Живое Русское Слово и искусственный международный Термин

 

Слово лечит, слово убивает, слово воскрешает…

Это известно на Руси испокон веков, поскольку Бело-Светное (Руское) слово на нашей родной Земле-Матушке всегда было Святыней.

Живое Русское слово передаёт духовную суть Народного=Языческого Мировоззрения и Миропонимания, озвучивает жизненный смысл всего сущего и вещего в нашем Тварном Бытии, а значит позволяет правильно познавать и понимать Творца-Отца, Природу-Мать, свою родную Материнскую Среду и своё (личное, народное и планетарное) предназначение в Ней, данное каждому при рождении Свыше.

Слово – одно из главных средств формирования души и управления ею. Об этом знали всегда и этим всегда пользовались власть имущие Муд-Рецы – книжники (церковные и светские).

Поэтому нейролингвистическое программирование (НЛП) придумано инженерами и ловцами людских душ  библейской (книжной) цивилизации не вчера.

Духовно Словесное Программирование (ДСП) тысячелетиями используется земными Муд-Рецами – серцеведами и мозговодами для формирования наших душ (так что основа наших душ – библейское=книжное ДСП). Чем занимаются Муд-Рецы? Тем, что заложено заложено Духовными Наставниками Древней (Исконной) Руси в это гнусное двухкорневое слово слово. Что Рекут (рцы – говорить) они с важным, а главное – учёным видом знатока?

 

Пусть поймут все, наконец,

Слово Русское «Муд-Рец»

И ещё глагол «мудрить» –

То бишь подличать, хитрить…

 

Чем Муд-Рец блудит? – Известно –

Занят магией словесной:

Он нам Муд-Рость говорит –

То бишь, по-просту – мудрит.

Он слова перевирает,

Ибо  смысл корней не знает.

 

Зная, что бумага стерпит,

Превращает слово в термин

И внедряет нужный смысл,

(Чтобы все мы повелись), –

Смысл для жизни непригодный –

Неживой, анти-природный.

 

Кстати, помните, как потрясающе незабвенный Александр Сергеевич Пушкин убийственно точно выразил суть всех (официально отштампованных и принятых временно господствующей идеологией за образец) мудрецов, рекущих свои истины "с учёным видом знатока":

 

Всегда так будет, как бывало:

Таков издревле белый свет:

Ученых много — умных мало,

Знакомых тьма — а друга нет!

 

Как говорится, умри, а лучше не скажешь!

 

*     *     *

 

Так чем же отличается живое слово от искусственного термина?

 

В Белосветном языке Русов Живое слово (особенно имеющее важный – духовно-мировозренческий – сокровенный смысл) обладает такими главными свойствами – чёткость, определённость и однозначность.

Важнейшее свойство слов Русов, которое выражает их Творческую природу (т.е. принадлежность Творцу-Отцу и Природе-Маушке), –  это всеобщность смысла слов – их понимают живые существа всех форм жизни всех миров (например, на Земле – мира минерального, растительного, животного, мира стоящих над людьми духовных сущностей…).

Живое слово  Белосветного Языка не придумано земными людьми или каким-либо богом каких-либо земных веро-учений. Живое слово порождается голосом Творца и Природы и имеет жизненно важный смысл, независимо от понимания (в нашу эпоху – от непонимания) его земными интер-претаторами (интер-трепаторами).

 

Искусственный термин любого земного людского языка по своей изначальной условной природе нечёток, неопределёнен и неоднозначен – т.е. представляет собой почти произвольной формы звуковую (текстовую) болванку, которую Муд-Рецы (высшие авторитеты) любого вида знания наполняют по своему разумению необходимым для правящей в данный период времени доктрины (=веро-учения – духовного или материалистического) смыслом.

Термин может быть или новоизобретённым словом научного (светского или церковного) словоблудия или словом с древними корнями, смысл которых вывернут наизнанку и передан господствующими эпистемой и  лексиконом, что называется, с точностью до наоборот.

 

Живая естественная Материнская Природа не понимает языка искусственных терминов земных Муд-Рецов (Рекущих свою отсебятину от имени сверхъестественного Духа=Бога или от имени бездушно– и бездуховно–естественной Материи=Природы), она хотя и отторгает его как смертельно опасную духовную заразу, но уже фатально ею поражена.

 

Термины – основа всех существующих последние тысячелетия знаний. Вот почему все существующие системы знаний являются искусственными – т.е. безжизненными, а, следовательно, смертно-носными, а основанная на них разнообразная деятельность земных людей закономерно ведёт к уничтожению всего живого на планете.

 

До 10 века в Русском мировоззрении правящей элиты СЛОВО было живым естественным составляющим элементом Языка Русов.

В последующие века Слово в мировоззренчески-духовном смысле стало калькой греческого ЛОГОСА (с более чем 30-ю смыслами от Сына Божьего до анекдота–небылицы), преобразовавшего до неузнаваемости душу и язык господствующего класса, а затем и людских масс (которые обязаны считать себя или потомками обезьян, или словесными  овцами Божьего стада).

