В этом году 8 декабря исполнилось 75 лет со дня гибели в сталинских лагерях священника Павла Флоренского – философа, богослова, ученого и искусствоведа.

  К этой дате в Сергиевом Посаде 5 декабря был открыт памятный знак, посвященный всем, пострадавшим за веру в годы Советской власти. О редко упоминаемых эпизодах жизни отца Павла, его философии и научных открытиях, о его мученической кончине мы поговорили с внуком русского религиозного философа и богослова, известным исследователем его творчества, игуменом Андроником Трубачевым.

Отец Андроник, Флоренский известен большинству людей как религиозный философ. А как сам отец Павел мыслил соотношение философии и религии? Находятся ли они для него в отношении конфликта, или между ними существует гармония и сотрудничество?

По Флоренскому философия возникает из лона религии. Философия – это попытка осмысления и, в какой-то степени, ослабления религиозной жизни. Напряженная религиозная жизнь в общем-то не требует такого осмысления. В целом Флоренский считал, что все в человеческой культуре возникает из религии, на религиозной почве. Например, одомашнивание животных. Для того, чтобы приносить религиозные жертвы, людям были нужны животные. И чтобы не бегать каждый раз за ними по лесу, животных стали приручать. Или медицина – она по Флоренскому тоже возникла из религиозного культа. Первые медицинские учреждения появились при языческих храмах. Человек приходил в храм, получал там медицинскую помощь, исцелялся, приносил жертвы, шел к священнику, – все одновременно.

Но очень часто отношения религии и философии понимаются как предельно конфликтные или как отношения непересекающихся множеств. Например, немецкий философ Хайдеггер считал, что  религиозная философия – это бессмыслица, что-то вроде деревянного железа.

Для Флоренского наоборот, философия по мере укрепления ее связи с религией все более приближается к истине, потому что она, как и все остальное, живет религией и питается ее соками. По мере же ослабления ее связи с религией и религиозным культом, она действительно становится деревянным железом.

А что говорил Флоренский о соотношении науки и религии? В чем специфика науки по сравнению с религией?

Специфика, я думаю, и в предмете познания, и в способах познания мира. Есть художественный способ познания мира, а есть научный. Если наука коренится в религии, она действует не рациональными, а разумными методами. Сугубо рационалистический метод противоречит религиозному пути. Путь разумный же коренится в вере. Флоренский имел свой, совершенно уникальный способ познания. Сложно дать его определение. С философской точки зрения это опора на интуицию, но интуицию сверх-рассудочную, разумную. Флоренский рассказывал о том, как он однажды стоял на службе, и вдруг ему было видение – перед ним вдруг словно пронеслась вся жизнь его друга философа Владимира Эрна. Флоренский говорит, что он тогда подумал, что жизнь Эрна кончилась. Потом он приходит домой, а там телеграмма  – Эрн умер.

Это не была оккультная медитация. Грань между оккультным и духовным видением, конечно, очень тонкая. Самое главное – оккультные явления мы сами вызываем в себе техническим путем. А видение дается свыше, помимо желания и воли человека. Оно близко к художественному познанию. Отец Павел говорил моей маме: «Я вижу прежде всего вещь, ее  корни, но мне очень трудно найти язык и способ, чтобы показать то же самое людям, которым такой путь познания не доступен или они его не принимают».

А что по Вашему из философских идей и трудов Флоренского и сегодня сохраняет актуальность? И какие его идеи на Ваш взгляд являются главными в его философском творчестве?

Важнейшим положением Флоренского было то, что все духовное мы знаем  через его материализацию, воплощение. Нет ничего духовного, что не имело бы материального воплощения. И наоборот, все материальное имеет духовную основу. Вот, например, храм. Это материальная культура или духовная? Или произведение литературы. Что это, только духовное явление, или и материальное тоже? С этим связана другая его важная мысль – идея о слоистости культуры,  о символизации культуры и всего бытия. Низший слой бытия символизирует высший и на него опирается.

В области искусствоведения его крупнейшее достижение заключается в том, что он стал исследовать произведение искусства не только с точки зрения эстетики, но и с точки зрения техники и технологии. Я сейчас вспоминаю, как он описывал одну водосвятную чашу. Сначала идет довольно скучное описание того, как сделан тот или иной завиток на ней, а потом вдруг следует вывод, что автор изобразил саму идею воды, которая словно просвечивает сквозь этот материал. Еще одна его важнейшая идея, о которой я уже говорил – это мысль о происхождении культуры из религиозного культа.

Вообще творчество Флоренского можно поделить на два этапа. Первый – это его теодицея, оправдание Бога. Он представлен наиболее известным среди широкой публики трудом отца Павла «Столп и утверждение истины». Второй – это оправдание человека, антроподицея (его книги «Философия культа», «Водоразделы мысли»).

Теодицея, оправдание Бога было адресовано неверующей интеллигенции. Тут давались ответы на следующие вопросы: если Бог благ, то почему существует зло? Если Бог всемогущ, то почему он не может сделать то-то, и то-то и т.д?

