Бредет вперед понурив холку моя ледащая судьба. Я понукаю, хуле толку? Скотина тащится едва. И ход неспешного аллюра не поторопит уж никто - ни громкий крик, ни пуля-дура, ни конь в резиновом пальто.
Копыта цокают уныло вдоль по проторенной тропе. Идет усталая кобыла не торопясь, идет себе... А было так - по бездорожью, рванув рубаху, хвост трубой, мы землю сотрясали дрожью с моею бешенной судьбой.
Галопом несся через годы, кнутом охаживая круп. Мы всё прошли - огни и воды и даже грохот медных труб. Меня носило словно щепку по полигонам и полям. Бросал я нищему монетку, плевал под ноги королям. Я пил текилу в ресторанах и самогон на пустыре, я всё просаживал в катранах и шел раздетым в январе.
Я счастлив был, но время вышло, сменился норов у судьбы. Затяжелела, в рот ей дышло, нажралась видно сон-травы. Но не по мне плестись неспешно. Пусть ты сдала, но я то крут. Быть в арьегарде? Ну конечно! Со свистом воздух режет кнут.
Двумя багровыми рубцами я на судьбе поставил крест, звенят подковы бубенцами. Эх, в Бога, в душу, в темный лес! Пустились вскачь. Куда, шалава?! С тобой нам в сторону не ту. И потянул поводья вправо - к обрыву, в пропасть, в пустоту...
Но у судьбы другие планы и мой конец еще не скор. В последний миг всхрапнув упрямо, скакнула вбок, на косогор. Видать из замкнутого круга не выйти мне и днем с огнем. Вези меня в кабак, подруга. И в рот е@ись оно конем.