Сегодня наш язык – Один! – Борец за Правду Жизни в Поднебесной!!!

 

                                         
Как много и красиво говорим
Пыля чужими мыслями, словами,
Друг друга убеждаем, что горим
За дело Правое, что спослано Богами,
 
А на проверку речи наши – дым,
Слова пусты и не волнуют душу,
Не возгорает Ум огнём живым,
А дар ораторства сродни кликуше.

Как тут не вспомнить Предков времена,
Когда ценили Слово выше Злата,
Когда от слова Правды вся Страна
Могла подняться вдруг, как в дни Набата.

Текла немногословно Предков речь,
Но смысл сверкал в ней ярче изумруда,
И мучит стыд, что не смогли сберечь
Мы в Языке своём Былого Чуда.

Утерян смысл, а где-то изменён,
Слова-уродцы нынче очень в моде,
Дух не парит в них, разум приземлён,
Жаргон и мат гуляют на свободе.

Неужто мы и вправду в тупике,
Мы – Матери-Руси родные дети,
И имя Русские на Русском языке
Для нас не Свято больше на планете?

Родной Язык! Ты всё перетерпел,
Меняли Слог твой, Буквы вырезали,
Их смысл коверкал кто и как хотел,
Тебя корёжили, но всё же не сломали,

Ты всё Живой, и Сила ещё есть,
Хранишь её в пословицах народных,
В Преданьях старины – в них Совесть, Ум и Честь,
И в Русских песнях – родниках Духовных.

Родной Язык! Сегодня ты Один
Борец за Правду Жизни в Поднебесной,
Стоишь как Богатырь, как Исполин
И насмерть бьёшься с нечистью бесчестной.

Да, мы грешны, но мы за всё в ответе,
Настало время вспомнить нам о том,
Что Русскими рождаются на свете
Для дела Правого – со Словом и с Мечом.

Тот меч – для битвы, сталью закалённой
Он убивает, ранит вражью Плоть.
То Слово меткое – стрелою заострённой
Умеет Душу подлую смертельно проколоть.

Коль Русичем рождён – владей мечом умело
И Словом, как стрелой – для Праведного дела. 

ЛЕОНИД КОРНИЛОВ Напряги мозги, человечество...

 

Напряги мозги, человечество,

Растолкуй про мои мытарства:

Почему я, любя отечество,

Матерю свое государство?

Не ответил мир ошарашенный,

Промычал, что нет прецедента.

То есть, нет аналога нашему

Историческому моменту.

Вот и я гляжу, дело темное.

Разломили страну, как булку.

К сердцу Родины, многотонному,

Люди-крошки прилипли будто.

Кто прикрыть собою старается.

А кто руки втихую греет.

Кто – народ, тот, понятно, мается.

Ну а прочий люд богатеет.

Я и сам, как расколот надвое,

И в душе под орех разделан.

Не скажу, что всех больше надо мне,

Но в стране до всего мне – дело.

И беру за грудки правительство.

И даю властолюбцам жару.

Я имею свой вид на жительство

В русской части земного шара.

И попробуй, заедь по морде мне.

Эй, чиновничья грязь, - раздайся.

Я живу у себя на Родине.

А чиновники – в государстве.

Вот и разница вся, как будто.

Но огромна она, как бездна.

Разломили страну, как булку,

А народ не зовут к обеду.

От разрыва сердце не лечится.

Вот ведь русской судьбы коварство –

Умирать от любви к Отечеству,

Матеря свое государство.

 

 

Денис Коротаев Гипербореями, славами, русами 

 

Гипербореями, славами, русами 
Нас величали заезжие бахари. 
Мы ли не славные? Мы ли не русые? 
Мы ли не ратники? Мы ли не пахари? 

Все нам подходит, как листик инжировый 
Нежному месту далекого пращура. 
Мы ли не босые? Мы ли не сирые? 
Мы ли не нищие? Мы ли не падшие? 

Кармы ли, рока ли пестрые полосы 
В пряжу унылую веком сплетаются. 
Жаль, что темнеют со временем волосы, 
Но и грехи понемногу смываются. 

Не рождены ни рабами, ни трусами, 
Стовековою судьбой успокоены - 
Мы ли не славные, пусть и не русые? 
Мы ли не пахари, хоть и не воины? 

Так и живем - то по краю, то по небу - 
Новой Пангеи зеваки беспечные. 
Полно Вам спорить - оставьте хоть что-нибудь, 
Что не изменит нам на веки вечные, 

Что оградит от попрания вкусами 
Те имена, коих мы удостоены - 
Некогда - славные, некогда - русые, 
Некогда - пахари, некогда - воины... 

Денис Коротаев ДОГОРАЮТ МОИ ГУСЛИ-САМОГУДЫ 

 

 

Сколько люду набежало, сколько люду! -
И торговый, и служивый, и блаженный...
Догорают мои гусли-самогуды,
Прожигая полынью во льду саженном.

Не стоял бы я на месте, словно идол,
И метнулся бы в огонь, да цепью кован.
Не иначе - скоморохов кто-то выдал
И сказителям конец поуготован.

