Девушки на все времена

Место для кошки, или как они здесь оказались

ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ

Это все, что от Вас осталось.
Ни обид, ни смешных угроз.
Только сердце немного сжалось,
Только в сердце немного слез.

Все окончилось так нормально,
Так цинично жесток конец,
Вы сказали, что нынче в спальню
Не приносят с собой сердец.

Вот в субботу куплю собак,
Буду петь по ночам псалом,
Закажу себе туфли и фрак,
Ничего, как-нибудь проживем!

Мне бы только забыть немножко,
Мне бы только на год уснуть,
Может быть, и в мое окошко
Глянет солнце когда-нибудь.

Пусть уходит, подай ей, Боже,
А не то я тебе подам
Мою душу, распятую тоже
На Голгофе помойных ям.
1918, Харьков

Многие рок-идолы 60-ых, 70-ых и 80-ых по-прежнему на сцене. Некоторые, наоборот, отошли от музыкальных дел и теперь тихо-мирно живут своей жизнью. Естественно, многие из них прошли через многое и сильно изменились за эти годы.  После стольких лет, концертов, дикой жизни, где было полно наркотиков и алкоголя, их внешний вид изменился, но они по-прежнему молоды душой.

Из интернета

Папа, ты меня ещё не видишь…
В животе у мамы я сижу.

Я не знала то, что так обидишь…
Бросил нас, но я тебе скажу:

 Если передумал ты жениться,
Если не готов ходить с кольцом,
Надо было, пап, не торопиться

Делать так, чтоб стать моим отцом…
С первых дней в животике мамули

Слышу ваши, папа, голоса.

Появлюсь на свет, но вот смогу ли

Встретить взглядом папины глаза?

Помню, мама тестом проверяла,

Сбудутся ли у неё мечты.
На Крещенье смс прислала,

Что счастливым папой станешь ты.
Всё у вас налаживаться стало.

 Я росла, прислушиваясь к вам.
Мама мне иконы вышивала,

Гладила рукою по ночам.
А потом исчез твой голос нежный,

Я его не слышала давно.
Мама так рыдала безутешно,

А тебе, наверно, всё равно.
Как же так и в чём я провинилась?

Маму ты мою не обижай!
Если бы хотел, чтоб я родилась,

То создал бы нам уют и рай.
Душу маме ты разбил на части,

Склею эти части я легко.
Папа, знаешь, дети – это счастье.
Будешь ты от счастья далеко…
Знаешь, маме тёти рассказали,

Что по клубам ходишь день за днём…

 Папа, а тебя так тоже ждали,

Бросив дома маму с животом?
Подрасту в животике немножко

В окруженьи маминой любви.
Чувствую тепло её ладошки,

Слышу чей-то голос: «Не реви…»
Мама мне иконы вышивает,

Свой животик гладит по ночам…
Пап, ребёнок бывшим не бывает…
Быть тебе отцом – не по плечам...

(С)

Одри Хепберн (Audrey Kathleen Hepburn Ruston), дочь английского банкира и голландской баронессы, родилась 4 мая 1929 года в Бельгии, в местечке Иксель под Брюсселем.

Одри Хепберн школьные годы провела в оккупированном фашистами Арнхеме (Голландия), где она жила с матерью после развода родителей. Одри училась балету в Арнхемской консерватории, но когда Нидерланды были захвачены фашистами, занятия пришлось прекратить. Как многие подростки, Одри стала помогать движению Сопротивления, но в конце войны тяжело заболела и снова стала на ноги только в первые дни мира.

После войны Одри продолжила образование в Лондоне. В начале 50-х годов Одри посещала классы актерского мастерства Феликса Эйлмера и снималась в нескольких британских фильмах.

В 1951 году французская писательница Колетт, увидев Одри на съемках картины "Малышка из Монте-Карло", настояла на том, чтобы Одри исполнила главную роль в бродвейской постановке ее романа "Жижи".

Благодаря этой весьма успешной работе Хепберн вскоре сумела получить роль в фильме "Римские каникулы" с Грегори Пеком, за которую была награждена премией "Оскар" как лучшая актриса. Впоследствии она еще четырежды номинировалась на "Оскар".

