Надибав цю замітку.....



Отже, закрили MegaUpload.

Паралельно
Америці і по всьому світу йде запекла боротьба противників і
прихильників законопроектів PIPA (Protect Intellectual Property Act) і
SOPA (Stop Online Piracy Act). Проти - найбільші інтернет-імперії. За - американські спецслужби, ряд політиків, власники інтелектуальної власності.

Хто переможе?

У перспективі, переконаний, сопа з піпою. Суспільство стає все більш проглядаємим й прослуховуємим, подобається нам це чи ні. Зараз мета заявлена блага: смерть флібустьєрам. Потім можна буде придумати ще більш благу -  боротьбу з сумнівними фінансовими операціями. А
вже якщо дійде до антитерору, так взагалі всі погодяться навіть з
чимось настільки радикальним, що ...
Структурування суспільства під приводом боротьби з правопорушеннями - неминуча річ. Було в оффлайні, зараз приходить сюди, до нас, таких вільних і розкутих.

І інтернет - насправді! - дає набагато більше можливостей для тотального стеження і викриття, ніж мутний і непередбачуваний реал. Все-таки тут знайти можна практично кого завгодно, та й довести що завгодно дуже легко. Комп'ютерні мережі запросто можуть перетворитися в самий тоталітарний простір в історії. Тим більше що й мислезлочини в ньому практично завжди викриваємі. Спецслужби, до речі, дарма піпу з сопою так вже захищають - вони можуть виявитися не потрібні. Програми будуть стежити, програми доводити, програми складати звинувачення. А там і вирок виносити, і приводити його у виконання. Наприклад, відключати людину від системи розрахунків, а готівки в нього вже не залишиться. Помре, нещасний, голодною смертю. Привіт вам, члени самої вільної спільноти! Не сумуйте, готуйтеся! ))

В.Ч.

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) Можно ли человека любить и ему не доверять? Можно. Истинная любовь к человеку совсем не означает обоготворения всех его качеств, и преклонения пред всеми его действиями. Истинная любовь может замечать и недостатки человека, столь же остро, как и злоба. Даже еще острее. Но любовь, не как злоба, а по своему, по любовному относится к недостаткам человека. Любовь бережет и спасает человеческую душу для вечности; злоба же топит, убивает. Любовь любить самого человека; не его грехи, не его безумие, не его слепоту… И более остро, чем злоба, видит все несовершенство этого мира.

Подвиг прозорливости духовной: — видеть все грехи людей и судить все зло и, при этом, не осудить никого… Только свыше озаренный человек способен на такую любовь.

Да, можно любить, и — не доверять. Но, не есть ли доверие признак  души открытой, и не есть ли открытость свойство любви? Нет, любовь — шире открытости. И без открытости души, в этом мире, может быть любовь…

Старец Амвросий Оптинский или Преподобный Серафим любили людей пламенной любовью, и, в Духе, служили им. Однако, не всем открывались, и открывались мало; хранили душу свою от людских взоров, проникая своим взором в души людские. Духовник на исповеди совсем не открывает своей  души исповедующемуся. Но душа истинного духовника открыта — не  обнаружением, но любовью; и через любовь обнаруживается в мире.

Старец не всегда и не всем открывает все, что знает от Бога. Но, сообразуясь с состоянием каждого, к каждому подходит соответственно.

Мать, которая не все, что приходит ей на мысль, говорит своему ребенку, не по нелюбви скрывает, но по любви не доверяет, а являет именно ребенку свою любовь, скрывая от него все ему неполезное, до чего не дорос он еще, чего не может принять в свое незрелое тело, и в свою незрелую душу.

Неискренность, не непосредственность, не простота, как и «недоверчивость», — могут быть благими… Врач не все открывает больному, начальник — подчиненному, учитель — ученику.

Состояние и возраст, вместимость и приготовленность определяют предмет и истину, являемую в мире.

Кораблю подобна человеческая душа. Корабль имеет подводную часть, и душа должна иметь свое невидимое для мира сознание. Не «подсознание», но укрываемое, — ради блага истины — сознание. Злое утаивать надо, чтобы  никого не замарать. Доброе утаивать надо, чтобы не расплескать. Утаивать надо ради пользы всех. Скрывание душой своего зла иногда бывает  необходимостью духовной; скрывание своего добра почти всегда бывает мудростью и праведностью.

Не всякая «не прямота» есть неправда; и не всякое «недоверие», есть измена последнему доверию.

Последнее доверие можно иметь лишь к Богу Триединому, и ко всем Его законам и словам. Недоверие же к себе есть всегда мудрость, и всякое подлинное, положительное недоверие, по любви, к другим есть продолжающееся святое недоверие к самому себе… Ибо не волен бывает, подчас, в своих делах и словах человек, мятется во зле, и сам  не отдает себе в этом отчета.

«Не во всем доверять себе»… — это имеет глубокий и спасительный  смысл. Свой опыт, свой ум, свое сердце, своя мысль, свое настроение… все это шатко, бедно и неопределенно; здесь нет абсолютного предмета для доверия… А от недоверия ко всему шаткому проистекает всесовершенное и  безграничное доверие к Богу Триединому.

Ближним, столь же нельзя доверять (и столь же можно!), как себе; а себе — лишь по мере своей согласованности с Откровением Божьим, с волей Христовой, открытой в мире, и открывающейся в душе.

Лишь духовным отцам и руководителям — истинным и испытанным — во Христе, можно всецело доверять себя, более, чем себе, и предавать свой слух и свою душу во имя Бога.

Ближний же мой, друг мой, есть лишь частица меня самого (ибо он частица всего человечества, коего я — частица). Следствия первородного греха, страсти, — присущи и ему, и мне. Конечно, в разной мере и в различных оттенках, но как он, так и я — мы имеем основание — не доверять своей, пока еще двойственной природе и не преображенной воле.

Мы действуем, почти всегда, «по страсти», с примесью греховного, а не «бесстрастно»; не свободно — во Христе.

Я, действительно, изменчив, непостоянен; колеблюсь различными «приражениями» лукавого и чистота глубины души моей, то и дело замутняется поднимающимся со дна ее илом. Ближний мой так же изменчив как я, и столь же способен на доброе, как и на злое.

Я нуждаюсь в постоянной проверке себя, и ближний мой — так же. Я должен без устали проверять свои действия в мире: «по Богу ли» они? Проверки требует не только злое, но и «доброе» мое, ибо злое часто бывает очевидно, тогда как доброе лишь кажется «добрым», а на самом деле бывает злым. Впрочем и злое нуждается в проверке; и злому нельзя «доверять»,  по первому признаку «злого». Людям потемненным (каковы мы) и хорошее представляется плохим, если оно сопряжено с болью, тягостью и  оскорблением нашего самолюбия.

Не о злой подозрительности здесь речь, а о благом творческом недоверии к себе, и ко всему, что окружает нас в мире.

Грех нам представляется, почти всегда, чем-то «сладким»; — не нужно  доверять этой сладости, ибо она есть горчайшая горечь и страдание. Страдание же (напр., в борьбе за чистоту тела и души) представляется  невыносимым и отвратительным; не нужно доверять и этому выводу; за  благим страданием следует мир, который превыше всякой радости.

Люди много, и, часто, подолгу говорят, и как будто идеи их должны  служить благу; но, сколько неверного, соблазнительного и — пустого  льется из их уст. Не нужно доверять всем словам людей… Люди часто сами страдают за те слова, которые они сами сказали, и раскаиваются в них.

Да, не все, что исходит от человека (даже при самых благородных его  намерениях!) есть благо. Многое бывает ненужно, напрасно, греховно, и  таковым является не только для того, кто это ненужное — изводит, но и для того, кто его неосторожно принимает. Углубляя свою любовь к людям, никогда не надо забывать, что все люди  больны, и необходимо жить среди них в постоянном трезвении, не только в  отношении себя, но и в отношении всех окружающих… Лишь при первом, бывает плодоносно последнее.

Не к самому человеку надо, конечно, иметь недоверие, но к данному его состоянию. Степень доверия следует всегда менять, соразмерно состоянию  просветленности человека в Боге. Если человек, которого мы любим, и кому всегда до сих пор доверяли, вдруг, явится пред нами нетрезвые и начнет нам давать какие-нибудь советы… исчезнет ли наша любовь к этому  человеку? Если мы глубоко его любим, любовь наша не исчезнет, и даже не  ослабится. Но доверие исчезнет, не только к словам, но и к чувствам  этого человека, пока он в таком состоянии.

Опьянение вином реже бывает у людей, чем опьянение какой либо иной  страстью: гневом, злопамятством, похотью, деньголюбием, славолюбием… Страсти как вино действуют на разум и на волю человека и извращают всю  его душу. Опьяненный какой-либо страстью не владеет собой, перестает  быть самим собой, делается «игралищем бесов»; даже тот, который в свободное от страсти время бывает исполнен подлинной глубины и чистоты  Христовой, посколь она возможна в пределах нашей земной, личной и  наследственной греховности.

Более светлому состоянию человека принадлежит и более совершенное доверие… Например: я хочу произнести Слово, или — принять Св. Тайны, но чувствую, что душа моя полна смятения и страсти… Я должен в этом случае поступить по Евангелию, т.е. оставив свой дар у жертвенника, пойти  помириться с душою, «с моим братом»; иначе сказать — умиротвориться,  войти в небесную жизнь. Вот образец праведного и благого недоверия себе,во имя Христовой любви к самому себе. Эгоистическая любовь моя, напротив, желала бы презреть, не заметить моих недостатков и сочла бы душу мою «достойной», неправедно доверила бы ей, и позволила бы ее греховному состоянию излиться на мир, или безпокаянно приблизиться к  Богу, к Его горящей купине Дозволила бы, — не по заповедям Божьим  (которые суть: «изуй сапоги твои», т. е. греховное состояние души) а по  своеволию… И опалился бы я непреложными законами Божьей чистоты.

Несомненно, что я должен беспристрастно относиться к себе и к другим. Но не будет ли это значить, что я «творю суд», над кем-нибудь, вопреки  Слову: «не судите, да не судимы будете»? Нисколько. Рассуждение есть признак выхода человеческой души из дурного ее младенчества. Рассуждение это — «мудрость», про которую сказано: «будьте мудры, как  змии». Рассуждение есть венец любви, и Св. учители Церкви даже — о тайна! — считают его выше «любви», выше, конечно, «человеческой», неразумной, часто даже погибельной — любви. Рассуждение есть небесная  мудрость в жизни, духовный разум любви, который не отнимает, ее силу, но дает ей соль.

«Не мечите бисера вашего… » — это не отсутствие любви (Слово Божие  учит лишь одной любви!), но мудрость любви, знание высших законов неба,  изливающегося на весь греховный мир, но не смешивающегося ни с чем греховным.

«Не мечите бисера вашего… » — есть заповедь о недоверии в любви, заповедь, ведущая к любви, оберегающая любовь.

«Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя»… Я постоянно хочу  осуществить в себе, и во всем, эту любовь; — упразднить «царство свое», и открыть — Божие. Не доверять, не принимать ничего «своего», «человеческого», греховного, и полугреховного… Открыть свой слух и свое  сердце (всю его глубину!) лишь Божьему, чистому, светлому… «Да приидет  Царствие Твое»! Я — до смерти — не хочу успокоиться в алкании его — во  всем. Я молюсь, и не холодно слетает слово это с уст моих, оно  исторгается из всего существа моего, и заставляет меня томиться, как в  пустыне.

Сладок Суд Божий, совершающийся в моем сердце, над моим сердцем… Сладостно мне Пришествие Христово. Я встречаю Господа везде. Не везде  является мне Господь, но я встречаю Его, в каждом слове, и каждом  дыхании… В разговорах, намерениях и действиях человеческих.

Я хочу лишь Его. И ненависть хочу иметь ко всякой и не Его правде. Я все хочу лишь в Нем, без Него мне ничего не надо, все мне бесконечно  тяжело и мучительно. Он свет сердца моего. Я бы не сделал ничего  доброго, если бы знал, что это доброе Ему не угодно. Я знаю всегда — и ночью и днем — что Он близ меня; но не всегда я слышу Его горячее дыхание, ибо не всегда я сам устремлен к Нему и хочу Его более всего  другого. В этом своем переживании я чувствую такую немощь, такую  слабость и нищету, что ни в чем земном не могу успокоиться, ничто не может поддержать меня. Лишь Он, сказавший: «Мир Мой даю вам»…

Как пережить измену?

