Хочется уже сделать что-то восхитительное, сегодня и приступаю.
Черный жилет из натуральной кожи, мягкой и чувственной, отороченный только по
декольте (никаких по проймам и подолам))) - роскошным, сумасшедшего
цвета, - темно-рыжим песцом.
Для юной девочки, студентки.
Иногда буду, наверное, по ходу что-то писать о процессе, и после покажу, что получилось.
На мастер-класс времени не будет.
Одновременно хочу делать туничку "беби-долл" из натуральной кожи, комбинированной с
ненатуральным мехом под мертвого далматина. Как бы на продажу, но на мой размер,
а то все вещи уходят и уходят, а я тоже хочу. Но и продать продам, потому что руки есть
и со вкусом порядок и умею, а значит, еще сделаю))

Ее будил запах сирени из темного окна, но через щель в двери карабкался по нему мелкими зверями, как по лиане опоссумы, вечный аромат яичницы с колбасой.

Повернулась, вытаскивая рукой из-под щеки прижатые волосы, расправляя их по одеялу. Вытянула шею, чтобы уйти от жареного и надышаться цветами. Не получилось.

    - Опоссумы по лиане... Будто ты знаешь, дорогуша, как это.

    - По телику видела, - ответила сама себе, - как пахнут, не знаю.

Через запах смененных вчера простыней она, медленно пересекая сирень, волнами лежащую в комнате, ходила от зеркала, где ругались кукольными голосками початые парфюмчики — к платяному шкафу, выставляющему перед собой пальцы лаванды и подсушенных апельсиновых корок. Запах лаванды она не любила.

    Ванная пахла мылом и дезодорантом, в туалете слоем висел освежитель, как деревенский дурак на свадьбе — толстый, шумный и — везде.

[ Читать дальше ]

Первая книга "Татуиро" снова есть в Киеве, в магазине Mediastore в ТЦ "Блокбастер", пр-кт Московский, 34 В

 Я шла по твердой белой дороге, прорезающей степь, как брошенный в траву каменный нож и злилась. Злиться было хорошо. Потому что ветер дул прямо в лицо и шумел в ушах, заглушая все вокруг, кроме мыслей, да и те приглаживал без церемоний. И еще потому что лезвие дороги, отточенное майским солнцем, плотно лежало под подошвой сандалий. Никого и можно размахивать руками и не следить за лицом. Тень удлинялась и шла впереди, стукая по ступням снизу, подол короткой юбки мотался из стороны в сторону, отсчитывая шаги.
       Молчалось внутри. Там жила веселая злость, которую полагалось унести в степь, щедро сбрызнутую огромными маками - не группа, не куртинка, а половина поля, за ней полосы, дальше - унести, чтобы взошла где-то на красном, или осталась.
       Я не оглядывалась, это тоже было частью злости - ушла и ушла, шаги быстры, так можно уйти дальше, чем убежать, потому что долго не устаешь. Злость на степной дороге устанет быстрее тебя. Она смотрит вперед моими глазами и млеет, видя бескрайнее, где травы уже выстрелили из мякоти весны колосья и острыми остями зацепились за лето. Здесь плоскими змеями или кривыми коваными из белого матового металла лентами брошены через травы дороги и смотреть на них хорошо. А злости - плохо.
       Асфальт отстал, когда свернула на проселок. От асфальта, по одному, оставались проговоренные злые слова. А рядом и по краям шла только степь с каменными проплешинами, на которых крошечные свечки чабреца горят фиолетовым запахом.
       Шаг-шаг-шаг и еще, и дальше. Так хорошо. Никого. Сама. Чуя спиной - там, может быть, что-то происходит. Связанное со мной, если все-таки двинулся следом и маячит точкой далеко позади. Но ветер дует в лицо, затыкая уши сладким, отшвыривает звуки далеко-далеко за спину.
      А, не повернусь! И не вернусь пока что. Пока бензин злости гонит и гонит вперед, пока вижу, что на километры вокруг - никого. Одна!
       ...Шаги замедляются сами, когда дорога, вильнув, прячется за ровную полосу деревьев. Степные акации - крутолобые, как зеленые овцы, упрямые, одинаковые. Если сверну, то уж совсем одна, без всякого притворства. И если не увидит, то...
       Сворачиваю.

ЧИТАТЬ ЕЩЕ

Приехала из типографии наша книжка. Смотрю, радуюсь. Поздравляю авторов сборника, поздравляю портал и себя лично.