А антроподицея, оправдание человека у Флоренского решала, например, следующие проблемы: если человек образ Божий, то почему он ему не соответствует в своем наличном состоянии? Почему человеку нужно стремиться к святости, и как он ее может достигнуть?

Вообще, должен сказать, что чаще всего исследователи творчества Флоренского не соглашаются между собой ни по одному пункту. Как правило, каждый видит в нем того, кем он сам является. Например, оккультисты считали его оккультистом. Символисты говорили, что он символист, ит.д.

А почему так получается?

Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, когда у него спрашивали, почему у Флоренского в книгах встречаются какие-то близкие к оккультизму описания, что Флоренский писал о таких тонких вещах, для которых у нас нет соответствующей терминологии. Он отзывался о творчестве Флоренского как о укоренном в Православии.

Отец Павел предсказывал, что двадцатый век будет веком оккультизма. У него были интересные ученики – владыка Варнава (Беляев), епископ Вениамин (Милов), которые писали, что их никто кроме Флоренского не готовил к тому, что в очень скором будущем будет иметь место наступление атеизма и оккультизма на человеческую культуру.

Ведь мало говорить, что оккультизм – это очень плохо, что это грех. Важно понять, на какие потребности человека он опирается и за счет чего паразитирует. У человека есть потребность общаться со своими умершими предками? Есть. Церковь говорит, что эта потребность святая и благая, что она реализуется через молитву, панихиду. Но если вы человек нецерковный, то на этой потребности и может паразитировать оккультизм. Оккультизм живет, используя данные Богом благие желания человека. Он не смог бы существовать, если бы у нас не было потребности общения с предками. Иначе не обращались бы наши дуры к «колдунам» и «магам» по объявлениям в газетах.

Отец Павел в своем творчестве старался раскрывать то благое зерно, на котором строится все остальное: и плохое, и хорошее. Исследуя языческие религии, он их исследовал не с точки зрения христианской апологетики, а с точки зрения того, что свет и во тьме светит. Если для иудеев грядущий Христос открывался через пророков, то для языческого мира его приход открывался через ложные мифы и религии. Например, мифами о воскресающем Дионисии, о воскресающих и умирающих богах языческий мир подводился к самой идее того, что возможно Воскресение.

Страницы: 1 2 3 4

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл считает, что современные нападки на Церковь напоминают атмосферу накануне революции 1917-года. Как сообщает Интерфакс, об этом Патриарх сказал на встрече с атаманами реестровых казачьих войск России, Украины и Беларуси.

Федор Гайда

  Зал заседаний Госдумы 1906—1917 гг. Таврический дворец

Мы решил разобраться — в чем сходство.

Предреволюционное обострение

В начале ХХ века Россия переживала такие масштабные и стремительные социальные изменения, каких еще не знала за всю свою прежнюю тысячелетнюю историю. Однако именно это неизбежно вызывало и усугубляло кризис традиционных духовных ценностей, обнажало застаревшие русские болезни. Подобное положение вещей не могло не породить вопроса о роли Церкви в обществе. Главным застрельщиком в критике Церкви, конечно, выступала интеллигенция. Почему? В первую очередь потому, что сама себя она воспринимала в качестве хранительницы нравственного идеала народа. Будучи бескомпромиссной в отстаивании своих принципов, русская интеллигенция не отличалась особой реалистичностью и жизненным прагматизмом. В результате Церковь воспринималась либо как конкурент, либо как помеха на пути тех или иных радикальных утопий — социалистических или либеральных.

Социалистическая и радикально-либеральная среда была индифферентна к религии. Один из лидеров кадетской партии Николай Некрасов, сын священника и кандидата богословия, говорил так: «Для нас “истинный сын православной церкви” — есть фикция». Умеренные либералы считали себя христианами, но это не мешало им гласно и активно критиковать Церковь. По их мнению, главным грехом ее было то, что она служит государству, причем не за страх, а за совесть. Известный философ князь Евгений Трубецкой отмечал: «Святейший Синод стал преимущественно органом надзора за политической благонадежностью духовенства, духовным “департаментом полиции”». Как считали либералы, всевластие так называемой «синодальной бюрократии» (в первую очередь епископата) приводило к духовной стагнации в Церкви. Докладчик октябристской фракции III Государственной думы по церковным вопросам Иван Никаноров в главном рупоре партии — газете «Голос Москвы» писал об «ужасном состоянии» Русской Церкви, виной чему были именно «синодальные порядки». Никаноров в своих статьях призывал рядовое духовенство протестовать против вмешательства светской власти в церковные дела и отмечал, что такое вмешательство происходило по вине епископата. Напомним: именно эта фракция в Думе составляла центр и на тот момент пользовалась правительственной поддержкой.

 «Где его Святейшество?»