Я дивлюся на життя навколо і читаю Біблію. Краще було б нікуди не дивитися і читати Біблію. Яка різниця? Дивись, не дивись, все одно нічого нового не побачиш. «Буває таке, що про нього говорять:« Дивись, це нове », але це було вже у віках, що були перед нами» (Еккл. 1, 10)

Хоча іноді прочитане і побачене збігаються, зливаються, і в голові починає гудіти набатний дзвін. Тоді хочеться перехреститися і сказати «Господи, помилуй».
Приміром, Пилат. Він римлянин. Він наївся і мудрості, і влади, але все одно залишився голодним. З'їдене родило в ньому не ситість, але печію. Звідси і його питання «Що є істина?" Пилат скептик і практик. Він боїться імператора, зневажає іудеїв і не хоче зайвої крові. Не бачачи у Христі щось, гідне смерті, він вирішує догодити всім сторонам
конфлікту і каже: «покараю Його й відпущу» (Лук. 23, 22) Пилат думає, що цим биттям Ісуса він вгамує юдейську злість, але замість цього додає  Господу ран. Господь іде на Розп'яття вже понівеченим, спотвореним. Це плоди пилатового «милосердя». Хотів врятувати, але замість цього додав мук і не врятував.

Вся римська цивілізація така. Всі законники такі. Вони хочуть вас врятувати, але замість цього мучать фізично і морально. Хочуть зробити вас здоровими, насильно роблять щеплення, але замість здоров'я випадково вбивають вас або роблять калікою. Хочуть покрити хаос життя бронею законів, але попутно перетворюють повсякденність в паперово-бюрократичне пекло, і ти життю не радий,  збираючи незліченні довідки про те, що тобі потрібно довідку.

Якщо цивілізація законників побажає всіх обдарувати щастям, то людей, які не бажають отримати пайку щастя згідно затвердженої черги, чекатиме кийок і водомет, табірна баланда та колючий дріт. Пилатова цивілізація, одним словом.

Або ось ще. Слова Христа про молоде вино і старі міхи ніколи особливих труднощів у мене не викликали. Звичайно, тільки на рівні розуміння, а не втілення. Здавалося все зрозумілим. Вино - благодать, міхи - людське єство. Якщо міхи неміцні, то вони вина не втримають, бродіння порве старе вмістилище. Так і благодать вселяється в оновлену, попрацювавшу над своїм виправленням людину. Інакше вона загине від надлишку Божественної сили в собі.
Слова про вино і міхи Христос виголосив у зв'язку з питанням фарисеїв, чому Його учні не постять. (Див. Мт. 9, 14-17) Але там же говориться і про латку, а ці слова я вже ніяк не міг зрозуміти. «До одежі ж старої ніхто не вставляє латки з сукна сирового, бо збіжиться воно, і дірка стане ще гірша.».

Старий одяг - це все та ж стара, смертна, немічна природа. «Латка» - це благочестиві заняття і вправи, покладемо - пост. Незрозуміло тільки одне - навіщо віддирати латку від одягу? Яка логіка в цьому віддиранні? Те, що при віддиранні нової латки від старого одягу ми ризикуємо зовсім знищити одяг, очевидно. Але ж латки не пришиваються з метою їх потім віддерти.

Згадати ці слова довелося несподівано. По телевізору жували жуйку звичну про транші МВФ. І тут я подумав, що транші - це гроші, які потрібно потім віддавати. Тобто це латка з міцної тканини, яку на час пришивають до дірявої вітчизняній економіці. А потім латку доведеться повернути. В Євангелії написано, що «дірка стане ще гірше».

Звичайно, не про фінансові проблеми країни-тінейджера написано у вічній Книзі. Але логіка подій збіглася з логікою Євангелія до непомітності. Головна думка може бути виражена доброї дюжиною метафор. І «не наливають воду чисту в стакан брудний». І «наповнення дірявого судини по марності схоже на пекельне покарання». І «скільки жадібному не дай, йому все мало». І навіть «скільки вовка не годуй, він все одно в ліс дивиться».

Головні проблеми в нас у всіх всередині. І в окремих особистостей, і у країн і народів. Доки внутрішні проблеми не вирішені або навіть не стоїть питання про їх рішення, зовнішні благодіяння ніяк не допоможуть. Внутрішні вади перекреслять все те хороше, що у вигляді латки до нас пришивають і приклеюють зовні.

Я дивлюся навколо і читаю Біблію. Крім телевізора дивлюся у вікно. Крім читання згадую побачене і почуте.

Пам'ятаю, якось після Хрещення в одній сільській хаті сиділи за столом і говорили «за життя». Як водиться, скаржилися. Грошей не вистачає, звичаї зіпсувалися, майбутнє покрито мороком.

Яким то чином розмова торкнулася перебування євреїв у Єгипті. Там вони будували єгиптянам міста для запасів. Коли Мойсей, отримавши від Бога веління вивести Ізраїлю з рабства, звернувся до фараона з проханням про дозвіл принести Богу в пустелі жертву,  фараон відповів дуже оригінально. Він велів слугам: «Не давайте більше народові соломи, щоб робити цеглу ...  нехай вони самі ходять і збирають собі соломи, а цегли накладіть на них
призначене число ... і не зменшуйте. Вони нероби, тому кричать : " Ходім, принесемо жертву Богу нашому". Дати їм більше роботи, щоб вони працювали і не займалися пустими промовами »(Вих. 5, 6-9).

Згадавши цю тему і ці слова, тоді ж за столом вирішили, що краще не скаржитися. Всі фараони схожі один на одного, всі мислять схожими категоріями. Не приведи Боже, спаде на думку чергового фараона, що нам і так занадто  добре живеться, і він нам придумає що-небудь, щоб життя медом не  здавалася. Думка була визнана глибокої, і її проголошення привітали тут же гучним дзвоном келихів і чарок.

Краще дійсно трохи менше скаржитися. Як би не здавалося життя важким, його завжди можна ще погіршити. Краще повторювати слідом за Златоустом: «Слава Богу за все!»

І життя сучасна розвивається в повній відповідності з логікою фараона: Вони нероби. Дати їм більше роботи, щоб вони працювали і не займалися пустими промовами. Вічно бігаючий, вічно втомлений, не стільки фізично, скільки душевно  стомлений чоловік, напханий проблемами і думками про проблеми, він і  справді схожий на фараонова раба. Його свідомістю маніпулюють, його спині не дають розігнутися, йому ніколи принести Богу жертву.

***

Я розгортаю свіжий номер газети і просто впевнений, що знайду на її сторінках хоч щось, за змістом пов'язане зі змістом Біблії.

Протоієрей Андрій Ткачов

Служба у Різдвяну ніч починалася о четвертій ранку. Так прийнято було ще в тому, старому храмі, який зберігся лише в пам'яті людей похилого віку. Вони ж, бабусі й дідусі, крізь роки віру зберегли і Бога не залишили, своєму священикові у новій церкві так і сказали:
-
Ти, батюшка, звичайно, всі постанови знаєш, але Різдво у нас завжди  рано вранці починалося і «Кто Бог велий» ми затемна співали і з вертепу  вогник всю церкву освячував ...

На тому і порішили.
Зазвичай отець Андрій за пару годин до служби на своєму старенькому «жигуликові» з  міста приїжджав, але у Святвечір, напередодні Різдва, розігралася  неабияка заметіль, і батюшка вирішив залишитися у парафії. Увечері,
розпрощавшись з черговими колядникіами, пішов священик замикати церковні  двері, інакше ходоки з кутею, які дізналися, що священик на ніч додому  не поїхав, до ранку би відвідували батюшку.

Проходячи через храм (кімнатка священика ліворуч від вівтаря, за пономарською  розташовувалася), отець Андрій в черговий раз спіткнувся об погляд з  ікони, що зображає, як стверджував місцевий богомаз, святителя Миколая. Дивний якийсь погляд. Не лякає, не докоряє, а якийсь зупиняючий.
З іконою цієї ціла історія трапилася. Прийшов якось до храму місцевий художник, вірніше, навіть не художник, а працівник шахтного клубу.
Та й як йому було не прийти, якщо церква нова і розташувалася саме в будівлі колишнього вогнища шахтарської культури?

Практично всі свої працездатні роки, до самої пенсії, малював тут художник афіші, писав гасла з закликами, становив стінгазети та наочні посібники по  техніці безпеки. Виконував ці нехитрі доручення шахтного керівництва та профспілки майстер пензля і плакатного пера  завжди чітко і ретельно, налягаючи, перш за все, на дві фарби: позитивну і закликаючу - червону, негативну і засуджуючу - чорну.
До церкви художник спочатку практично не ходив, не міг пересилити себе, що на його робочому місці тепер Богу моляться і там, де раніше його  майстерня була, тепер попівська келія визначилася. Але час минав, все навколо мінялося, та й вік змушував про вічне думати. Після чергової, невідомо звідки взявшоїся хвороби, коли скрутило так, що і про  батюшку згадав і на ікону, що від матері залишилася, по іншому дивитися  почав, зачастив художник до храму. Навіть місце собі в церкві постійне визначив: за криласом, у правому церковному кутку, де народу поменше.

Отець Андрій був радий новому прихожанину, а коли той підійшов до нього з  пропозицією «намалювати» ікону Миколи Чудотворця, то з радістю  погодився, тим більше, що парафіяни йому не раз натякали про існування
місцевого майстра фарб і пензля. Роздрукував батюшка на кольоровому принтері кілька зразків ікони святительської,  допоміг фарби купити і навіть місце в храмі для нової ікони визначив. Після молебню перед початком всякого доброго діла взявся художник за роботу і до Покрови труд свій представив.
З гордістю і свідомістю чітко та в строк виконаного обов'язку вніс  майстер місцевої образотворчого мистецтва велику, в ріст написану ікону  святителя Миколи Чудотворця в храм, встановивши її біля вівтарного
іконостасу, зірвав поліетиленове покривало ...

Батюшка застиг. Надовго. Слів не було, одні вигуки.
На священика прямим, вольовим, що стверджує і закликає поглядом дивився  образ широкоплечого передовика соціалістичного виробництва, з неосяжними  шахтарськими грудьми і натрудженими монументальними руками.

Права - благословляюча длань, більше нагадувала вказуючий жест до нових  звершень, а ліва тримала в руках величезний червоний том із золотим  хрестом, на місце якого більше напрошувався напис: «Моральний кодекс будівника комунізму».
Одяг образу виблискував всіма барвами веселки і був виписаний ретельно і  яскраво, саме так, як малювали на циркових балаганах і на паперових  гобеленах, що висіли по сільських хатах у далекі 50-60-х роки століття
минулого. Повноту «образу» доповнювала підпис над німбом: «Микола Чюдотворець».

Слів у священика не було. Він не міг їх знайти ще й тому, що поруч з іконою стояв милуючийся своїм
творінням і очікующий похвали художник, а казна-звідки взялися дві  бабусі-парафіянки і майже хором вигукнули: «Красота-то яка!».
Розкритикувати, насварити і відкинути дане «творіння» священик, дивлячись на гордого  «іконописця» і парафіянок, відразу не наважився. Лише, ніяковіючи, зміг вимовити, що, мовляв, канони іконопису порушені, та кольори яскраві і підібрані невірно.

Критику художник і бабусі відразу відкинули, а сили настояти і сказати категоричне «ні» отець Андрій знайти не зміг. Та й розумів, що не схвалили б парафіяни його рішучої заперечності. Художник-то свій був, рідний, зрозумілий, разом з ними виріс і жив.
Маявся тепер настоятель з цією «іконою». У ківот не поставиш, в іконостас, тим паче, ніяк не можна. Приїде благочинний або Владика загляне - неприємностей не оберешся. Ось і переставляв отець Андрій «Миколи Чюдотворця» з місця на місце і  спотикався раз по раз під поглядом, що від нього походить і зупиняє.

Батюшка не поспішаючи вичитав своє священиче правило, підсипав вугілля в котел, щільніше прикрив кватирки, хуртовина розігралася не на жарт, і пішов  спати. Вставати рано, та й прийдешній день різдвяний завжди хоч і у приємних турботах проходив, але сил великих вимагав.
Мобільний телефон заснути не дав. Отець Андрій, впевнений, що це чергове привітання з наступаючим святом глянув на дисплей - 22.30, а замість імені - набір невідомих цифр. Відповів. Дзвонили з сусіднього, розташованого за три кілометри від храму, вмираючого через відсутність роботи, невеликого селища.

- Батюшка, це Сергій, фермер, ви у нас минулого тижня немовля хрестили, пам'ятаєте?
- Звичайно, пам'ятаю, - відповів священик, - ми з вами ще розмовляли після хрестин. Що трапилося ?

- Біда, батюшка. Температура під сорок у синочка нашого, - голос фермера зривався і був настільки  тривожним, що тривога ця передалася і священику.
- Лікаря викликайте, - зажадав отець Андрій, але поглянувши на забите  зовні мокрим снігом вікно зрозумів, що порада ця нездійсненна. У балці, під горою садиба фермерська розташовувалася, звідти і без снігу,
в дні дощові на машині виїхати було проблемою, а зараз, коли вирувала  снігова круговерть і ожеледиця ні про яку машину й мови бути не могло.