"Римские каникулы"

Потрясающая внешность наряду с актерскими способностями обеспечили Одри Хепберн головокружительную карьеру в кино и шоу-бизнесе. Выдающимися работами стали такие фильмы Одри Хепберн, как "Завтрак у Тиффани", "История монахини", "Как украсть миллион", "Дождись темноты" и др.

"Завтрак у Тиффани"

"История монахини"

"Как украсть миллион"Одри Хэпберн и Питер О'Тул

В 1960 году у Хепберн родился сын Шон от брака с Мэлом Феррером.

Одри Хепберн с её первым мужем Мелом Феррером

Одри Хепберн с сыном Шоном

Одри Хепберн с её первым мужем Мелом Феррером и сыном Шоном

После развода с Феррером Одри выходит в 1968 году замуж за итальянского психиатра Андреа Дотти, и через год у них родился сын Люка. Семейные радости и забота о детях на время отвлекают актрису от работы.

Одри Хепберн со своим вторым мужем Андреа Дотти

Одри Хепберн со своим сыном Лукой.

В 1976 году, после долгого перерыва, актриса играет заглавную женскую в британском фильме "Робин и Мэриан", где ее партнером был Шон Коннери, а последней работой Одри Хепберн в кино стала роль в фильме Стивена Спилберга "Всегда" ("Always", 1989).

"Робин и Мэриан"

Своё свободное время Одри посвящала благотворительности и общественной деятельности, была специальным послом ЮНИСЕФ, участвовала в миссии милосердия в терзаемом войной Сомали и других горячих точках. В 1992 году, когда Хепберн вернулась из Сомали, врачи поставили ей диагноз "рак кишечника". Одри Хепберн скончалась на 64 году жизни, 20 января 1993 года, в маленьком швейцарском городке недалеко от Лозанны.

С сыновьями Шоном и Лукой

С сыном Шоном и своим гражданским мужем Робертом Волдерсом, с которым прожила последние 12 лет своей жизни.

Grave of Audrey Hepburn in Tolochenaz, Switzerland.

Одри Хепберн с её первым мужем Мелом Феррером в фильме "Война и мир".

Одри Хепберн с её первым мужем Мелом Феррером в фильме "Война и мир".

Одри Хепберн с её первым мужем Мелом Феррером в фильме "Война и мир".

Кадры из фильма "Забавная Мордашка"

"Сабрина"

"Моя прекрасная леди"

"Моя прекрасная леди"

Секреты красоты Одри Хепберн:

1. Чтобы губы стали соблазнительными, говори добрые слова.
2. Чтобы глаза были красивыми, излучай доброе.
3. Чтобы фигура была стройной, делись едой с голодным.
4. Чтобы волосы были красивыми, позволяй ребенку проводить по ним пальчиками раз в день.
5. Для уверенности ходи с сознанием того, что ты не одна.
6. Люди больше вещей нуждаются в реставрации, поощрении, прощении и т.п. Никогда никого "не выбрасывай".
7. Если тебе понадобится рука помощи, она всегда при тебе - твоя собственная.
8. Красота женщины не в одежде, фигуре или прическе. Она - в блеске глаз. Ведь глаза - это ворота в сердце, где живет любовь.
9. Красота женщины не во внешности, истинная красота отражена в ее душе. Это забота, которую она дарит с любовью; страсть, которую она пороявляет.
10. Красота женщины возрастает вместе с ее годами!