   Они сидели на лавочке во дворе, смеялись и слушали, как играет на гитаре Серега, ах, Серега!.. Он носил кудри до плеч, расклешенные джинсы до середины двора и батники. Ушитые так крепко, что еле выдерживали пуговицы, и похож Серега в любимом своем батнике на расписанную красными розами змею.
Батник, по словарю, приталенная блузка или кофта, мужская и женская, с застежкой-планочкой и отложным воротником.
Как строен Серега в своем цветастом батнике, сидящий на лавочке со взрослыми девочками! И планочка-застежка была и дырки между пуговицами светили. А воротничок не просто отложной, концы его обязаны были быть длинными, как уши спаниеля и острыми, как уши овчарки. Когда задувал ветерок, воротниковые уши хлопали Серегу по щекам и их приходилось придерживать руками, а руки-то заняты! В них - гитара.

Тише люди ради бога тише...
Голуби целуются на крыше...

и дальше не помню, не помню и вдруг:

Палюбил Ромео - сын Мантеее-еки
дочь врага - Джульетту Капу-летти! 

И после перерыва, во время которого, отдав гитару Светке в мамином парике из стоячих скорлупой белых волос и в платьице таком коротком, что сейчас и нет таких (даже в Керчи - нет уже такого мини, какое носили взрослые девочки тогда, эхехе, и мини было минимальнее и клеша расклешеннее)), так вот, отдав мини-Светке с макси-ногами на супер-платформах гитару подержать, Серега встряхивал кудрями, пробегал пальцами по планочке батника, проверяя - не улетели ли пуговки, те три, что застегнуты в районе талии, потому что расстегивать батник принято почти до пупа, забирал обратно гитару, и...

В гавань заходили корабли, корабли
Большие корабли из океана
В тааверне веселились моряки, моряки
и пили за здоровье атамана!

Нежный возраст не мешал мне задумываться, а к чему в таверне - атаман, ведь не степь казацкая. Но я была занята, я ушивала клетчатую рубашку, делая на спине ее две длинные вытачки. И спереди тоже. Чтоб и у меня был батник. А вдруг я пройду по двору в своих первых взрослых босоножках на танкетке (до этого только сандалеты, те, что с первого класса меняли лишь размер) и Серега увидит...
Но я понимала - не увидит. Ведь моя рубашка из Детского Мира, даже ушитая вручную до невозможности вдохнуть, не имела воротника, чтоб висел длинными собачьими ушами. Увы и увы. И не было у нее таких чудесных острых манжет, которые надо было завернуть, чтоб края торчали углами. Да и вообще, он на малявок не смотрел. У него вон Светка в мини. И Галка в клешах. И Ирка в огромных красных бусах...

В дверях стоял наездник молодой, молодой
Глаза его, как молнии сверкали
Наездник был красивым сам собой, сам собой
пираты в нем узнали юнгу Гарри

Вот снова! На чем же он ездит, если он - юнга? Может он просто в отпуске решил поездить, на лошади... А в дверях он стоял прям с лошадью, что ли? А если он был наездником еще до морей, то сколько же лет было юнге?
Дальше была любовь и юнга оказывался не таким уж и юным, видимо, туповат был Гарри и карьера на флоте ему никак не светила, так в юнгах и прозябал.
Но за первую строчку о гавани - прощалось Гарри и Сереге все.







фото с сайта http://onua.com.ua/6902-mini-yubki-70-x-godov-36-foto.html

- У них тут нет комаров. Совсем.

ТЕЛЕГРАММА (Отрывок из романа "Американка")

    Смайл по телефону пришел, как обычно, за полчаса до того, как Максим
появился у дверей. Ключи у него есть, конечно. Но в дни его американки –
не пользовался. Сначала писал смску с предупреждением, затем, взбежав
по пыльной старой лестнице на четвертый этаж, стукал тихо костяшками в
планку двери.
   И Марина открывала. Не включая свет, брала за руку и
втаскивала в темную прихожую. Дальше и не шли. Он брал ее тут же, у
зеркала, двоя в нем отражения лиц и ее голых плеч, и падали с полки, на
которую она опиралась руками, старые какие-то флакончики, перчатка,
кошелечек пустой.
    Это им еще не надоело. А надоест – придумают другое. Все-все могли, все.
От этого кружилась голова. Доверие друг к другу оказалось самым сильным
наркотиком – из легких. Марина не знала – чего захочет Максим. Но договорились – соглашаться на все. И он. Игра.
   Выросли, уже можно.
Полный текст рассказа

Роман "Татуиро хомо" вошел в шорт-лист одной из премий "Созвездия Аю-Дага" - "Фиолетовый кристалл"

audag.org/