- Одягайте тепліше дитину, - розпорядився священик, - і виходите пішки, наверх, до траси. Я на шахті транспорт роздобуду.
Іншого виходу батюшка не бачив і вирішив сам податися на шахту на своїй машині. Марно. Машина священика буквально вмерзла в сніг, і навіть якщо б він її якось і  звільнив від обмерзання, впевненості, що старий автомобіль заведеться і  зможе кудись доїхати, у нього не було ніякої. У відчаї священик кинувся до телефону.

Директор шахти був на місці. Вислухав. Поспівчував і перепрошувальним тоном остаточно засмутив священика:
- Розумієте, отець Андрій, все три трактори дорогу чистять до міста, щоб нічну зміну на роботу доставити.

Батюшка не знав, що тепер робити ...
Він просто уявив матір і батька зі своїм закутаним в ковдри первістком,  що бредуть по покритій льодом дорозі, крізь пронизливий холодний і мокрий  сніговий вітер. Йдуть і очікують рятівну машину.

Священик зайшов до храму. У центрі стояв вертеп, освітлений усередині маленькою лампадою. Над немовлям Христом схилилася Богородиця, поруч стояв, спираючись на палицю, праведний Йосип ... І священик мимоволі подумав:
- Вони знайшли притулок.

Батюшка почав благати:
- Господи, ну підкажи, що мені робити. Загине хлоп'я. Не донесуть вони його до лікарні.

І тут знову - цей зупиняючий погляд неканонічного святителя Миколая. Отець Андрій буквально бухнувся перед ним на коліна:
- Хоч ти, допоможи, Микола - кричала душа, волало серце.

Минуло лише кілька миттєвостей, а може більше? Бог знає. Але через вікна церкви раптом бризнуло потужне світло під'їжджаючої машини, а потім затарабанили в церковні двері:
- Відчиняй, батя, кутю принесли, Різдво зустрічати будемо! - кричало кілька голосів.

Священик відсунув засувку і відчинив двері. Перед ним стояли п'ятеро не зовсім тверезих, надзвичайно веселих, незнайомих представників молодого бізнес-покоління. За ними височів величезний джип, сімейство яких настоятель ласкаво називав «гардеробом».
- Будемо зустрічати, будемо! - радісно закричав отець Андрій. - Хто водій?

І, визначивши самого тверезого, розпорядився:
- Усім залишитися у мене в келії. У тумбочці кагор і печиво, а з водієм ми зараз декуди поїдемо.

- - -
Закутану і покриту крижаними бурульками сім'ю з дитиною на руках батюшка зустрів ще на початку шляху, який їм належало пройти.

Через півгодини мати з пхикаючим і гарячим від температури немовлям були у лікарняній палаті.
- - -

У храмі батюшку зустрічала ілюмінація. Гості, знайшовши в церковній крамничці ящик зі свічками, розставили їх в кожне гніздо всіх шести свічників, запалили і хором співали:

Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся,
Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.
Застеляйте столи, та все килими, радуйся,
Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

Батюшка тут же приєднався:

Бо прийдуть до тобі три празники в гості, радуйся,
Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.
А перший же празник: Рождество Христове, радуйся,
Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

А потім, тихенько, щоб гостям не заважати, підійшов тепер вже до свого  абсолютно канонічного святителя Миколая і поцілував його благословляючу  руку ...


Протоієрей Олександр Авдюгін

Новый рассказ известного писателя, автора книг «Плачущий ангел» и «Преодоление» священника Александра Дьяченко.

Зимой, как только похолодает, прилетают синицы. Весь год они обитают где-то там у себя в лесу, а зимой возвращаются к людям. Матушкиным иждивением на лоджии устроена большая кормушка, и из ближайшего леса не прекращается в нашу сторону живой поток из синиц и воробьёв.

Однажды шёл я по улице рядом со своим домом, посмотрел к себе на окна и поразился, как много у нас собирается птиц. Вообще, это и не  удивительно, лес-то рядом, через дорогу.

Я люблю смотреть на деревья, особенно зимой, когда берёзы и ивы стоят покрытые инеем, а огромные ёлки становятся такими дремучими.

Синичка хватает семечку и летит с ней на ветку. Не пойму, что она там с ней делает, клюёт или прячет? Пробовал замечать птичек — не  получается, все они на одно лицо, или лучше сказать, на «один клюв». Зато как они потешно ведут себя у кормушки. Среди них есть такие  забавные, точно люди. Сядет синичка на краешек кормушки, и давай  крылышки топорщить, мол, я здесь самая главная. Уже и места матушка  устроила предостаточно, чтобы никто не толпился, подлетай и клюй. Но  нет, загораживает собой кормушку и всем своим видом заявляет -  моё. И  не хочешь, а улыбнёшься. Зайдёшь на кухню чайку попить, смотришь на них, и душа отдыхает.

Утром с рассветом они уже тут как тут, семечки из кормушки сметаются в пять минут, а потом синички начинают высматривать хозяев. Стоит им  только заприметить в окошке твой силуэт, сразу начинают биться в стекло и пищать:

- Эй, кормилец, семечек подсыпь!

А дверь на лоджию откроешь, стайка бросается врассыпную и улепётывает во все лопатки. Мол, как они меня боятся, как боятся! А сами рассядутся сверху и наблюдают. Я же вижу их маленькие любопытные головки с блестящими чёрненькими глазками.

Ну, как их не любить, этих чудесных малюток, таких невесомых и беззащитных? Возьмёшь птичку-малышку в руку, а она ничего не весит.

На днях прямо на наших глазах хищная птица, мгновенно обрушившись на пирующую братию, сбила одну синичку. Главное, все почувствовали опасность и разлетелись, а эта сидит себе, клювиком вертит. Уже даже матушка не выдержала, и кричит ей:

- Не будь так беспечна! Хватай семечку и лети, иначе тебя саму сейчас схватят!

И вот он, ястребок, тут же появился. Накаркала матушка, я ей так и  сказал. А она чуть не плачет, выбежала на лоджию, взяла маленький  пушистый комочек в руки, дует на него, пальчиком гладит. Синичка вдруг ожила и упорхнула с ладошки, точна матушка волшебник, оживляющий маленьких птичек.

***

Человек — существо необыкновенное, если в душе его свет, то этот свет ощущается всеми, не только птичками, но даже и совсем маленькими  насекомыми. Помню, отпевал одного старого-престарого майора ВВС.

На другой день после похорон его дочь пришла в церковь и стала рассказывать мне об отце. Удивительно, как много может вместить в себя  человеческая жизнь. Во время службы они переезжали из одного гарнизона в другой, и везде отец сажал сады. Казалось бы, человек такой немирной профессии, лётчик-истребитель, впоследствии по ранению списанный на землю — и сады. Но, куда бы он ни приезжал, будь то Сибирь, Казахстан или дальний Восток, сперва подыскивал подходящий кусочек земли, разрабатывал его, где-то добывал саженцы, и пожалуйста, через несколько лет там, где никто не мог и представить, уже шумел сад. Весной деревья зацветали, и к ним слетались пчёлы. Он и пчёл любил, но заняться  ими смог, только уже выйдя на пенсию. Пчёлы не деревья, их просто так не  оставишь, они особой заботы требуют.

Звали бывшего майора Василий, и что характерно, в их семье всем старшим сыновьям было принято давать только это имя. И сколько они себя помнят, всегда так и было, только последнего единственного отпрыска почему-то назвали Павлом. Так этот Павел, юноша современный, отыскал в интернете, что, оказывается, их род происходит из тех мест, куда были сосланы потомки царя Василия Шуйского. Вот, в память об их великом предке сосланные и решили увековечить его память в именах старших сыновей. Ведь Василий – значит «царь», «царственный». Пашка раскопал свою родословную и возмутился: «Ну, вы, родители, даёте, столько веков существовала старинная традиция, а на мне прекратилась». Вот как бывает, корни свои люди забыли, а традиция просуществовала четыре века.

На пенсию ветеран вышел в наших местах, здесь же и остался. Понятно, что и на пенсии он не стал отдыхать и тоже посадил сад. И поставил в нём несколько ульев с пчёлами. Особенно старик любил скрещивать местные дички с культурными сортами. Долгое время у него ничего не выходило, а  буквально в последний год жизни его окультуренная дичка дала плоды, да  какие, и главное, вызрели они точно к яблочному Спасу.

Умер бывший лётчик 12 августа на день ВВС, отпевали мы его на медовый Спас, и на Преображение принесли к нему на могилку замечательные яблоки из его сада, словно зримые плоды его жизни.

Пчёлки – дело хлопотное, потому к концу жизни Василий держал только  два улья. В день его смерти оба роя поднялись и улетели. Когда усопшего  предали земле, поставили, по обычаю, крест, обложили его венками. Вдруг, откуда ни возьмись, налетели пчёлы и облепили все эти искусственные  венки. На другой день, когда родные пришли на могилку, пчёлы всё ещё  оставались на месте.

***

Смотрю в окно и вижу мою алтарницу Веру Николаевну.  Она каждый день ходит через дорогу кормить своих кошек. Вернее, это раньше кошки были  её, потому что жили в сарайчике, где моя помощница держала козочек. Потом козочек порушили, а кошки остались. Жалко бросать животных на  произвол судьбы, она их и подкармливает. Изо дня в день, вот уже десять  лет. Тех кошек, что жили с её козочками, уже и на свете нет, а она всё  одно продолжает о ком-то заботиться. Доброе сердце. У нас, христиан,  вообще добрые сердца. И от этого радостно.

Скоро Рождество, и появились снегири. О, перед этими ребятами я снимаю шляпу. Потому, что это самые важные птицы на свете. Росточка им  только не хватает. Вот были бы они, предположим, размером с хорошую кошку, так это бы мы с вами, человеки, на веточках сидели, а они бы  вальяжно разгуливали по дорогам. Когда прилетает снегириная стайка, начинается настоящий спектакль.

Если учесть, что у этих птиц настоящий матриархат, то выглядит это приблизительно следующим образом. Самочка с серенькой грудкой расхаживает по лоджии, а сверху из кормушки красногрудые удальцы пытаются сбросить вниз несколько семечек. Снегири их не расклёвывают, подобно синицам, а жуют. Жуют, жуют, пока наконец не разжуют и не выплюнут шелуху. Мы специально насыпаем семечек на пол, чтобы снегири не мешали синичкам, но те всё равно мешают. Поскольку никто не имеет право даже думать о семечках, если за них принялись такие важные едоки, как  снегири.

Но нужно видеть забавных маленьких синичек, как они прошмыгивают за  толстыми неповоротливыми красавцами, чтобы урвать-таки немножко из  содержимого кормушки. Снегири делают вид, что возмущены их наглостью  беспредельно, но за нарушителями не гоняются, сохраняют достоинство и  невозмутимость.

***

Скоро Рождество. Народ готовится к новому году, бегают по магазинам, закупают подарки, начались новогодние вечера, а в нашем доме живёт  семья, в которой никто ничего не закупает. Она из разряда тех, о ком принято говорить «неблагополучные». Люди не то, чтобы очень уж пьющие, хотя и это случается, они ещё и немного болящие. Я это понял,  когда их бабушка пригласила меня к ним на дом отпеть её маму. Прихожу и вижу в одной из комнат странное сооружение из множества подушек, полога и занавесок с рюшечками. Самой усопшей среди этого нагромождения вообще не было видно.

Пока жива была бабушка, её безумные дети и внуки ещё как-то  существовали, хотя у них давно уже отключили всё, что только можно  отключить — и свет, и газ. Но дети не обращали внимания на такие мелочи, они вообще мало на что обращали внимания, кроме того, что несут в руках их благополучные соседи. Кстати, соседи и вынуждены были взять опеку  над этой семьёй, ведь если у людей нет возможности приготовить пищу на газу, они начинают разводить костры на балконе или в ванной, а это для  соседей настоящая бомба.

Я смотрел в своё окно и видел иногда, как гуляет не очень трезвая мама с самым маленьким из своих пятерых детей. Не перестаёшь удивляться,такие мамы рожают чуть ли не каждый год, а нормальные обеспеченные семьи от детей отказываются. Неимоверными усилиями соседей троих малолетних внуков  удалось-таки поместить в детский дом, а самого маленького, годовалого, почему-то не взяли. Так и остались они у меня в памяти: троица маленьких сорвиголов, носящихся по двору, и непрекращающийся указующий крик балконной бабушки. Она считала своим долгом кричать на детей с балкона. Постепенно старушка увлеклась, и стала кричать вообще на всех, в том числе и на обычных прохожих, а потом взяла и померла. Странная бабушка была единственным человеком,  способным в этой семье на любовь. Она не только кричала, но могла и  приготовить какую-то пищу, почитать малышам сказку и просто приласкать.

