- Когда жена просит меня помочь ей помыть посуду или убраться в доме, я падаю на пол и притворяюсь тюленем. Она говорит, что я дебил и больше меня не трогает.
(с) Неизвестный.

В позиции женщина сверху неопытные узницы Бухенвальда, наверное, думают, что у мужчины лобок деревянный...
Здравствуй новый день, здравствуй солнце, до свидания Агрессивная Анорексия. 
...Нет, продолжения не будет. Пусти козла в огород, называется.
Или козу.
Тощую. Красивую, но тощую.
Попрыгала раз и достаточно.
Мне уже давно не семнадцать - здоровье дороже.
Аривидерчи, наездница, йокалэмэнэ...

Матч проходит в данную минуту. Прямая трансляция. Болельщики польского Руха ужа дважды скандировали "Путин - тридвараз". На матче присутствует небольшая группа харьковчан. Жду, когда оба лагеря болельщиков затянут всенародно и всемирно известную, харьковского сочинения, "Путин - ху... нехороший человек".

О, поют "Слава Украине. Героям слава". Вот они где - братья славяне....

    Одно из самых неприятных обвинений, которые мне приходилось слышать в свой адрес, было обвинение в пессимизме. Да-да, именно в пессимизме. Помнится, я теряя дар речи, пытался доказать обратное, разложить по полочкам: что такое пессимизм, что такое оптимизм и что такое трезвый, объективный взгляд на вещи и на круговорот этих самых вещей в природе. Выдавать желаемое за действительное, надеяться на лучшее - не есть оптимизм. Не действовать, чтобы достичь желаемого, ожидая худшего - не есть пессимизм. И вот где-то прямо между этими явлениями вклинивается трезвый, объективный взгляд на вещи. Так о чем это я?
Да всё о том же: о политике, о войне, о смерти
     Обивиненный некогда в пессимизме да так и не реабилитированный, я который месяц поглощаю сообщения о происходящем сначала в Крыму, а затем на Донбассе и время от времени ловлю себя на мысли, что... все хорошо! Да, именно так - все хорошо!
     В государстве, где впервые за 24 года Независимости встал вопрос быть или не быть - все хорошо!
     В государстве, где до нынешней весны кое-как уживались ментально абсолютно разные по мироощущениям и стремлениям слои населения - все хорошо!
     В государстве, где плевым делом было освистать национальный гимн 50-тысячным стадионом - все хорошо!
     В государстве, где министр образования позволял себе называть государственный язык каким-то наречием - все хорошо!
     В государстве, где ежедневно уходят из жизни десятки героев, забирая с собою в могилы по два-три манкурта без рода и племени - все хорошо!
     Спасибо так называемым (и уже сейчас это история) "донецким", Януковичу, его "семье" и особенно Путину.
     Все хорошо! Спасибо тов. Ху Путину за новую, единую Украину.
     Вот такие мысли в моей голове по поводу всего этого... Вот такой вот из меня "пессимист". Реальный же пессимист говорит мне: а ты представь, чтобы сейчас творилось в стране, не "отожми" "братский народец" Крым, не воюй государство за свои территории с сепаратистами и "зелеными человечками", косящими под сепаратистов? Ничего! Новая/старая влась уже преспокойно строила бы свои межигорья, дерибанила б казну, давила бы безнаказанно детей на дорогах и сваливала бы всю вину на папередников. Да и вообще расслабила бы сфинктер. А так... Спасибо Путину и прихвостням - все хорошо.

Беспорядки в Фергюсоне, пригороде Сент-Луиса, стали настоящим хитом новостей российских и пророссийских СМИ. Каждая зомбированная вошь считает своим долгом гавкнуть: вот, мол, глядите, что творится в США, и они еще будут учить нас демократии? Каждая зомбированная мразь не упускает возможности нагадить по этому поводу в интернете.
И ни одному, это диагноз, ни одному ватнику не придет в голову, что нынешний Фергюсон это и есть проявление демократии.
Коп застрелил подростка, тырившего сигареты в супермаркете. Коп лажанулся. И коп поплатится. Поплатится и его начальство. А до того - янки разнесут пол города к чертовой матери.
И только на России эти же самые ватники будут продолжать гибнуть от полицейского произвола. И не дай Бог кто-то захочет возмутиться. В автозак - и в обезьянник. С обезьянника - в инвалидное кресло. И никому ты больше не нужен - никто уже, в свою очередь, за тебя не заступится, и не выйдет на улицу города протестовать.
Куда мы движемся? Чего мы хочем? - спрашиваю я себя и спрашивает меня в интернете безликое существо с каким-то аквафрешем и дохлой курицей на аватаре или что-то в этом роде.
А хочем мы, как в Фергюсоне, выходить на улицы городов и сметать все на своем пути, если не дай Бог, кто-то из ментов застрелит нашего соседа, жену или отца, а система захочет спустить все на тормозах. Не хочет украинский народ, как на России, быть молчаливым планктоном. Не хочет и всё тут. С этого начинается демократия. А беспорядки в Фергюсоне - это и есть прямая демократия в действии.

