго думала, прежде чем написать этот текст. Знаете, война, она
обязывает. Обязывает думать, анализировать, а иногда и брать на себя
ответственность за судьбы героев. Писать о войне – это идти по минному
полю. Осторожно. Шаг за шагом. Всматриваясь в травинки, кусты, тени.
Почему ты так осторожен? Просто ты идешь не один. С тобой твои читатели,
герои, твои враги, твои друзья и их война. Она смешивается с лично
твоей войной, носится эхом по полю, сливается с тенями от деревьев и
душ.
Шаг за шагом ты понимаешь, что несешь огромный груз ответственности за эту войну.
Жаль, что понятие «ответственная журналистика» осознано не всеми людьми пишущей профессии.
Поэтому долго советовалась, думала, спрашивала у героев. И решила
написать. Но, не о людях, нет. О войне. Чтобы показать ей, насколько
мизерные у нее шансы.
Я думаю, с первых дней войны на Донбассе, многие обратили внимание на
то, что в соцсетях, СМИ, сообщениях Генштаба АТО, разведки появляется
точная информация о присутствии оккупантов на нашей земле.
Вот это – «по данным разведки», «по данным штаба АТО»…
Например, из свежайшего:
- 24 июля 2016 года зафиксировано перемещение из России в город
Свердловск Луганской области четырех грузовых автомобилей с личным
составом (110 военнослужащих) и тремя пушками на прицепе.
- 22 июля 2016 года через станцию КПП «Красная могила» проследовал
железнодорожный состав из 36 вагонов. 18 из них, это цистерны с
горюче-смазочными материалами, платформы, с зачехленной техникой, 2
офицерских вагона типа «купе», вагон-ресторан и 5 теплушек с живой
силой. Состав обнаружен на станции «Коммунарск» г. Алчевск. К составу
присоединены 8 цистерн с бензолом.
- 26 июля 2016 года со стороны РФ через КПП «Красная Могила» (г.
Свердловск) проследовал железнодорожный состав, перевозящий 10 цистерн с
горюче-смазочными материалами, 6 платформ с установками «Град», 4
вагона типа «теплушка» с боеприпасами и 16 платформ с гаубицами, танками
Т-64, и БТРами.
И такая информация публикуется СМИ с подачи разведки и Генштаба регулярно. С первых дней войны.
Кто-то задумывался, как она поступает, от кого, откуда?
Ну, те, кто видит войну исключительно со сценариев и режиссуры
патриотических фильмов про Великую Отечественную (не мировую) войну,
представляет себе такого красавца Штирлица (Брюса, Микки, Сталлоне,
Шварца, ну, в общем, героя на любой вкус), который передает по рации
данные, лежа на железнодорожной отсыпке под КПП «Красная могила».
Ну, или, в крайнем случае, партизан, в бушлатах и папахах с
желто-голубой лентой, которые сидя в землянке, настукивают по рации:
«Зорька, зорька, я террикон, прием».
Редко кто из читателей может себе представить настоящих
«информаторов-корректировщиков», как ненавистно называют этих
неизвестных в «Л/Д-НР». Да, и сами оккупанты и коллаборанты, только
ко второму году войны осознали, как в Украину молниеносно попадают все
сведения о дислокации, передвижении, количественном составе тех, кого
«на Донбассе нет». И это осознание сдетонировало паникой, и
предчувствием неизбежного проигрыша. Возможно, именно это осознание
стало причиной массового дезертирства, как со стороны «ихтамнетов», так и
со стороны «ополчения Донбасса».
Программой СБУ «Вернись домой» воспользовалось уже 15 моих земляков.
Сейчас они активно сотрудничают с оперативниками, рассказывая всё, как
было, кто виноват, и что делать. Часто в рассказах звучит: «Они нас
ненавидели. Соседи. Дети. Идешь с блокпоста. Подходишь к молодежи, типа,
ну, кто хочет автомат подержать, вы же наша смена? А они, не стесняясь,
нах посылают, открыто, говорят, мы придурков не заменяем. Вот как? И
вот прошел войну, а чувствую себя придурком. За что воевал? За Русь
великую? Видел. Был в России. Пьют они там. Колются. Я хотел, чтобы
сын в России учился, забрал в Свердловск. За диплом плати и можешь не
ходить в институт, — это, что? Да, мы уже все поняли, не наша это
война. Мы, как зомби там были»…
Данные о передвижении техники и живой силы передают люди, обычные
люди, которые иногда даже не считают себя патриотами Украины. Для них
«патриот», это человек в шароварах и вышиванке, с веночком на голове,
постоянно поющий гимн Украины. Они не такие. Они просто любят свой край,
дом, Донбасс, просто не хотят войны, просто их обманули, сказав, что
русских на Донбассе нет, а они их видят, и готовы доказать всем, что они
не слепые или потому, что это их дом, и, как выяснилось, в России их
никто не ждет, и…
У каждого из них своя история. И не всегда это жест патриотизма в том понятии, которое бытует среди обывателя.
Раздражение. Да, именно раздражение от пропаганды, кричащей «русских
на Донбассе нет», сыграло большую шутку с русскими пропагандистами.
Люди восстали «за правду». И сообщали данные о передвижении
исключительно русских войск, только, чтобы доказать обратное.