Ведь даже странная бабушка остаётся бабушкой.

***

Во дворе стало непривычно тихо. Соседи скинулись и сами похоронили  старушку, а мы её отпели. Остались мама, молодая ещё женщина лет  тридцати пяти, шестнадцатилетняя девушка, её старшая дочь, дядя призывного возраста и маленький двухлетний мальчик. За бабушкой и её  пенсией они ещё как-то чувствовали себя единой семьёй, а после каждый  зажил по-своему. У всех была своя жизнь, только малыш никому не был нужен, а ему всё время хотелось есть. Сердобольные соседи не оставляли  мальчика своим вниманием, но не станешь же чужого ребёнка растить,  словно своего.

Его мама, наконец, пошла работать, устроившись  выпекать булочки со  сладкой начинкой. Чаще всего этими булочками дитя и кормилось. Ему  бросали, словно собачонке, упаковку сладких булочек на день. Из-за этого у малыша случился диабетический криз, его всего лихорадило. Если бы не  соседка, которая вызвала скорую, ребёнок бы умер. Когда приехали врачи,  старшая сестра не хотела отдавать им братика. Ей говорят:

— Он же умрёт, как ты этого не понимаешь?

– Так я и хочу, чтобы он поскорее сдох, надоел уже, орёт и орёт.

В больницу с мальчиком согласился ехать только дядя. Он у них в семье один такой жалостливый. После смерти матери даже в церковь один раз  приходил, на службе стоял. Я тогда порадовался за него:  — Молодец, — говорю, — Вадик, приходи в храм почаще . Он обещал. У них у всех глаза  такие голубые, мутные и навыкате, а у Вадика тоже навыкате, но тёмные, и будто влажные, если бы не читаемое в них безумие, можно даже сказать,  красивые. Так вот, только он и согласился лечь с племянником в больницу.

После выписки Вадик вернулся домой и в первый же вечер забил мальчика до смерти. Забил и тельце подсунул под шкаф. Когда малыша нашли, он ещё подавал признаки жизни. После всех этих событий его мама приходит ко мне и просит:

— Нам бы малыша покрестить.

Думаю, может у них ещё какие  дети появились?

– Да нет же, — удивляется она моей непонятливости, — вот этого, которого Вадик убил. Нам же его отпеть нужно.

Соседка, что больше других заботилась о малыше, иногда навещает в  детском доме ту забавную троицу ребятишек с такими же голубыми, как у  мамы, глазами.  – Батюшка, они даром что дети, а уже во всю воруют,  воспитатели от них стонут. А вырастут, что их ждёт, и что ждёт нас? Вот и думаю, может и хорошо, что этот маленький умер.

Младенчика похоронили на католическое Рождество. Мы привыкли, что  Рождество Христово прекрасный повод окунутся в детство, получить подарок и самому что-нибудь подарить. Люди наряжают ёлки, едят мандарины, всё это, конечно, здорово. Но почему-то забывают, что за рождением Христа  последовало избиение Вифлеемских младенцев.

Женщина из нашего подъезда каждый день ходит в деревню кормить  собаку, когда узнала о смерти несчастного младенчика, заплакала и  сказала:  — Если я каждый день готовлю для собаки, наверно могла бы  готовить и для мальчика.  Моя Вера Николаевна с любовью вот уже столько  лет кормит кошек, а я не забываю о маленьких птичках, все мы  по-настоящему хорошие добрые люди. Рядом с нами жил маленький мальчик,  для которого каждый день его коротенькой жизни только прирастал  страданиями, пока, по иронии судьбы, единственный из его окружения  сочувствующий ему человек не забил ребёнка насмерть. Наверно, так устроен мир, и всякий раз в ответ на рождение Христа он отвечает  расправой над очередными младенцами. То, что они не всегда бывают крещёными, так кто крестил тех детей двадцать веков тому назад?

Старый добрый сказочник Андерсен понял это давным давно, иначе бы не написал  свою «Девочку со спичками». Сказка, уразуметь которую способен далеко не каждый. Маленькую девочку посылают продавать шведские спички. В  праздничную ночь она замерзает рядом с домами, в которых веселятся  счастливые сытые дети. Бедный ребёнок заглядывает в окна и видит  нарядную ёлку. Прежде чем окончательно замёрзнуть, она вспоминает  бабушку, единственного человека, который её когда-то любил и сжигает  спички, одну за одной, согревая руки их огоньком.

Помню, как одна наша прихожанка попросила меня пообщаться со своими  внучками-погодками восьми и девяти лет. Папа этих девочек был человеком  очень состоятельным. Я пришёл в их богатый загородный дом, где есть всё, о чём только можно пожелать человеку. Бабушка девочек, человек глубокой искренней веры, хотела, чтобы батюшка каким-нибудь волшебным словом  заронил в их маленькие сердечки то, что никоим образом не могло прорасти в них в том мире, в котором они обитали. Весёлые дурашливые мордашки, с пытливыми глазёнками, обычные дети, только не знающие ни в чём отказа.

Понимаю, что им не скажи, всё будет воспринято как очередная забава.  Огляделся вокруг и вижу, на кровати одной из девочек лежит книжка сказок Андерсена. Открыл наудачу и сразу попал на «Девочку со спичками». Читаю сказку, а дети её не воспринимают, может, даже и сочувствуют несчастной нищенке, но через минуту уже вновь смеются. Им весело, так и должно  быть, если тебе всего девять лет, и тебя любят и папа и мама.

Через год их папу застрелили, и вскоре от прежнего семейного  довольства не осталось ничего.  Это сейчас они вновь смогли вернуться к  нормальной человеческой жизни, а тогда денег и на хлеб не хватало. В  этом году на Рождество девчонки обещали подготовиться и, как когда-то в  детстве, споют нам колядки. Они вспоминают, как я приходил к ним домой и читал сказку, даже помнят, какую. Чтобы зёрнышко проросло, нужно  взрыхлить для него почву.

Если так интересно смотреть на маленьких птичек, то ещё интереснее  наблюдать за большими. Иногда на сало прилетают дятлы. Они такие  красивые, чёрные и зелёные, но очень уж пугливые. Встанешь сбоку у окошка, замрёшь и весь превращаешься во внимание. А те хоть и   оглядываются поминутно, а меня им всё равно не видать. Такое наслаждение от этого получаешь. А недавно по телевизору показали репортаж о лебедях. Уже поздней осенью, на окраине большого города люди заметили в маленьком водоёме плавающего лебедя. Когда к нему приблизились, оказалось, что лебедь настолько обессилен, что не может лететь. Люди решили, видимо, во время перелёта отстал от стаи, и отнесли его в питомник. Птицу посадили в большой вольер и принялись выхаживать. Буквально через пару дней всё те же люди и на том же месте обнаружили  ещё одного лебедя. Птица, хоть и была совершенно здорова, не  сопротивлялась. А когда её принесли и поместили в тот же вольер к больному лебедю,  раскрыла крылья и пошла тому навстречу. И поняли, что  лебедь самочка, потеряв во время перелёта любимого, отказалась лететь  дальше и вернулась к нему на то же озерцо, чтобы вместе с ним разделить и общую судьбу. Сейчас они снова вместе, лебедь поправляется, а его  подруга трогательно заботится о нём и защищает от всех, кто заходит в  клетку, смешно шипя и хлопая крылья.

Время Рождества – время надежды. И дети, и взрослые, затаив дыхание,  ждут сказок. Независимо от возраста, мы остаёмся детьми. И так хочется,  чтобы и твоя сказка была написана, и чтобы тебе улыбнулось счастье, вот так бы, как у тех лебедей, однажды и на всю жизнь. И такое на самом деле случается, а иначе кто же тогда станет верить в сказку?

Мой хороший знакомый журналист из далёкого Красноярска однажды  оставил свой родной город и прилетел в Москву. Думал, приедет,  осмотрится, попробует себя в журналистике, и если повезёт, останется в  столице. Имея за плечами пару неудачных попыток создать семью, он уже  махнул рукой на свою личную жизнь. И поскольку Игорь, так зовут моего  друга, из журналистов переквалифицировался в киносценаристы, то ему только и оставалось, что в своих сценариях придумывать счастливых людей и любящих супругов.

Так он прохолостяковал целых пятнадцать лет. Я был на его съёмной  холостяцкой квартире. Стены, ободранные хозяйской кошкой, старый  продавленный диван. Нет, так жить нельзя. Наверно, он и сам это понял,  потому и написал в специальный сайт знакомств, что такой-то  сорока  восьмилетний лысеющий джентельмен устал жить в одиночку в комнате с ободранными обоями.

– Мне стали звонить женщины, и чуть ли не каждая спрашивает: «А кто  вы по гороскопу»? Или начинают представляться, типа: «Меня зовут  Виолетта, я прошла курс тантрического секса. Могла бы преподать несколько уроков». И это мне, верующему человеку. Понял, что ничего  хорошего из этого не получится, и снова окунулся в свой сценарий, где у  главного героя рождаются дети, с работы его встречает жена и банально кормит жареной картошкой.

Я улыбаюсь:

– Игорь, тебе хочется жареной картошки? Давай пожарим.

– Да ну тебя, — смеётся мой друг. — Я уже было перестал на что-то  надеяться, и тут мне приходит предложение о знакомстве. Списался, думал  из Москвы, а она аж из Новосибирска. Писала совсем другому человеку, а случайно попала на меня. Начала извиняться, а мне что-то внутри  подсказывает, вот она, та, которую ты ждёшь. И не случайно она на тебя  вышла, не ошибка это, а судьба.

Стали переписываться, я ей предлагаю, приезжай. Она:

- Из Новосибирска?

– А что, самолёты летают и в Москву. Она прилетела. Мы были вместе  четыре дня. Я сделал ей предложение, она согласилась. Вот напиши такой  сценарий, никто не поверит, скажут, да ты привык сочинять, такого не может быть, разве только в какой-нибудь рождественской сказке.

Теперь ты видишь перед собой самого счастливого из смертных. Мне  сорок восемь, а жизнь  только начинается. Ты знаешь, какая она? Мне  интересно:

- Какая?

– Она очень хорошая, — мечтательно улыбается Игорь.

– И это всё, на что способен сценарист?

- Нет, не только. Я ещё хочу иметь детей, хочу купить дом и  обязательно разобью сад. Но сперва мы повенчаемся, это моё условие, и  Катя не против. Она прилетает пятого января, а на Рождество мы планируемк тебе в деревню, как вы, кстати, гостей принимаете?

Счастливый человек мечтает иметь свой сад, откуда в нас это желание,  может, ещё от Адама? Делать мир прекрасным – наше предназначение.

Я представил себе трапезную в церковном доме, как соберёмся мы на  Рождество после службы вокруг большого стола. Ещё хочет моя двоюродная  сестра приехать из Москвы с внуком Пашкой, те две, уже повзрослевшие,  сестрички, которым я когда-то читал сказки Андерсена, тоже обещались  быть, вот ещё Игорь с Катенькой подъедут, как здорово. Нет, определённо  нам будет мало нашего стола.

Но, прежде чем сесть за праздничную трапезу, я теперь обязательно  подойду к окну, и постараюсь всмотреться в темноту Рождественской ночи,  выглядывая мерцающий огонёк одиноко горящей шведской спички. Потому что нельзя, чтобы в эту  счастливую ночь, когда станем разговляться и  радоваться тому, что мы вместе, где-то здесь же рядом с нами кто-то  плакал от холода и одиночества. Если мы себе это позволим, то в эту ночь Христос не родится.

Протоиерей Александр Авдюгин

Служба в Рождественскую ночь начиналась в четыре утра. Так принято было еще в том, старом храме, который сохранился лишь в памяти стариков. Они же, бабушки и дедушки, сквозь годы веру сохранившие и Бога не оставившие, своему священнику в новой церкви так и сказали:

- Ты, батюшка, конечно, все уставы знаешь, но Рождество у нас завсегда рано утром начиналось и «Кто Бог велий» мы затемно пели и из вертепа огонек всю церкву освящал…

На том и порешили.

Обычно отец Андрей за пару часов до службы на своем стареньком «жигуленке» из города приезжал, но в Сочельник, накануне Рождества, разыгралась нешуточная метель, и батюшка решил  остаться на приходе. Вечером, распрощавшись с очередными колядующими,  пошел священник запирать церковную дверь, иначе ходоки с кутей,  узнавшие, что священник на ночь домой не уехал, до утра бы донимали  батюшку.