Видишь? - стражники расставлены повсюду
И качают бердышами дети пёсьи...
Догорают мои гусли-самогуды,
Догорают мои звончатые песни.

Догорают, а потом уйдут под воду...
Только сажа на снегу лишь... Только сажа...
И отправится попа да воеводу
Распотешить верноподданная стража...

Разойдутся не дождавшиеся чуда
Кто - со смехом, кто - с добычей, кто - с укором...
Догорают мои гусли-самогуды
На костре по-инквизиторски нескором.

Кто-то вышел на мостки как на подмостки,
Кто развеяться пришёл, а кто согреться...
И постреливают немощные доски
Разрывными - да по сердцу, да по сердцу...

Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры не голосили...
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса ещё найдутся по России.

Отсижу своё в чахоточном остроге,
Слажу новые - соборнее да звонче -
И пойду, покамест горе носят ноги
Допевать всё то, что прежде не закончил...

А покуда рвутся струны, а покуда
Яро пламя, ако рана ножевая,
Догорают мои гусли-самогуды,
И корёжится в огне душа живая... 

Денис Коротаев погиб в автокатастрофе 8 августа 2003 года,
стиховорение им написано 
16-17 декабря 2002 года, за 8 месяцев до гибели

Леонид Корнилов Мы - русские!

 

На юг, на запад, на восток
Свой северный покажем норов.
«Мы – русские! Какой восторг!» –
Кричит из прошлого Суворов.
Над Куликовым меч поет.
Над Бородинским ядра свищут.
Мы – русские! Какой полет!
Нас понапрасну пули ищут.
Из клочьев тельников, рубах
Пусть мир сошьет себе обнову.
Мы – русские! Какой размах!
Литая крепь меча и слова.
Солдатских кухонь пьедестал.
Навары заводских столовок.
Мы – русские! Сибирь… Урал…
И далее без остановок.
Мы на подножках у эпох
Под грохот революций висли.
Мы – русские! И видит Бог,
Что мы, как он, без задней мысли.
И нам без вести не пропасть,
В плечах могильный холм нам узкий,
Но и у нас смогли украсть
Одно столетье в слове «русский».
И сбита времени эмаль
С зубов, что губы закусили.
И все-таки какая даль
В славянском имени Россия. 

Н. Якова  РОДНОЙ ЯЗЫК

Как много и красиво говорим

Пыля чужими мыслями, словами,

Друг друга убеждаем, что горим

За дело Правое, что спослано Богами,

А на проверку речи наши – дым,

Слова пусты и не волнуют душу,

Не возгорает Ум огнём живым,

А дар ораторства сродни кликуше.

Как тут не вспомнить Предков времена,

Когда ценили Слово выше Злата,

Когда от слова Правды вся Страна

Могла подняться вдруг, как в дни Набата.

Текла немногословно Предков речь,

Но смысл сверкал в ней ярче изумруда,

И мучит стыд, что не смогли сберечь

Мы в Языке своём Былого Чуда.

Утерян смысл, а где-то изменён,

Слова-уродцы нынче очень в моде,

Дух не парит в них, разум приземлён,

Жаргон и мат гуляют на свободе.

Неужто мы и вправду в тупике,

Мы – Матери-Руси родные дети,

И имя Русские на Русском языке

Для нас не Свято больше на планете?

Родной Язык! Ты всё перетерпел,

Меняли Слог твой, Буквы вырезали,

Их смысл коверкал кто и как хотел,

Тебя корёжили, но всё же не сломали,

Ты всё Живой, и Сила ещё есть,

Хранишь её в пословицах народных,

В Преданьях старины – в них Совесть, Ум и Честь,

И в Русских песнях – родниках Духовных.

Родной Язык! Сегодня ты Один

Борец за Правду Жизни в Поднебесной,

Стоишь как Богатырь, как Исполин

И насмерть бьёшься с нечистью бесчестной.

Да, мы грешны, но мы за всё в ответе,

Настало время вспомнить нам о том,

Что Русскими рождаются на свете

Для дела Правого – со Словом и с Мечом.

Тот меч – для битвы, сталью закалённой

Он убивает, ранит вражью Плоть.

То Слово меткое – стрелою заострённой

Умеет Душу подлую смертельно проколоть.

Коль Русичем рождён – владей мечом умело

И Словом, как стрелой – для Праведного дела.

 

 

Запретная филология Беседа с доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Института мировой культуры МГУ имени Ломоносова Игорем Пильщиковым

«Лента.ру» разобралась в происхождении русского мата

19 марта 2013 года Госдума ввела запрет на матерные слова в СМИ, а 27 марта Совет Федерации утвердил соответствующий закон. Помимо того факта, что новые нормы дублируют уже существующие, в законе отсутствует четкое определение таких понятий, как «нецензурная брань» и прочие. В связи с этим «Лента.ру» побеседовала с доктором филологических наук, ведущим научным сотрудником Института мировой культуры МГУ имени Ломоносова Игорем Пильщиковым, который ответил на вопросы о том, что такое матерщина, откуда она пошла, и как со временем менялось отношение к ней на территории Российской империи и Советского Союза.

