Судоплатов П. А.

Майрановский Г. М.

Шумский А. Я.

На пустынной улице Ульяновска милиционер и несколько крепких мужчин вывели из легковой машины растерянного человека, быстро и без шума затолкали его в кузов грузовой машины, которая тут же сорвалась с места. Город только начинал жить своей утренней жизнью. Случайным свидетелям и в голову не пришло, что на их глазах происходит что-то противозаконное. Да если бы и закралась такая мысль, кто посмел бы об этом не то что заявить, самому себе признаться! По всему было видно, действовали люди, облеченные властью. Но только это была не милиция. Это были офицеры Специальной службы «ДР» (проведение актов террора и диверсий) МГБ во главе с Павлом Судоплатовым. Да, сам глава службы выехал «в поле» для осуществления убийства инженера.

Чем так важен был этот незаметный человек, что санкцию на его убийство дал Сталин? Инженер из Польши Наум Самет находился в СССР. Он работал по оборонной тематике, являясь начальником технического отдела и КБ номерного завода, разрабатывал приборы для оснащения подводных лодок. Самет после войны подал ходатайство о выезде в Польшу, и его стали подозревать в том, что он намеревался бежать оттуда на Запад и «выдать ставшие известными ему секреты государственной важности»1. По крайней мере, такую мотивацию изложил Абакумов 11 июня 1946 года в письме Сталину с просьбой санкционировать тайное убийство Самета. Уже на следующий день согласие было получено, о чем имеется пометка на записке: «Утверждено. Передано по телефону. 12 июня 1946 года»2.

Разработка «операции» и ее осуществление были поручены Судоплатову, который не мешкая, уже на следующий день подготовил свой план. А по итогам акции Судоплатовым 25 июня 1946 года была написана «справка», а по сути — отчет, где и было изложено, как все произошло. «В соответствии с планом от 13.06.46 г. в городе Ульяновске 17.06.46 г. была проведена операция по «ликвидации» Самета Н.Т. Операция проводилась под видом несчастного случая. Для организации и осуществления задачи по уничтожению Самета — в дальнейшем «С», в район Ульяновска на двух автомашинах выехала специальная оперативная группа...»

В сухих строчках написанного Судоплатовым отчета о совершенном убийстве явственно проступает профессиональный цинизм (здесь и далее орфография и пунктуация оригинала сохранены):

«14.06.46 г. опергруппа выехала из Москвы и 16.06.46 г. прибыла в село Тетюшское, что находится в 25 км западнее города Ульяновска. В этом пункте группа оставалась до дня операции для того чтобы не привлекать к себе особого внимания в Ульяновске. Вечером 16.06.46 г. была установлена личная связь с начальником УМГБ по Ульяновской области полковником Ивановым для того чтобы выяснить точное местонахождение «С».

Иванов навел нужные справки и оказалось что «С» находится в Ульяновске и собирается 17 июня 1946 г. выехать поездом к месту своего жительства в Базарный Сызган.

Учитывая, что в Ульяновске как в более крупном пункте легче вести наблюдение за объектом и легче его взять было принято решение операцию проводить в Ульяновске 17.06.46 г.

Так как «С» находился под наружным наблюдением УМГБ, товарищу Иванову мною было дано указание снять это наружное наблюдение, а в 6 часов утра 17.06.46 г. за гостиницей в которой проживал «С» было установлено наружное наблюдение силами оперативной группы (полковник Лебедев, подполковник Коровин и Бабенков).

В 7 часов утра 17.06.46 вся группа уже была в Ульяновске и подготовлена к проведению операции. Люди и машины были расставлены в заранее намеченных пунктах соответствующим образом и проинструктированы. Профессор Майрановский уже подготовил специальные средства. Операция проводилась следующим образом:

В 8 часов 50 минут «С» вышел из гостиницы и направился в центр города. Он подошел к поликлинике облздравотдела, оттуда к чайной, которая оказалась закрыта, а затем направился вниз по улице Гончарова.

На углу улицы Гончарова и Краснознаменного переулка по моему указанию тов. Пожаров, одетый в форму милиции под видом проверки документов произвел задержание «С».

Момент задержания являлся сигналом для товарищей ведших НН (наружное наблюдение. — Н. П.) и они начали подтягиваться к Пожарову и вместе с задержанным «С» и Пожаровым сели в находившуюся поблизости машину «Додж».