Проходя через храм (комнатушка священника слева от алтаря, за пономаркой  располагалась), отец Андрей в очередной раз споткнулся об взгляд с  иконы, изображающей, как утверждал местный богомаз, святителя Николая. Странный какой-то взгляд. Не пугающий, не укоряющий, а какой-то останавливающий.

С иконой этой целая история приключилась. Пришел как-то в храм  местный художник, вернее, даже не художник, а работник шахтного клуба. Да и как ему было не прийти, если церковь новая и расположилась именно в здании бывшего очага шахтерской культуры?

Практически все свои работоспособные года, до самой пенсии, рисовал  здесь художник афиши, писал лозунги с призывами, составлял стенгазеты и  наглядные пособия по технике безопасности. Выполнял эти незамысловатые поручения шахтного руководства и профсоюзов мастер кисти и плакатного  пера всегда четко и тщательно, налегая, прежде всего, на две краски:  положительную и призывающую – красную, отрицательную и осуждающую —  черную.

В церковь художник изначально практически не ходил, не мог пересилить себя, что на его рабочем месте теперь Богу молятся и там, где раньше  его мастерская была, теперь батюшкина келья определилась. Но время шло, все вокруг менялось, да и возраст заставлял о вечном думать. После  очередной, невесть откуда взявшейся болезни, когда скрутило так, что и о батюшке вспомнил и на икону, от матери оставшуюся, по иному смотреть  начал зачастил художник к храму. Даже место себе в церкви постоянное  определил: за клиросом, в правом церковном углу, где народа поменьше.

Отец Андрей был рад новому прихожанину, а когда тот подошел к нему с  предложением «нарисовать» икону Николая Чудотворца, то с радостью  согласился, тем более, что прихожане ему не раз намекали о существовании местного мастера красок и кисти. Распечатал батюшка на цветном принтере несколько образцов иконы святительской, помог краски купить и даже  место в храме для новой иконы определил. После молебна перед началом  всякого доброго дела принялся художник за работу и к Покрову труд свой  представил.

С гордостью и сознанием четко и в срок выполненного долга внес мастер местного изобразительного искусства большую в рост написанную икону  святителя Николая Чудотворца в храм, установив ее у алтарного иконостаса, сдернул полиэтиленовое покрывало…

Батюшка застыл. Надолго. Слов не было, одни междометия.

На священника прямым, волевым, утверждающим и призывающим взглядом  смотрел образ широкоплечего передовика социалистического производства, с необъятной шахтерской грудью и натруженными монументальными руками.

Правая – благословляющая длань, больше напоминала указывающий жест к  новым свершениям, а левая держала в руках громадный красный том с  золотым крестом, на место которого больше напрашивалась надпись: «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Одежда образа сверкала всеми красками радуги и была выписана  тщательно и ярко, именно так, как рисовали на цирковых балаганах и на  бумажных гобеленах, висевших по сельским домам в далекие 50-60-х года  века прошлого. Полноту «образа» дополняла подпись над нимбом: «Николай Чюдотворец».

Слов у священника не было. Он не мог их найти еще и потому, что рядом с иконой стоял любующийся своим творением и ожидающий похвалы художник, а невесть откуда приключившиеся две старушки-прихожанки почти хором  воскликнули: «Красота-то какая!».

Раскритиковать, отругать и отвергнуть данное «письмо» священник,  глядя на гордого «иконописца» и прихожанок, сразу не решился. Лишь,  смущаясь, смог вымолвить, что, мол, каноны иконописи нарушены, да цвета  яркие и подобраны неверно.

Критику художник и бабушки тотчас отвергли, а силы настоять и сказать категорическое «нет» отец Андрей найти не смог. Да и понимал, что не  одобрили бы прихожане его решительной отрицательности. Художник-то свой был, родной, понятный, вместе с ними выросший и живший.

Маялся теперь настоятель с этой «иконой». В кивот не поставишь, в  иконостас, тем паче, никак нельзя. Приедет благочинный или Владыка  заглянет – неприятностей не оберешься. Вот и переставлял отец Андрей  «Николая Чюдотворца» с места на место и спотыкался раз за разом под  взглядом от него исходящим и останавливающим.

Батюшка не торопясь вычитал свое священническое правило, подсыпал  угля в котел, поплотнее прикрыл форточки, метель разыгралась не на  шутку, и отправился спать. Вставать рано, да и грядущий день рождественский всегда хоть и в приятных заботах проходил, но сил великих требовал.

Мобильный телефон уснуть не дал. Отец Андрей, уверенный, что это  очередное поздравление с наступающим праздником взглянул на дисплей –  22.30, а вместо имени — набор неизвестных цифр. Ответил. Звонили из соседнего, расположенного в трех километрах от храма, умирающего по  причине отсутствия работы, небольшого поселка.

- Батюшка, это Сергей, фермер, вы у нас на прошлой неделе младенца крестили, помните?

- Конечно, помню, — ответил священник, — мы с вами еще беседовали после крестин. Что случилось то?

- Беда, батюшка. Температура под сорок у сыночка нашего, — голос  фермера срывался и был настолько тревожным, что тревога эта передалась и священнику.

- Врача вызывайте, — потребовал отец Андрей, но взглянув на забитое  снаружи мокрым снегом окно понял, что совет этот невыполним. В балке,  под горой усадьба фермерская располагалась, оттуда и без снега, в дни  дождливые на машине выехать было проблемой, а сейчас, когда бушевало  снежное и гололедное ненастье ни о какой машине и речи быть не могло.

- Одевайте потеплее ребенка, — распорядился священник, — и выходите пешком, наверх, к трассе. Я на шахте транспорт раздобуду.

Другого выхода батюшка не видел и решил сам отправиться на шахту на  своей машине. Тщетно. Машина священника буквально вмерзла в снег, и даже если бы он ее как-то и освободил от обледенения, уверенности, что старый автомобиль заведется и сможет куда-то доехать, у него не было  никакой. В отчаянии священник бросился к телефону.

Директор шахты был на месте. Выслушал. Посочувствовал и извинительным тоном окончательно расстроил священника:

- Понимаете, отец Андрей, все три трактора дорогу чистят к городу, чтобы ночную смену на работу доставить.

Батюшка не знал, что теперь делать…

Он просто представил мать и отца со своим закутанным в одеяла  первенцем, бредущих по заледенелой дороге, сквозь пронизывающий холодный  и мокрый снежный ветер. Идущих и ожидающих спасительную машину.

Священник зашел в храм. В центре стоял вертеп, освященный внутри  маленькой лампадой. Над младенцем Христом склонилась Богородица, рядом  стоял, опираясь на посох, праведный Иосиф… И священник невольно подумал:

- Они нашли убежище.

Батюшка взмолился:

- Господи, ну подскажи, что мне делать. Погибнет малец. Не донесут они его до больницы.

И тут вновь — этот останавливающий взгляд неканонического святителя Николая. Отец Андрей буквально бухнулся пред ним на колени:

- Хоть ты, помоги, Никола – кричала душа, вопило сердце.

Прошло лишь несколько мгновений, а может больше? Бог весть. Но через  окна церкви вдруг брызнул мощный свет подъезжающей машины, а потом  заколотили в церковную дверь:

- Открывай, батя, кутю принесли, Рождество встречать будем! – кричало несколько голосов.

Священник отодвинул задвижку и распахнул двери. Перед ним стояли  пятеро не совсем трезвых, чрезвычайно веселых, незнакомых представителя  молодого бизнес-поколения. За ними возвышался громадный джип, семейство  которых настоятель ласково называл «гардеробом».

- Будем встречать, будем! – радостно закричал отец Андрей. — Кто водитель?

И, определив самого трезвого, распорядился:

- Всем остаться у меня в келье. В тумбочке кагор и печенье, а с водителем мы сейчас кое-куда съездим.

- — -

Закутанную и покрывшуюся ледяными сосульками семью с ребенком на  руках батюшка встретил еще в начале пути, который им предстояло пройти.

Через полчаса мать с хныкающим и горячим от температуры младенцем были в больничной палате.

- — -

В храме батюшку встречала иллюминация. Гости, найдя в лавке ящик со  свечами, расставили их в каждое гнездо всех шести подсвечников, зажгли и хором распевали:

Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. Застеляйте столи, та все килимами, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

Батюшка тут же присоединился:

Бо прийдуть до тебе три празники в гості, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. А перший же празник: Рождество Христове, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

А затем, тихонько, чтобы гостям не мешать, подошел теперь уже к  своему абсолютно каноническому святителю Николаю и поцеловал его  благословляющую руку…

Христос народився в яслах і помер на Хресті. І те, і інше зроблено з дерева. Якщо можна сказати, що Христос «помер на Дереві», то можна сказати що Він і «народився на дереві». Тобто не на перині, та вовні, або шовку, але на дерев'яному ложі, пом'якшеному соломою, смиренною їжею смиренних тварин. Слово про Хрест приносить хворобу серцю, оскільки з потугою в нього вміщається. Багатьом людям це слово незрозуміле і здається різновидом божевілля. Тому й сказано: «Слово про хрест гинучим, то глупота, а для нас, що спасаємось, - сила Божа» (1 Кор. 1:18) Ці ж слова можна вимовити стосовно убогих ясел Різдва. «Слово про Народження Месії в печері, про положення Його в яслах для гинучих - безумство, а для нас, що спасаємось, сила Божа». ** Народження Бога від Діви - нітрохи не менший виклик людському розуму, ніж безневинне і спокутне страждання Сина Божого на Голгофі. Ми знову можемо цитувати слова апостола Павла про Хрест, безболісно змінюючи зміст у бік Різдвяної містерії. «Бо й юдеї жадають ознак, і греки шукають мудрости, а ми проповідуємо  Христа, народженого від Діви, закутаного в убогі пелени, що в яслах на соломі, для юдеїв спокуса, а для греків безумство» (Див.: 1 Кор. 22-23 ) ** Нічого за століття не змінилося у ставленні людей до Бога і Євангелія. Одні кажуть: «доведи», і інші вимагають: «поясни». Посуті це однакові вимоги, з тією лише різницею, що еллінське «поясни» виявляє віру в розум і логіку, а юдейське «доведи» хоче побачити диво на замовлення і - на власні очі. Диво потрібне ефектне, яскраве, помітне - таке, щоб, немов при салюті, закинути голову і з сяючими очима дивитися на щось прекрасне. Вони і просили у Христа «вогонь з неба» у вигляді знамення. Христос відповідав, що роду лукавому і перелюбному дасться тільки знамення пророка Йони, тобто смерть і воскресіння Сина Божого. Для тих, що повірили буде потім і вогонь з неба в день П'ятидесятниці. Буде благодать Святого Духа. Але гинучих цей вогонь не торкнеться, і вони продовжать чекати знамення, яке їм дасть «звір, що виходить з землі». Антихрист в Одкровенні адже творить «великі ознаки, так що й вогонь зводить з неба на землю перед людьми» (Об. 13:13) ** Але ми трохи відволіклися. «Доведи», - кажуть елліни, «покажи», - кажуть юдеї. Замість всіх цих «доведи», «обгрунтуй» і «підтверди» християнин наполегливо твердить із століття в століття про «Бога істинного від Бога істинного», Який «нашого спасіння ради зійшов з небес і втілився від Духа Святого і Марії Діви і став чоловіком». Християнин - не господар Різдвяного дива. Воно йому подароване. Для його розуму диво Різдва являє собою не розібрану і «зрозумілу» іграшку, а предмет подиву і побожного споглядання. Для доказів не вистачає слів. Їх в принципі не повинно вистачати, і абсолютно зрозуміло, чому Павло називає проповідь Євангелія «юродством». Сила Павлових виразів тільки збільшується, якщо евфемізм «юродство» замінити більш зрозумілим словом «безумство», «божевілля». Такою здається Істина зовнішньому погляду.   ** У міру продовження людської історії напади на Христа будуть набувати все більш витонченого і складного для опору характеру. Не дарма Юліана Відступника вважають більш небезпечним ворогом Церкви і віри, ніж Траяна або Діоклетіана. І слід очікувати нових Цельсів, які обрушаться на християнство з уїдливістю освічених циніків. Тільки їх зброєю будуть вже не одні риторичні прийоми. Невіруючий і не молячийся розум закличе на допомогу хімію і археологію, психологію й історію. У цих умовах християни продовжать захист свого внутрішнього досвіду і апостольського спадкоємства з класичною простотою. Із завзятістю, що нагадує завзятість старозавітних євреїв мучеників Маккавеїв-, вони будуть повторювати слова Павла про «порятунок віруючих юродством проповіді» (1 Кор. 1, 21). На Великдень ці слова будуть цитуватися так, як вони наведені в Писанні, а на Різдво слова про Хрест можуть бути замінювані словами про яслах. ** Християнська віра говорить «що», але не каже «як». Невіруючий ж саме вимагає пояснення «механізму» дива. Свою віру ми не пояснюємо і не доводимо, але сповідуємо. Сповідування  є безбоязно і непохитне затвердження подарованого благодатного досвіду, без спроб його вичерпного раціонального пояснення. Віруюча людина не боїться відповісти «не знаю» на питання «як?». Перед обличчям жорстоко вбиваємих один за іншим синів Соломонія казала їм: «Я  не знаю, як ви з'явилися в утробі моїй, не я дала вам дихання і життя;  не мною утворився склад кожного. Отже,Творець світу, Який утворив природу людини ... знову дасть вам дихання і життя »(2 Мак. 7, 21-24) Це слова, в яких чутно не тільки мужність, але і мудрість особливого роду. Ось чому ми любимо і славимо страждальців за Істину. І ось чому віра мучеників сильніше сумнівів філософів. ** Входячи в область віри, розуму необхідно оголюватися. Оголення розуму - це добровільна відмова від попередніх знань, оскільки в  області віри ці знання скоріше зашкодять, ніж допоможуть. Мойсей, який побачив палаючий і не згоряючий терновий кущ, сказав: «піду і побачу це велике видіння, чому кущ не згорає». Але Господь покликав до нього: «Не зближайся сюди Скинь взуття своє з своїх ніг, бо місце, на якому ти стоїш, є земля свята» (Вих. 3, 3-5) Точно  так само з острахом повинен відмовитися від своїх запорошених, з-під  землі здобутих знань розум, охочий бачити і розуміти діла Божі. У земній реальності розум людини діє, щоб керувати і командувати, підпорядковувати і поглинати. Приступаючи до Бога, розум стикається з реальністю, якою він ніколи не буде керувати і командувати! Цю реальність потрібно споглядати, і споглядати смиренно. Якщо є що-небудь, гідне смиренного споглядання, то це свято Різдва Христового в першу чергу. ** Зерно кидається в землю, щоб у вигляді колоса восторжествувати над землею, піднестися вгору. Зерно повинно саме сховатися в землі. Лежаче на ній, воно, швидше за все, буде склюване птицею або загине іншим чином. «Піти вглиб, щоб піднятися вгору» - ось закон життя. У цьому сенсі дерево ясел було насінням, з якого виросло Древо Хреста. Між яслами і хрестом є одна природна тотожність. І те, і те - древо смирення. Древо, на якому благоволив посідати народжений Цар, і древо, на якому цей же Цар уподобав померти за згрішилих рабів. Хрест, безсумнівно, виростає з ясел. Сховавшись, наче зерно, під землю, мале древо Різдва згодом виросла і піднесло над землею у вигляді Великого Древа Голгофи. ** У тому, що це так, можна переконатися і з Символу віри. Там, говорячи про Народження Христа по плоті, ми відразу ж переходимо до слів про Його розп'яття. Щойно було проспівано або прочитання слово про вочеловечения, і тут же звучить «розп'ятого за нас за Понтія Пилата». Так наша думка щодня робить миттєвий перехід від ясел до Хреста, і - від Віфлеєма до Голгофи.

