По дороге в унылой ночи,
Спрятав истинность мыслей и душ,
Отрешенно бредут палачи
Среди в жижу растоптанных луж.

Им так нужен спасительный кров,
Чтоб пожить среди сладостных грез.
Но на лезвиях их топоров,
Дождь рисует подобие слез.
 
Боль в душе, хоть по-зверьи кричи.
В сердце стылой тоской ноет плач.
Никому не нужны палачи,
Кроме тех, кто и сам, как палач.

Им остался один лишь удел:
Среди ливней и мертвенных стуж
Оставаться слугой грязных дел
И топтаться по месиву луж.

Пылающие щеки,
Застенчивое "нет",
В твоих глазах глубоких
Сияет тайны свет.

Встревоженные губы,
Сердечка звонкий стук,
Желаньем безрассудным
Сейчас взорвешься вдруг.

Всего лишь миг...
И счастье
Взорвется в тишине.
И с теплой силой страсти
Прижмешься ты ко мне.

Стеснительности цепи
Растают навсегда.
В своем великолепьи
Ты мне прошепчешь "да".

И я рукою нежно
Укутаю тебя
В тот самый мир безбрежный,
Где будем жить любя.

Босиком по песку,
Наплевав на тоску
И на всякие мегапечали,
Я что силы бегу
И, конечно, смогу
Добежать до сияющих далей.

Там, где плещется свет
Самых ярких побед,
Где так радостно то все, что будет,
Там давно меня ждут
И призывно поют
Удивительно светлые люди.

Из трясин и болот,
Где тоска меня жжет,
Где из будней свита паутина,
Улечу в лучший край,
Да и ты убегай
В мир, любовью чистейшей единый.

И припав на бегу
К добрых дел роднику,
Сделав жизнь для других интересней,
Ты сумеешь взлететь
И всем сердцем пропеть
Удивительно чистые песни.

Встречая слепые рассветы,
Мы пишем романы свои.
У них нереальны сюжеты
И много волшебной любви.

Слова расцветают, как розы.
И вянут в финалах, как сны.
В развязках хмельных нашей прозы
Так мало звенящей весны.

Счастливый конец в перспективе.
Но сколько бы ты не писал,
Все чаще и больше активен
Другой, безутешный финал.

И слезами вымочив строки,
Берешься за новый роман,
Где в дымке туманно-далекой
Вновь счастье мерещится нам.

Пусть грустно и странно все это,
Но в поисках звонкой мечты,
Не веря слепые рассветы,
Шагаешь в грядущее ты.

Хороши на юге фрукты,
Сладок их волшебный вкус.
Мог ли знать, как много мук ты,
Их поев, претерпишь, рус?

Южный город взяв с налету,
Не предчувствуя беды
Русы с явною охотой
Налегали на плоды.

Сладость ведь у них такая,
Вам скажу начистоту,
Что любой так нежно тает
Прямо у тебя во рту.

Но они пренебрегали
Соблюденьем чистоты,
Оттого больными стали
У несчастных животы.

Что там стоят те успехи?
Чтоб не грянул страшный мор,
Русы собрали доспехи
И ушли с Кавказских гор.



* * *

В 943 году столица Кавказской Албании Бердаа (междуречье Куры и Аракса на территории современного Азербайджана) была взята 3-тысячным отрядом русов под руководством некоего Хелгу (так называют его имя источники, может быть, он был тем самым вещим Олегом). Через некоторое время нападавшие оставили город. Отступить их заставила вспышка дизентерии, вызванная неумеренным потреблением южных фруктов.

Все бы было очень просто,
Если б в грустной тишине
Надо мной висели звезды
И шептали счастье мне.

Но они молчат уныло,
Даже устремляясь вниз.
Все бы очень просто было,
Но того не хочет жизнь.

Что-то нам судьба пророчит,
Блеск намеков в царстве тьмы.
Все бы было просто очень,
Но до боли слепы мы.

Он сроднился с постаментом
В беге долгих мирных лет.
Но порою монументам
Вновь покоя в жизни нет.

Ох, дела довольно плохи...
Разбегается народ.
Символ умершей эпохи
По проспекту гордо прет.

Пусть заело где-то башню,
Пушнь снарядов к пушке - ноль,
Все равно немного страшно,
Если танк несется в бой.

Нет, чтоб взять его в работу
И на нем пахать поля.
Иль иное делать что-то,
Чего требует земля.

Только им охота драться,
И их цель легко понять: 
В авангарде демонстраций
Цепь полиции прорвать.

Только что там те угрозы,
Если есть в природе газ,
От него такие слезы,
Что нет силы жать на газ.

Газ проник в стальные щели
И разъел до слез глаза.
И тотчас же заскрипели
Заржавело тормоза.