Внимание! В тексте интервью встречается ненормативная лексика!

«Лента.ру»: Расскажите об истории происхождения матерщины. Какие на этот счет сейчас существуют теории, есть ли какие-то общепринятые или, может быть, наоборот, маргинальные?

Тут сразу нужно разграничить два аспекта — этимология и история слов. Этимология изучает происхождение слова либо из общего праязыкового фонда (например, индоевропейского для индоевропейских языков), либо, в случае заимствования, сам момент заимствования, перехода слова из одного языка в другой. Рассуждения об этимологии — это почти всегда (за исключением, конечно, заимствований, которые происходили в этом и прошлом веке) реконструкция. История слова — это то, что происходит со словом, когда оно уже попало в язык (некоторые лингвисты и недавние заимствования относят не к собственно этимологии, а к истории слов). Эта история может быть довольно сложной: слово может переосмысливаться, могут меняться значение, фонетическая форма, стилистическая принадлежность.

Давайте тогда сперва поговорим про историю обсценной лексики, а потом уже про этимологию.

Давайте. В этой области в течение последних нескольких веков происходило много интересного. Начнем с того, что сейчас ведутся разговоры о возможном запрете некоторых выражений в тех или иных социокультурных ситуациях. При этом до сих пор остается открытым вопрос: а какая, собственно, лексика является обсценной? Получается какой-то абсурд — принимается закон, в котором, по идее, должен быть приведен список слов и корней, запрещенных к публичному употреблению. Такой закон будет как минимум нарушать сам себя.

Знаком * принято обозначать формы праславянского и более раннего периода, которые в силу их древности не зафиксированы в памятниках письменности и представляют собой результат реконструкции.

Да и сам по себе список не столь однозначен, как кажется. В каждый отдельный период существования языка обсценный пул состоит из определенного набора корней, но со временем этот пул меняется. Какие-то слова вместе со словами-дериватами (то есть словами, образованными с помощью этого же корня) и связанной с ними фразеологией в этот пул входят, а другие, наоборот, выпадают, становятся менее активными. Самая яркая и довольно хорошо документированная история — это история со словом блядь. По состоянию на XVI-XVII века это было слово литературного языка, высокое.

Этимология слова блядь совершенно прозрачна: слово, в котором отразилась другая ступень чередования корневого гласного, — это слово блуд, которое есть и в русском, и в старославянском. Чередование выглядит следующим образом:*blondъ (с о носовым) — блудъ, *blendь (с е носовым) — блядь; с этим же корнем — слова «блудить», «блуждать» и «заблуждаться». Первое значение — это «ошибка»: пойти не туда (блудить, заблудиться), сделать неверное умозаключение (заблуждаться). Второе значение, которое фиксируется и в старославянском языке, и в древнерусском, — это «прелюбодеяние».

Примерно до 30-х годов XVIII века слово блядь — первоначально в значении «ложь» — еще находится в рамках литературного языка. Но и позже, вплоть до, как минимум, второй трети XIX века это слово не является таким же грубым словом, как и другие матерные слова. Затем оно начинает литературный язык покидать. Сначала оно попадает в вульгарные, и доминирующим его значением становится «распутная или продажная женщина». И в середине XIX века оно уходит за границы просто вульгарной лексики, низкого просторечия — в область обсценной лексики. Чтобы было понятно: есть просторечие, есть грубое просторечие, вульгарная лексика (то, что в приличном обществе, вообще говоря, не употребишь, но в определенных контекстах можно); а обсценная лексика — табуированная, запрещенная, ее как бы никогда употреблять нельзя (хотя на самом деле в особых социокультурных ситуациях все же допустимо).

Динамика этого процесса хорошо видна по тому, как слово фиксируется в словарях. Если мы откроем, например, русско-французский этимологический словарь Рейфа, современника Пушкина, вышедший в 1835 году, вот там словоблядь и его дериваты еще представлены. То есть оно считается грубым и просторечным, но не обсценным, — что-то на уровне слова жопа. Обсценных слов — например, хуй, пизда — у Рейфа уже нет. С другой стороны, если мы возьмем, например, русско-немецко-французский словарь Нордстета 1781-1782 годов, то туда включены все матерные слова, то есть для Нордстета еще возможна такая тезаурусная фиксация русского языка, где все матерные слова включаются наряду со словами грубо-просторечными, без разделения, о котором я говорил выше.

А как вообще к мату относились в прошлом? Скажем, во времена того же Пушкина? Где употребляли матерные слова?

Ну, скажем, Пушкин в общении с Вяземским или Соболевским легко употреблял мат. А в общении с женой он мата не употребляет, притом что у него была очень интересная стилистическая установка на низкую лексику. Пушкин будущей жене, когда она еще была невестой, писал по-французски, а после свадьбы перешел исключительно на русский и писал очень грубым просторечным языком, —жонка, брюхата, — намеренно употребляя сниженную, просторечную лексику.