Всю жизнь мама внушала мне, что человек должен быть полезным. Она была уверена, что дарить любовь гораздо важнее, чем её получать. (Audrey Hepburn)

Обожаю людей, которые заставляют меня смеяться. Я правда думаю, что смеяться это то, что я люблю больше всего. Это лечит множество болезней. Возможно, это самое важное в человеке. (Audrey Hepburn)

Старость меня не волнует, я боюсь одиночества. (Audrey Hepburn)

Если тебе понадобится рука помощи, знай она у тебя есть твоя собственная. Когда ты станешь старше, ты поймешь, что у тебя две руки: одна, чтобы помогать себе, другая, чтобы помогать другим. (Audrey Hepburn)

Мое единственное рождественское желание -  это мир. (Audrey Hepburn)

«Артист должен знать всё о любви и научиться жить без неё.»
Анна Павлова

В сообществе уже были заметки о судьбе и любви великой балерины Анны Павловой, но я все же осмелюсь разместить еще одну с использованием других фотографий и небольшого количества текста (для тех, кому "мого букофф, не осилил". )))

Её называли «Божественной» и «Восхитительной». Говорили, что она – «Белый Лебедь» и даже «Фея лебединой стаи». Одна девочка написала родителям: «Помните, вы рассказывали: тот, кто увидит фею, будет счастлив всю жизнь. Я видела живую фею – её зовут Анна Павлова».

Гениальная русская балерина Анна Павлова стала легендой ещё при жизни. Журналисты соревновались друг с другом в сочинении историй о ней. Она читала в газетах мифы о себе – и смеялась. Легенды окружают её имя до сих пор.

Она никогда не рассказывала о своей личной жизни, в которой был один-единственный мужчина. Вся её жизнь – истинная, настоящая, известная и открытая каждому – была в танце. И она успела умереть до того, как ушла со сцены…

Самая знаменитая балерина ушедшего столетия, Анна Павлова (1881–1931), жизнь которой была полностью посвящена балету, о которой ходило немало слухов и легенд, пожелала оставить всё, что не касалось её работы, в тайне. О её личной жизни ничего не было известно. И лишь после её смерти в мире узнали о прекрасной и трагической истории любви, тайну которой легендарная балерина хранила в своём сердце долгие тридцать лет.

Анна Павлова родилась в 31 января (12 февраля) 1881 года. Её отец умер очень рано, и девочка воспитывалась матерью. Хотя они жили в постоянной нищете, Любовь Фёдоровна, подрабатывая прачкой, старалась скрасить тяжёлое детство «любимой Нюры». На именины и Рождество девочку всегда ждали подарки, принесённые заботливой, щедрой рукой, а когда Анне исполнилось восемь, мать отвела её в Мариинский театр на балет «Спящая красавица».

Так будущая танцовщица навсегда влюбилась в это искусство, а через два года худенькая и болезненная девочка была принята на балетное отделение Петербургского театрального училища. Спустя восемь лет Павлова стала ведущей актрисой Мариинского театра, а после ошеломительного успеха в роли Никии в «Баядерке» её уже называли первой солисткой «Мариинки».

Газеты писали о начинающей балерине с восторгом: «Гибкая, музыкальная, с полной жизни и огня мимикой, она превосходит всех своей удивительной воздушностью. Когда Павлова играет и танцует, в театре особое настроение».

У неё появились поклонники, мужчины назначали ей свидания, дарили подарки, однако Анна отвергала всех, а щедрые дары отсылала назад растерянным ухажёрам. Она была горда, чувственна и непредсказуема. «Я — монахиня искусства. Личная жизнь? Это театр, театр, театр», — не уставала повторять Павлова.

Однако девушка лукавила. Именно в то время в сердце юной балерины разгоралось непонятное, неизведанное ещё чувство. Близкие знали, что всё свободное время она проводит с богатым красавцем Виктором Дандре (1870–1944). Новый знакомый был выходцем из аристократической семьи, принадлежавшей к старинному дворянскому роду. Он занимал высокий пост советника в Сенате, был прекрасно образован, владел несколькими иностранными языками и всерьёз увлекался искусством. Покровительствовать начинающей балерине, как это делали до него члены императорской семьи, казалось Виктору престижным.

Молодой предприниматель стал покровителем молодой артистки, что, впрочем, было по тем временам достаточно модным. Однако жениться на ней Виктор и не думал. Он снял для Павловой квартиру, оборудовал одну из комнат под танцевальный зал, что для молодой балерины являлось в то время непозволительной роскошью. Каждый раз, встречая девушку после спектакля, Виктор преподносил ей роскошные подарки, возил по дорогим ресторанам, приглашал в компании обеспеченных, интеллигентных и известных людей, а вечером привозил её в квартиру, где часто оставался на правах хозяина до утра.