Символ умершей эпохи
Замер глыбою стальной
И с последним грустным вздохом
Вновь обрел судьбы покой.


* * *
Во множестве городов танк T-34 является памятником самому себе и героям Великой Отечественной войны, является экспонатом выставок. Как правило, это не модели, а вполне реальные боевые машины, так что теоретически после ремонта они могут вступить в бой. Так, например, в 2006 году демонстранты во время антиправительственных выступлений в Будапеште угнали танк с размещённой в центре города экспозиции и попытались прорвать полицейское оцепление, однако, были остановлены полицией, применившей слезоточивый газ.

Хоть и ходишь по планете,
Что ты знаешь?
Ничего!
Ты и жить не жил на свете,
Если не играешь в го.

Если ты игрок умелый,
Лучше всех, ни дать, ни взять,
Значит в битву рвешься смело,
Чтобы лучшим в мире стать.

Двое, взглядом впившись в фишки
И продумывая ход,
Не видали яркой вспышки
И грибного зла восход.

А потом волной ударной
Всю игру смело с доски.
Фишки сбросило с гобана,
Ширмы разнесло в куски.

Отряхнулись, все убрали
И решили продолжать,
Ведь последним записали
Ход под номером сто пять.

Фишки снова разместили
И продолжили игру...
Вот, что было в Хиросиме
Как-то рано поутру.

Город мертв, заложник мести.
Смерть за миг сожгла его.
А в неумершем предместье
Продолжался матч по го.


* * *

Партия атомной бомбы — под этим именем в историю го вошла вторая партия матча за титул Хонъимбо между Каору Ивамото и Хасимото Утаро. Партия проходила 6 августа 1945 года в пригороде Хиросимы, на которую в этот день была сброшена ядерная бомба.

Весной 1945 года Каору Ивамото получил право вызвать Хасимото Утаро, которому принадлежал в тот момент титул Хонъимбо, на матч за этот титул. Матч было решено играть в Хиросиме с 23 июля. На каждую партию отводилось по три дня. Должно было быть сыграно шесть партий.

Начальник полиции Хиросимы, сам любитель го, был против проведения матча в городе, так как, по его мнению, это было слишком опасно. Однако на момент запланированного начала матча он отсутствовал в городе, поэтому запрет был проигнорирован. С 23 по 25 июля первая партия матча состоялась непосредственно в Хиросиме. Во время партии город бомбили и обстреливали с самолётов, но это не остановило игроков. Партию выиграл Каору Ивамото.

Вернувшийся вскоре начальник полиции, узнав, что матч в городе всё-таки начался, категорически запретил его продолжать. Игроки вынуждены были перебраться в пригород Хиросимы — Ицукаити. Вторая партия была запланирована на 4-6 августа. К концу дня 5 августа было сделано 105 ходов.

Утром 6 августа игроки восстановили позицию и собирались продолжить игру, но 106 ход сделан ещё не был, когда, в 8:15 по местному времени, произошёл взрыв. По воспоминаниям Каору Ивамото, судья партии, Сэгоэ Кэнсаку, стоявший у окна, увидел вспышку и сказал: «Бомба». В этот момент взрывная волна выбила окна, сбила Сэгоэ с ног, перевернула гобан, разбросала камни и привела помещение в полный беспорядок. Общими усилиями помещение было прибрано, партия восстановлена, после чего соперники продолжили игру. В этой партии Хасимото победил с перевесом в пять очков.

Только вечером, когда выжившие начали прибывать в Ицукаити, игроки узнали, что произошло. Решение начальника полиции спасло им жизнь — дом, где проводилась первая партия, был разрушен, его хозяин погиб.

Там, где печалью пахнут сны,
Давно уж нет надежд весны.
Там осень с мокрою листвой,
Там путь уже закончен твой.
Зачем же, расскажи тогда,
Упрямо ты бредешь туда?

На обочине дороги
Что ведет в заветный рай
Мой вопрос решали боги.
Сядь в сторонке, не мешай.
Список всех моих свершений
Был зачитан ими вслух.
И в итоге долгих прений
Был я бит и в прах, и в пух.
И поступки доброй чести
Тоже взяты на учет,
А мои стихи и песни
Знали все наперечет.
Размусолили, короче,
По фрагментам жизнь мою.
А ведь я тут, между прочим,
Как бы рядышком стою.
Им ли ставить заключенье,
Сколь я правильно живу?
Все поступки и творенья
Совершал я наяву.
И судить об этом - людям,
А не жителям небес.
В рай шагаем мы по будням.
Путь к нему - сквозь буйный лес,
Через топи и пустыни
В суете бурлящих дней.
Рай - твое простое имя
В долгой памяти людей.