Пытаясь втянуть в политику «церковные низы», политические деятели, наоборот, активно критиковали за это епископат. Наиболее распространенной была распутинская тема. В том же «Голосе Москвы» писалось, что Григорий Распутин не только руководит кружком, в котором практикуется «духовное и телесное сближение слушательниц с проповедником», но и имеет «высоких покровителей». Отмечались связи Распутина с епископом Сергием (Страгородским) и ректором Санкт-Петербургской духовной академии архимандритом Феофаном (Быстровым). Все это, конечно, должно было внушить публике «полное отвращение, если не омерзение».

  Накануне выборов подобная критика только нарастала. В предвыборной борьбе использовались и вполне искренние мольбы православных христиан к священноначалию урезонить «старца». Ныне причисленный Церковью к лику новомучеников Михаил Новоселов в своем обращении к Синоду в январе 1912 года писал про «хитрого заговорщика против святыни, церкви и гнусного растлителя душ и телес человеческих, Григория Распутина, дерзко прикрывающегося этой самой святыней церковной». За публикацию обращения в «Голосе Москвы» тираж номера был конфискован, а редактор газеты привлечен к суду. На следующий день октябристская фракция выступила со спешным запросом к правительству по поводу случившегося. Ее лидер Александр Гучков заклеймил «страшное попустительство высшего церковного управления» в отношении Распутина и риторически вопросил аудиторию о Святейшем синоде: «Где его “Святейшество”, если он по нерадению или по малодушию не блюдет чистоты веры в церкви Божией и попускает развратному хлысту творить дела тьмы под личиною света?» Оратору аплодировал весь зал. К запросу присоединилась вся Дума, кроме одного депутата. Впоследствии тема Распутина и близких к власти неких «темных сил», якобы управляющих монархом и всем российским правительством, станет главным инструментом оппозиционной борьбы накануне Февральской революции — она и приведет оппозицию к победе.

После победно прозвучавшего думского запроса «Голос Москвы» продолжал резкую критику Синода и уже писал, что он формируется из «распутинской партии». Кроме обсуждения «деяний» и «покровителей» Распутина газета активно освещала также активность знаменитого «царицынского Савонаролы» иеромонаха Илиодора (Труфанова) — человека страстного, неуравновешенного и склонного к скандальным выходкам. Однако газета, разумеется, выступала в его поддержку в борьбе против «церковных бюрократов». Деятельность печально известного Илиодора впоследствии закончилась снятием сана, отказом от монашества и переходом в баптизм.

В том же духе газета развивала и кампанию в защиту афонских монахов-имяславцев, оказывая полную поддержку этому неоднозначному движению — лишь на том основании, что они вступили в конфликт с церковной властью. Как и рассчитывали октябристы, активная кампания в парламенте и прессе не только формировала определенные настроения в общественной и народной среде, она также провоцировала политический раскол в среде русского духовенства. Одна его часть внутренне отворачивалась от умеренных либералов, другая — наоборот, вовлекалась в оппозиционные антиправительственные настроения.

Основным предложением либералов по излечению «церковных болезней» было отделение Церкви от государства. Но этого, по их мнению, было недостаточно, поскольку сама Церковь не была способна «выздороветь». Особых надежд на созыв поместного собора у либералов в этом смысле не было. Николай Бердяев отмечал: «Давно уже говорят о Соборе, надеются, что Собор возродит омертвевшую религиозную жизнь, обновит церковь. Но Собор фальсифицируется в интересах князей церкви, верных слуг государства. Государственная власть и церковная иерархия одинаково действуют во имя человеческого властолюбия, самоутверждаются. И “христианскую” иерархию интересует не дело Христово, а дело государственной и церковной власти, дело земного царства, в котором давно уже они царствуют и от которого не хотят отказаться. Религиозное же сознание прогрессивной части духовенства и православных мирян, участвующих в освободительном движении, таково, что не в силах победить отмеченный иерархический принцип, духовно изменить власть». Иными словами, нужно было так подготовить собор, чтобы он принял «правильные» решения.

Страницы: 1 2

Внук Министра Юстиции и министра внутренних дел Российской Империи Александра Алексеевича Хвостова и нотариуса Его Величества Петра Михайловича Арцыбушева, сын тайной монахини — в миру матушки Таисии, племянник дивеевских монахинь, посошник священномученика епископа Серафима (Звездинского), свидетель расцвета, уничтожения и нового возрождения Серафимо-Дивеевского монастыря — только эти факты биографии А. П. Арцыбушева могут вызвать немалый интерес к нему.

Однако Алексей Петрович и сам — уникальный и интереснейший человек: художник, скульптор, график, автор нескольких удивительных книг, одна из которых — «Милосердия двери» — и подвигла меня на поездку в подмосковное Голицыно, где мы и общались с человеком-легендой несколько часов подряд в летней беседке с иконами в углу...

Постоянно ощущаю связь с преподобным
— Алексей Петрович, давайте вернемся в ваше дивеевское детство, которое вы подробно описываете в своей книге, рассказывая про связь вашей семьи с батюшкой Серафимом...