Как только «С» и группа вошли в машину, она двинулась к поджидавшей нас другой грузовой машине «Студебекер». Когда «Додж» подъехал к «Студебекеру» вся группа вместе с задержанным «С» пересела в грузовую машину и «Студебекер» тронулся в путь по Московскому тракту по дороге ведущей в Базарный Сызган.

Задержание и пересадка «С» в грузовую машину не привлекла ничьего внимания: в первом случае улица, где происходило задержание была безлюдной, во втором случае пересадка произошла так быстро, что никто не успел обратить внимание.

Ввиду того, что «С» после того как был посажен в первую машину начал протестовать и проявлять нервозность ему было заявлено, что он задержан, так как его документы вызывают подозрение и в связи с этим он будет доставлен по месту жительства в Базарный Сызган и если его личность будет установлена он будет освобожден.

Все это было заявлено ему в спокойных тонах и по видимому в какой-то степени его успокоило, так как он при пересадке в другую машину беспокойства не проявлял.

Когда «Студебекер» выехал за город, мною было отдано распоряжение произвести у «С» личный обыск. Эта команда являлась сигналом для профессора Майрановского произвести укол. Как только было сказано «произвести личный обыск», сидевшие рядом с ним приподняли «С», поддержали его за руки, в это время Майрановский сделал укол «колючкой» в ягодицу «С» куда ввел 200 миллиграмм раствора кураррина (приблизительно 2 кубика жидкости).

Несмотря на то, что укол производился на ходу машины действие кураррина и колючки были безупречны.

Действие кураррина началось через 3–5 минут. «С» начал тереть глаза, жаловаться на сердце, задыхаться, терять голос.

На 10–12 минуте «С» упал на руки сидящих с ним рядом тов. Майрановского и Лебедева и у «С» началась агония.

Минут через 5–7 после этого тело «С» было снято с машины и положено на дорогу. «Студебекер» переехал через тело «С», и когда я убедился что «С» мертв, вся опергруппа направилась в Ульяновск и оттуда в 9-35 утра 17 июня 1946 г. выехала в Москву».

Показательно, что Майрановского, этого незаменимого исполнителя тайных расправ, Судоплатов уважительно именует «профессором». Ну а как же еще? Ведь именно ему принадлежит разработка знаменитой «трости-колючки», оружия, замаскированного под обычную трость или зонтик, для нанесения смертельного укола.

Далее Судоплатов пишет: «Я и полковник Лебедев оставались в Ульяновске для того, чтобы проследить как разовьются события.

Как потом выяснилось, труп «С» был подобран 5 отделением милиции города Ульяновска в 12 часов дня 17.06.46 г.

Милиция сразу же выдвинула предположение, что на «С» наскочила автомашина или он выпал из кузова машины. Это же мнение они отразили в своих официальных документах.

В протоколе № 154 судебно-медицинского исследования трупа «С» был зафиксирован ряд внутренних повреждений, разрыв дыхательных путей поломка ребер и записано, что от органов и черепа «С» исходил запах алкоголя.

В субботу 22 июня 1946 г. труп «С» был похоронен на Ульяновском городском кладбище.

Вся операция продолжалась меньше часа. Началась в 8 часов 50 минут и закончилась в 9 часов 35 минут.

За исключением начальника УМГБ полковника Иванова никто из местных властей о приезде оперативной группы из Москвы не знал и не знает.

Никто из работников группы не знает причины операции и не знает профессии и места службы «С», а фамилия его была мною названа полковникам Пожарову и Лебедеву в последний момент».

Вот так! С готовностью, по приказу, выехали убивать неизвестного им человека. Но раз начальство сказало надо — значит надо! Раз сказало — «враг», значит, так и есть. И нечего сомневаться или, того хуже, размышлять о том, насколько соответствует закону подобная террористическая деятельность в своей собственной стране против безоружных граждан.

Свой отчет Судоплатов передал министру Абакумову, а тот доложил непосредственному заказчику убийства. Об этом свидетельствует исполненная синим карандашом резолюция на первой странице документа: «Доложено тов. Сталину. Абакумов. 27.06.46 г.»3.