Но мат он в письмах жене не употребляет, потому что мат в пушкинскую эпоху ограничен, так сказать, маскулинно-маскулинным общением, так же как курение в это время ограничено мужским общением: мужчины уединяются в курительную комнату, там курят и, кстати, могут употреблять эту самую матерную лексику. Это с одной стороны. С другой стороны, в это время есть обсценная литература — Барков и авторы «Девичьей игрушки», вся эта пародийная по своему происхождению поэзия XVIII века, которая носит не порнографический, не эротический характер, а характер грубо-шутливый, то есть она пародирует высокую литературу средствами обсценной лексики. И вот интересно, что в XVIII веке и в начале XIX века, еще для Пушкина и его круга, эта непечатная литература не является этически и эстетически неприемлемой, она не оскорбляет их вкуса. Пушкин ведь говорил младшему Вяземскому, что Барков будет первым автором, которого опубликуют, когда в России не будет цензуры.

То есть у мата была сфера бытового употребления (общение между мужчинами) и была сфера литературного употребления (непечатная, письменная, неофициальная литература). А что происходит дальше? Дальше происходит все большее и большее табуирование мата, он уходит из приемлемых форм литературы в литературу уже совсем низовую, которая перестает быть литературой как таковой. Это, видимо, происходит уже к началу XX века. А после революции и Второй мировой, когда в географическом и социальном пространстве смешались разные классы, — все сидели, всех выпустили, все живут рядом, и инженеры и шпана, — происходит утрата функциональной дифференциации мата.

А что мы имеем сейчас?

Сегодня ситуация такова: могут материться и женщины в присутствии мужчин, и мужчины в присутствии женщин, и женщины в присутствии друг друга, то есть сложилась ситуация, совершенно не представимая, скажем, в пушкинскую эпоху. С другой стороны, мат проникает и в литературу, в том числе и в настоящую литературу (произведения Алешковского, наверное, самый яркий пример, но, скажем, эвфемистическое присутствие мата — в формах типа фуй — есть, как известно, и у Солженицына). То есть в неподцензурной литературе и отчасти в подцензурной мат есть. А после развала Советского Союза печатаются Барков, пушкинская «Тень Баркова» и так далее.

И вот на фоне этой динамики сейчас наблюдается откат, причем совершенно неестественный. Культура — это набор дифференциаций, набор предписанных функций, которыми нужно владеть, которые можно использовать в своих целях. Почему нужно есть вилкой и ножом, хотя вам, может быть, было бы удобнее лакать? Ну вот потому, что так устроена культура. Кто умеет есть вилкой и ножом, того принимают в хорошем обществе, а кто умеет только лакать из лоханки, того не принимают в хорошем обществе — никакой другой «обязаловки» здесь нет.

И у нас проблема в том, что почти никто уже, так сказать, не умеет есть ножом и вилкой, а, грубо говоря, только лакают из лоханки. Мужики матерятся при бабах, бабы — при мужиках, по-настоящему красиво материться, чтоб дух захватывало, никто уже не умеет... А тут нам говорят, что, пожалуйста, в быту выражайтесь как хотите, а вот в литературе, в том числе и в журнальной, то есть повседневной литературе, которая находится между искусством и бытом, мы этого не разрешим. И какой смысл во всем этом?

Давайте теперь поговорим про этимологию самых популярных матерных слов — хуй, пизда, ебаться.

Относительно этих слов существует популярное заблуждение — якобы они заимствованы из тюркских языков. Это заблуждение довольно часто используется противниками употребления матерной лексики: мол, не только гнусно, но еще и засорение исконно-посконного, «великого и могучего».

Все эти слова, однако, наши, родные. Об этом можно узнать, например, из этимологического словаря Макса Фасмера, который вышел в 1950-е годы в Германии, где хуй, пизда, ебаться удостоились отдельных статей. Правда, в русском издании словаря, вышедшем с прекрасными дополнениями и поправками Олега Николаевича Трубачева, все эти слова отсутствуют: в советской печати, даже научной, мат был ханжески запрещен. При этом словоблядь отсутствует как бы наполовину: сама вокабула блядь изъята, а в соседней вокабуле блуд эта блядь осталась в качестве родственного слова.

В словаре Даля матерных слов не было, но когда в начале XX века этот словарь вышел третьим изданием под редакцией великого польско-российского лингвиста Бодуэна-де-Куртенэ, то в этом издании Бодуэн восстановил матерные слова в редакторских скобках. Сейчас в магазинах продаются репринтные издания словаря Даля, сделанные и со второго, «безматерного», и с третьего, «матерного».

Есть еще хороший словарь — ЭССЯ (Этимологический словарь славянских языков под редакцией того же Трубачева), из которого читатель может узнать общепринятую, абсолютно надежную этимологию слова хуй: ближайший родственник хуя, также связанный с ним закономерным фонетическим и морфологическим чередованием — это хвоя (общее значение у них, видимо, «шип, колючка»). Корень это, несомненно, общеславянский. Единственный вопрос: является ли этот корень общеиндоевропейским, но на него я, не будучи профессиональным индоевропеистом, отвечать не берусь.