— А я и сейчас постоянно чувствую свою связь с преподобным. И, целуя перед сном икону батюшки, подаренную мне еще моей мамой, я прошу его о самых насущных своих нуждах: «Помоги мне видеть, чтобы читать молитвы и Евангелие, помоги ходить, чтобы мог посещать храм Божий и причащаться Святых Христовых Тайн». И вот в свои 93 года я еженедельно участвую в Божественной Литургии и в Таинстве Евхаристии. И вижу белый свет и вас вот сейчас, хотя еще 70 лет назад мне поставлен официальный диагноз, свидетельствующей о полной слепоте обоих глаз...

— К вопросу о ваших чудесных, в прямом смысле слова, глазах мы еще вернемся, а сейчас расскажите, пожалуйста, вкратце о том, как ваша столичная дворянская семья оказалась в маленьком Дивеево.

— Благодаря моим дедушке с бабушкой. Арцыбушевы хоть и принадлежали к высшему петербургскому обществу, но были в нем «белыми воронами». Они были столь набожны, что над ними подтрунивали: «Все на бал, а Арцыбушевы в церковь». Так вот, дед по отцовской линии, Петр Михайлович Арцыбушев, посетив несколько раз Саров и Дивеево, пожертвовал в 1912 году большую сумму на обитель, и ему были переданы в пользование земля и домик, принадлежавшие ранее Михаилу Васильевичу Мантурову, которого преподобный исцелил от смертельной болезни. После этого Михаил Васильевич стяжал добровольную нищету, переселился в Дивеево и помогал возводить дивеевскую обитель в соответствии с указаниями самого батюшки Серафима...

К мантуровскому домику дедушка, свернувший свое дело в столице, пристроил двенадцать комнат и со всей семьей покинул Петербург. Мы жили в трехстах метрах от монастыря и видели в окна все его соборы. Там и родился я и два моих брата, один из которых — Петр — умер в младенчестве и похоронен внутри Канавки Божьей Матери. Там же через несколько лет были похоронены еще два Петра — мои отец и дед.

А моя мама, Татьяна Александровна Арцыбушева, урожденная Хвостова, осталась вдовой в двадцать четыре года с двумя младенцами на руках — мной и старшим братом Серафимом. Папа скончался от скоротечной чахотки в 1921 году. Его последними словами был наказ моей матери: «Держи детей ближе к Церкви и добру».

Я — сын тайной монахини

После смерти отца мама приняла тайный постриг с именем Таисия. О том, что мама монахиня, я узнал, уже будучи взрослым, из маминых воспоминаний («Записки монахини Таисии»). Я изложил эти записки в своей первой книге «Сокровенная жизнь души», которая войдет в большой сборник моих работ под общим заголовком «Монашество в миру». Книгу эту печатают сейчас в издательстве Даниловского монастыря.

Старец Даниловского монастыря Серафим (Климков), в схиме Даниил, долго сомневался перед тем, как постричь в монахини 25-летнюю женщину, воспитанную в блестящих великосветских кругах. Мама настаивала, и тогда старец взял Писание, открыл его наугад, прочел в нем что-то и после этого уже не сомневался в своем решении.

После смерти отца мы жили на иждивении его брата, дяди Миши, директора рыбных промыслов Волги и Каспия. Постоянно он жил в Астрахани и раз в год приезжал в отпуск в Дивеево. В 1930 году, после процесса о «вредительстве» в мясной и рыбной промышленности, дядю расстреляли. И весь наш патриархальный дом рухнул. Все наше имущество, вплоть до детских вещей, было отнято, а мы были вышвырнуты из Дивеева в ссылку в город Муром, где уже жили две мои тетушки-монахини. В Муром вместе с игуменьей Александрой, спасающей главную святыню обители — икону Божией Матери «Умиление», переселились и многие дивеевские сестры.

И вот там, среди муромской шпаны, мы с братом оказались «белыми воронами» — нас нещадно лупили, дразнили, и, чтобы там выжить, мне пришлось «переквалифицироваться». В итоге довольно быстро я сам превратился в уличную шпану. «Правда жизни», тщательно скрываемая от нас в Дивееве, захлестнула меня. Мать работала сутками, мы же, голодные, лазали по чужим садам и огородам. Курить я начал в 13 лет. Однажды, не имея денег на папиросы, я украл у мамы с ее иконочки Тихвинской Божией Матери серебряную ризу, продал ее, а деньги прокурил. На вопрос мамы, кто это сделал, тут же сознался. Мама сказала: «Слушай мои слова и запомни их на всю жизнь. Ты не умрешь до тех пор, пока не сделаешь ризу Матери Божией...» Пятнадцать раз смерть вплотную подходила ко мне: я тонул, умирал от дизентерии, попадал под машину, — и всякий раз отходила...

«Мальчишка не совсем пропавший...»

— Что же помогло вам остановиться тогда в своем падении?

— Прежде всего молитвы матушки моей, конечно, и покровительство преподобного Серафима. Ведь незадолго до моего рождения он приходил к моей маме во сне и дал наказ: назвать меня именем, которое будет в святцах на девятый день после моего рождения. И в то утро, 10 октября 1919 года, когда мама спокойно, с улыбкой на устах произвела меня на свет, все сразу уткнулись в святцы — какое имя там на 9-й день? А там Петр, Иона, Филипп, Гермоген и, наконец, Алексей. Конечно же, Алексей! И хоть преподобный Серафим и здесь дал нам свободу выбора, сомнений не было — Алексеем звали его любимого брата, этим именем меня батюшка и благословил в эту жизнь.