Следующее убийство, осуществленное работниками Специальной службы «ДР» МГБ, было также санкционировано Сталиным и осуществлено при непосредственном участии Судоплатова. На этот раз жертвой стал Александр Шумский — в прошлом видный деятель украинского эсеровского движения, вступивший в 1920 году в компартию. Шумский занимал ответственные посты, пока не был изгнан с Украины за сопротивление «русификации»4. В 1937-м он находился в ссылке в Красноярске, где его вновь арестовали. Однако в 1939-м из-за тяжелого заболевания (паралича ног) дело прекратили, и он остался в ссылке. В 1945-м Шумский обратился к Сталину с требованием вернуть его в Киев. Вместо этого в июне 1946-го его перевезли в Саратов. Здесь Шумский пытался покончить с собой, вскрыв вену на руке, оставив записки, в которых объяснял этот акт «завершением протеста против дискриминации и насилия»5 и просил разыскать его жену. Он так и не узнал, что ее расстреляли в 1937 году. В таких случаях НКВД сообщал родственникам о «приговоре к 10 годам без права переписки». Немногие догадывались, что это означает расстрел.

Министр внутренних дел Круглов 20 июля 1946-го информировал Сталина о попытке самоубийства Шумского, которого спасли и положили в больницу, и приложил к докладной записке одно из его наиболее резких обращений. Сталин отреагировал в традиционном для себя духе — он знал, как окончательно решать такие проблемы. И дал соответствующее распоряжение Абакумову. О том, какого оно было свойства, можно судить по резолюции Абакумова на спецсообщении 5-го управления МГБ о Шумском, поданном министру 1 августа 1946-го: «Лично т. Судоплатов. Переговорите со мной». Ну, если к делу подключается Судоплатов, то его исход вполне ясен.

23 августа 1946-го Абакумов подписал записку на имя Сталина, в которой просил санкционировать убийство: «Шумский подлежит немедленной изоляции, но чтобы не привлечь внимания его арестом украинских националистов, целесообразно Шумского, не арестовывая, ликвидировать путем отравления»6. Сталин одобрил, и его согласие министр зафиксировал на этом же документе: «Доложено т. Сталину лично. Наше предложение утверждено».

Судоплатов подготовил и подписал 6 сентября 1946-го план операции по делу «Хорек» (под таким псевдонимом велась разработка Шумского), и 8 сентября этот план утвердил Абакумов. Пункты плана зашифрованы и весьма лаконичны, но совсем недвусмысленны:

«Для осуществления задачи поставленной министром государственной безопасности СССР организуется оперативная группа во главе с «Андреем»7...

2. Проведение операции намечается ориентировочно в городе «Сороки»8.

3. Опергруппа выезжает к месту операции в г. «Сороки» 10 сентября 1946 г. на автомашинах «Додж» и «Студебекер».

4. Опергруппа останавливается вблизи «Сороки», связывается с т. Плесцовым9, выясняет местонахождение «Хорька», обстановку, своими силами производит дополнительную разведку и принимает решение о проведении операции.

5. Операция производится под видом осложнения в заболевании «Хорька» с таким расчетом чтобы к результатам операции не было привлечено особого внимания со стороны и чтобы операция не вызвала нежелательных кривотолков.

6. При проведении операции разрешается применение к «Хорьку» специальных средств.

7. К месту операции опергруппа следует под видом команды военнослужащих направляющихся в район города «Сороки» для подыскания мест под специальное строительство МВС10 СССР.

8. Опергруппа снабжается необходимыми документами, штатской и военной одеждой продовольствием и деньгами, с таким расчетом чтобы в вопросах жилья, питания быть независимой от местных органов.

9. «Андрей» информирует т. Плесцова о целях приезда в город «Сороки»…»

В состав опергруппы был включен полковник медицинской службы Майрановский — ему, как обычно, отводилась главная роль. Среди подшитых в дело архивных бумаг по делу Шумского сохранилась оторванная крышка папиросной коробки «Казбек», на обороте которой нарисована схема спального вагона, размечены купе, туалет и тамбур и даны выписки из расписания поезда Саратов — Москва, с указанием дат смены поездных бригад. По всему видно — к преступлению тщательно готовились.

Картина убийства предстает из материалов расследования дел Судоплатова и Майрановского: «Операция по уничтожению Шумского была осуществлена в поезде, куда он был посажен под предлогом отправки его на родину. Ночью участники группы, возглавлявшейся Судоплатовым, вошли в купе, зажали Шумскому рот, после чего Майрановский ввел ему яд»11.