В будущих выпусках ЭССЯ будут представлены и гипотезы о происхождении слова пизда; оно тоже, несомненно, общеславянское. До буквы П ЭССЯ еще не дошел, но на это слово есть отсылка в статье о слове гнездо (там принята этимология, которая связывает это слово с корнем со значением сидеть; но это уже спорные детали). Кстати, на основе того же ЭССЯ и Фасмера составлены грамотные статьи про хуй, ебать и пизду в Вики-словаре.

Что касается глагола ебать, то это тоже общеевропейский корень, но с базовым обсценным значением, который, в принципе, всегда обозначал то, что и сейчас обозначает. В русском языке у него есть стяженная форма инфинитива ети (с ударением на последнем слоге). Последний был доминирующей формой в русском языке XVIII—XIX века, а инфинитив ебать был более периферийным (этот вопрос требует дополнительного изучения). Активной эта форма вновь стала только в XX веке, а форма ети, наоборот, постепенно ушла из языка. Теперь многие люди не понимают, что это инфинитив соответствующего глагола и чтоети(ть) твою мать вовсе не более мягкое и приемлемое выражение по сравнению со своим нестяженным аналогом. В прошедшем времени форма ёбзаменяется на более регулярную с точки зрения современного языка форму ебал, а форма ети — на более регулярную форму ебать. Интересно, что у ети была девокализованная форма — еть. А сейчас люди, когда не могут образовать императив езжай от глагола ехать, часто говорят едь (звучит как еть). И современный носитель языка не понимает, что это едь омофонично глаголу еть, то есть ебать.

Существуют и другие формы, а также матерные корни и слова, которые стали менее употребительны и даже практически выпали из словаря. Это, во-первых,елда и елдак — обозначение пениса, и во-вторых, это муде (тестикулы) и его дериваты типа мудак. То есть слово мудак «более» матерное, чем слово блядь, чего нынешний носитель языка, по-моему, не понимает.

Во многих языках есть особая форма двойственного числа, которая употребляется для обозначения двух предметов и противопоставлена формам единственного и множественного чисел. В русском языке категория двойственного числа постепенно утратилась: вместо противопоставления «один — два — больше двух» мы получили противопоставление «единственное — неединственное». При этом некоторые формы двойственного числа до сих пор сохраняются в современном языке в качестве реликтовых — речь идет о тех существительных, которые обозначали парные предметы и в связи с этим обычно употреблялись в форме двойственного числа (а не множественного, как все остальные): рога, берега, бока, плечи, глаза и тому подобные.

У слова муде единственное число — мудо, а множественное и двойственное число, соответственно, муда и муде. По всей вероятности, мудо (из *mondo, с о носовым) родственно слову манда, которое является словом женского рода с тем же корнем и обозначает женский половой орган. Все эти слова относятся к общеиндоевропейскому языковому фонду.

Могу еще одну короткую историю рассказать, связанную с грубо просторечными словами, не матерными, которая показывает, как функционируют эти социокультурные механизмы и насколько они на самом деле не связаны с реальным происхождением слов, с их этимологией.

Да, давайте.

Это история с детскими глаголами какать и писать, которые приемлемы в детской речи и, в общем, допустимы и во всяком другом употреблении. В отличие от них глаголы ссать (сцать) и срать — грубое просторечие, вульгарное, оно изгнано из литературного языка. Между тем этимология у сцать и срать совершенно невинная. У сцатьдругая ступень чередования корневого гласного отражена в слове сок, а у срать другая ступень чередования отражена в слове сор, то есть это слова, которые родственные словам сок и сор.

А слова какать и писать произошли похожим образом и в русский язык были заимствованы из французского. Глагол cacare фиксируется уже в латинском языке классического периода, родственное ему греческое слово — это , «плохой», и какать — это, собственно, значит гадить. Но в латинском языкеcacare было очень грубым словом, на письме его избегали даже авторы, не брезговавшие крепким словцом. Вероятно, так же обстояло дело со словом звукоподражательного происхождения *piare, которое в письменной латыни не зафиксировано, но отразилось во всех романских языках. И оно как достаточно грубое слово продолжает жить в языках-потомках и в языках, заимствовавших это слово у языков-потомков. В современном английском piss — это тоже довольно грубый глагол, хотя, конечно не такой грубый, как fuck. А в русском языке, видимо, через гувернерский французский галлицизмы какать и писатьстали эвфемизмами грубой просторечной лексики, стали словами детского языка, хотя с точки зрения этимологии эти глаголы ничем не лучше глаголовссать и срать.

Скажите, а какие основные методы используются для восстановления этимологии всех этих слов — письменные источники?

Это общий вопрос к исторической лингвистике, и эти слова ничем не отличаются от других слов. Когда у нас есть группа родственных языков (скажем, славянские языки), мы в общем случае предполагаем, что (рассказываю, все упрощая, чтобы было сразу понятно) формы, которые близки в разных языках, отражают некоторую общую праформу (их инвариант). Реальная история, конечно, гораздо сложнее и «извилистее». Но базовый принцип исторической грамматики такой — у нас есть дерево языков, где для родственных языков постулируется язык-родитель, и мы предполагаем, что в таком вот чистом, дистиллированном случае, когда нет каких-то дополнительных возмущающих воздействий, те вариации, которые мы наблюдаем в современных родственных языках, отражают некоторый, когда-то существовавший инвариант.