С детства у меня осталась уверенность, что преподобный Серафим постоянно присутствовал в нашем доме. К нему обращались в любых случаях — пропали у бабушки очки, не может объягниться коза: «Преподобный Серафим, помоги!» В период гонений на Церковь Дивеево еще оставалось последним оплотом Православия, и в нашем доме принимали паломников, нищих и странников, часто останавливалось духовенство. Многие из них были потом расстреляны...

Хорошо помню владыку Серафима Звездинского, еще в молодости прозванного Среброустом за свои дивные проповеди. Когда мне исполнилось семь лет, он облачил меня в стихарь, и я стал его посошником. Ему я исповедовал свои первые грехи.

— Все это, включая забавные истории вашего служения в Дивеево, вы подробно излагаете в своей книге. А как все же вам из Мурома удалось оказаться в Москве?

— В 1935 году по маминому поручению я поехал в Киржач к ее духовному отцу Серафиму (Климкову), где познакомился с Николаем Сергеевичем Романовским, также духовным сыном о. Серафима. Мы проговорили с ним всю ночь, и утром он сказал о. Серафиму: «Я бы хотел взять его в Москву. Мальчишка не совсем пропавший...» Видимо, пять лет моей хулиганской жизни не смогли затмить костяк, заложенный в детстве. Коленька, как я всю жизнь потом называл его, пригласил меня в Москву, дал мне кров, хлеб и образование. С этого момента моя жизнь резко переменилась.

Коленька тоже был в тайном постриге, жил со своей матерью, и вместе с ними за платяным шкафом поселился я. В прошлом блестящий пианист, после травмы Николай Романовский стал учить языки и к моменту нашего знакомства владел двадцатью иностранными языками. Его роль в моей жизни огромна. Он, как опытный кузнец, ковал из меня человека.

Страницы: 1 2 3

Дяніе 41-ое, 15 Ноября 1917 года.

Засданіе открыто въ Соборной палат въ 10 час. 15 мин. утра, подъ предсдательствомъ Архіепископа Новгородскаго Арсенія въ присутствіи 305 членовъ Собора.

Въ начал засданія:

1. были заслушаны привтствія Собору.
2. Утверждено заключеніе Соборнаго Совта объ ускоренномъ порядк разсмотрнія предначертаній Отдловъ.
3. Передано въ Отдлъ о правовомъ и имущественномъ положеніи духовенства для боле тщательной разработки слдующее заявленіе за подписью 30 членовъ Собора:

«Священный Соборъ Россійской православной Церкви, съ глубокой тревогой помышляя о крайне бдственномъ положеніи православнаго приходскаго духовенства въ настоящіе дни неимоврно возросшей дороговизны на вс предметы первой необходимости, обращается ко всмъ врнымъ чадамъ Церкви Россійской съ горячимъ призывомъ усугубить свое усердіе къ доброхотнымъ даяніямъ членамъ приходскихъ причтовъ за требы хотя бы въ нкоторомъ соотвтствіи съ возрастаніемъ цнъ на вс жизненные продукты и предметы первой необходимости».

4. Утверждено заключеніе Соборнаго Совта о передач въ Св. Снодъ для дальнйшаго направленія:

а) ходатайства Епископскаго Совщанія о томъ, чтобы «Донской 1-го класса ставропигіальный необщежительный мужской монастырь назначить для проживанія преосвященныхъ, увольняющихся отъ управленія епархіи на покой, съ тмъ, чтобы монастырь управлялся соборомъ сихъ преосвященныхъ въ непосредственномъ подчиненіи патріарху».

б) заявленіе за подписью 30 членовъ собора объ отмн опредленія Святйшаго Снода отъ 26 Мая сего года, коимъ Петроградская Александро-Невская Лавра изъята изъ управленія Петроградскаго митрополита и подчинена непосредственно Святйшему Сноду, съ назначеніемъ особаго настоятеля, въ сан Епископа или архимандрита, непосредственно не подчиненнаго Петроградскому митрополиту.

Предсдательствующій. Приступаемъ къ обсужденію доклада о правовомъ положеніи Церкви въ государств.

