Та же хуйня сегодня – полночи какого-то черта втыкал, крутился. То голова подушке не подходила, то наоборот. Все блядь несоразмерным казалось – голова, подушка, ночь эта, кровать эта и жизнь, мать ее. Ну как тут спать вообще? Ну что рассказать еще? И ощущение какое-то постороннее, как в полнолуние. Весна за окнами, сквозняк по паркету – сбрось одеяло, возьми сигарету, выбрось с балкона горящую спичку, будто Господь, курящий на небе бросил нам звезды. Когда он там курит падает пепел из рук его к людям. Дым его выпущен в бороду неба, облако вправо, облако влево – экая невидаль, экая небыль. Так засыпаешь под утро неслышно, глядя на красные лампы на вышках, глядя на гребень антенны на крыше. Утром проснешься и нюхом учуешь, что за окном разразилось сегодня. Завтра опять отложили на завтра. Завтрак согреешь, но так и не тронешь. Пачка всю ночь пробыла на балконе, пленка покрылась мельчайшей росою. В небе белесой полоской косою утренний рейс в знаменатель отводит все, что осталось под ним в небосводе. Нацело вряд ли все это разделишь, но попытаться на самом-то деле все же попробовать стоит.
Жизнь не поделишь на всех без остатка – только начнешь посыплются крошки: минус полдня, минус с лишним два года. Пудра друзей разлетится от вздоха – общих не будет. Проходит эпоха общего в жизни – ломай напоследок все фотокарточки на половинки. Справа твоя. Слева, дай присмотреться – тоже твоя, но сейчас не об этом. Сядешь на стул, не касаешься спинки. С краю, как в театре в антракте, в буфете. Хочется выпить, но не с кем сегодня. Хочется есть, но не сладкое что-то. Так и живешь по какой-то привычке – только заснешь и пора на работу. Чуть полюбил – замечаешь во взгляде право на собственность, список претензий. Я сирота, мне положена пенсия – десять подряд по утрате кого-то.