Подготовка к причастию: канонические нормы и практика Поместных Православных Церквей

Ваше Высокопреосвященство!

Всечестные отцы, братья и сестры!

если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6, 53-54)

Евангельская заповедь, данная нам Христом Спасителем о необходимости вкушения Его Тела и Крови, является тем основанием, на котором созиждется Церковь. Для православного христианина это утверждение представляется настолько очевидным, что, казалось бы, оно не требует какого-то специального доказательства, ведь действительно, без таинства причащения невозможна истинная духовная жизнь. В то же время, в церковной среде до сих пор нет однозначного мнения по поводу того, как часто следует верующему православному народу приступать к таинству причастия и какова должна быть подготовка к этому таинству.

Для начала хотелось бы привести несколько цитат: Всех верных, входящих в церковь и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, яко безчиние в церкви производящих, отлучати подобает от общения церковного (9 Апостольское правило). По объяснению крупнейшего толкователя канонов патриарха Феодора Вальсамона «определение настоящего правила весьма строго. Ибо отлучает бывающих в церкви, но не остающихся до конца и не причащающихся. И другие правила (80 правило VI Вселенского Собора, и 11 правило Сардикийского Собора) подобным образом определяют, чтобы все были готовы и достойны причащения, и подвергают отлучению не причащающихся в три воскресных дня».

Таким образом, мы видим, что причастие православного христианина, совесть которого не отягощена смертными грехами, за каждой литургией является канонической нормой Церкви, отступление от которой чревато отпадением от Церкви.

Сегодня мы можем наблюдать, что все большее количество наших прихожан стремятся к тому, чтобы приступать к святому причастию не от случая к случаю (раз в посту), а регулярно. Нередкими становятся случаи, когда миряне высказывают желание причащаться каждое воскресенье. Вместе с этим возникают вполне законные вопросы о том, какова должна быть норма подготовки к таинству причащения.

Сложившаяся церковная практика говорит нам о необходимости соблюдения трех-дневного поста перед причастием, вычитывания последования  состоящего из трех канонов и правила к святому причащению, вечерних и утренних молитв, обязательной исповеди накануне, либо в сам день  причастия. Разумеется, причащаться возможно лишь натощак. Данная практика, которая стала почти что церковным правилом, стала нормой для большинства приходов Русской Православной Церкви. При этом мы должны понимать, что данная практика не является древней и не имеет статуса соборного постановления.

С канонической точки зрения практика подготовки ко Причащению регулируется следующими правилами: Карфагенского Собора 47 (58)-е и Трулльского Собора 29-е; свт. Никифора Исповедника 9-е; Тимофея Александрийского 5-е и I Вселенского Собора 13-е. Согласно правилам Карфагенского и Трулльского соборов причащаться можно только натощак, 9 правило святителя Никифора Исповедника говорит о возможности причащения умирающего даже после вкушения им пищи. Правило Тимофея Александрийского определяет необходимость супружеского воздержания накануне причащения.

Подводя итог можно сказать, что согласно канонам Церкви православный христианин может приступать к причастию натощак (не вкушая пищи с полуночи), для тех православных христиан, кто состоит в браке, накануне причастия необходимо супружеское воздержание. Объем молитвенного правила, необходимость соблюдения дополнительных постных дней и обязательная исповедь перед причастием канонами Церкви не регламентируются.

Все это, конечно, не говорит о том, что молитвенное правило, постные дни и исповедь должны отсутствовать в жизни православных христиан. Существующая в Русской Церкви практика подготовки к причастию, в том случае, если человек причащается лишь несколько раз в году, совершенно понятна и оправданна для тех, кто причащается редко. Действительно, если человек большую часть церковного года не живет церковной жизнью, не соблюдает посты установленные Церковью, не имеет опыта домашней келейной молитвы, для него будет полезным провести определенную духовную работу над собой, перед тем как причаститься. Вопросы возникают тогда, когда миряне, живущие полноценной церковной жизнью, посещающие регулярно богослужения, соблюдающие все установленные Церковью многодневные и однодневные посты, изъявляют желание причащаться на каждой воскресной литургии. Как быть в этом случае с обязательным трех-дневным постом, учитывая, что пост в субботу воспрещается 64 Апостольским правилом (Аще кто из клира усмотрен будет постящимся в день Господень, или в субботу, кроме единые токмо (Великия субботы): да будет извержен. Аще же мирянин:да будет отлучен)?

Не думаю, что будет большим секретом сказать о том, что готовящийся к совершению литургии священнослужитель не соблюдает дополнительных  постных дней перед причастием, кроме тех постов, которые установлены Церковью. На это можно услышать возражение о том, что священник не может совершать литургию не причастившись, но ведь именно об этом говорят каноны и в отношении мирян. 9 Апостольское правило мы уже приводили. Что касается подготовки к причастию, то священники не имеют какого-либо  особого привилегированного положения, о чем и пишет святитель Иоанн Златоуст: «Но есть случаи, когда священник не отличается от подначального, например, когда нужно причащаться Св. Тайн. Мы все одинаково удостаиваемся их, не так, как в Ветхом Завете, где иное вкушал священник, иное народ и где не позволено было народу приобщаться того, чего приобщался священник, людям запрещалось соучаствовать в том, что было для священников. Ныне не так — но всем предлагается одно Тело и одна Чаша…».

Таким образом, мы видим, что возникает определенная коллизия – священник совершающий литургию освобождается от необходимости соблюдения дополнительных постных дней и обязательной исповеди перед причастием, мирянин, изъявивший желание причащаться каждый воскресный день вынужден помимо прочих постов соблюдать трех-дневный пост перед причастием, нарушая при этом 64 Апостольское правило, запрещающее пост в субботу.

Как обстоит дело в других Поместных Церквах? Сразу следует сказать, что нам не удалось провести всеобъемлющего исследования в отношении практик  всех Поместных Православных Церквей. В мировом православии нами условно  были определены две основные традиции – условно греческая и условно  русская. Греческая практика, к которой мы относим приходы Константинопольской, Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской, Элладской, Кипрской Церквей предполагает возможность причащения мирян за литургией без обязательной исповеди. Прихожане стараются причащаться каждое воскресенье, при этом исповедь совершается в отдельное от литургии время и никак не связана с причастием. Более того, исповедовать может не всякий священнослужитель, а только тот, кто получил  специальную грамоту от архиерея, которая дает право на совершение  исповеди. Обычно подобное разрешение выдается священнослужителю, который уже имеет достаточный пастырский опыт. Сам факт рукоположения в  священники в греческой традиции еще не означает, что новорукоположенный  батюшка сразу получает власть «вязать и решить».

В Сербской Церкви нет единообразия: все зависит от того, где «батюшка учился». Выпускники греческих духовных школ перенимают традиции Элладской Церкви, а священники русской школы считают исповедь непременным преддверием причащения, а во внепостное время многие из них  причащаться не советуют.

Самая молодая Поместная Церковь – Православная Церковь в Америке,  которая еще в прошлом веке имела те же самые проблемы, которыми мы задаемся в данном выступлении, в настоящий момент является одной из наиболее динамично развивающихся Церквей в Северной Америки. Подготовкой к причастию является сама Литургия по слову святого Николая Кавасилы:  «псалмы и чтения Писаний предуготовляют нас к освящению Святыми  Тайнами». Каждый верный причащается за каждой Литургией. Канон ко  святому причащению и молитвы ко причащению входят в домашнее молитвенное правило.

Дополнительного поста не требуется. Соблюдение поста по средам и пятницам, а также больших постов является достаточным. Т.е. к верным  предъявляются те же требования, которые выполняют сами священники (цитату из Святителя Иоанна Златоуста на этот счет мы уже приводили).

Исповедь требуется регулярная (по совету священника – раз в один-два  месяца), по собственному желанию верующего (в большинстве храмов всегда  можно поисповедываться до начала литургии или после вечерни), в случае  если верный впал в смертный грех (убийство, прелюбодеяние, идолопоклонство – включая уход из церкви на длительный период). В  Великом Посту исповедь обязательна для всех.

Еще в 70-х годах прошлого столетия православные христиане Америки  жили в традиции «нечастого» причастия. Благодаря усилиям таких  прославленных пастырей как протопресвитер Александр Шмеман и протопресвитер Иоанн Мейендорф сегодня посещаемость воскресных литургий и праздников в Православной Церкви в Америке (которая не имеет никаких  других ресурсов кроме, собственно, церковных) – самая высокая среди всех православных юрисдикций США.

Увы, не во всех Поместных Православных Церквах ситуация столь  благоприятная. Многим из нас знакома современная практика Болгарской  Православной Церкви, в которой последование литургии почти повсеместно исключает возможность причащения мирян, т.к. предъявляемые требования  для причащения неоправданно строги – месяц поста перед причастием.  Следствием этого стали полупустые храмы Болгарии.

Хочет ли Русская Церковь пойти по стопам православных Болгарии или  нет – зависит от той позиции, которую будет отстаивать духовенство нашей Церкви. Нам представляется, что существующее разнообразие богослужебных традиций в различных Поместных Церквах есть совершенно нормальное и объяснимое явление. Но отношение к таинствам, не может быть традицией  той или иной Церкви. В этом вопросе мы можем говорить лишь о том, кто  более, а кто менее соответствует тому, что называется Преданием Церкви.

Разумеется, речь не идет о том, чтобы снять все возможные ограничения и причащать всех подряд без разбора. Как мы уже и говорили, для людей  причащающихся редко существующая практика является вполне оправданной.

