Юрчило волнуется – раз! Юрчило волнуется...

21 ноября 2014 года

Киев

Статус: бедный Ёрик

Настроение: благоговеем

За окном: +5°С, солнце, синь разливанная

----------------------------------------

не по теме, но просится:

сегодня над Киевом солнце первый раз за десять дней!

это вообще южный город или нет?

отчего мы не видим солнца неделями? 

ТЩАТЕЛЬНО ПОДБИРАЯ СЛОВА

Скажите: вы когда-нибудь задумывались о проблематике насекомых? То есть, в научном масштабе? Только не надо торопиться с ответом! Что-что? Нет?! Так вот он – тоже «нет», не задумывался...

Для того, чтобы объяснить – что такое Юрчило (Ясочка называет зовёт его «Бедный Ёрик») нам пришлось крепко подумать: а какими словами это возможно? Ох, и задачу мы себе поставили! Сдюжим ли?

По итогам мозгового штурма с потешной перебранкой нам немного прояснилось: объять необъятное Юрчило можно только в категориях изобразительных, мазками кисти сказочной, под Васнецова. По крайней мере, с этого надобно будет начать, а то не прожуёшь. Ну, а быль это или небыль – не вам решать. Вам только – плакать и верить!

На авансцену нашего воображения вызываем скучную комнату в холостяцкой квартире. Глубочайшие сумерки перемешивают во всепроникающем, химическом единстве этот интерьер и джунгли Троещины за окном. Вселенская машина времени последний раз двинула своими теллуровыми шестернями и замерла навек. Мироздание медленно остывает. Лапша на кухне остыла уже давно...

Неопознанный мужик, лет сорока, в трико и свитере, в протёртых вязанных носках, стоит обличьем к стеночке, на коленях. Скорбные плечи и затылок выдают в нём страдальца с центнеровым рюкзаком фартовой жизни за спиной. И даже в лучике одинокой лампады видно – как он не брит. О, как он не брит! Недели три уже, морда партизанская. Но главное дело не в морде, а в трепетном язычке лампадки, величиною с божью коровку. Эта пламенная искорка, этот светлячок – единственное здесь, что не есть тьма.

По нежным, таинственным бликам угадывается плеяда маленьких иконок на стене, и Спас Нерукотворный, по полотнищу крестиком вышитый, венчает их. Коленопреклоненный мужик показывает им свою редкую макушку и глухо, почти что про себя, бубнит речитативом молитву. Это продолжается неопределённо долго. По крайней мере, кукушка успела бы сорвать голос. Затем, истратив последнее, что оставалось ещё от лошадиной силы, мужик, не поднимаясь с колен, ползёт к дивану, укрывается пледом и затихает. У него нет никакого понятия – очнётся ли он завтра живым, или это уже «всё!». Похоже, что именно – «всё!»...

На этом художественное введение в тему «Юрчило» можно пресечь. Дальше мысль помчится быстрее, точно дрезина, мелко подпрыгивая на стыках и совпадениях, на всяких фактических удивительностях. Прости, читатель, но избежать вот этого картинного, забубённого начала, вот этой мшистой, сумеречной закваски было, видать, невозможно. Иначе, не поймёшь – о ком, собственно, речь. Иначе не проникнешься благоговением перед тайною душевных потёмок человеческих. Иначе не ощутишь, как шерсть на твоём загривке медленно шевелится от страха невиданного...

Ну, шутка, шутка! Всё это только снится.

Снимся дальше.

В общем, досталось как-то Юрчиле на орехи (разразил его гром) – диабет настал ему. Энергичный, мышцатый, розоволицый молодец на шарнирах, которому хоть баржи по Волге таскай, хоть в «Comedy Сlub» изгаляйся, кончился в момент, сгорел за три дня. От состояния «неожиданно поплохело» до прихода чуйки животной «а вот это уже – всё!» - полёт вниз был почти отвесным. Болезнь адова каменным обвалом рухнула ему на голову, одним махом сломав его хрупкий скелетик личности, порвав, как тюлевую занавеску его позитивистское мироощущение, буквально смахнув его как букашку с листа тетради, где пишутся истории живых. К исходу третьего дня он уже не в силах был не то, что ходить, но даже сидеть в вертикальном положении. Его тянуло вниз, тянуло лечь, могила его заждалась. Сознание напоминало нить накаливания электролампы при низком напряжении в сети, причём напряжение всё падало и слабело. В сущности, он уже слышал, как в ушах гулко отдаются предпоследние удары сердца...

Читатель, что сделал бы ты, окажись на его месте? Звал бы на помощь – «мама! мама!!»? Или давил бы лихорадочно все кнопки телефонов, надеясь на подсказки, советы, на вызов доктора? Или перевернул бы вверх дном всю домашнюю аптечку в поисках чего-нибудь? Даже если бы ты успел и выжил, то стал бы пожизненным инвалидом, рабом инсулиновой ампулы, виртуозом шприца.

Что сделали бы мы? Вот, конкретно - ya & fa? Как на духу отвечаем: хрен его знает! И запас времени, и запас наличных денег, и фатум обстоятельств – всё может иметь решающее значение. Однако, полагаем, ничего замечательного мы бы не изобразили.

Что сделал Юрчило? Сначала и до самого конца он, потрясённый, терпел и надеялся, что авось попустит. Когда же он вдруг понял, что это действительно уже «всё!», и смертушка дышит прохладой в его позеленевшую щёку, он не стал звонить родителям, ибо пожалел стариков, не стал беспокоить «0-3», ибо презирал этих бездарей и златолюбцев. Он сказал себе: «Если моя командировка здесь окончена, и заданий у меня больше нет, то всё законно, и пора мне вернуться домой. И ни один врач не в силах этому помешать. А ежели дела мои земные не завершены, то никакая сила без санкции свыше даже волос на моей голове не отсечёт. Бог знает, как со мной поступить». Странно, что в ту смятенную минуту ему даже вспомнилось алиса-кинчевское заклинание: «И да не коснётся вас своей поганой метлой танцующий бес паники!». В общем, подумав так, он выключил в квартире свет, на тот случай, если ему помирать. Затем, по стеночке, по стеночке – дополз до лампадки и затеплил её будто не своею рукой. Рухнул на колени, ибо встретить свой приговор стоя никаких сил уже не осталось. И принялся читать на память то, что первым пришло угасающему сознанию: сначала 40 раз «Господи, помилуй!», а потом «Владыко Вседержителю...» из Псалтыри – раз, другой, третий... не считал, но бесконечно. Чего-то иного из запасов памяти угасший мозг предложить уже был не в состоянии.

Истратив последние токи жизни, отключился...

Придя в себя к полдню следующего дня, очень удивился, что живой, что ясно мыслит, и что тело слушается его. Уснул потом ещё на сутки, уже почему-то совершенно уверенный в том, что жить будет.

Через неделю он уже сделал километровую прогулку.

Ещё через неделю уже мог пробежать пару кругов по стадиону.

Сейчас, спустя ровно три года, бегает конём педальным, и вообще, ретив и румян, как в лучшие годы. И за всё это громадное количество времени – ни грамма лекарств, ни капли снадобий не приняла его утроба. 

Не ради ужасов на ночь тянется здесь эта былина, а ради непреходящего удивления нашего: за что над этим человеком нависла такая крыша из сгущённой метафизики? В чём, блин, она – миссия его, персонажа этого?

Будем разбираться!

Следите за нашими руками! Вернее, за нашими текстами. Будет интересно. 

И да не коснётся вас своей поганой метлой

танцующий бес паники!

Ваши ya & fa