Пасха: Две тысячи лет радости не могут быть выдумкой

Протопресвитер Александр Шмеман

Христос Воскресе!

В пасхальную ночь, когда крестный ход, обойдя церковь, останавливается у запертых ее дверей и наступает, одна, последняя минута молчания перед взрывом пасхальной радости, в нашем сердце сознательно или безсознательно возникает тот же вопрос, который был, согласно евангельскому рассказу, в сердце женщин, пришедших рано утром, «едва воссиявшу солнцу», ко гробу Христа. Вопрос этот: «Кто отвалит нам камень от гроба?» Совершится ли еще раз это чудо? Станет ли еще раз ночь  светлее, чем день? Наполнит ли нас еще раз эта ничем не объяснимая, ни  от чего в мире не зависящая радость, которая всю ночь и еще столько дней будет звучать в этом обмене пасхальным приветствием: Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Минута эта всегда приходит. Двери открываются. Мы входим в залитый  светом храм. Мы вступаем в ликующую пасхальную заутреню. Но где-то в  душе вопрос остается. Что все это значит? Что значит праздновать Пасху в этом мире, наполненном страданием, ненавистью, мелочностью, войнами,  что значит петь «смертию смерть поправ» и слушать о том, что «мертвый ни един во гробе», когда смерть остается все еще, несмотря на всю жизненную суету, единственной абсолютной земной достоверностью… Неужели же Пасха, эта светлая ночь, это ликованье — только минутный уход от  реальности, возможность некоего духовного опьянения, после которого — рано или поздно, но наступают те же будни, та же серая действительность, тот же счет неумолимо пробегающих мимо дней, месяцев, лет, — та же  гонка к смерти и к небытию? Ведь нам давно уже твердят, что религия — это самообман, это опиум, это выдумка, помогающая человеку в его трудной судьбе, это мираж, который все время рассеивается. И не более ли  мужественно, не более ли достойно человека от миража этого отказаться и лицом к лицу встретиться с простой и трезвой действительностью?

Что ответить на все это? Пожалуй, первый приблизительный ответ мог бы быть таким: не может быть, чтобы все это было просто выдумкой! Не может быть, чтобы столько веры, столько радости, столько света — вот уже почти две тысячи лет — было бы только бегством, миражом. Может ли мираж  длиться веками? Ответ это, конечно, веский, но еще не окончательный. И  надо прямо сказать, что окончательного, общеобязательного ответа, такого, который можно было бы напечатать в виде научного объяснения  пасхальной веры, — такого ответа нет. Каждый здесь свидетельствовать  может только о своем собственном и живом опыте и говорить за себя.

В живом и личном опыте, когда всматриваешься и вдумываешься в него,  вдруг находишь то, на чем все остальное зиждется, что вдруг все освещает таким ослепительным светом, в котором действительно, как воск от лица  огня, тают сомнения и вопросы. Что же это за опыт? Я не могу его иначе  описать и определить, как опыт живого Христа. Не потому я верю во  Христа, что раз в году и с самых ранних лет мне дано участвовать в пасхальном торжестве, а потому возможна Пасха, потому наполняется светом и радостью эта единственная ночь, потому такой победной силой звучит  это приветствие: Христос воскресе! Воистину Воскресе! — что сама вера моя родилась из опыта живого Христа.

Как и когда родилась она? Не знаю, не помню. Знаю только, что всякий  раз, что я открываю Евангелие и читаю о Нем, читаю Его слова, Его  умение, я мысленно, от всего сердца и от всего естества, говорю то, что  сказали посланные фарисеями, чтобы арестовать Христа, и вернувшиеся, не  арестовав Его. Они сказали: «Никогда не говорил человек так, как этот  говорит!». Таким образом, первое, что я знаю, это то, что учение Христа  живо, и нет ничего в мире, что можно было бы сравнить с ним. Но учение  это о Нем, о жизни вечной, о победе над смертью, о любви, побеждающей и  преодолевающей смерть. И я знаю даже, что в жизни, в которой все кажется таким трудным и будничным, единственное, что никогда не изменяет,  никогда не оставляет — это внутреннее сознание, что Христос со мной. «Не оставлю вас сиротами, приду к вам». И вот приходит и дает чувствовать  Себя. В молитве, в этом трепете души, в непонятной, но такой живой  радости, в таинственном, но опять-таки, таком несомненном присутствии

Его в храме во время Богослужения, в таинствах; все время растет этот  живой опыт, это знание, эта очевидность: Христос тут, исполнились Его  слова — кто любит Меня, с тем Я пребуду — «И мы придем к Нему и обитель у Него сотворим». В радости и в печали, в толпе и в одиночестве эта  несомненность Его присутствия, эта сила Его слова, эта радость от веры в Него.

Вот единственный ответ и единственное доказательство. «Что ищите живого с мертвыми? Что плачете нетленного во тли?».

И поэтому все христианство есть не что иное, как новое и новое  переживание веры — ее воплощение в обрядах, словах, в звуках, в красках. Неверующему она действительно может показаться миражом. Он слышит только слова, видит только непонятные церемонии. И объясняет их извне.  Но для верующих все светится изнутри: не как доказательство его веры, а как ее результат, как жизнь ее в мире, в душе, в истории. Поэтому  реальна, жива, современна нам Великая пятница: ее тьма и печаль, поэтому можем мы плакать у креста и переживать все то, что совершалось тогда, в день торжества зла, измены, трусости и предательства. Поэтому можем мы  созерцать с трепетом и надеждой живоносный гроб в Великую субботу,  поэтому можем мы каждый год праздновать Пасху. Ибо Пасха — это не воспоминание о событии прошлого. Это — реальная встреча, в радости и  счастье, с Тем, в Ком наше сердце давно узнало и встретило жизнь и свет  всякого света.