Ну, например, если есть слово лес в русском языке и слово ліс с тем же значением в украинском, слово бес в русском языке и слово біс с тем же значением в украинском. Мы делаем вывод, что русское «е» и украинское «i» происходят из общего источника, что был какой-то общий звук, который на следующем этапе дал в украинском «i», а в русском «е». Действительно, этот звук обозначался буквой «ять», и эта буква «ять» продолжала существовать в русской орфографии уже после того, как ее произношение перестало отличаться от звука, который обозначался буквой «е» (она называлась «есть»). И вот эти самые «бсъ» и «лсъ» (через «ять») отражают предыдущее состояние соответствующей общевосточнославянской лексемы. И все остальное так же.

Иногда, с точки зрения неквалифицированного наблюдателя, это сходство между родственными словами совершенно неочевидно, потому что это ведь не сходство звуков в их нынешнем состоянии, это именно установленное соответствие, проверенное на многих и многих парах и цепочках слов, установленные правила перехода, условия перехода одних звуков в другие. Можно, например, легко показать что греческое слово, которое заимствовано в русский язык в формегипноз, и русское слово сон — это этимологически тождественные слова. И вот этими вопросами, вопросами языкового родства, занимается специальная наука — сравнительное языкознание, она же лингвистическая компаративистика. А историей слов «внутри» языка занимаются историческая лексикология, историческая стилистика и другие лингвистические дисциплины.

Андрей Коняев

 

Марина Волкова Закликаем Весну

 

 

Закликаем Весну, жаворОнков пускаем на волю,

В ночь, очей не сомкнув, пробуждаем широкое поле.

Солнце чествуем мы под хрустальный трезвонец капели,

После снежной зимы привечаем прекрасную Лелю!

 

Просыпайтесь скорей, живоносные бурные воды!

Над простором полей ярью вешней пылают восходы!

Собирайся, народ, да встречай молодого Ярилу!

Пусть несёт хоровод обережную, ярую силу!

 

Возжигаем костры, птиц небесных зовём на подмогу,

Чтоб в разгаре игры Царь-Медведь сам покинул берлогу.

Хороводом идём по полям, по лесам и оврагам,

Славы дружно поём, приближая весну с каждым шагом.

 

Здравствуй, Жива-краса! Здравствуй, вешняя, добрая сила!

Пробудились леса перед ликом трисветлым Ярилы

Ожила Мать Земля, распустились в лесу первоцветы,

И бегут по полям, словно зайчики, Солнца просветы.

 

Нету Жизни конца! Улетела Зима в небо с гарью,

И пылают сердца первозданной весеннею ярью!

Солнце по небу мчит, знать, погожим день праздничный будет -

Нынче равен ночи, ну а завтра прибудет, прибудет!

Добромысл САКРАЛЬНЫЕ ПРИНЦИПЫ ОРГАНИЗАЦИИ КРЕСТЬЯНСКОЙ ИЗБЫ

 

Крестьянский быт и уклад жизни каждой деревенской семьи в нашем недавнем прошлом являл собой пример естественного и ладного взаимодействия с окружающей средой. Многие бытовые и житейские приметы, поверья и правила, издревле составлявшие канон крестьянской жизни, а сейчас воспринимаемые нами как в лучшем случае суеверие, имеют под собой реальные Сакральные корни и основаны на древних, полученных от Духовных наставников (Жрецов) народных знаниях об устройстве Мироздания, нашего земного мира и смысле жизни человека на Земле.

Например, крестьянский календарь, в дохристианской религии (Православии) называемый Кругом Коляды (от Коло – Ядь – круг пищи Духовной, Небесной), своим циклическим чередованием Богов и им присущих действий и событий настраивал повседневную крестьянскую жизнь в гармонию с ритмами Природы и Космоса, поскольку был построен по каноническим принципам любого циклического жизненного  (Зодиакального) процесса. Были в нём великие дни – праздники главных Богов: Сварога, Свентовида, Дажьбога, Коляды, Макоши, Купалы и другие – определяющие реперные точки годового зодиакального процесса. И были простые дни, обозначаемые именами подчинённых богов и соответствующие каждый определённому градусу Зодиака с рекомендациями, что и когда, в какой день надлежит крестьянину делать, чтобы наилучшим образом использовать данную свыше небесную энергию и гармонично влиться в естественный сезонный природный процесс. Крестьянин знал особенности каждого Лунного дня в месячном цикле ночного Светила. Это зафиксировано в так называемых отречённых книгах, например лунник в христианизированном виде бы популярен в народе наряду с Домостроем.

Этот древний русский народный календарь уже много столетий используется нашей Православной церковью, правда с заменой имён древних Богов на имена святых.