Обида на русских. Обещали, но не сделали, не выполнили. Раз так,
получите обратку. Пусть такую, в виде слива информации, но личную месть
за личное.
Личная потеря в этой войне благосостояния, работы, свободы,
близких. Была работа, поездки на море, сад, ставок, зарплата, мечты и
вдруг этого нет. И ты никто перед человеком с автоматом. И ты
осознаешь, что это замурзанное бухло, которое-то и на человека не тянет,
вряд ли создаст для тебя «республику». Вряд ли он будет думать за
твою жизнь. Он и свое-то не распоряжается.
Патриотизм. Ну, не такой, как хотелось бы читателю, нет. Бытовой
патриотизм. Это новое явление на войне, появившееся в оккупации. Это
когда ты против того, чтобы кто-то разрушил твой дом. Ты видишь, как
идет техника, но слышишь, что ее нет. И ты осознаешь, кто он,
разрушитель. Ты осознаешь, что государство, каким бы оно не было,
важная часть твоей жизни, и тот, кто разрушит это государство, разрушит
твою жизнь.
Вековой патриотизм. Да, и это новое, то, что мы увидели в зоне беды.
Пока одни люди пожилого возраста махали иконками, ожидая колбасы по
2-20, другие, вглядываясь через очки в стертые кнопки мобильного,
набирали номер, которому можно было доверить.
«Леночка, дочка, опять едуть (у нас на Луганщине говорят мягкое окончание, как бы украинизируя русские слова, это не ошибка, а попытка передать говор) извирги. Якась дура с дулою. Три штуки. Опять в городах будуть лазыть, тварюки. Пиду кур прятать».
Пока одна молодежь, впитав родительское «хунта» отдалась войне,
украшая себя колорадками и триколорами, другая, ночью, писала на
заборах оккупированных городов: «Русские, го хоум», «Луганск — это
Украина».
Да, вы поняли, о чем я говорю. О подвиге тех, кого мы никогда не
узнаем, о ком никогда не напишем. Иногда мы просто не знаем их фамилий.
Жители оккупированных территорий, разделенные войной на два
противостоящих лагеря, иногда и разделенные личной войной внутри
собственных страхов и заблуждений, являются информаторами,
отслеживающими вражескую технику.
У каждого из них своя война. Свое осознание Родины. Свое осознание войны.
Кто-то из тех, кого я знаю лично, пришел к осознанию своих
гражданских действия после потрясения. Личного, банального, бытового.
Чтобы рассказать все истории войны, нужны романы. Так много лиц,
судеб, подвигов, разочарований, потерь. Я расскажу только две. Маленькие
истории маленьких людей войны.
Муж-ополченец. Вернее, бывший муж. Уже почти десять лет. Война снова
свела их вместе. Иногда он приносит ей «тормозок», русскую гуманитарку,
которую получает на «службе», чтобы они с дочерью не умерли с голода.
Его дочерью.
Он часами радостно убеждает её, что «придет Россия и все будет
хорошо». И почти что убедивший, вдруг на вопрос, когда он заплатит долг
по алиментам, выдает: «Так это укропский суд, у нас в «новороссии» все
суды за нас будут, а уйдем в Россию, там вообще укропские законы не
действую. Алиментов не жди». Она не ждет. Она улыбается ему. Наливает
чай. Он на дежурстве. Он ждет состав с «ихтамнетами». Он рассказывает ей
о победах. Она уточняет, куда пойдет состав…
Второй героине 89-лет. У нее артрит. Аметистовые бусы, которые она
почти не снимает. Вылинявшая от времени и солнца коричневая кофточка
и такие же коричневые, покалеченные артритом руки. Она проживает
вторую войну. Еще был голод. Коммунисты, расстрелявшие священника на
глазах всего села. Колоски в поле. Рабский труд за трудодни. Похоронила
трех из пяти детей. На Донбасс сбежала из села. Работала на стройке.
Дом, выстроенный своими руками. Руки, вывернутые тяжелым трудом и
поеденные бетоном, теперь не слушают ее. При словах «Сталина на вас
нет» и «воскресим СССР», вздрагивает. Но молчит. Дети уехали в Россию.
Еще давно, в 90-е. Навещали ее, да. Раза три. Ну, и ладно, они счастливы
и это греет душу.
У нее был Чижик. Кот. Они давно вместе. Ей кажется, что всю жизнь.
Даже в магазин они ходили вместе, медленно и чинно. Когда она
отставала, он ждал ее. И с маленькой пенсии, ему колбаски и молочка. В
нем была ее жизнь. Он умел слушать и разгонял тишину. Это так плохо,
когда в доме тихо. Его расстреляли из проезжающего БТРа веселые русские
люди. Она не знает зачем. Она бы спросила, но они уехали. Они просто
ехали, и, увидев его на заборе, выстрели. В Чижика. А лучше бы в нее,
она устала жить бедой. Теперь она одна. Она и ее война. А еще у неё
остался номер соседки-учительницы, выехавшей в Украину . Это теперь ее
единственный друг, которому она может рассказать о «гостях».
У этой войны нет шанса. Она идет не между государствами, нет. Это
вторично. Война идет между Людьми и нелюдями. И, знаете, Людей в этом
мире больше.
Олена Степова для Informator.media