Анна и... Модильяни. "Он так хотел, он так велел.."

 "Счастье - это ангел с печальным лицом" это единственные, написанные рукой Модильяни слова о том, что для него было счастьем. ...Счастьем была его тайная муза, его "Египтянка" - Анна Ахматова.

 

 

   

     Творчество Модильяни 1910-1913 гг. часто называют "египетским" или "негритянским". В своем очерке о Модильяни Ахматова уделяет этому периоду особое внимание. Вначале она пишет о том, что значил этот период в жизни каждого из них, а затем называет Египет "последним увлечением" художника. И не без иронии добавляет: "Теперь этот период Модильяни называют Periode negre" (негритянский период). "Он говорил: "Драгоценности должны быть дикарскими" (по поводу моих африканских бус) и рисовал меня в них".

В очерке о Модильяни Ахматова пишет о том, что они оба "вероятно, <...> не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни..." И дальше: "...все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак <...> У него была голова Антиноя и глаза с золотыми искрами, - он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти". Эти слова Ахматовой равнозначны словам Модильяни о счастье.
     "И через все, и каждый миг, / Через дела, через безделье / Сквозит, как тайное веселье, / Один непостижимый лик. / О боже! Для чего возник / Он в одинокой этой келье?" - можно сравнить со словами Модильяни из письма к ней: "Вы во мне как наваждение".
     "Ангел с печальным лицом..." Именно такое впечатление она производила на многих. "Грусть была, действительно, наиболее характерным выражением лица Ахматовой. Даже - когда она улыбалась. И эта чарующая грусть делала ее лицо особенно красивым <...> вся ее стройность была символом поэзии <...> Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженная в модное платье светской прелестницы" (Юрий Анненков, 1913)6. "Как черный ангел на снегу..." (Мандельштам, 1913)7. "Вполоборота, о печаль..." (он же, 1914). Модильяни первый увидел ее такой  (С)

 
Прекрасный рисунок одного из лучших мировых художников, вдохновленный знаменитой и очень красивой русской поэтессой.

Он красноречив сам по себе. Был ли он сделан непосредственно с обнаженной Ахматовой, как хочется думать многим, или, как утверджала сама Анна Андреевна: «Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома...» (то есть по памяти) — не имеет особого значения.

Этот  уцелевший рисунок обнаженной Ахматовой в исполнении великого Амадео Модильяни оказался неопровержимым свидетельством одной из самых красивых легенд прошлого столетия.

Трудно с ходу рассказать историю, не растерявшись в пыльной полутьме прошедшего, где свалены в кучу домыслы, осколки воспоминаний и предположений. Трудно через сто лет не назвать имена, не вспомнить подробности того, как встретились и расстались две уникальных личности, что этому предшествовало и чем все закончилось. И была ли любовь?

 

Мне с тобою пьяным весело
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах.

Оба мы в страну обманную
Забрели и горько каемся,
Но зачем улыбкой странною
И застывшей улыбаемся?

Мы хотели муки жалящей
Вместо счастья безмятежного...
Не покину я товарища
И беспутного и нежного.

Сама Ахматова утверждала: «Стихи я ему, Моди, не писала. Стихотворение «Мне с тобою пьяным весело» не относится к М(одильяни)».

Но читая эти строки, все же, кажется, что относятся они непосредственно к Модильяни и навеяны пребыванием в Париже и встречами с художником.

Написано Ахматовой в 1911 году потом, уже в разлуке, по возвращении из Парижа. В ожидании: может быть позовет обратно? Не позвал.

Короткие встречи — короткие воспоминания. И были бы они, не стань просто Моди и просто Анна великими — Модильяни и Ахматовой? Нет, разумеется, в их отношениях не было и не могло быть никакого соперничества.

Для людей советского поколения знакомство с Модильяни началось с Ахматовой. Первый раз его работу страна увидела на суперобложке ее знаменитого сборника «Бег времени». Это был рисунок — портрет, который, как выяснилось, висел до самой смерти над ее кроватью. Кто такой его создал? Почему из всех многочисленных и известных художественных изображений для прижизненного полного издания своих сочинений Ахматова выбрала именно легкий набросок?  Она называла его своим портретом и очень им дорожила:

 

 

*****

Интересный факт:

Образ Ахматовой перекликается с фигурой одного из известнейших архитектурно-скульптурных сооружений XVI столетия - аллегорической фигурой "Ночи" на крышке саркофага Джулиано Медичи, созданной Микеланджело. Но в отличие от напряженной позы "Ночи", как бы соскальзывающей со своего наклонного ложа, фигура на рисунке Модильяни статична и устойчива, как египетский сфинкс.

Микеланджело Аллегорическая фигура "Ночь", саркофаг Джулиано Медичи 1524-31 г.г.
А.Модильяни А.Ахматова 1911 г.