Но задача пастыря в том, чтобы вдохновлять верных для постоянного  участия в Таинствах и помочь выработать разумное и посильное правило  подготовки. В том случае, если сам верный хочет более полного участия в Таинствах, мы должны всячески поддерживать такое стремление и выработать разумные пастырские подходы. В этом вопросе нам весьма необходимо то,  что в православном богословии называется consensus patrum, т.е. «согласием отцов». И если святоотеческий consensus patrum по данной  проблематике однозначен, согласие отцов ныне здравствующих не всегда  очевидно.

Представляется целесообразным, опираясь на каноны Церкви, определить  индивидуальный подход для каждого прихожанина, учитывая имеющийся у него опыт церковной жизни. В том случае, если человек изъявляет желание регулярного причастия за каждой воскресной литургией (что идеале должно  стать нормой для всех прихожан) возможно преподание благословления на  причащение без дополнительного трех-дневного поста (разумеется, с обязательным соблюдением имеющихся в Церкви постов). Объем молитвенного правила должен быть не меньше имеющегося в наших молитвословах Правила ко святому причащению, включающее в себя три псалма, канон и молитвы  перед причащением. Чтение трех канонов должно быть оставлено на усмотрение готовящегося к причастию.

Вопрос об обязательной исповеди, конечно, один из наиболее деликатных. Исповедь не является служебным таинством по отношению к причащению, и особенно печально, когда исповедь многими прихожанами по меткому замечанию о. Александра Шмемана воспринимается как «билет на причастие». Разумеется, что и здесь возможен индивидуальный подход,  особенно в тех случаях, если прихожане (согласно 66 правилу VI Вселенского собора) желают причащаться во все дни Светлой седмицы.  Пытаясь оградить мирян от формализации таинства причастия мы, по сути,  формализуем таинство исповеди, которое из таинства «второго крещения»  становится одним из условий для причастия.

В любом случае пастырь всегда должен помнить, что он не имеет права  требовать от пасомых того, что он сам не исполняет. Не лишним для нас  было бы помнить слова Христа: «…Вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не  дотрагиваетесь до них» (Лк. 11, 46).

И завершить свое выступление хотелось бы словами архимандрита Ефрема, игумена Ватопедского монастыря, сказанные им во время принесения в  Россию Пояса Пресвятой Богородицы:

«Я знаю, что в России некоторые священники говорят, что перед Причастием надо поститься три дня, а некоторые – пять дней. На самом деле нет никакого обязательного закона, сколько дней поститься перед Святым Причастием. Доказательством этому служит то, что священники не постятся в обязательном порядке, а потом не только причащаются на следующий день, но и служат Литургию. Мы ведь соблюдаем посты определенные – четыре поста в году и посты в среду и пятницу, думаю, что этих постов достаточно. Если кто-то хочет поститься перед Причастием даже целую неделю ради аскезы, ради благоговения, пожалуйста, но чтобы это узаконивали духовники – об этом мы нигде и никогда не слышали. Если бы это было обязательным условием для Причастия, во-первых, священники должны были бы поститься всегда. Иногда говорят, что христианам надо только раз в два-три месяца причащаться, – такого закона тоже нет. Когда у христианина нет смертельных грехов, он вправе причащаться значительно чаще».

Спасибо за внимание!

Прочитано на http://www.pravmir.ru/dzhon-tolkin-podlinnaya-istoriya/ 3 января исполняется 120 лет со дня рождения Джона Толкиена. В детстве мы с упоением читали «Властелина колец», увлекательного «Хоббита» и чаще всего игнорировали «Сильмариллион». Какое из своих произведений сам писатель считал главным? Что связывает сказки об эльфах и орках с христианством? Чем должна была, по мнению Толкиена, закончиться история волшебного мира?

Джон Толкиен вошел в историю не только как великий писатель. Он был выдающимся филологом, почти 40 лет занимал должность профессора Лидского, а затем Оксфордского университетов. Толкиен — один из авторов Словаря среднеанглийского языка и монументального Оксфордского словаря английского языка, который переиздается до сих пор, хотя первое издание увидело свет в 1920 году. Им написаны интереснейшие исследования «Чосер как филолог» и «Беовульф», подготовлен к печати памятник английской словесности XIV века «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». И все же простые читатели любят его не за это.

Главная книга

Мы не всегда верно понимаем значимость отдельных частей знаменитого цикла Толкиена: последовательность реализации замысла, как нам кажется, выстраивается в порядке его публикации. Получается, что «Властелин Колец» — продолжение истории про хоббита Бильбо и волшебное кольцо, а «Сильмариллион» — попытка автора в преклонном возрасте дать историю объяснения «Властелина Колец», которая ему проигрывает.

Ничего подобного. Центральное для Толкиена произведение — повесть о Сильмарилах. Он писал ее всю сознательную жизнь, впервые взявшись за перо еще во время I Мировой войны. Джон Толкиен был офицером Ланкаширского полка, участвовал в одном из самых крупных сражений на реке Сомме, а затем из-за ранения больше года провел в госпитале.

Именно там Толкиен сделал первые наброски о предыстории рода человеческого. К середине 1930х основная концепция была им продумана в деталях. Книга должна была состоять из четырех частей, включавших в себя предание о сотворении мира, об иерархии «богов»-Валар, собственно историю о создании, утере и попытках обретения вновь камней Сильмарилов, в которых был заключен божественный свет. Последней частью произведения была повесть о падении нуменорян, особой породы людей, в гордыне своей нарушивших основной запрет, наложенный единым Богом, и посягнувших на заповедную землю.

«Хоббит» (1937) получился самостоятельной сказкой. Можно ничего не знать о «Сильмариллионе»

и наслаждаться ее чтением. Однако в тексте имеются места, дающие отсылку к событиям Первой эры. Например, в восьмой главе говорится: «В старину у эльфов даже случались войны с гномами, которых они обвиняли в краже эльфовских сокровищ». Это прямая отсылка к событиям, описанным в 22й главе «Сильмариллиона».

Но «Властелина колец» Толкиен уже совершенно сознательно писал и рассматривал как часть более общего замысла. В нем он ставит вопросы, которые были ключевыми для «Сильмариллиона», и встраивает в ткань произведения изрядное число пересечений с основным циклом, включая прямые цитаты.

Новизна и художественная сила трилогии такова, что читатель вполне может быть удовлетворен законченностью повествования, внутренней достоверностью событий и мотивацией персонажей. Указания на глубинный пласт истории, которая обретает свое разрешение во «Властелине колец», остаются на периферии его внимания.

Прикровение в откровении

По существу, Толкиен создал художественный космос с собственной историей и мифом. Автор желал таким необычным способом выразить то, что всем современникам было хорошо известно, что они считали исчерпанным и нетворческим. Но для него, сына римско-католической Церкви, это было глубокой личной верой и подлинным жизненным стержнем.

Зачем говорить прикровенно об Истине, которая говорит о себе Сама, и, будучи Словом, открывает Себя в предельной полноте, какая только доступна людям в воплощении и вочеловечении? Да, некоторые приемы изложения отдельных христианских смыслов могли быть иносказательны, ведь и сам Спаситель говорил притчами. Книга Апокалипсис представляет собой  своего рода «прикровение в откровении», причем попытки выстроить ее символы в связный образный ряд чаще всего терпели неудачу. Наконец, Таинства, преподаваемые в Церкви, апофатический, таинственный метод  в богословии, возможны и действенны именно потому, что в общении человека с Богом присутствует неразрешимая антиномия явления в конечном мире Того, Кто по бытию бесконечен, Кто самое бытие превосходит. Но обо  всем этом во все века христианства говорилось прямо. Никто из авторов  не прибегал к изложению богословских истин под видом новосозданного «легендария», в котором ни одного персонажа невозможно сопоставить  с каким-то конкретным христианским «прототипом»!

Таковы были обстоятельства времени, начала прошлого века. Слишком велик был разлом человеческого духа, обнаживший себя в крушении всех привычных норм жизни, прервавший их, как считалось, правильное и поступательное развитие. Христианское осмысление происходящего уже не могло повторять прежние устойчивые формы. Ведущие теологи Запада — Карл Барт, Пауль Тиллих, Ганс Урс фон Бальтазар — стремились перестроить систему христианского богословия на новых основаниях. В свою очередь,  Тейяр де Шарден и Мартин Хайдеггер пошли иными по отношению к традиционному христианству путями. Первый попытался оживить богословие за счет теории эволюции и терминологии, заимствованной из оккультных  учений XIX века. Второй создал целый метафизический мир, построенный на идее фатального одиночества человека.

Что же Толкиен? В чем правда его построения, связывающего слишком  различающиеся меж собой реальности: догматическую веру, миф и мечту? Реальность, их объединяющая,— история, которую Толкиен понимал  исключительно в христианском измерении. Ведь христианин знает, что есть  Начало, которое дало начало другому бытию, чтобы ему самому стать бытием в вечной и непреходящей жизни. Так и в «Сильмариллионе» есть абсолютно  внеположный миру Илуватар, сотворивший мир с помощью музыки, и история, которая в ней скрыта, развернется, состоится. Эту музыку в конце всех времен и эпох исполнят «боги», которые никакой не многобожный пантеон, но «ангельские силы», «сослужители в творении», и его дети — тварные существа: «музыку, превосходящую ее, хоры Айнур и Детей Илуватара исполнят пред Илуватаром после срока всех дней. Тогда темы Илуватара будут воспроизведены так, как они суть, и обретут Бытие в самом  произнесении своем, ибо все познют в полноте замысел Илуватара об их участи».

Будет падение, всякий раз сопряженное с отказом от сотворчества, отказом от величайшего дара

быть причастным наделению подлинным бытием, и попытка начать творение по собственному произволу.

Это произойдет с «ангелами»-Айнур, и выбор их будет безвозвратен, а «творение» обернется бесконечной чередой подделок, будь то драконы, орки или боевые волки. Это случится с эльфами, которым даровано «бессмертие», то есть фактическое неумирание от естественных причин  в сотворенном мире, но с опытом смерти как смыслового предела жизни. Они соблазнятся о величайшем своем артефакте, камнях с божественным светом, и вступят в безнадежное противоборство с судьбой, которая падет на них неотменимой реальностью оборотной стороны совершенного братоубийства.

Наконец, падут люди, пожелавшие искать бесконечной жизни в этом мире,  тогда как фактическая их «смертность» была даром Илуватара  к богопознанию. И придет полурослик Фродо, который долго продержится силой, заложенной Создателем в «малых сих», и сорвется в самый последний момент, соблазнится о вещи вторичной, власти над ближними, когда уже  буквально будет «от добра до худа один шаток», но не долгая неодолимая  дорога.

Звезда Гил-Эстел

Мир Толкиена состоит из сложных и многозначных символов. Сам он более чем настороженно относился к внешним интерпретациям, не в последнюю  очередь по причине «прикровенности», о которой шла речь. И мы понимаем,  что ввести явным образом в свое произведение какой бы то ни было  «аналог» Христа или Божией Матери он не мог, это было бы неуместным  вмешательством, разрушающим художественную и концептуальную ткань цикла, и не приносящим никакой миссионерской пользы.

При этом Толкиен строго следовал христианской идее истории. Он  не обольщался насчет будущего своего мироздания, конкретного будущего  Срединной Земли после эпопеи с Кольцами Власти. В своем письме К.Бэйли,датированном 1964 годом, он писал:

«Я вправду принялся за повесть, действие которой происходит через  100 лет после падения Мордора, но характер ее получился зловещим  и угнетающим. Коль скоро мы имеем дело с людьми, то по необходимости приходится затрагивать самую прискорбную особенность их естества: их  скорое пресыщение благом. И вот во времена мира, правосудия  и процветания жители Гондора изъявляют неудовольствие и беспокойство, тогда как династы, потомки Арагорна, стали лишь королями и правителями.  Я обнаружил, что уже в столь ранний период там проступают революционные  заговоры, сосредоточенные вокруг центра тайного сатанистического культа; а гондорские мальчуганы играют в орков и носятся повсюду, творя пагубу. Я мог бы написать „триллер“ о заговоре и его раскрытии и низвержении —  но только этим он и будет. Не стоит трудов».

И все же путеводительная звезда Гил-Эстел знаменует собой три  высочайшие добродетели христианина: веру, надежду и любовь. К вымышленным персонажам Толкиена приложимы библейские формулы. Вера  побуждала Эарендила отплыть к блаженным землям, чтобы принести весть  о бедствиях двух родов и вымолить для них прощение, верой движим был  Фродо, отправляясь в свой страшный путь в Мордор. Надежда не покидала их в самую трудную минуту, и свет ее вел их вперед. Наконец, любовь  поставил Бэрен выше «камней и творения искусства», самих Сильмарилов,  величайших камней преткновения Первого века Земли, и любовь вызволила его из сени смертной.