Докладчикъ проф. Булгаковъ длаетъ отъ имени Отдла докладъ, обосновывающій выработанныя Отдломъ положенія (означенный докладъ напечатанъ въ вид особой статьи въ № 1 Церковныхъ Вдомостей за текущій годъ) и оглашаетъ составленную имъ во порученію Отдла декларацію объ отношеніи Церкви къ государству слдующаго содержанія:

«Церковь Христова озаряетъ міръ свтомъ истины, она есть соль, его осоляющая. Не можетъ быть положено предла для области ея вліянія. Она есть новая закваска, претворяющая все естество человческой жизни, и не существуетъ въ ней стихіи, совершенно недоступной для этой закваски. Ибо воистину воплотился и непреложно вочеловчился Господь Іисусъ Христосъ. Онъ пріялъ на себя вс тяготы человческой жизни и тмъ призвалъ нести ихъ во имя Христово. Во всхъ длахъ человческихъ одинаково должно стремиться къ исканію воли Божіей и къ ея совершенію чрезъ свободную волю человка, таково неотмнное требованіе христіанской вры. Нераздльна христіанская совсть, ею единою долженъ опредляться человкъ во всехъ своихъ длахъ и начинаніяхъ, движимый христіанскимъ вдохновеніемъ, просвтляемый благодатію Святаго Духа — Утшителя.

Поэтому такія ученія, которыя обрекаютъ вру христіанскую на окончательное безсиліе въ жизни, ограничивая ее областью замкнутаго самосознанія, низводя ея назначеніе до личнаго настроенія, какъ бы прихоти вкуса, въ сущности охуждаютъ вру Христову и противорчатъ самому ея существу. Ни въ какомъ смысл не можетъ быть отдлена отъ жизни или разсматриваться, какъ «частное дло» личности «сія побда побдившая міръ», вра наша. Напротивъ, вдаемъ, что и «малъ квасъ все смшеніе кваситъ». Отсюда оцниваемъ, въ частности, и столь распространенную нын мысль о полномъ отдленіи церкви отъ государства, т. е. не только вншнемъ, но и внутреннемъ отторженіи всей государственности отъ всякаго вліянія церковнаго. Такое требованіе подобно пожеланію, чтобы солнце не свтило, а огонь не согрвалъ, Церковь по внутреннему закону своего бытія, не можетъ отказаться отъ признанія просвтлять, преображать всю жизнь человчества, пронизывать ее своими лучами. Въ частности и государственность она ищетъ исполнять своимъ духомъ, претворять ее по своему образу. Посему при опредленіи внутренняго отношенія между церковью и государствомъ, руководящимъ вачаломъ для христіанской совсти является не взаимное отчужденіе и расхожденіе обихъ стихій, но напротивъ, ихъ наибольшее сближеніе чрезъ внутреннее вліяніе церковной стихіи въ области государственной, въ какихъ бы вншнихъ формахъ это не выражалось.

Только въ такомъ свт и можно понять самоопредленіе церкви относительно государства въ христіанской исторіи. Въ тотъ урочный часъ всемірной исторіи, когда предъ очами св. равноапостольнаго царя Константина загорлось небесное знамніе — Св. Крестъ, и былъ имъ постигнутъ истинный смыслъ виднія, власть кесаря, начало государственности, также перестаетъ уже сознавать себя самодовлющимъ, высшимъ началомъ человческой жизни. Государство признало для себя высшій авторитетъ церкви Христовой, а церковь приняла на себя новую задачу въ исторіи, а вмст съ тмъ въ извстной мр возложила на себя и отвтственность за судьбы земного царства. Въ обряд внчанія на царство освящая своимъ благословеніемъ государственную власть кесарей Византійскихъ, церковь тмъ самымъ призывала ее къ совершенію воли Божіей въ своей области. Предъ христіанской совстью новыхъ міродержцевъ предстала обязанность — воспринимать эту власть, какъ христіанское служеніе, которое должно совершаться по духу любви Христовой. Эту мысль о высокомъ призваніи христіанской власти и нарочитыхъ ея задачахъ восприняла отъ Византіи, вмст съ обрядомъ внчанія на царство, и московская Русь. Этою мыслью и опредлилось ея церковно-политическое міровоззрніе, а на этомъ духовномъ фундамент и созидалась древняя россійская держава. Нормальное взаимоотношеніе церкви и государства для церковнаго сознанія связывалось и здсь не съ той или иной политической формой и организаціей власти, но съ признаніемъ велній христіанской совсти для области государственной. Посему и нын, когда волею Провиднія рушилось въ Россіи царское самодержавіе, а на замну его идутъ новыя государственныя формы, православная церковь не иметъ сужденія объ этихъ формахъ со стороны ихъ политической цлесообразности, но она неизмнно стоитъ на такомъ пониманіи власти, по которому всякая власть должна быть христіанскимъ служеніемъ. Предъ лицомъ церкви можетъ оказаться оправданной всякая политическая форма, если только она исполнена христіанскимъ духомъ или, по меньшей мр, этого ищетъ. И наоборотъ, противленіе этому духу всякую государственную организацію превращаетъ въ царство «звря», изображенное у Тайновидца, длаетъ ее игралищемъ себялюбія, личнаго или классоваго. Противленіе это, по свидтельству исторіи, возможно при всякой форм правленія, одинаково какъ при самодержавіи, такъ и при народоправств. На основаніи сказаннаго и новая власть въ Россіи явится правой предъ лицомъ церкви лишь въ той мр, насколько она будетъ воодушевлена ревностью дйствовать по духу Христову, отметая духъ самовластія и прелесть человкобожія.

