Катька шла домой в табор с большой надеждой на любовь.

Луна сверху светила мертвым цветом. Узкая улочка петляла, словно заяц, между высокими серыми кустарниками, где-то издалека пел о душевном аккордеон, а на сердце у Катьки было легко-легко. Ей хотелось жить, петь, летать, далеко-далеко, где можно плакать-смеяться сколько влезет, над собой, над вселенной, над своими мечтами...

Вдруг в ночную мозаику теней включился саксофон. Черное, от слез, небо глотало протяжные звуки, прятало их за маленькими яркими точечками в больших карманах тяжелого мрачного балахона. И тогда Катьке стало страшно. Она вспомнила, что в фильмах Кустурицы тоже бывает слишком много странности и цыганской музыки, потом действие упирается в мистику - и все, конец.

А с другого конца улочки шел навстречу Катьке негодяй - местный безродный гопник Костик. Нес в душе своей противный дух свободы, для себя. И против всех.

О, лучше бы этого никогда не было! Ибо не знаю, как дальше поведать вам о том, что неизбежно всегда при столкновении воды и огня. Встретились в темном месте при полной луне две обнажившиеся  правды. И... не вынесли такой встречи. 

Вынул Костик свой аргумент, чтобы понизить возвышенность вибраций в Катьке. И... упал посреди пахнущих розовых кустов, посреди мира и нереализованных стремлений, выливая в землю черную от луны кровь. Ибо не ходила никогда Катька в люди без ножа из столового серебра, подаренного ей старым ромом Джанго. 

После этой ночи Катька стала взрослой. Она твердо решила, что может выйти замуж за Джуру, самого красивого парня в таборе. Ей очень захотелось повторить старую романтическую историю, увиденную в телевизоре про карпатских цыган.  

(фото Якубенко)

(фотоинетушко)

- Старвей то гевен.

- Що-що?

- Лестница на небо, говорю, где твоя, укроп?

Абсолютное Добро в виде кровавого пастора смотрело на "пересичного", ковыряющегося в огромной тарелке с одиноким вареником, напичканным картошкой, шкварками и луком.

"Пересичный", решительно опрокинув в жаждущее справедливого распределения ресурсов вместилище души стаканчик смородиновой настойки, стал оправдываться:

- Понимаешь, пастор, я тут Конфуция начитался. У меня  с ним давние терки по поводу непротивления злу. Так вот, мой "гевен" там, где и "стар", в Таганроге, то есть. Оттуда предки мои, это еще Чехов подметил, а Бунин закрепил. Ему русская идея вдалеке от Киевской губернии казалась не эстетической. Больно хатки в сторону от шелкового пути белилами не мазаны, а заборчики перекошены. Когда позовешь на восстановление баланса?

Абсолютное Добро, выглядящее для обезоруживания противников завсегда угрюмо, на сей раз улыбнулось, став напоминать "дарабок" хорошо просоленного сала. Ответило:

- Надо определиться, как всякой основательной хунте, что такое "фройндшафт", зачем оно нам надо и как дойти туда, куда Конфуций твой зовет, но чтобы без сусанщины и перебдения в пацифизме.

- Так и я о том же! - загорячился "пересичный", - Бить супостата надо! По всем ланитам, а то мешает мне индивидуализм развивать, куркульство мое лелеять. Дайте оружие из сусеков, доем вот то, что Бог послал - и я готов плести косу кармы в нужном для очищения пространства направлении. Травы, то есть газа, для этноса хватает и своего. А бензин экономить будем - лишь бы не было войны. 

- Нет. Без войны не получится. - выразило сомнение Абсолютное Добро, - Главные ресурсы - не энергетические и даже не информационные. Надо успеть выразить смыслы. И преемственность. А посему готовься к новой битве за символ. Не укроп ты.

- А кто же?

- Как кто... русич. Читай летописи. Береги Киев, детка. Это тебе не скрепы, это сакральное место. Грядет новое переселение народов. Ага. Козлищи - налево, а мирно пасущиеся стада - направо.

- А они кто?

- Они... Знаешь, когда самый интерес в криминальном фильме? Да-да. У них теперь он как раз самый. "Конец фильма" называется.

- Стань моей первичной формулой! - сказала система Федору.

Федор почесал во лбу и ответил:

- Если я перенесу модуль из базы данных, что останется в конечном итоге? Вот-вот, ничего. На выходе мы имеем тот же стандарт, что и в начале. Выводы, товарищ Сухов? Правильно - пора пить "оковыту". Вопрос на засыпку - расшифруй последнее слово. 