Одиннадцатый час вечера.
Останавливаюсь у ларька с разнообразным товаром на витринах: сигареты, пиво, чипсы, макароны, фонарики, прокладки, чай, водка, презервативы, салфетки и прочее.
Сзади, разговаривая по телефону на ходу, приближается подержанная искуственная блондинка.
Звучит следующее:
- Ну, вот на остановке М****а есть киоск - сейчас спрошу.
"На том конце провода", судя по всему, её отговаривают. На что дама предбальзаковского возраста возмущенно отвечает:
- Олег, думаю, если здесь есть прокладки, то и спирали от комаров будут.
Мысленно я четырежды бьюсь в истерике головою об асфальт.

Перепостил непроверенную информацию. Якобы стихотворение Е. Евтушенко. Спасибо Tatais за замечание. С ее подачи нашел первоисточник. А всего-то делов было сделать один лишний отступ, чтобы в сети не тиражировали то, что растиражировали.... Если кто-то где-то заметит, что ватник публикует это стихотворение, прошу тыкнуть носом.


P.S. А с Бродского и Солженицына в аду магарыч все равно потребую.

Стою я такой, значит, в центре Парижа, веду репортаж заливаю как глупая Европа страдает от собственных санкций против матушки России. Яблоки гниют, куры дохнут, коровы самоубиваются.
Ай-ай-ай, какие глупые европейцы, будете знать как против Россиюшки-матушки санкции вводить. Мы еще покажем вам кузькину-мать!
А тут такой - опа! - и бандеровец в кадр попал!
Домой такой вернулся и - опа! - уволен вместе с оператором за то, что недоглядел.
Вот сижу жую родненьнькие мухосранские яблочки - радуюсь: а меня-то в отличии от оператора за ляп государь всемилостивый - не расстрелял!

Если бы еще два года назад кто-нибудь сказало бы мне, что их брачный союз накроется медным тазом – я бы плюнуло ему в лицо. При виде этих двоих, жмущих друг другу руки под столом во время всеобщего веселья, у меня сжималось сердце. Черная зависть его сжимала, это самое сердце, будь оно не ладное. Ну, как тут не позавидуешь, глядя на такую покорную обольстительную красавицу, которая слова плохого не скажет в адрес мужа, голоса на него не повысит, будь он хоть трижды неправ и четырежды несносен. У всех бабы как бабы: одна ноет, что муж мало зарабатывает, другой внимания больше подавай, третьей ремонт бы затеять, четвертая ревнивая жутко, а у пятой месячные не менее 20 дней в месяц; и только у Оклахомы - не баба, а богиня. Всегда со всем и на всё согласна, посоветует что-то дельное, подбодрит, приголубит, минет сделает, да еще и не по воле мужа, а по своей собственной. 

Возвращается, бывало, Оклахома с работы, вымотанный как черт в пекле, а она тут как тут: прижимается всем своим совершенным телом, мурлычет по-кошачьи, рукою к ширинке тянется.

- Джастин, солнышко, я устал, давай попозже. Что ты сегодня приготовила? Перекусить бы с работы.

Она улавливает только первую часть фразы и опускается перед ним на колени.

- А я и не настаиваю, чтобы ты что-то делал, - многозначительно отвечает она, смотря на него снизу вверх. – Я соскучилась по тебе, а еще больше по нему... Я сама все сделаю… Рррр…

Она играет роль изголодавшейся то ли женщины-кошки, то ли самки тигра и обхватывает зубами его мужское достоинство сквозь брючную ткань.

- Ах, бл*! – Восклицает от неожиданности он. – Тише, тише, малыш - я только «за». Только давай я хотя бы душ приму, ок?

- Не-а, - отвечает она, - ты же знаешь, как я обожаю твой запах. Знаешь ведь, правда?