Но чем дальше узнавала Павлова нового знакомого, тем отчётливей понимала, что Дандре вовсе не нуждается в ней, а неравный брак со скромной девушкой для него невозможен. И она ушла от него, предпочтя одиночество унизительному положению содержанки. «Я поначалу боролась, — вспоминала Павлова, — начала с горя просто кутить, желая что-то ему доказать!» А потом, в который раз последовав своему девизу, вернулась к работе.

Она опять тренировалась, гастролировала вместе с труппой любимого театра и танцевала по восемь–десять раз в неделю. В то время в её судьбе произошла ещё одна встреча, которая многое изменила в жизни известной танцовщицы. Великий балетмейстер Фокин поставил для неё на музыку Камиля Сен-Санса «Умирающего лебедя», который навсегда стал коронным номером балерины и облетел весь мир. Намного позднее, когда композитор встретил Павлову, то, восхищённый её выступлением, воскликнул: «Мадам, благодаря Вам я понял, что написал восхитительную музыку!»

В 1907 году Мариинский театр отправился на гастроли в Стокгольм. Именно после этих гастролей в Европе впервые заговорили о блистательной молодой балерине, выступления которой имели такой стремительный успех, что даже император Оскар II, восхищённый талантом Павловой, на прощание вручил ей орден «За заслуги перед искусством». Восторженная толпа встречала балерину овациями. «Меня встретили целой бурей рукоплесканий и восторженных криков. Я не знала, что делать», — вспоминала Анна Павлова. Это был настоящий триумф. Анна стала известной, у неё появились деньги, она уже многое могла себе позволить. О Викторе балерина старалась не вспоминать.

А тем временем дела у Дандре шли неважно. Провернув неудачную сделку, предприниматель задолжал огромную сумму, погасить которую в положенный срок так и не сумел. Он попал в тюрьму, не найдя крупной суммы денег, которая требовалась для внесения залога и его освобождения на время длительного судебного процесса. Родственники средств собрать не смогли, а богатые друзья отвернулись от неудачливого партнёра. Для Дандре начался трудный период мучительного ожидания за решёткой в одиночестве и сомнениях.

А Анна блистала уже в Париже. Сергей Дягилев, который открыл во французской столице русский балетный театр, пригласив туда Павлову и Вацлава Нижинского, не просчитался. О русском театре заговорили, его стали посещать люди из высшего света, посмотреть на русскую балерину приезжали со всей Европы, театр приглашали в Австралию и Америку.

Будущее казалось таким заманчивым и ярким. Однако Павлова неожиданно покинула Париж и направилась в Лондон. Спустя несколько месяцев Дягилев узнал, что его любимая солистка подписала контракт с известным театральным агентством «Брафф», по условиям которого она должна была танцевать по два раза в день в трёх странах — Англии, Шотландии, Ирландии. За это танцовщица получила аванс — внушительную по тем временам сумму.

Собранные деньги она сразу же переправила в Россию для освобождения Виктора из тюрьмы. Спустя несколько дней, в 1911 году, он покидал Петербург и направлялся за границу. «В Париже я решила, что без Дандре жить не могу. Я сразу же вызвала его к себе, — вспоминала Павлова. — Мы обвенчались в церкви, под секретом. Он ведь мой, только мой, и я его обожаю».

С Виктором Дандре

Их брак оставался в тайне долгие годы. Виктор сдержал обещание, данное в день свадьбы Анне. Он поклялся молчать об их союзе. На великодушие бывший покровитель ответил сильнейшим чувством, которое вспыхнуло в его сердце, чтобы не угаснуть до последних дней.

Когда контракт подошёл к концу, Анна решила организовать свой театр и набрала труппу артистов. Так бывшая прима Мариинского театра стала хозяйкой небольшого театра. В тот же год она купила роскошный особняк близ Лондона, на берегу чистейшего озера, где плавали белые лебеди и вокруг росли экзотические растения, привезённые балериной из разных уголков мира. Казалось, судьба супругов не зависела больше ни от кого.