В архиве сохранились протокол вскрытия Шумского, составленный 20 сентября 1946 года судебно-медицинским экспертом города Кирсанова, свидетельство о смерти, выданное Кирсановским райбюро ЗАГСа за № 43. В документах указано, что смерть Шумского наступила 19 сентября 1946 года в результате «кровоизлияния в черепной полости». Эти бумаги 21 и 23 сентября 1946 года из Саратова и Кирсанова были пересланы в Москву.

Принято считать, что сон палача чуток и тревожен. Да и как не ждать подвоха от тирана, у которого всегда есть искушение заодно пустить «в расход» и исполнителей своих жестоких приказов. Не в меру много знают! Над головой Судоплатова тучи сгустились в 1950-м: Сталин предложил Абакумову его арестовать. Абакумов тянул, ходил советоваться с Берией, и в итоге через год был арестован сам. Судьба Григория Майрановского была решена в 1951-м, его арестовали за «развал работы токсикологической лаборатории» и «использование служебного положения в личных корыстных целях» и в феврале 1953-го через ОСО МГБ дали 10 лет. Судоплатов «сгорел» на волне разоблачения «банды Берии». В августе 1953-го он был арестован и в сентябре 1958-го осужден на 15 лет. Другие участники убийств Самета и Шумского отделались легким испугом. Никто из них не был наказан.

Чуть раньше Судоплатова, в марте 1957-го, был осужден на 12 лет его многолетний заместитель — Наум Эйтингон. Его также обвинили в участии в тайных террористических расправах над неугодными власти гражданами и испытании ядов. Сроки Эйтингон и Судоплатов отбыли полностью и тут же взялись хлопотать о реабилитации. Регулярно и твердо аппарат ЦК КПСС все их заявления о реабилитации и снятии взысканий «заворачивал». В ЦК хорошо знали перечень совершенных ими преступлений. Но были у них свои тайные и стойкие поклонники в силовых структурах — те, кто хотел на них равняться и брать пример. И их час настал.

Без лишнего шума в 1992 году Главная военная прокуратура вынесла решение о реабилитации Судоплатова и Эйтингона.

И это вопреки материалам их следственных дел, многочисленным свидетельствам их преступлений против правосудия. В приговоре Судоплатову прямо говорилось о том, что в задачи группы под руководством Судоплатова входило «тайно похищать» граждан и «уничтожать их без суда и следствия»12. Особо говорилось и о деятельности лаборатории «Икс»13: «Специальная лаборатория, созданная для производства опытов по проверке действия яда на живом человеке, работала под руководством Судоплатова и его заместителя Эйтингона с 1942 по 1946 год, которые от работников лаборатории требовали ядов, только проверенных на людях», и эти деяния квалифицировались как «тяжкие преступления против человечности»14.

Откуда у современных российских прокуроров симпатии и трепетность по отношению к государственным убийцам? Что же получается, если на службе у государства, если по высочайшему указанию — то все можно, все позволено? Что-то в этом слышится знакомое и очень даже литературное. Ну конечно, классик все предвидел! В романе Достоевского «Бесы» революционер Верховенский убедительно и просто сосчитал всех своих заединщиков: «Наши не только те, которые режут и жгут... Присяжные, оправдывающие преступников, сплошь наши», и тут же выводил мораль — «преступление не помешательство, а именно здравый смысл». Ну точь-в-точь, как оправдывался в послесталинскую эпоху один из чекистов, привлеченный к ответу: «Это не убийство, а разновидность оперативной необходимости».

Да, для российских прокуроров Судоплатов, Эйтингон и другие сановные убийцы — «наши». Но ведь это не новая идеология, а скорее форма чекизации прокурорского сознания. А с какой помпой чествует Судоплатова и Эйтингона журналистская братия. Тут и газетные очерки, и документальные фильмы, прославляющие их нелегкое служение на благо отчизны, и, наконец, прочувствованный некролог на смерть Судоплатова с пафосным заголовком «Родина любила Судоплатова меньше, чем он ее»15. Все смешалось в нашем доме... Убийства, совершенные за границей, подаются как доблесть, а о череде тайных чекистских расправ в обход закона внутри страны, о деятельности лаборатории по испытанию ядов на людях под руководством Судоплатова — ни слова.