Въ семъ именно смысл нын, какъ и встарь, православная церковь счичаетъ себя призванной къ господству въ сердцахъ русскаго народа, и желаетъ, чтобы это выразилось и при государственномъ его самоопредленіи. Ея высокому достоинству не соотвтствуютъ мры вншняго принужденія, направленныя къ расширенію этого духовнаго господства, но при этомъ насилующія религіозную совсть иноврныхъ русскихъ гражданъ. Однако, государство Россійское, если оно не захочетъ отрывать себя отъ духовныхъ и историческихъ своихъ корней, само должно охранять первенствующее положеніе православной Церкви въ Россіи, внимая ея нуждамъ и съ своей стороны пролагая разумными мрами путь для духовнаго ея воздйствія на жизнь народную.

Подобное содйствіе, соединенное съ почтительной внимательностью къ нуждамъ православія въ Россіи, есть историческій и національный долгъ русской совсти, а вмст и велніе государственной мудрости, блюдущей духовныя силы народа, а ихъ не расточающей. Предоставляя творчеству законодателей точнйшее опредленіе правового положенія церкви въ новомъ русскомъ государств, Священный Соборъ предначертываетъ съ своей стороны лишь примрный и предположительный проектъ основныхъ началъ, которыя должны, по его мннію, явиться при семъ руководящими».

Страницы: 1 2 3 4

Священник Василий Секачев

Уже 20 лет Россия и Украина пытаются жить порознь. Попытка эта не новая. Между тем историк Н. И. Костомаров более ста лет тому назад говорил о «двух российских народностях», которые отдельно друг от друга не могут полноценно существовать. Убедительное подтверждение тому – житие святого Димитрия Ростовского, уроженца Малороссии. 10 ноября Русская Православная Церковь празднует день преставления святителя.

«Малая» по названию, но не по значимости

XVII век был веком кризиса Русской Церкви. В церковную жизнь вошли такие изъяны, как отсутствие проповедей в церквах, недопустимые искажения в богослужении, невежество и обрядоверие духовенства и прихожан. В середине XVII века изменить это положение дел попытался патриарх Никон. Однако задуманные им реформы не были по-настоящему осуществлены.

Уже Никон и окружавшие его члены кружка ревнителей церковного благочестия, в определенном смысле чувствуя свое одиночество в России, находили родственные им души именно в Малороссии. Необходимо заметить, что термин «Малороссия» совсем не имеет обидного или уничижительного для украинцев значения. Он введен в употребление византийцами для различения изначальной, Малой, Руси и Руси Великой, возникшей впоследствии в результате колонизации Северо-Востока. С XV века, после падения Византийской империи, термин «Малороссия» употреблялся больше в церковной среде, поскольку Церковь Малой Руси – Киевская митрополия – пребывала тогда в подчинении Константинопольскому патриарху, в то время как Московская митрополия добилась в 1448 году самостоятельности.

В XVII веке московских ревнителей церковного благочестия привлекала в малороссах их образованность, которая сочеталась с живой искренней религиозностью.

Во второй половине XVI века Киевская митрополия, включавшая в себя всю Юго-Западную Русь, пережила встречу с агрессивно настроенным, но превосходящим ее в христианской науке и образованности католическим Западом. Замкнуться в себе (как это сделала Москва) оказалось тогда для Киева невозможно, поэтому было решено бить врага его же оружием: развитием науки, подъемом книжности и образования. В ряде братств, созданных для защиты православной веры от наступления католиков, вводится латинский язык и преподавание по образцу иезуитских училищ.

Несмотря на схоластическую систему преподавания, живая христианская вера воспитанников не выхолащивалась, но приобретала дополнительное книжное обоснование. Сохранению и приумножению живости веры содействовали применявшиеся в учебном процессе диспуты, сценические постановки. Ученики приобретали навыки составления стихов. На научную основу ставилось произнесение проповедей.

Все это и стало главной причиной вызова малороссийского духовенства в Московскую Русь. Патриарх Никон настоял на необходимости принять под царскую руку Малороссию в 1653 году, чему до того активно противился сам царь Алексей Михайлович и окружавшие его бояре.

Малороссы в России

Именно в это время, когда полыхала Освободительная война под предводительством Богдана Хмельницкого и готовилась начаться война Русско-польская, в 1651 году появился на свет в семье простого казака Макарьевской сотни Киевского полка Саввы Туптало сын Данило – будущий митрополит Димитрий. Через 20 лет, окончив три класса Киево-Могилянского коллегиума и приняв монашеский постриг в Кирилловом монастыре, Димитрий уже занимал должность штатного проповедника при черниговском архиепископе Лазаре Барановиче. А в 1701 году Димитрия, уже архимандрита Новгород-Северского Спасского монастыря, по указу Петра I вызывают в Москву для занятия Тобольской кафедры. И хотя Димитрий на эту кафедру так и не попадает, он становится одним из главных, по слову дореволюционного церковного историка К. В. Харламповича, «начинателей нового периода», проповедником и учителем Московской Руси.