Павлова в своём особняке в Лондоне

Виктор взял на себя все хозяйственные заботы, обязанности бухгалтера и менеджера. Он отвечал на корреспонденцию, вёл деловые и личные переговоры, организовывал гастроли, следил за костюмами и декорациями, принимал и увольнял актёров. Однако Павлова всё чаще выражала неудовольствие. Она упрекала мужа, скандалила, кричала, била посуду и плакала.

После долгих истерик и слёз балерины супруги мирились, и, казалось, их семейной идиллии опять ничего не угрожало. Вновь Виктор решал все проблемы жены, а Анна бегала по дому и театрально кричала служанке: «Кто посмел вычистить ему ботинки? Кто в моём доме осмеливается заваривать ему чай? Это моё дело!»

Однако эмоциональная и темпераментная Павлова могла тотчас же изменить настроение и с новыми обидами броситься на Виктора. Друзья, часто становившиеся свидетелями этих ссор, спрашивали потом у Дандре, как он мог всё это терпеть и почему не ушёл от Анны. Тот молчал. Видимо, у него на это были свои причины, известные только им двоим.

Он боготворил её, благодаря за щедрость и великодушие. Она не могла забыть ему давней, нанесённой в юности обиды. Простила ли она его — вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Но в искренности чувств Виктора Дандре сомневаться не пришлось. Когда его супруга скончалась 23 января 1931 года от воспаления лёгких, не дожив до своего пятидесятилетия всего несколько дней, Виктор, сломленный горем, долгое время не мог вернуться к обычной жизни.

Он не хотел верить, что Павловой больше нет. Создав клуб поклонников своей знаменитой жены, Виктор Дандре желал лишь одного — чтобы о великой балерине XX столетия помнили много лет. К сожалению, клубу не удалось просуществовать долго. Тем не менее имя русской балерины, легендарной Анны Павловой, навсегда вошло в историю мирового балета.

Подобно большинству одарённых людей, Ника Турбина имела трудный характер, который, как и поэтический дар, обнаружился у неё в детстве. Вся она была сплав этих двух компонентов – таланта и характера, которые, проявляясь в том или ином соотношении, чаще усложняли её и без того непростую жизнь. Это ощущали окружающие Нику люди, в первую очередь близкие, да и она сама. Ощущали все, но лишь немногие понимали, что выше сил человеческих нести ту психологическую ношу, которую судьба, как набитый свинцом рюкзак, взвалила на плечи ялтинской школьницы и с годами лишь увеличивала этот груз.

В конечном счёте судьба Ники Турбиной случилась трудной, как её характер, трагической и короткой, как её стихи, что «само по себе и не ново» для поэтов такого уровня. Но судьба эта была ещё и уникальной, ибо на вершине славы Турбина оказалась не в конце, а, наоборот, – в начале жизни.

Судите сами: стихи девочки-первоклассницы с подачи Юлиана Семёнова напечатала «Комсомольская правда», через год в Москве выходит первая книга её стихов с предисловием Евгения Евтушенко (кстати, до сих пор единственным, на мой взгляд, глубоким и доброжелательным анализом творчества Ники), затем – она становится участницей международного поэтического фестиваля «Поэты и Земля» в Италии, на котором её наградили «Большим Золотым Львом Венеции», а дальше – поездка в Соединенные Штаты, где она встречалась с Иосифом Бродским…

Вторая же половина жизни Ники Турбиной прошла, увы, в бесславии и безвестности. «Я всё сказала о себе в стихах еще ребёнком, – писала Ника, – тело женщины мне не нужно было».

Многие полагают, что трагедия Турбиной заключалась в том, что она в двадцать семь лет не могла писать лучше, чем в семь. Не совсем так, точнее, совсем не так! Если бы в конце жизни она написала то, что в семилетнем возрасте, может быть, это не вызвало бы таких восторгов и эпитетов в её адрес, так как тогда речь шла бы о талантливых взрослых стихах взрослого человека. А вот взрослые (да ещё какие!) стихи девочки воистину потрясают. Ведь нас всегда дивят недетские рассуждения детей, а здесь – недетские стихи девочки, по сути ребёнка. Это, мне кажется, удивительнее, нежели прекрасные стихи для детей пожилого автора.

