Любовь была в приятных оторочках,
амурчик наш улыбчиво вздыхал
по пустякам, подобно детке, мал
амурчик тонкий в сказочных сорочках.

Ну вот, хотя любовь полуигрой была--
итогом жалким, тяжким обратилась.
Почто оставили вы мне немилость,
уйдя? с ней память от седин бела.

Пожалуй, вы свою сыграли роль,
прикончив поцелуем наш романчик--
коль это так, профан я? не иначе:
мне только драмы причиняют боль.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The Last Exit

Our love was all arrayed in pleasantness,
A tender little love that sighed and smiled
At little happy nothings, like a child,
A dainty little love in fancy dress.

But now the love that once was half in play
Has come to be this grave and piteous thing.
Why did you leave me all this suffering
For all your memory when you went away?

You might have played the play out, O my friend,
Closing upon a kiss our comedy.
Or is it, then, a fault of taste in me,
Who like no tragic exit at the end?

Arthur Symons

В своих ладонях я держал её,
мои что знали слёзы, поцелуи--
ладони, что лета балуя,
лили бальзам мой, ви`на о своём.

Любимые со мною навсегда;
зову тебя сквозь годы,
дарю слезинок грозди,
вино из слёз. Нам нет суда.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


Tears

O hands that I have held in mine,
That knew my kisses and my tears,
Hands that in other years
Have poured my balm, have poured my wine;

Women, once loved, and always mine,
I call to you across the years,
I bring a gift of tears,
I bring my tears to you as wine.

Arthur Symons

Особенно, когда октябрьский ветер
морозом пальцев надерёт мне ви`хры,
я, солнцем скрабленный, шагаю по огню--
и краба тень бросаю на грунты`,--
в пределах моря, слыша гомон птиц,
и кашель врана среди зимних палок слыша;
и это сердце с дрожью говорит:
теряет кровь силлаб, слова питает.

Закрыт и я в словесной башне, зрю
на горизонте шагом,-- то ль деревья,--
словесны силуэты жёнщин, а ряды
детей, что в парке-- звёздные вразмашку.
Одни велят тебя творить из гласных буков,
иные-- из речистых ду`бов, ко`рней
терновников удельных, звучных для тебя,
а те велят творить из водных спичей.

За вазой с папоротью ходики спешат,
бьют слово часа мне-- то голый смысл
на диск урочный сев, вещает утро
и молвит: ветер флюгер теребит.
Велят мне знаки луговые брать;
Трава сигналит мне что знаю вдосталь,
чем червь-зимы зеницу проколю.
Те-- во`рона грехами вымолвить тебя.

Особенно когда октябрьский ветер
(...велят творить тебя из осени силлаб,
паучьей, из холмов Уэльса звонких)
кулачьем реп натреплет здесь грунты`;
велят иные-- из бездушных слов.
Иссохло сердце, молвя второпях
чернилами, боясь грядущей бури.
Слышна у моря темень зовов птиц.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 

Especially when the October wind
With frosty fingers punishes my hair,
Caught by the crabbing sun I walk on fire
And cast a shadow crab upon the land,
By the sea's side, hearing the noise of birds,
Hearing the raven cough in winter sticks,
My busy heart who shudders as she talks
Sheds the syllabic blood and drains her words.

Shut, too, in a tower of words, I mark
On the horizon walking like the trees
The wordy shapes of women, and the rows
Of the star-gestured children in the park.
Some let me make you of the vowelled beeches,
Some of the oaken voices, from the roots
Of many a thorny shire tell you notes,
Some let me make you of the water's speeches.

Behind a pot of ferns the wagging clock
Tells me the hour's word, the neural meaning
Flies on the shafted disk, declaims the morning
And tells the windy weather in the cock.
Some let me make you of the meadow's signs;
The signal grass that tells me all I know
Breaks with the wormy winter through the eye.
Some let me tell you of the raven's sins.

Especially when the October wind
(Some let me make you of autumnal spells,
The spider-tongued, and the loud hill of Wales)
With fists of turnips punishes the land,
Some let me make you of the heartless words.
The heart is drained that, spelling in the scurry
Of chemic blood, warned of the coming fury.
By the sea's side hear the dark-vowelled birds.