Спрашивает она уже не у него, а у его члена, который извлекает на свет божий и поглаживает, как маленького ребенка. Затем припадает к нему губами, трется об него щекою, ухом, носом и покрывает поцелуями так, как покрывают поцелуями икону святого чудотворца Джордана. Когда в него начинает приливать кровь и он начинает выпрямляться подобно бутону лотоса, восходящему из-под воды и раскрывающемуся цветком навстречу солнцу, она обхватывает губами едва наклюнувшуюся из-под все еще дряблой кожицы головку и плавным движением вперед освобождает ее из плена верхней плоти окончательно. Движение за движением, игриво постанывая от удовольствия, она доводит его до состояния полного возбуждения. Отстраняется и, удовлетворенно улыбаясь, смотрит на результаты своей работы, поднимает взгляд и следит за мужниной реакцией.

Так продолжается 10-15 минут. В ход идут все новые и новые ухищрения. Джастин всем своим видом, всеми своими действиями, стонами и комментариями дает понять, как она боготворит меньшего Оклахому. Доводя дело практически до эякуляции, она снова отстраняется и нарочито под любым предлогом берет паузу, заглядывает мужу в глаза и, что уж теперь скрывать, с характерной бл*дской улыбкой ожидает, когда же он не выдержит и взмолится, чтобы она довела дело до конца. В этот момент она чувствует себя полной хозяйкой положения, она получает кайф от его адских мук предчувствия оргазма, от его полнейшей зависимости от нее, от ее малейшего движения руки, от ее чуть усиленного давления губ… 

- Джас, пожалуйс… - прерывисто, еле слышно, сдается на ее милость поверженный Оклахома.

Снисходительно и надменно ухмыляясь его беззащитности, она обхватывает рукою изрядно потрепанный, налитый кровью до синевы, пульсирующий и подергивающийся на весу от собственной тяжести распухший член, резкими, вычурно-грубоватыми движениями отсылает Оклахому в нок-аут – в страну Оргазма.

Пока он приходит в себя, она любуется его расширившимися до невозможности зрачками и с медсестринской заботливостью поглаживает, успокаивает меньшего Оклахому.

В такие минуты из старшего Оклахомы можно было вить веревки, и Джастин прекрасно это понимала. За несколько лет неугасающей страсти, после бурных продолжительных часов, чуть позже – получасов, а под конец - и вовсе минут секса она выудила из него столько заверений и обещаний, что сама в итоге в них запуталась, не то, что супруг. В сущности, она толком и не знала, чего хотела от жизни. Время от времени на нее накатывало то одно, то другое хотение, то одно, то другое желание, и воплощать их в жизнь, естественно, должен был муж. А как иначе? Ведь для этого она замуж и выходила.

Муж, т.е. Оклахома, с неба звезд не хватал. Если и мог он в свои 35 лет чем-то похвастаться, так это женой. На этом список достижений Оклахомы заканчивался. В сущности, и не нужны они ему были. К чему еще стремиться, если любовь всей твоей жизни твоя законная жена? Редко, кто из мужчин может таким похвастаться. Да и зачем? Живи себе, люби ее, наслаждайся ее обществом, ее сексуальной активностью. Ну, да - и желания ее исполнять не забывай. Не забывайся.

Вот почему, когда она начала избегать его общества, отказываться от совместного времяпровождения в кругу друзей, без особого энтузиазма делать минет, а позже и вовсе не делать, замыкаться в себе, краснокожий захандрил. Захандрил и запил. Он запрокидывал за шиворот один стакан виски за другим, а Джастин, тем временем, сходила налево. По Пятой авеню, в пятницу вечером сходила. И сходила, я так понимаю, удачно.

Вот уж два года минуло. На Бин Ладен сквер в тени стеклянной экспозиции «Вежливые бл*ди» сидит краснокожий. Сидит, курит бамбук краснокожий Оклахома и смотрит вдаль тоскливым таким, выжидательным взглядом. Смотрит в сторону Пятой авеню. Неплохой, кажется, мужик. Спившийся только. Я уж и подойти поздороваться хотело, да вспомнилось мне, как давеча у Манкуртовых хвалили некую Джастин Бибер, жену Боба Бибера, слесаря 5-го дана, в коей муж законный души не чает и коего она кофеем потчует на обед и ужин. Чает он в ней душу чи не чает, конкретно мне засвидетельствовать не посчастливилось. Да и незачем - тошно мне стало.

Нет, обойду-ка я его стороною. Покойся-ка ты с миром, Оклахома, на Бин Ладен сквер под сенью Вежливых Бл*дей.