Кроме того, на основании чего в большинстве публикаций делается вывод о затухании с возрастом поэтических способностей Ники? Только лишь на основании образа её жизни? Или потому, что новые стихи в периодике почти не появлялись, новые книги после «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…», изданной в 1991 году, не выходили? Здесь нет корреляции: можно писать, но не публиковаться, сознательно или в силу иных причин. И Турбина писала, до самой смерти, в тетрадях и на клочках бумаги, ручкой, карандашом и губной помадой. Не могла не писать. Хотя был период, о котором она сказала: «Я начинаю ощущать, что бросила меня строка».

Дар Божий у Ники не угасал, просто вектор его ещё больше смещался в сторону грусти, безысходности, ухода из жизни:

Асфальт ночью горячий.
Пятки уже прирастают к земле.

Это такая

тяжёлая

Дорога

до

крематория.

Рядом с этими строками в общей тетради в клетку – рисунок автора: извилистая дорожка к домику с трубой, из которой идёт дым.

Перечитайте также её записки, датированные несколькими последними годами жизни: «Стихи пошли, как ливень дождевой», «Думаю о стихах. Стараюсь найти новую форму…», «Меня преследовала первая строфа. Она убойной силой… ломилась и ломала дверь, туманя мозг мой слабый, укрепляя душу…» и т.д.

Интересно, что, родившись в Ялте, Ника практически ничего не написала о море, к которому в школьные годы часто убегала в одиночку – наверное, потому, что на берегу ей, астматику, легче дышалось. Но задыхалась Ника не столько от астмы, сколько от окружающей действительности. Для неё «что-то хрустнуло в фальшивом мире», в котором проходила её земная жизнь. Однако, живя в нем фактически, она в то же время пребывала в своём, доступном лишь её рассудку мироздании, представляя, что «расписанные звёздами тропинки» судьбы начинаются от окна её комнаты на четвёртом этаже дома по Садовой улице. Окно как бы разделяло для неё два мира. Поэтому Ника с детства любила сидеть на подоконнике. Сидела она на нём и в последние мгновения своей жизни:

                           Как по площадке детской песочницы,

                           Блуждаю по колкому окну.

Ножницы, дайте ножницы,

Ненужную перерезать пуповину мою.

 «Киллер-судьба» дала ей эти ножницы 11 мая 2002 года.

Ничем не отличалась Ника от своих сверстников только в школе. Дома же она постоянно ожидала звук, посещавший её по ночам; он был не вдохновением, а сигналом свыше, который, пройдя через неё, превращался в стихи, зачастую короткие, потому что каждая строка несла нечеловеческую нагрузку:

Тяжелы мои стихи –

Камни в гору.

Вот что об этом своём состоянии писала сама Ника: «Я звук ждала. Он приходил. И наполнялась я энергией чудовищного мига, непонятного, как рожденье человека».

Если же звук не приходил, Ника невероятно нервничала, не спала до утра и уставала настолько, что иногда вынужденно пропускала занятия в школе. Она была как бы проводником между небесами и землёй, между Всевышним и людьми. В реальном же мире ей трудно было ориентироваться. Понимая это, её мама, Майя Анатольевна Никаноркина, и бабушка, Людмила Владимировна Карпова, которых Никуша, как они её называли, обожала, заменяли ей поводыря.

Примерно в середине жизни Ника Турбина оказалась в Москве. Новый огромный город, новое окружение, новая жизнь. Находиться рядом с ней постоянно не мог никто. Поэтому она порой «делала много ошибок, дулом направленных на себя». Иногда это было осознанно, иногда – нет, но часто – знаком протеста против того, что её как поэта забывали, печатали не её стихи, а сплетни о ней, избегали общения и не отвечали на телефонные звонки.