Dylan Thomas

Улыбка, первоцвет улыбки нашей. Мы было вместе липы обоняли, тиши внимали... вдруг переглянулись-- и засмотрелись, диво, до улыбки. Была в улыбке память о зайце, что вон там когда-то вприскок буянил-- детство улыбки. К ней добавить надо волненье лебедя, его мы увидали позже, секущего пробором пруд вечор безмолвный. Грани крон тогда в укор свободе и чистоте уже почти ночного неба огранили улыбку эту в укор почти восторгу на лице. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Liebesaufgang O Laecheln, erstes Laecheln, unser Laecheln. Wie war das Eines: Duft der Linden atmen; Parkstille hoeren-, ploetzlich in einander aufschaun und staunen bis heran ans Laecheln. In diesem Laecheln war Erinnerung an einen-Hasen der da eben drueben in Rasen spielte, dieses war die Kindheit des Laechelns. Ernster schon war ihm des Schwanes Bewegung eingegeben, den wir spaeter den Weiher teilen sahen in zwei Haelften lautlosen Abends.-Und der Wipfel Raender gegen den reinen, freien, ganz schon kuenftig naechtigen Himmel hatten diesem Laecheln Raender gezogen gegen die entzueckte Zukunft im Antlitz. R.M.Rilke

Похоже, прежде лик ваш я видал
на фреске: ангелицы Перуджино
в надмирных сферах с пением похвал,
воздев ладони, хо`рами кружили?

Та ж мудрость, бледность локонов вразмах
вкруг тихого чела,-- укором пиру,--
и благочестье бледное в глазах--
что благодать божественная миру.

А вы, просты, небесное дитя,
кружили над тропой тихо`ю вашей,
не ведая, иль взоры чьи следят
за днём, что нимбом Умбрии украшен.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


An Angel Of Perugino

Have I not seen your face before
Where Perugino's angels stand
In those calm circles, and adore
With singing throat and lifted hand?

So the pale hair lay crescent-wise,
About the placid forehead curled,
And the pale piety of eyes
Was as God's peace upon the world.

And you, a simple child serene,
Wander upon your quiet way,
Nor know that any eyes have seen
The Umbrian halo crown the day.

Arthur Symons

My Paris is a land where twilight days
Merge into violent nights of black and gold;
Where, it may be, the flower of dawn is cold:
Ah, but the gold nights, and the scented ways!

Париж мой --это край, где сумрак дней
глотают ночи буйства, чернь и злато,
где, может быть, рассвета цвет из блата,--
лишь ночи--золото, душистый зов путей! (1)

Париж мой - материк, где сумеречность дней
Сольется  в страсть ночей из  золота  и зла
Туда, где цвет зари так  холоден но, иногда,
Волненья полны  ароматом и золотом ночей (2)

Нищий умер в ночь; душа его, к Господу взлетев, ему сказала: "Я незван пришёл,-- прости, мой Бог,-- умер оттого, что хлеба мало". Отвечал ему Господь: "Сынок, как же так? Святых моих довольно за земле, чтоб подавать кусок, пособлять тебе и прочей голи". "Боже мой, святые все твои любят жития блаженных; наши, столь просты, на что судьбины им? Мрём мы тихо от нехватки каши. Те же тщатся души нам спасти, угнездить их в небо, там где чище; между тем без хлебушка (прости!) умирает телом бедный нищий". И вскричал Господь не с той ноги, рассердившись, гневен, ликом красный: "Люди, вы, за что мой Сын погиб? Сын влачил свой крест средь вас напрасно!" перевод с английского Терджимана Кырымлы 

Of Charity A beggar died last night; his soul Went up to God, and said: "I come uncalled, forgive it, Lord; I died for want of bread." Then answered him the Lord of heaven: "Son, how can this thing be? Are not my saints on earth? and they Had surely succoured thee." "Thy saints, O Lord," the beggar said, "Live holy lives of prayer; How should they know of such as we? We perish unaware. "They strive to save our wicked souls And fit them for the sky; Meanwhile, not having bread to eat, (Forgive!) our bodies die." Then the Lord God spake out of heaven In wrath and angry pain: "O men, for whom my Son hath died, My Son hath lived in vain!" Arthur Symons

Я век прощался с ангелом своим,
он обнимал меня, казался дальним,
мельчал, а я всё рос, и с ним
я стал вдруг господином состраданья--
и он просил меня, нуждой гоним.