*********

В мемуарном эссе 1964 года «Амадео Модильяни» тайна рисунка была приоткрыта: стало понятно «почему». Возник глобальный интерес. Да, он был знаком с Ахматовой. Встречались в Париже. В воспоминаниях поэтессы не найти и намека на какую-то интимность встреч. Спокойные прогулки в Люксембургском саду. Тихий дождь, барабанящий по старому черному зонту. Два человека, тесно прижавшись, сидят на бесплатной лавке («я знала его нищим») и читают стихи. Чинные мемуары выглядят почти безлико. О благопристойных воспоминаниях поэтессы откровенней всего высказался Иосиф Бродский: «Ромео и Джульетта» в исполнении царственных особ». Но искусство не обмануть. И в его творчестве, а, тем более, в ее поэтическом становлении слышны и видимы «тени» их любви.

Впервые они встретились в мае 1910 года, во время — парадокс судьбы — ее свадебного путешествия с мужем Николаем Степановичем Гумилевым. Они обвенчались незадолго до этого — 25 апреля.
 Говорят, Гумилев понимал, что слишком свободную, захваченную чувственным вихрем жизни, вольнолюбивую Анну, остановить невозможно.
 Гумилев привел молодую жену в “Ротонду” — кафе, где собиралась вся художественная и литературная богема Парижа. Там ее и заприметил Модильяни. Он был нараспашку, раскрывал перед всеми свою веру в жизнь … Он пристально вглядывался в лица и рисовал. В искусстве его не интересовало ничего, кроме человека. ...А  потом одержимый и пьяный рвал в клочья разлинованную бумагу, потому что не мог достичь одному ему известного предела.
 Она не могла его не заметить. Она изумилась, и это чувство, смешанное с желанием и восхищением, не мог не заметить ее муж.
 Гумилев приревновал жену, “Моди” в свою очередь устроил скандал из-за того, что Гумилев обращался к жене на русском, который окружающие не понимали. Их страсть была неудержимой, но по понятным соображениям, недолгой.

 Она много лет позже рассказывала об этой встрече, наполняя каждый раз новым содержанием. Сама творила миф, как вспоминали слушатели. Заметила его сразу, по пристальному взгляду... и подошла первая. Заговорили. Вмешался Гумилев и предложил, по-русски, уйти из этого «сарая», чем вызвал у ничего не понявшего Моди раздражение. Гумилев словно почувствовал соперника: увидел в этой встрече знак судьбы. Не зря позднее он плохо отзывался о Модильяни. А всего в 1910 было несколько мимолетных встреч. Моди писал ей «всю зиму» безумные письма, из которых она «запомнила несколько фраз».

Верится с трудом. Год летел. Она грустила, мечтала, писала (теперь самые знаменитые) стихи о любви, в которых «легким облачком» поселился он, буквально ставший ее «музой»:

В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной...

Все, кто общался с Ахматовой в то время, отмечали ее загадочно-печальный вид, а первые напечатанные стихи связывали с именем Гумилева. О, как они ошибались! Гумилев вернулся из поездки в Африку. Она вскоре уехала в Париж. Одна. К своему Амадео.

Из писем Модильяни:
«Вы во мне наваждение».
«Я беру вашу голову в руки и опутываю любовью».

 

 

Париж таял и сиял восходящим солнцем. Мужчина и женщина, два художника кисти и слова, чувствовали невероятную магическую силу притягательности друг к другу. Царственная красота юной поэтессы приводила в восторг его утонченный вкус. Тогда и появились ню, не оставившие тени сомнения в характере их отношений. Это, конечно, рисунки влюбленного, в каждой линии которых видно, какой все-таки прекрасной была эта женщина. Позже, найденные «боттичеллевские» линии будут «путешествовать» по всем его живописным ню. Но он уже был другой: «...я сама заметила в нем большую перемену, когда мы встретились в 1911 году. Он весь как-то потемнел и осунулся». Между тем, это были два счастливых месяца: пережили они знакомое многим хмельное, безудержное веселье безумного парижского праздника. Иногда у него появлялись деньги, и тогда он был особенно щедр на «праздник»: дальние прогулки-поездки в Булонский лес и парк Бют-Шамон, кафе... Бродить по ночному Парижу — его любимое занятие. «Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами». Ахматова в 1964 году оборвала фразу. Не могла проговориться всему миру, что не всегда он просто проходил мимо ее окон. Еще раньше проговорилась муза.