Подобно Никону, Петр ценил малороссов духовного звания – как людей образованных. В 1705 году в Великороссии было уже шесть архиереев-малороссов. С 1700-го же года под руководство малороссов попадает по царской воле и Московская академия, находившаяся безраздельно в их ведении до середины XVIII века.

Малороссы смогли активно содействовать духовному просвещению России. По слову Харламповича, они «с помощью армии своих земляков» «подняли образование в великорусском народе, завели образованное духовенство, организовали школу, проповедь и миссию внутри России [в Сибири] и в Китае, улучшили богослужение, устранили многие беспорядки в церковной жизни, снабдили образованным духовенством армию, флот и заграничные наши посольства».

По слову Н. И. Костомарова, в ряду малороссийских епископов в России святитель Димитрий был самым выдающимся.

Справедливости ради стоит сказать, что и на Руси были в то время просвещенные и весьма деятельные архиереи-подвижнки: Афанасий Холмогорский, Иов Новгородский, святитель Митрофан Воронежский. Но они, к сожалению, представляли собой лишь исключение из правила.

Страницы: 1 2

Митрополит Иона († 1461) – одна из видных и потому достаточно хорошо изученных фигур в истории Русской Церкви. При нем Русская Церковь встает на путь обретения независимости от Константинопольской Патриархии, а сам он становится начинателем автокефалии на Руси. Между тем в биографии святителя еще есть «белые пятна».

Одно из таких «белых пятен» – избрание святителя Ионы в местоблюстители митрополичьей кафедры после смерти митрополита Фотия († 1431). Немногочисленные источники рисуют весьма противоречивую картину этого. Более того, как раз противоречивость сведений, содержащихся в источниках, позволила Я.С. Лурье, а вслед за ним и некоторым другим исследователям считать, что наречения Ионы митрополитом в 30-е годы XV века не было вовсе и сама фигура епископа Рязанского в качестве кандидата в митрополиты появилась лишь во второй половине 40-х годов в связи с деятельностью Дмитрия Шемяки1.

Традиционный взгляд на историю митрополичьей кафедры после смерти  митрополита Фотия, сложившийся уже в дореволюционной отечественной историографии, сводится к следующему. Через некоторое время после смерти митрополита Фотия епископ Рязанский Иона был избран в качестве кандидата на митрополичий престол. Затем он отправился в Константинополь для рукоположения в митрополиты «всея Руси», но получил отказ со стороны патриарха. Вернувшись на родину, владыка Иона временно оставался в тени, а после неудачной попытки ввести на Руси митрополитом Исидором Флорентийскую унию вновь появился на политической арене в роли претендента на митрополичью кафедру. Сознательно или же будучи обманутым, владыка в течение непродолжительного времени выступал на стороне Дмитрия Шемяки против Василия II Темного. Вскоре он опять поддержал Василия II и по инициативе последнего в 1448 году был избран Собором русских епископов в митрополиты.

Как уже было отмечено, Я.С. Лурье поставил под сомнение истинность свидетельства источников о наречении святителя Ионы в митрополиты непосредственно после смерти митрополита Фотия. Во-первых, он обратил внимание на то, что ни в одной из современных событиям 1431–1448 годов летописей ничего не говорится о назначении епископа Ионы преемником митрополита Фотия и его сношениях с Константинополем. Во-вторых, автор сопоставил сведения грамот Василия II в Константинополь, датируемых 1441–1443 и 1448–1453 годами (на основании этих сведений строится традиционная версия), с духовной святителя Ионы и сделал заключение о подделке грамот. В итоге Я.С. Лурье пришел к выводу о фальсификации всей истории наречения епископа Ионы в митрополиты.

Между тем оппоненты Я.С. Лурье достаточно веско отвели его доводы, особенно в части, касающейся проблемы подлинности константинопольских  посланий Василия II2. Однако вопрос о наречении святителя Ионы до сих пор нельзя считать окончательно закрытым. Существует источник, не так давно привлеченный к полемике, но затронутый обеими сторонами лишь вскользь и не ставший убедительным аргументом ни для приверженцев точки зрения о раннем наречении митрополита Ионы, ни для ее противников. Речь идет о духовной грамоте князя Василия Васильевича Галичского3.

Дата наречения епископа Ионы в митрополиты неизвестна. Е.Е.Голубинский считал, что это событие произошло во второй половине 1432 года. Обосновывая данное положение, он указывал, что сразу после смерти митрополита Фотия вопрос о кандидате в митрополиты не мог быть решен, поскольку Василий II и Юрий Звенигородский оспаривали в Орде великокняжеский титул. Заняться выбором нового главы Русской Церкви стало возможным лишь после победного возвращения Василия II из Орды летом 1432 года. Начало 1433 года прошло в предсвадебных приготовлениях великого князя московского Василия, когда опять-таки не было возможности обратиться к выборам, а уже 11 марта 1433 года датируется грамота «нареченного в святейшую митрополью Рускую» епископа Ионы, посланная в нижегородский Печерский монастырь4.

Страницы: 1 2 3 4