Я небо дал ему, его покроя--
и он исчез, оставив близость мне;
он изучил полёт, я жизнь освоил--
так мы спознались, не в один момент.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Ich liess meinen Engel lange nicht los,
und er verarmte mir in den Armen
und wurde klein, und ich wurde gross:
und auf einmal war ich das Erbarmen,
und er eine zitternde Bitte bloss.

Da hab ich ihm seine Himmel gegeben, -
und er liess mir das Nahe, daraus er entschwand;
er lernte das Schweben, ich lernte das Leben,
und wir haben langsam einander erkannt...

R.M.Rilke

Мир ждёт среди холмов; я пил покой, где по`лнит синий кров фиал великий меж холмов-- в нём слит покой. Меж небом и землёй я землю повидал: что туча-- и долой, небес остался слой; земли уж нет следа. Сюда Святой Грааль принёс потайный свет я кров приотворял-- и не узрел Грааль, видал лишь дивный свет. Лучи холмам суть Бог, а ветер вздох его, а здесь в его чертог свет с ветром: "Славь же, Бог и этот скудный вздох". перевод с английского Терджимана Кырымлы  * скорее всего, Монтсеррат-- название монастыря в Испании, см. по ссылке сhttp://www.hispana.ru/?page=object&infoID=12&objectID=132, --прим.перев.

Montserrat

Peace waits among the hills; I have drunk peace, Here, where the blue air fills The great cup of the hills, And fills with peace. Between the earth and sky, I have seen the earth Like a dark cloud go by, And fade out of the sky; There was no more earth, Here, where the Holy Graal Brought secret light Once, from beyond the veil, I, seeing no Holy Graal, See divine light. Light fills the hills with God, Wind with his breath, And here, in his abode, Light, wind, and air praise God, And this poor breath. Arthur Symons

Та сила, что чрез зелен стебель цве`том водит,
ведёт мой зелен век; что корни древ корчует--
моя погибель.
И нем я чтоб сказать согбённой розе:
"Мой юный горб от той же непогоды".

Та сила, что ведёт сквозь скалы влагу,
разводит кровь мою; что сушит струи токов--
мумификатор мне.
И нем я чтоб роток раскрыть на вены,
как горною весной сосать с отвагой.

Рука, что омуты вихрит в пруду,
она плывун толкает; та, что воет бурей, рвёт
мой парус-саван.
И нем я чтоб повешенному молвить:
"Вервь --прах мой, пойман ты в мою уду".

Уста веков пиявкой на исток;
любовь берёт и льёт, но крови слив
утишит язвы ей.
И нем я чтоб сказать семи ветрам,
сколь времени на звёздном циферблате.

И нем я чтоб сказать у гроба милой:
"Мой лист снедает тот же червь унылый".

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The force that through the green fuse drives the flower
Drives my green age; that blasts the roots of trees
Is my destroyer.
And I am dumb to tell the crooked rose
My youth is bent by the same wintry fever.

The force that drives the water through the rocks
Drives my red blood; that dries the mouthing streams
Turns mine to wax.
And I am dumb to mouth unto my veins
How at the mountain spring the same mouth sucks.

The hand that whirls the water in the pool
Stirs the quicksand; that ropes the blowing wind
Hauls my shroud sail.
And I am dumb to tell the hanging man
How of my clay is made the hangman's lime.

The lips of time leech to the fountain head;
Love drips and gathers, but the fallen blood
Shall calm her sores.
And I am dumb to tell a weather's wind
How time has ticked a heaven round the stars.

And I am dumb to tell the lover's tomb
How at my sheet goes the same crooked worm.

Dylan Thomas