******************

Интересный факт:
В отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге хранится рукопись ахматовской «Поэмы без героя».
На полях второй ее части — «Решки», после строк:

«Кто над мертвым со мной не плачет,
Кто не знает, что совесть значит
И зачем существует она»,
записаны следующие строфы, которые, по выражению поэта, «бродили на полях рукописи»:

«В синеватом Парижа тумане,
И наверно опять Модильяни
Незаметно бродит за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной.
Но он мне — своей Египтянке...
Что играет старик на шарманке,
А под ней весь парижский гул,
Словно гул подземного моря,
Этот тоже довольно горя
И стыда, и лиха хлебнул».

Эти строки не вошли в поэму. Некоторые исследователи полагают, что они были написаны после ее второго посещения Парижа в мае-июне 1911 года,

****************

Модильяни рисовал Анну. Из 16 рисунков, подаренных ей, она бережно хранила лишь тот, что висел над кроватью. Пристойный. Ахматова говорила, что рисунки сгорели в царскосельском доме. Видимо вместе с письмами Моди. Осенью 1993 года на Венецианской биеннале современного искусства впервые состоялась выставка работ Модильяни из коллекции друга и первого собирателя произведений Александра Поля. Вдруг 12 рисунков были узнаны как изображения Ахматовой. Понятно, почему уже статусный классик, так трогательно скрыла свои истинные отношения с художником. Свидетельство чувств молодых людей — прекрасные рисунки — ню.

"Она хотела сказать что-нибудь снисходительно-шутливое про вечные эти поиски стиля и натуры, но она знала, что неизменный синий блокнот будет с ним и тогда, когда он придет к ней ночью на улицу Бонапарта. Знала, что он будет снова ее рисовать - и при отблесках лампы, ночью, и под утро, утомленный и умиленный. Она позировала послушно, и надевала тяжелые африканские бусы, и заламывала руки над головой, оправляя прическу и замирая в недвижности с затекшими руками, и даже вставала в поразившую его (но хорошо знакомую уже и посетителям ивановской "башни", и свите Гумилева из слепневской округи) позу "женщины-змеи"

 

Но ведь и она - и ожидая свиданья весь год, и подчиняясь ему, и отдаваясь ему, и его подчиняя, - она тоже ведь ни на минуту не забывала о том, что за все, что случается с ней отныне, за все, что происходит вокруг и происходит в душе, за каждый вздох грусти и всхлип восторга она в ответе перед этим жестоким божеством, перед собственным ее искусством, перед русским словом, которому она служит... Именно так понимали они тогда служенье Искусству, заменившее им служение Богу. Все, что происходит с ней и в ней, потом должно будет вылиться в стихи - и эта комната с узкими окнами и французской надписью у нее над головой (попробуй не читай, хотя бы и в минуту страсти, когда надпись всегда над тобой и так часто выражает твою мысль - "Смилуйся над нами, Господь"); комната с севрскими статуэтками на комоде, комната в старинном доме на улице Бонапарта; и эти долгие часы сидения в неудобной, но так понравившейся ему позе; и новое ожидание после того, как она прождала весь вечер, чтобы его наконец обнять (но ведь "он так хотел, он так велел", чтоб она замерла в неподвижности). Она, конечно, понимала уже, что и он не свободен тоже, что он раб своего дара, что он в поиске, в муках - совсем как бедный ее Коля, - в поисках того, что ей - о, счастье! - дается пока так легко... Как, скажем, эти стихи, которые она с такой откровенностью назвала "Надписью на неоконченном портрете":

Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья,
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.

Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щеки стали снеговыми...

Для Амедео, как и для обожаемого им Данте, эта бледность была и цветом любви, и цветом страсти, и цветом благочестия." (С)

А.Модильяни Обнаженная (Анна Ахматова) 1911 г.

 

Наталия Третьякова Ахматова и Модильяни. У неоконченного портрета.

************************

Однако, пора было вернуться в Россию.

"..Было прощание, последняя их прогулка, последнее кафе, последний парк, последняя ночь... Она услышала его шаги, она сбежала вниз - как всегда, - но все было пронзительнее и грустнее, чем всегда, может, оба знали, что не увидятся больше. Той осенью, в Царском Селе, она написала "Песню последней встречи", которая сразу стала одним из самых модных и знаменитых в России стихотворений, таким знаменитым и таким модным, что стареющая Анна возненавидела его к концу жизни, ревнуя к этой былой славе и даже сочтя ее позднее незаслуженной. Там все было, в этом раннем стихотворенье, хранящем боль прощания, - и эти ступеньки от двери до тротуара, и эти клены на улице Бонапарта, и мертвящее горе разлуки, и роковые предчувствия...

 Так беспомощно грудь холодела,
 Но шаги мои были легки.
 Я на правую руку надела
 Перчатку с левой руки.

 Показалось, что много ступеней,
 А я знала - их только три!
 Между кленов шепот осенний
 Попросил: "Со мною умри!