Система выдала в "чате":

- Из широкоупотребляемых я выгребла - спиритус, водка, горилка, вудка и самогон. Бренди, виски и ром не прошли тест на отсутствие самокритичности и выживаемость. В общем, мне понятно - о чем идет речь.

- Понятно-понятно.- недовольно пробурчал Федор, - Все, видите ли, ей понятно. А антисистема тебе понятна? А?

- Конечно! - буквы стали быстро возникать на экране старого монитора, - Это то же саме, что и я, но наоборот. 

- Хорошо, тогда скажи - Чем мне лечить печаль опосля литры беспечальной?

- Чем? Ведомо - чем! Рассол из магазина на углу Хлебной и Пирогова. Там на сегодня - самый лучший. Это пока Митрич в отпуске. Как вернется, будешь брать в "Сельпо из Таганрога". Похуже, но терпимо. Кстати, Пирогов - не такой простой мужик был, как кажется. "Гугль" вчера неожиданно признался. Если бы ему тогда дали систему вместо энтузиазма, он наверняка стал бы министром. Точно, говорю. 

- Ты говори-говори, да не заговаривайся. Далеко тебе до Пирогова, как и до человека вообще. Вчера, вот, дала наводку на лучший вид перегонки, а получилось у меня - как всегда.  Не правильны твои выводы, не научны - опохмел надо производить от производных, от перегонки то есть. Сто грамм чистяка - и буду считать тебя другом навек! До следующих сто грамм, в смысле. 

Федор поднялся с кресла, подошел к столу. Из большой прозрачной банки налил в граненый стакан жидкости, удивительно похожей на воду. Система недовольно наблюдала за ним. Нет, Федор, конечно, полностью вписывался в нее. Пока...

Пока не примет всерьез от нее несколько десятков сухих символов, названных людьми буквами. Каждый день система в шутку кидает на монитор:

- Стань моей первичной формулой!

И каждый раз у Федора внутри "глючит". Сбой в системе, предусмотренный системой.

"Никогда тебе не стать системой" - пишет она Федору на экране, - "Не хватит гигабайтов". 

Федор соглашается. Ему уже все равно. Он давно смирился с тем, что ему не с кем больше дружить. У бывшей жены и у бывших детей в друзьях - свои системы...

(фото Якубенко)

Ужгород. Вокзал. Ночь. Открытый настежь гэндэлык. Начало двухтысячных. В пяти метрах - милицейский "бобик". Возле него лениво смотрят в сторону открытой двери четверо амбалов в форме и... в приятной наружности. Оставим их пока...

Из питейного заведения слышны завернутые в слезы громкие жалобы. Это Витек, парень из Москвы. Он приехал отдохнуть в Карпаты, но сильно задержался у вокзала. Гуляет по трактирам здешним уже неделю. Дешево, но с чувством. Рядом сидят-спят его товарищи. Они на некоторое время оставили свои возможности слушать Витька и пить горькую вместе с ним. Где-то через полчаса их молодые силы возвратятся и тогда рассказывать о правильной жизни уже будет вся компания. А пока недовольствует только Витек. Он периодически хватает проходящих мимо него выпиших людей и очень серьезно спрашивает:

- Бандеровец?

Проходящий алкаш непонимающе смотрит на гостя из дружественной столицы и мычит:

- Не.... Это не здесь, это там...

Показывает рукой куда-то в сторону двери.

- Аааа.... - недоверчиво тянет Витек, -  Знаем вас. Врете все. Попрячут гады "шмайсеры" в подвалах, а людям нормальным негде жить.

Я стою напротив. Пью кофе. Я жду поезда. Наблюдаю эту картину. Подходит таксист. Спрашиваю его:

- А чего менты не загребут вот этого с претензиями?

Таксист машет рукой:

- А зачем? Он и им нальет. Еще и расскажет много интересного. Это же не Москва.

- Это да. - отвечаю я. - В Москве, пожалуй, так свободно возле вокзала не погуляешь. 

................................................................

Тогда, в начале двухтысячных, я на витьков с плачущей душой смотрел просто как на интересных чудностью своей людей. Теперь это уже чудаки из чужой страны, которая сегодня без спроса вошла в мой дом. Думаю, теперь витькам уже не дадут так красиво сидеть в привокзальном гэндэлыке.