 

Жрецы и посвящённые древних национальных религий обладали знаниями как об устройстве всего Мироздания в целом, так и об устройстве и назначении нашего Земного мира и каждого в нём Живого существа, процесса и объекта, к которым относится и жилище человека, и его повседневная циклическая трудовая деятельность. Главным механизмом, обеспечивающим все жизненные процессы на Земле и на любой её локально выделенной территории является Зодиакальный процесс: для всей планеты – планетарный, для отдельной её части (для данного места) – местный. Эти знания в необходимой мере доносились жречеством до простых людей, дабы они могли строить свою жизнь в ладном созвучии с земными и космическими процессами.

Поскольку каждый крестьянин считал себя неотъемлемой частью Единого Живого природного организма, то естественно все принципы и правила организации окружающей среды нашли своё отражение в сакральном понимании крестьянством устройства и организации пространства крестьянского дома – избы и подворья.

Крестьянская изба в идеальном варианте имела форму квадрата или прямоугольника, строго ориентированного по странам Света. Такую же ориентацию имеют все великие памятники древности: египетские пирамиды, Аркаим, Стоунхендж, пирамиды Мексики и т.д., а также Православные храмы.

В плане избы её стены ориентировались перпендикулярно к направлениям Север – Юг, Восток – Запад. Эти направления в своём пересечении образуют Крест, центр которого внутри избы занимал центральный столб – центр локального мира с осью, направленной в Зенит. Плоскость, проходящая через точки Юг – Зенит – Север, образует зенитный меридиан, или местный меридиан, определяющий моменты полдня и полночи в суточном движении Солнца. А плоскость Запад – Зенит – Восток (широта данного места) определяет моменты восхода и захода Солнца в дни Весеннего и Осеннего равноденствий.

Этот Крест является базой, определяющей положение как самой избы, так местного Зодиака, к которому она привязана. Знаки Зодиака чередующиеся от Востока через Юг, Запад к Северу начинаются со знака Рыб и заканчиваются Овном, символизируя собой двенадцать фаз суточного движения Солнца.

Линия Запад – Восток  делит местный Зодиак и избу на Духовную полусферу (Рыбы, Водолей, Козерог, Стрелец, Скорпион, Весы) и  Материальную полусферу (Дева, Лев, Рак, Близнецы, Телец, Овен). Линия Юг – Север делит его на Восточную и Западную половины.

Поскольку смысл и основу крестьянской деятельности на земле составляет в основном материальная, телесная деятельность, то главным Крестом из трёх формирующих Зодиак (Ментальный, Астральный, Физический), определяющим области этой деятельности, является Физический Крест, состоящий из знаков Водолей, Скорпион (Орёл), Лев, Телец. ( Ту же символику несёт в себе знаменитый Сфинкс – тело Тельца, лапы Льва, крылья Орла, лицо Человека). Этот крест определяет четыре угла и четыре основные зоны избы, каждая из которых включает в себя три знака зодиака, причём главным является один из Физического креста.

Красный угол – зона Водолея. Духовная зона избы, где располагались иконы, почётные места хозяев и гостей. Здесь совершались главные ритуалы, велись важные беседы. Впоследствии в домах-пятистенках эта зона отделялась от остального дома стеной и называлась «чистой половиной», горницей, светлицей. Здесь же находился стол с лавками, где принимали пищу телесную и духовную. За столом под иконами сидели хозяева, принимая посольства и гостей (князь на столе под святыми образами). Солнце утром входит в избу передними красными окнами («Солнце с красных окон своротило – пошло на полдень»).

Дверной угол, коник или гостевой угол – зона Орла. Орёл символизирует воина, защитника, оберегающего покой крестьянской семьи. Это мужская зона избы, где находились предметы мужского обихода, одежда, оружие. Сюда в первую очередь заходили гости (на кон) перед тем как быть приглашёнными за стол. Вход в избу – с Запада на Восток. Снаружи к западной стене пристраивались сени, крыльцо.

Печной угол – зона Льва. Одна из основных зон избы, где располагалась печь – священный огонь, дающий жизнь и тепло, приготовляющий пищу телесную, выпекающий основу жизни – хлеб. Печь наделялась магическими и волшебными свойствами, многие обряды и заговоры осуществлялись с помощью печи. Хозяйкой печи, домашнего очага – тепла, уюта и достатка в доме всегда была женщина.

Кутний угол (середа), закуток, также женский угол – зона Тельца. Женская зона избы. Там находились все женские принадлежности – рукоделие, кухонная утварь, запасы пищи, вода – всё, что необходимо для обеспечения жизнедеятельности семьи. Здесь же была кухня и место для повседневного приёма пищи. Эта зона имела непосредственную связь с печью: пища готовится в зоне Тельца-земледельца и отправляется в зону Льва – покровителя священного огня, для выпечки.

Таким образом, Вселенский цикл Жизни, организованный по Зодиакальному Канону, проецировался на жизненное пространство русского крестьянина и упорядочивал его повседневный быт по Небесному Археобразу, символизируя не только неразрывную связь Неба и Земли, но и Единство Жизни всего Божественно сотворённого Бытия.