 Я обманут моей унылой,
 Переменчивой, злой судьбой".
 Я ответила: "Милый, милый!
 И я тоже. Умру с тобой..."

 Это песня последней встречи.
 Я взглянула на темный дом.
 Только в спальне горели свечи
 Равнодушно-желтым огнем.

 А потом были слезы, и был, похоже, тяжкий разговор на вокзале - она замучила его, истерзала, и он ушел. Она сама сказала, чтобы он уходил, - она вдруг поняла, что это конец... так, во всяком случае, рассказывает малоизвестное стихотворение: она осталась одна в этом полукруглом зале, где пол был засыпан опилками и где старик, похожий на барана, с такой важностью читал "Фигаро", точно это была Библия...

 Да лучше б я повесилась вчера
 Или под поезд бросилась сегодня." (С)

Она жила ожиданием писем, спрятавшись в глуши деревни, но их больше не было. Под напором «глубоко пережитого чувства» у Ахматовой рождались строки, которые нынче — бесценное сокровище русской любовной лирики. Через пару лет издан самый знаменитый сборник стихов — «Четки» — словно загадочный «памятник» ушедшей любви, весь пронизанный Парижем и воспоминаниями о Модильяни. Но имя названо не было. И кому только потом не приписывали посвящение поэтессы!

Жизнь Амадео заполнили другие женщины. А еще он все больше погружался в алкогольный угар. И ни одна женщина не могла ему помочь. Они любили его таким, каким он был: нежным и ласковым, когда был трезв; буйным и жестоким в пьяном угаре. Но долго рядом с ним никто не выдерживал. Потому что кроме алкогольной зависимости, у него была другая и самая главная для него – творческая. Модильяни был художником от Бога. Слава уже «наступала ему на пятки».

Появились покровители и меценаты. В 1917 году состоялось открытие выставки. Да. Она была скандальной, так как его живописные ню для того времени казались радикальными изображениями. И дело не в обнажении, а в том эротизме, которым они пылали, глядя прямо в глаза зрителям. Выставку запретили, но за картинами Модильяни начинали охотиться коллекционеры. К 1920-му году за портрет, принадлежащий кисти Амадео, давали 400-600 франков – огромные по тем временам деньги. Однако, смерть опять опередила славу. В январе 1920-го туберкулез, алкоголь и наркотики, окончательно подточили его силы. В день смерти другу Модильяни Збровскому предложили 400 тысяч франков — за собрание из 50 полотен художника.

Анна Ахматова узнала о его славе и смерти случайно через несколько лет.

12 апреля 1965 года, менее чем за год до своей кончины Анна Андреевна решила переписать свое завещание. «Около часа мы провели у нотариуса, выполняя различные формальности, — вспоминал Бродский. — Ахматова почувствовала себя неважно. И выйдя после всех операций на улицу, Анна Андреевна с тоской сказала: «О каком наследстве можно говорить? Взять подмышку рисунок Моди и уйти!»

 Корней Чуковский вспоминал: «Не расставалась она только с такими вещами, в которых была запечатлена для нее память сердца. То были ее «вечные спутники» — шаль, подаренная ей Мариной Цветаевой, рисунок ее друга Моди, перстень, полученный ею от покойного мужа...»

 В 1965 году, незадолго до кончины, Ахматова в третий — и последний — раз попала в Париж. Встретилась там с соотечественником писателем Георгием Адамовичем, эмигрировавшим во Францию после революции. Позже Адамович описал эту «необыкновенную встречу» с Ахматовой.

 «Она с радостью согласилась покататься по городу и сразу же заговорила о Модильяни. Прежде всего Анна Андреевна захотела побывать на рю Бонапарт, где когда-то жила. Стояли мы перед домом несколько минут. «Вот мое окно, во втором этаже. Сколько раз он тут у меня бывал», — тихо сказала Анна Андреевна, опять вспомнив о Модильяни и силясь скрыть свое волнение...

 Ахматова, быть может, была единственной или, во всяком случае, одной из немногих знавших Модильяни, кто навсегда сохранил о нем светлую, чистую и теплую память, кто разглядел в нем не неудачника, а необыкновенный талант, который не смог приспособиться к окружавшей его действительности, совладать со временем.

 

Источники :: их много--собирала и кроила  --хотелось , как всегда. объять необъятное.И чтоб было недлинно и чтоб было интересно. http://www.spletnik.ru/blogs/govoryat_chto/1825_anna_i_modilyani

http://www.liveinternet.ru/users/la_belle_epoque/post96370204/

 http://www.akhmatova.org/articles/lianda/lianda.htm

 http://sovremennik.ws/2007/10/03/print:page,1,anna_i_amedeo.html

http://www.liveinternet.ru/users/amymone/post154742832/