Сергей Акишин

Преподобный Амфилохий Почаевский. 27.11 (10.12) 1894 г. – 01. 01. 1971 г.

На Украине имя этого святого значит столько же, сколько в России имена наших великих подвижников. В Почаевской Лавре его почитают наравне с Преп.Иовом, и это имеет особое значение, поскольку старец Амфилохий – наш современник. Здесь, на земле, его не стало в 1971 году.

А, между тем, и житие, и известные свидетельства об его молитвенной  помощи сравнимы с житиями величайших святых, и кажутся достойными пера Симеона Метафраста(1). Плоды его монашеского подвига – одно из самых ярких и убедительных свидетельств того, что благодать в Церкви Православной не оскудевает, что «Господь вчера и днесь, и во веки Тот же». Со своей паствой

Прошло восемнадцать лет с тех пор, как мощи старца Амфилохия из Успенской Почаевской лавры на Украине были обретены нетленными. Их целостность и состояние примерно такие же, как у святых, почивающих в пещерах Киево-Печерской лавры. Старец как будто уснул, и произошло это не в 1971 г., а совсем недавно. В Церкви он прославлен как «преподобный», т.е. уподобившийся Господу в самых высоких добродетелях, но не будет преувеличением сказать, что жизнь его с момента прихода в монастырь до самого конца была непрекращающимся исповедническим подвигом.

Только люди достигшие духовной зрелости вправе произнести слова, которые однажды просто и сами собой вышли у оптинского иеромонаха  о.Василия (Рослякова), – «хорошо было бы пострадать за Христа». Вспомним, даже такой великий святой, как Святитель Филарет Московский в молитве к Господу произносит со смирением: «…Не дерзаю просить ни креста, ни утешения! Только предстою пред Тобою…»

Готовность пострадать за Христа – удел совершенных. И, вот, старец  Амфилохий был из тех, кому с полным сознанием пришлось нести  мученический крест не однажды.

Вопрос о том, кому «не угодил» монах для верующих людей, в общем-то, не первостепенный. Одни вели его на расстрел, истязали в психиатрической лечебнице, избивали до полусмерти, другие отдавали распоряжения об этом… Важнее другое: поистине, несчастнейшие люди – те, кто становятся  исполнителями воли духов зла, независимо от внешних – политических, идеологических или каких-либо иных мотивов. Истинная причина подобной ненависти открывается до конца, опытно, а не чисто умозрительно, в  Почаеве, возле его мощей.

К престольному празднику в честь Успения Пресвятой Богородицы в лавру ежегодно приходит многотысячный крестный ход из  Каменец-Подольского, и среди этого множества в сопровождении  родственников – весьма необычные больные. Недуг этот не укладывается в  картину эпилепсии. Как правило, он обостряется при приближении к  святыням. Это невозможно отнести и на счет «актерского мастерства»:  каждый в состоянии отличить произвольный, даже самый  профессионально-исполненный крик, от крика нестерпимой боли, непроизвольного.

«Особые» больные рычат, издают потоки площадной брани по отношению к святым, и  при этом особенно оскорбительные эпитеты достаются Преподобному  Амфилохию.

Впечатление не из легких, особенно когда подобный «набор» несется из  уст хрупкой девочки, которую пытаются удержать несколько мужчин. Сила у  больных такая, что не во всех случаях помогают и металлические наручники.

Самое сложное для сопровождающих – подвести их к мощам. В тех  случаях, когда удается, эти страдальцы обычно успокаиваются. Проходит  несколько минут, и пришедшие в сознание не помнят о своем недавнем состоянии.

Поклонение честным мощам – начало исцеления духовного. Впереди –  исповедь, причастие, особый церковный чин – отчитки. В монастыре о  подобных случаях говорят: «Гнал нечистых батюшка при жизни своей, гонит и сейчас. Не выносят они его присутствия.»

Старцу Амфилохию была дана особая благодать. Он обладал несомненной прозорливостью, даром молитвенного исцеления, освобождения одержимых, и брань его с невидимым миром, где действуют духи, была – «не на жизнь, а на смерть». Ему мстили и неотступно преследовали те, кого он опалял своей молитвой.

«Убивайте мене, а його не зачипайте!»

Шел 1947 год. Позади осталась страшная война, и уцелевшие в ней надеялись на то, что послевоенный мир станет мудрей и лучше. Казалось, и для Церкви наступило время благоприятное. После долгих гонений в храмах зазвучала молитва, открыли двери духовные учебные заведения, понемногу  стали возвращаться из мест заключения освобожденные священники. Однако  политическое «потепление», обязанное военным условиям, оказалось  временным, а изменение стратегии в отношении Церкви относительным.

Ушли в прошлое показательные процессы над духовенством, теперь в них  не было и необходимости: основная часть духовного сословия была физически уничтожена в период 20-х – 30-х годов. Но одновременно «достойной преемницей» Соловков стала созданная в к.40-х – нач. 50-х  система Сиблага, как и предыдущая поглотившая миллионы жизней(2), а дела «возбуждающих опасения» священников решались уже в порядке «индивидуальном» и часто «внесудебном».

Так было и на этот раз, когда в келью иеромонаха из Почаевской лавры ворвались неизвестные вооруженные люди. Вели себя вызывающе, дерзко, поставили под дуло автомата и повели. В чем состояла «вина» человека, жившего уединенно в маленьком домике при монастырском кладбище и довольствовавшегося только самым необходимым? Для «конвоиров» достаточно было то, что он был одним из тех священников, к которым люди едут издалека.

Отца Иосифа, – таково было монашеское имя Преп. Амфилохия до принятия схимы, – знали, благодаря его способности исцелять в тех случаях, когда не оставалось надежды получить помощь от врачей. Лечебная практика батюшки началась еще до его прихода в монастырь. Когда-то у сельского лекаря он выучился искусству костоправа.

А в начале 30-х, когда он был уже в постриге, случай открыл в нем  умелого доктора и дерзновенного молитвенника. Лаврский иеромонах  буквально «собрал» и поставил на ноги разбившуюся молодую пару: во время сельской свадьбы лошади понесли, и коляска, где сидели новобрачные, опрокинулась, причинив им тяжелые травмы. Усердие о. Иосифа, подкрепленное молитвой, произвело чудеса, и с тех пор к нему вереницей потянулись посетители. Чтобы не доставлять беспокойство монастырской братии, батюшка по благословению отца наместника перешел в отдельный домик. Лечение больных в сочетании с оказанием духовной помощи стало его постоянным «послушанием». В иные дни он принимал до 500 человек.

С началом Великой Отечественной войны поток посетителей увеличился. Было замечено, что иеромонах Иосиф безошибочно предсказывал, к кому вернуться мужья и сыновья, а кого  ожидают потери. Этому предшествовали двадцать лет, проведенные в  послушании и молитвенном подвиге. Внутренняя сторона монашеской жизни – пост, бдения, молитвенное правило, – была скрыта от посторонних глаз,  явными оказались духовные плоды.

Отец Иосиф получил и еще один дар – видеть воочию и изгонять нечистых духов. И вторжение незваных гостей в 1947 г. не стало для него  неожиданностью. Батюшка не сопротивлялся, даже тогда, когда у ворот ему объявили о том, что ведут расстреливать. Попросил разрешить ему помолиться. Прочел «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», «Верую», и начал читать по себе самом отходную, как вдруг другой лаврский монах – отец Иринарх бросился под дуло автомата: «Кого ви хочите убити?! Знаете, якiй вин чоловик? Вiн весь свiт спасае. Убивайте мене, а його не  зачипайте!»(3) Что произошло с комбригом в этот момент, сказать трудно, только настроение его переменилось, и, высвободив оружие, он отпустил обоих.

«Живая стена»

В следующий раз смерть подступила совсем близко в 1962 году. В стране прогремело разоблачение «культа», начались «оттепель» и одновременно – возобновленная яростная атеистическая кампания. Новая «волна» докатилась и до Почаева, и однажды угроза уничтожения нависла над Троицким  собором.

Когда же милицейский отряд во всеоружии стоял у дверей храма, и  парализующее действие страха сковало присутствующих, отец Иосиф принял  на себя всю ответственность за последующие события. Выхватив ключи от храма из рук начальника, и поспешно передав их наместнику, он призвал  братию и прихожан оказать сопротивление погромщикам. В ход пошли колья, в считанные минуты вокруг о. Иосифа образовалась «живая стена», и собор  отбили. А батюшку ожидала расправа.

Арестовали его ночью в собственной келье, и на «воронке» доставили в  психиатрическую больницу, позаботившись и об «особых условиях»  содержания. Место для него определили в палате буйных больных. На этот  раз пришлось тяжело: от препаратов, которые ему вводили насильно,  распухало все тело и лопалась кожа, и то, что отец Иосиф выдержал все,  само по себе, было случаем исключительным. Поддерживала его только молитва: ни Евангелие, ни распятие передать в больницу врачи ему так и  не позволили.

И, все-таки, особым промыслом старец был освобожден(4). Однако план  вывезти старца за рубеж не осуществился. Отец Иосиф потихоньку ушел из  квартиры во Львове, где его скрывали от возможных преследований. «Без статьи и трибунала»

Возвращаться в Почаев было слишком опасно, и он поселился у  племянницы в селе Иловица. Укрыться надолго ему, конечно же, не удалось: народ моментально освоил новое направление маршрута, а отказать просящим батюшка не мог. Ежедневно служил Водосвятные молебны. Случаи  исцелений были необыкновенны. По молитвам о. Иосифа вернулся слух к  девушке, которую когда-то в детстве сильно побила мачеха. Одна жительница Почаева избежала ампутации, угрожавшей ей из-за начавшейся  гангрены. Известен и случай, когда прозрела слепая девочка. Есть  свидетельство того, как старец вернул к жизни 13-летнего подростка, находившегося в состоянии клинической смерти.

Бывало, что «открывались глаза» и у стойких атеистов, когда дело касалось их собственных детей.

В отчаянии обратился как-то к о. Иосифу секретарь обкома. Диагноз,  поставленный врачами его 18-летнему сыну, звучал как приговор: саркома.  Старец предупредил, что лечение будет только духовным: молебны, святая вода, освященная пища. Через несколько недель от болезни не осталось и следа, а отец в благодарность распорядился выделить для удобства паломников маршрутный автобус Кременец – Малая Иловица.

Местные власти, обеспокоенные притоком людей в село, стали настраивать родственников против старца.

В декабре 1965 г. о. Иосифа ожидало новое испытание. Один из родственников завел его на окраину села к болотам, и жестоко избив,  оставил умирать в ледяной воде. Восемь часов пролежал старец без помощи, пока его не обнаружили духовные чада. Опасаясь, что он не доживет до утра, его в ту же ночь отвезли в Почаевскую лавру, где постригли с именем Амфилохия, в честь святителя Амфилохия Иппонийского. Схима – это «край», определение – на жизнь или на исход. Старец пошел на поправку, и еще несколько лет служил людям в великом ангельском образе.

В Почаеве рассказывают, что кончина о. Амфилохия была насильственной и вызванной отравлением. Не раз старец говорил, что среди его послушниц  есть «Иуда», но когда люди, страдавшие от поведения одной из его «помощниц», просили его удалить ее от себя, батюшка только смиренно  призывал их терпеть, поскольку и сам он терпит.

У святых отцов в разных вариантах встречается мысль о том, что  превозмочь диавола умом и хитростью невозможно. Зло коварно и  могущественно, и победить его в мире можно только, взойдя на крест,  через сознательное уподобление Христу. Но «проигравший» по счету  лукавому, бесовскому, у Бога восстает в нетлении, венчается великой  славою и имеет дерзновение молиться за многих.

Сноски

1 Симеон Метафраст (Symeon Metaphrastes) (2-я половина 10 в.),  византийский писатель. Составитель минология, сводного корпуса греческих житий святых (148 текстов), приспособленного к церковному календарю.

2 Ценнейшие исторические свидетельства об условиях содержания в одной из ее частей — Озерлаге принадлежат протоиерею Алексию Кибардину,  состоявшему в духовнических отношениях с Преп. Серафимом Вырицким. (См.: Святой Преподобный Серафим Вырицкий и Русская Голгофа. С.-Пб., 2008. С. 306-317).

3 С. Вяткина. Благословенный Почаев. Светоч. Православный просветительский журнал (Пермь). 2004. № 2. C. 62

4 Есть сведения о том, что его освободила тогда из больницы дочь  Сталина, Светлана Аллилуева, в благодарность за то, что батюшка исцелил  ее от душевного недуга. (Жизнеописание Святого угодника Божия последних  времен. // Свято-Успенская Почаевская лавра. С. Вяткина. Благословенный  Почаев. Светоч. Православный просветительский журнал (Пермь). 2004. № 2. С. 63)

Мария Дегтярева