Пасхальная ночь — это свидетельство о том, что Христос жив и с нами, и мы живы с Ним. Вся она — призыв увидеть в мире и жизни зарю  таинственного дня Царства света. «Днесь весна благоухает, — поет Церковь, — и новая тварь ликует…». Она ликует в вере, в любви и в  надежде. «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга  обымем, рцем: братие! и ненавидящим нас простим вся воскресением и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во  гробех живот даровав». Христос воскресе!

Пасхальная вера

В эти послепасхальные дни невольно все возвращаешься к тому же  вопросу: если в неслыханном утверждении — Христос Воскресе! — вся суть,  вся глубина, весь смысл христианской веры, если, по слову апостола Павла, «вера наша тщетна», если не воскрес Христос, то что же означает  это для нашей, для моей жизни сейчас, здесь? Вот пришла еще одна Пасха. И снова была эта удивительная ночь, это пламя свечей, нарастание  волнения, снова были мы в лучезарной радости этой службы, которая вся  состоит как бы из одной ликующей песни: «Ныне вся исполнишася света,  небо, и земля, и преисподняя. Да празднует убо весь мир восстание Христово, о нем же утверждается». Какие радостные, какие победные слова! Все соединено: небо, земля, подземное царство смерти. Весь мир  участвует в этой победе, в воскресении Христа находит свой смысл, свое утверждение.

Но вот проходит, прошла эта ночь, кончился праздник, и из света мы  возвращаемся в мир, спускаемся на землю, вступаем снова в нашу реальную, будничную, трезвую жизнь. И что же? Все так же, как было, ничего не  переменилось, и как будто ничто, решительно ничто на земле не имеет ни малейшего отношения к тому, что пелось в церкви: «да празднует убо весь мир восстание Христово, в нем же утверждается!» И в душу закрадывается  сомнение. Эти слова — такие прекрасные, такие возвышенные — прекраснее и возвышеннее которых нет и не может быть на земле — не иллюзия ли они,  не мечта ли? Их жадно впитывает в себя сердце, душа, но холодный и  будничный разум говорит: мечта, самообман! Две тысячи лет прошло — и где же их действие? Где их сила? В чем их победность? И, Боже мой, как  часто христиане как бы опускают голову и даже уже и не пытаются «свести  концы с концами». Оставьте нам — как бы говорят они миру — эту нашу  последнюю драгоценность, утешение, радость! Не мешайте нам в наших  запертых храмах утверждать, что радуется и ликует весь-мир. Не мешайте  нам, а мы не будем мешать вам строить этот мир и управлять им и жить в  нем, как вам угодно…

Однако на последней глубине нашей совести мы знаем, что это  малодушие, этот минимализм, это внутреннее бегство в тайный и  сокровенный праздник — несовместимы с подлинным смыслом и подлинной  радостью Пасхи. Или воскрес Христос, или не воскрес. Или — или! И если  воскрес — а о чем же ином наше пасхальное ликование, вся эта светом,  торжеством и победой пронизанная, наполненная ночь? — если действительно в один решающий и единственный момент в истории не только,  человечества, но и всего мира — свершилась эта неслыханная победа над  смертью, то тогда все действительно стало иным и новым в мире, знают это люди или нет. Но тогда и на нас, верующих, радующихся, ликующих, лежит  ответственность, чтобы другие узнали и поверили, увидели, услышали и  вошли в эту победу и в эту радость. Древние христиане свою веру называли не религией, а Благой Вестью, и свое назначение в мире видели в ее  возвещении и распространении. Древние христиане знали и верили, что  воскресение Христово — не просто причина ежегодного празднования, а источник силы и преображения жизни. И то, что слышали на ухо, возвещали с крыш…

Но, отвечает мой трезвый или, как говорят теперь, реалистический разум: но что же я могу? Как могу я возвещать, кричать,  свидетельствовать? Я — безсильная песчинка, затерянная в массе? Но это  возражение разума и так называемого здравого смысла — ложь, может быть,  самая страшная и дьявольская ложь современного мира. Этот современный  мир каким-то образом убедил нас, что силу и значение имеет в мире только число, количество, масса. Что может один против всех? Однако именно  тут, именно по отношению к этой лжи и должно раскрыться во всей своей  силе основное утверждение христианства, его ни на одну другую не похожая логика. Христианство утверждает, что один человек может быть сильнее  всех. И именно в этом утверждении благая весть о Христе. Помните эти  удивительные строчки из «Гефсиманского Сада» Пастернака:

Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства

И был теперь, как смертные, как мы.

Ведь именно в этом образ Христа: человек без власти, без  противоборства, без какой бы то ни было земной силы. Один! Оставленный,  преданный, брошенный всеми. И побеждающий. Пастернак продолжает:

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного ее величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду

И в третий день восстану,

И как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты…

«И может загореться на ходу»… В этом «может загореться» — заключен  ответ на сомнения трезвого разума. О, если бы каждый из нас, знающих  пасхальную радость, слышавших о победе, поверивших в то, что неведомо для мира — но для него и в нем — совершилась она, если бы каждый из нас, забыв о числах, количествах и массах, эту радость и веру передал еще  только одному человеку, тронул ею одну человеческую душу? Если бы эта  вера и радость тайно присутствовали в каждом, пускай самом незначащем  разговоре, были с нами в наших трезвых буднях — они начали бы сейчас,  здесь, сегодня преображение мира и жизни. «Не придет Царство Божие приметным образом», — сказал Христос. Царство Божие приходит каждый раз — в силе, свете и победе, — когда я, когда каждый верующий выносит его из храма и им начинает жить в своей жизни. Тогда все, все время, в каждую  минуту «может загореться на ходу…».