Шутка.

Расскажу вам одну поучительную историю, имевшую место быть в одной из украинских тюрем в середине 90х. Тюрьма была исполнительная, но также выполняла функцию СИЗО. Демократия с ноги выбила двери в исправительные учреждения, установив ещё более жёсткие рамки для содержания преступивших закон. После жестокого  подавления бунтА эта тюрьма стала показателем дисциплины и беспредела среди самих осужденных и ментов. Этот рассказ написан по мотивам «баек с той стороны», моего старого знакомого, осужденного в 94 году к пятилетнему сроку, с отбыванием в учреждении исполнения наказания усиленного режима.

- Ты зря отдал маклёвые шмотки, развели тебя шо фраера… На тюрьме, по одёжке встречают в хате, ежели у тебя нет репутации жулика, - охотно поведал старый рецык  на этапе.

Приличная одёжа была отдана «на суд». По словам жигана с хитрыми глазами, судья может скостить срок, глядя на презентабельный вид подсудимого. Таким образом, рваные треники и растянутый турецкий свитер украсили нашего бродягу. По простоте душевной - в торбе: зубная щётка и «трусы, майка, фуфайка».

Хата общего режима на 34 спальных места на «четвёртом главном» (был ещё третий главный, второй и первый - этажи основного корпуса, а так же «вилки» - вспомогательные корпуса – северная, средняя и южная - это была сложная архитектурная комбинация камер, коридоров, корпусов и переходов, разделённых стальными решками – без окон и множеством дверей) была по сути кумовской клоакой по выколачиванию явок и нужной для следствия оперативной информации, поскольку наш удалец был не так прост каким казался - имел тёмные мутные пробелы, не выясненные в ходе следствия - материальные ценности, так и не найденные при задержании. Посему прессхата «шо пашня за колхозом» была определена кумом при распределении этапа. Рулил  хатой армян, находящийся под следствием уже четвёртый год за экономические преступления против государства и местной братвы, поэтому самым безопасным местом на планете для него была камера на четвёртом этаже центрального корпуса. Он без проблем ходил по СИЗО, здоровался за руку с попкарями (коридорные надзиратели), и по сути, делал  что хотел, чтобы нарыть явки с повинной для опера, который курировал следственный изолятор. Его окружали пять торпед-семейников, огромных наглых, подпоясанных ломом жлобов… они сыто ели, много спали, добывали инфу и в лагерь к злым матёрым уголовникам не торопились.

411-я с металлическим лязгом поглотила нашего бедолагу, серые двери, словно стальные зубы, сомкнулись за спиной одинокой фигуры в рваном растянутом прикиде с тощей торбой в руках. Встречают по одёжке и рекомендациям кума… поэтому шнырь, шестёрка руля, брезгливо определил его в левую сторону хаты.

Сразу за дверями и решёткой  (на пороге  белое вафельное полотенце, словно пригласительный  в другой мир, со своими законами и понятиями) начинался «продол», увенчанный «общаком» - стальной, забетонированной в пол конструкцией для еды – проще: стол и лавки для приёма пищи. Направо от входа у стены находился маленький металлический столик с электророзетками, в углу камеры была огороженная «дючка», дальше, вдоль стены перпендикулярно входу располагались семь пар двухъярусных нар, сваренных из металлической полосы и сверху соединённых воедино, что позволяло разместить больше зеков.  Левая сторона была зеркальной копией правой, с той разницей, что левая была перенаселена, одна нара на двоих - обиталище серой массы «чертей», правую - занимали «белые» члены первой семьи. Стандартные вопросы: как звать, какую статью вменяют, кем собираешься жить в условиях социальной изоляции и зловещее обещание присмотреться поближе особого оптимизма не вызвали. Впереди маячило мрачное, непредсказуемое будущее, полное угрозы и проблем.

Традиционная проверка на вшивость: снимаешь свою одежду и предоставляешь к осмотру швы, особенно трусы - резинка и область паха, самые тёплые места. Две наЕденные колёрованные залётные воши, нашли себе тихую гавань в швах в области паха… Поэтому, кустарная прожарка – целлофановый пакет и кипяток, для профилактики, и ещё один минус в репутации.

…Синее безоблачное небо, горячий желтый песок, обнажённые красивые бабы в купальниках... да это же городской пляж. Спящий, но настороженный мозг, фиксировал видения и тактильные ощущения, настолько яркие и реальные, что на задворках сознания почти не оставалось места для здесь и сейчас – металлической шконки с матрацем на втором ярусе и тусклой, горящей днём и ночью жёлтым светом безнадёги, лампочки. Такие яркие вожделённые видения во сне… солнце и раскалённый песок беспощадно жгли стопы, очень интенсивное жжение в пальцах… настолько болезненное, что начинаешь бежать… туда, под деревья, где есть тень и прохладный песочек… С трудом выгребаешь на поверхность сознания, словно поднимаешься со дна глубокого водоёма… действительность накрывает неотвратимостью и отчаяньем. На уровне второго яруса наглые ржущие хари семейников руля, эти засранцы потехи ради устроили «велосипед» своим сокамерникам (фитильки  из газеты вставляются между пальцев на ногах спящему человеку, затем поджигаются – очень весёлое и жезнеутверждающее занятие для поржать).

Гнев подёрнул розовым туманом восприятие, делая предметы переконтрашенными как на испорченном фото, страх и осознание того, что дальнейшие твои действия определяют весь твой последующий срок – кем ты будешь сидеть – тварью дрожащей или прямоходящим, полным самоуважения созданием? Осознание неотвратимости серьёзных испытаний уже сейчас, через короткий промежуток времени.

- Вы чо, сука, делаете… твари охреневшие?

- Умри, чепуха, или под нарой вообще жить будешь, - изрёк здоровенный жлобяра в еврейской кипе на темени.

- Я тебе раз скажу, больше повторять не буду, чтобы подобных шуток со мной больше не было, - праведное негодование и понимание того, что сейчас по сути решается судьба на весь срок, придавало сил.

- Слы, ты не ведись, пошутили мы, шутка такая у нас. это ведь тюрьма, тут и ужик в жопу может заползти, так что не придавай большого значения розыгрышу, полезай на пальму и не высовывайся, мы ещё всерьёз тобой не занимались, - заржал армян, показывая царственным жестом, что будет дальше - кулак о ладонь.

 Решение было принято заранее - к металлическому столику, рядом с парашей… с понтом закипятить чаю в эмалированном литряке, киловаттная «собака» (самопальный кипятильник) за бесконечную минуту превратил воду в клокочущую опасную субстанцию. Кружку в руку за оплетённую ручку, несколько метров по продолу к общаку и в лицо обидчику…

- Это тоже была шутка, если вы не поняли, - с облегчением улыбнулся Человек.

Били шо помойное ведро, сначала зеки, а потом сами мусора… был карцер до следующего этапа. Следующий приезд с этапа в ту же 411 хату был  удачным и спокойным, было удобное место на первом ярусе с правой стороны и относительный покой, поскольку как рассказали «каторжане» ару того осудили, а торпед его раскидали по «вилкам». Стало очень даже уютно, так уютно, что не хотелось уезжать в колонию после суда.

Вот такая история о брутальных шутках и первом обманчивом впечатлении, не всё является таким как кажется.