Все фото — из архива РГАСПИ

________
1Из справки КПК при ЦК КПСС по делам Судоплатова и Эйтингона. Август 1968 г.
2Из справки КПК при ЦК КПСС по делам Судоплатова и Эйтингона. Август 1968 г.
3Из справки КПК при ЦК КПСС по делам Судоплатова и Эйтингона. Август 1968 г.
4Шумский Александр Яковлевич (1890–1946) — в революционном движении с 1909 г., член Украинской партии социалистов-революционеров (боротьбистов), в РКП(б) с 1920 г. Член ЦК КП(б) Украины, член Исполкома Коминтерна, член ЦИК СССР и член Президиума ВЦСПС. В 1924–1927 гг. нарком просвещения Украины. Обвинялся в «национал-уклонизме». В 1927 г. ректор Ленинградского института народного хозяйства им.
5ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 138. Л. 256.
6Из справки КПК при ЦК КПСС по делам Судоплатова и Эйтингона. Август 1968 г.
7Оперативный псевдоним Судоплатова.
8Речь идет о Саратове.
9Плесцов Сергей Иннокентьевич (1906–1972) — в 1945–1950 гг. начальник УНКГБ–УМГБ по Саратовской обл., генерал-майор.
10МВС — Министерство вооруженных сил.
11Из справки КПК при ЦК КПСС по делам Судоплатова и Эйтингона. Август 1968 г.
12ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 108. Д. 124. Л. 13.
13См.: Новая газета. 2010. 26 мая.
14ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 108. Д. 124. Л. 13.
15Новая газета. 1996. 30 сентября.

P.S. Сегодня не поздно исправить ошибку и отменить противозаконный акт реабилитации Судоплатова и Эйтингона. Подобные прецеденты уже были. Решение может принять сама Главная военная прокуратура РФ после нового и тщательного изучения материалов их следственных дел. И это будет акт в полной мере и законный, и справедливый!

Прошу считать этот текст обращением в Главную военную прокуратуру.

07.08.2013

Новая газета,№ 86 от 7 августа 2013

Интересно, каков будет ответ из Главной военной прокуратуры  

На карте обозначено предполагаемое место расстрела Михаила Михайловича в Колпашево.

GPS-координаты: 58.30986082708906,82.92102813720703

Нравятся мне люди, которые не боятся стареть. Это умницы и это воины. Без подтяжек, без липосакций, зато с мыслью в глазах, с внуками, с конкретным делом в руках. Такие, быть может, и умирать не побоятся. Хотя смерть – непрошенная дама и капризная и напугать способна кого хочешь. Но все равно, если человек встречает старость без истерик, значит, есть нечто за душой у человека.

Фото: Геннадий Михеев

Еще нравятся люди, вокруг которых чисто. Чисто в доме, чисто на прилегающей к дому территории, чисто на рабочем месте. Дал Господь Бог под начальство и ответственность каждого человека небольшой кусочек земли, и нужно на нем навести и поддерживать порядок. Если видишь свинарник вокруг, значит, у людей внутри такой же свинарник. Грязь в мозгах и смрад в глубинах сердца неизбежно проявятся через кучи пустых бутылок вокруг, горы фантиков, лужи разлитых напитков и надписи на заборах. Поддержание порядка на маленьком кусочке земли есть манифестация стремления к внутренней чистоте или даже проявление этой уже имеющейся внутренней чистоты, пусть и относительной.

Честное слово, так бы и задал я всем взрослым сочинение на тему «Какие нравственные качества я ценю больше всего». Или «От отсутствия каких нравственных качеств страдают я и моя семья?» Потом устроил бы всенародное обсуждение, награждение победителей, новый этап конкурса с иной темой по тому же профилю. У СМИ появился бы серьезный проект, заполняющий эфир и от проведения которого не стыдно. Поверьте, это не было бы бесполезным занятием. Вы когда-нибудь письма из тюрьмы читали? Да ведь это почти в полном объеме – сочинения на нравственную тематику, написанные с опозданием. Были бы они написаны в свое время, не пришлось бы по прошествии многих лет упражняться в каллиграфии и рассуждении о том, как нужно жить, из-за колючей проволоки.

Итак, всенародный труд по написанию сочинения на нравственную тему можно считать открытым. Я свое уже написал.