Мы сидим в бункере на лавке. Рядышком. Смотрим в серую бетонную стену, что напротив нас.
- Да, красотища, однако, - произносишь мечтательно ты.
- Ты о чем, друг мой? - спрашиваю я.
- Да я ни о чем, вообще-то. Так, проверяю голосовые связки и наличие твоей способности слышать.
- А. Ну, можешь быть спокойным - твои голосовые связки работают. Как и мои уши, впрочем.
- Вот и замечательно.
- Ага.
Мы посидели еще 2 минуты и, не имея более смысла находиться рядом, разошлись в разные стороны: ты остался в бункере, а я пошла восвояси. Я чувствовала пустоту, и бессмысленность проведенного времени. Ты был рад тому, что снова что-то сказал, и никто не стал выяснять, о чем же была твоя речь. Ты жил долго и одиноко всё в том же бункере. Я - на воле, в окружении людей, которые были готовы общаться, а не жить монологами.
P.S. Если вы хотите, чтобы вас не слышали - молчите. Если вы не хотите молчать, будьте готовы к диалогам. И не факт, что участники этих диалогов будут говорить лишь то, что вы хотите услышать. Если же вы хотите, чтобы молчали слушающие, заклейте им рты. Если вы желаете слышать только то, что хотите слышать, заведите себе попугая и научите его нужным фразам. Я верю, у вас всё получится!
Тридцать т…, елки-метелки, тридцать четыре. Моей паспортной, тетке с маленькими злыми глазками, с губами-ниточками, вечно поджатыми в недовольной гримасе, уже тридцать четыре. Она, паспортная, сухопара, волосы собраны тугим пучком на макушке – ни волоска не выбьется, чтоб не мешали при ходьбе, походкой жесткой и прямой. Одежда какого-то серого цвета, вся из четких линий, ни тебе изгибов плавных, ни тебе сексуальности – залога продолжения рода, да и вообще, плотского удовольствия. Лоб прорезают тонкие морщинки, и каждая – будто прожитый год – глубокая и очевидная.
Моей душевной от силы двадцать. И она – полная противоположность паспортной. Глаза по-детски круглые, рот пухлый и небольшой. И всё норовит улыбнуться. А лучше засмеяться. Да так, чтоб хохотали все вокруг. Потому что должно быть ярко! А чтоб было еще ярче, нужно напялить красные лакированные полусапожки, темно-синие джинсы-облипахи. Чтоб обтянуть заманчиво торчащий задок, что не смогли испортить ни беременности, ни роды, ни кардинальное изменение в размерах. А под красные полусапожки обязательно надеть красную рубаху. Вот и всё, готова к подаче скакуна и сабли! Скакун, чтоб скакать, сабля, чтоб размахивать и… вперред! Навстречу новым приключениям, новым эмоциям, новым яркостям!
Гм, но паспортная-то не дремлет. Стоит уже у входа с указкой в руке. Злющая, как последняя мегера. Взглядом испепеляет, так и ждет, чтоб указкой огреть. По задку. Чтоб спрятала, оделась… поприличнее. Мда.
Но фигли! Душевная делает хитрый маневр, выскальзывает в узкую дверную щель и взбирается на скакуна. Пока паспортная указкой пытается придержать дверь, душевной и след простыл – поскакала, помахав рукой всем и вся, не забыв Солнце, Луну, Землю, ну и паспортную, конечно.
Вот так и живут они обе, в постоянном противостоянии, в постоянном споре. И кто победит покажет лишь время-я-я!..
Это ж как же нужно не любить своего собственного сына, чтобы с Фамилией Штопаный назвать ребенка еще и Антон?!
(Или просто поломанная в детстве психика – меня не любили и я не могу)