Будь у Ники, как прежде, поводырь, она бы уверенно шла за ним. Но поводыря не было. Были многие, ненадолго бравшие на себя эту роль, но с ними Ника лишь сбивалась с дороги:

                           Брожу по жизни,

Словно маленький ребёнок

По белой простыне,

Бросая душу

В пропасти надежд.

Девочка, по её выражению, «была изначально больна непониманием времени, людьми, не разбиралась в себе сама». Эпизодически она училась в институте культуры, снималась в кино, выезжала за границу, выходила замуж, навещала Ялту, пробовала себя на радио и телевидении. А еще – влюблялась, увлекалась режиссурой и, конечно, писала, не только стихи, но и записки, прочитав которые, кое-кто из считавших себя её ангелами-хранителями узнают, как их оценивала Ника Турбина и что в то же время она думала о себе и о своей жизни, которую, по её словам, «растренькала смеясь, тусуясь с ворами души моей».

К сожалению, я не знал Нику лично и потому живу с ощущением, что если бы мы встретились, то мне не пришлось бы писать о ней сейчас в прошедшем времени:

                           Диво-девочка, Ника-Никушка,

Что тебе предсказала кукушка?

Неужели она по секрету

Кануть юной пророчила в Лету?

Неужели была ей охота

Напророчить два майских полёта

Из окошка в московской квартире?

Ты служила мишенью, как в тире,

Для стрелков, что умели вприсядку

Бить без промаха в душу-десятку...

Я от мысли едва ли не вою,

Что тебя не увидел живою

И к тебе не явился воочью,

Словно звук, ожидаемый ночью.

В судьбе Ники Турбиной отразились все «добрые традиции» отношения нашего общества к таланту: при жизни – если не травля, то забвение, после смерти – если не запоздалое восхищение, то спекуляция причастностью к судьбе творца.

Как в воду глядела Ника, написав: «Когда умру, тихо станет. Те, кто любил меня, от горя напьются. Кто зло таил, напишут каверзные слова, обрадованные, что вновь в печати можно засветиться».

Ранний уход поэта из жизни усиливает впечатление от написанного им. Особенно, если уход этот был предопределён самим поэтом еще в дошкольном возрасте. Ника Турбина жила с таким предчувствием более двадцати лет, она не однажды и по-разному пыталась свести счёты с жизнью, но давший ей свою искру Господь не торопил события и снова дарил ей время на реанимацию души и тела:

 

Я не хотела умирать.

Летать пыталась – не свершалось,

А умерла, то потешалась

Над бренной дерзостью мечты.

Сравните две судьбы – Ники Турбиной и Владимира Высоцкого. Последнего уничтожали тем, что вообще не публиковали, чему он огорчался до слёз. Нику же публиковали с семи лет, у неё вышли две книги стихов, и обе в Москве, она выступала по Центральному телевидению, о ней писали, говорили, её возили, приглашали, носили на руках – и вдруг всё это резко прекратилось. Выдержать такой контраст в юности психологически труднее, чем лавину славы в детстве.

В конечном счёте оба – Высоцкий и Турбина – ушли молодыми и встретились на Ваганьковском кладбище.

Ника ушла из жизни двадцатисемилетней, в лермонтовском возрасте. Но если Лермонтов был убит сразу и одним человеком, то Нику убивали долго и многие, пулями невнимания, непонимания, равнодушия, зависти к её таланту, молодости, внешности. «Родилась я, – писала она, – уже птицей раненой. А набросились все, ровно солнце я затмила».

Она не хотела уходить из жизни и цеплялась за неё, как за подоконник окна, с которого от неловкости случайно соскользнула и на мгновение зависла со стороны улицы. Путь Ники в бессмертие был равен расстоянию от окна пятого этажа до земли:

Каждою клеткой тела

Девичьего дрожа,

Ты над Москвой летела

С пятого этажа.
Господи, как нелепа

Гибель от высоты.

Не из окна – из неба

Выпала, Ника, ты.

Видимо, годы вышли

Все на твоём веку,

Если тебя Всевышний

Не удержал вверху.

В ласточку-одиночку

Превращена судьбой,

Ты долетела, точку

Ставя сама собой.

Конечно же, книга «Чтобы не забыть» должна была появиться раньше, но слава Богу, что наконец-то вышла, чтобы напомнить всем о жившей недавно рядом с нами Нике Турбиной, Поэте с большой буквы, и познакомить с её творчеством новое поколение, ибо на родине последняя книга Ники была издана почти два десятилетия назад.

Первым шагом на пути к этой книге было издание в 2003 году пьесы «Ника» Людмилы Карповой, бабушки поэта. При подготовке и редактировании рукописи я окунулся в жизнь семьи, её уклад, круг общения, мир интересов, многократно перечитывал неопубликованные стихи и записки, каждый раз – и это первый признак таланта неординарного – по-новому воспринимая мысли автора. Всё это происходило в ялтинской квартире на улице Садовой, в которой Ника 17 декабря 1974 года родилась и провела полжизни, где она незримо присутствовала в гостиной, когда мы колдовали над пьесой и, забегая вперёд, обсуждали её книгу.

Наряду с известными стихами Ники Турбиной, в книгу включены также её неопубликованные стихи. Это далеко не всё, что до сегодняшнего дня было сокрыто от глаз читателя. Читая их, нетрудно убедиться, насколько они ёмки, невзирая на краткость. При этом не смущают ни отдельные огрехи формы, ни слабые рифмы или их отсутствие, равно как и порою сбивчивый ритм. Всё это второстепенно перед озарёнными оптимизмом строками:
                         Улыбки развешу по стенам жилья,

На стол доброту моих рук набросаю,

Двери настежь открою для друзей ли, врагов –

Счастьем надо делиться. 

Ей достаточно было всего двух строк, чтобы описать собственную судьбу и судьбу своих стихов:

Я – мать-одиночка

У моих стишочков.

Впервые читатель познакомился и с замечательными записками в прозе «Чтобы не забыть», представляющими собой дневниковые размышления Ники Турбиной в последние годы её жизни. Зачастую эти записки – прекрасные белые стихи, как, например, «Не надо слов, они не существуют...» Своего рода прозаические миниатюры, они являются не только дополнением к стихам Ники, но и к нашим представлениям о ней, уже взрослой, размышляющей о современной жизни, любви, творчестве, взаимоотношениях между людьми, отношении к Богу. Хотя записки и разноплановы, но, как и в стихах, здесь явно присутствует свой стиль, в первую очередь заключающийся в своеобычных расстановке и сочетании слов в предложениях. Вначале это кажется странным, но постепенно, по мере чтения, понимаешь, насколько такой приём органичен для автора.

Нет у меня не преданных друзей,

Но есть друзья предавшие однажды.

Их имена на знамени бумажном,

Сдаваемых без боя крепостей.

Есть только слово вечное-люблю,

Есть только сердце в помертвевшей боли

И я сожму тоску в свои лодони

И у обрыва встану на краю.

Обрыва необорванная нить

И небо без конца и без начала

И я сожму тоску, чтоб не кричала

И отойду, чтобы хотелось жить.

К сожалению, многие стихи и записки Ника сожгла.

В книге «Чтобы не забыть» всё, даже название, написано самой Никой Турбиной, она просто не составляла её, скорее всего, не думала об этом или не могла по разным причинам. Написать за Нику невозможно, можно только за неё объединить это невозможное под одной обложкой, что и было сделано к 30-летию поэта.

Не сомневаюсь, что так же, как когда-то Господь подарил Нике свою искру, он уже подарил ей частицу своей вечности, у которой «нет предела, есть только время на выход». Да иначе и быть не может, ведь всего за треть обычной человеческой жизни Ника Турбина успела
                           Расстегнуть все застежки души,

Согревая людей потаённою силой

Великой любви.

Александр Ратнер
Иллюстрации:
фотографии Ники разных лет;автограф на первой книге «Черновик» (Москва, «Молодая гвардия», 1984):«С любовью. Ника Турбина. 1995 г. Москва – Ялта».

 Как кошка погубила любовь…