Стипендиат (окончание)
- 28.04.11, 13:07
Сидя в салоне позади водителя, Василий то и дело щёлкал зажигалкой, поглядывая при этом на часы. Наконец он попросил карту местности. В бардачке извозчика оказался план города – он сгодился. Беркович стал усиленно всматриваться в параллели и перпендикуляры улиц, а затем принялся водить пальцем по карте – плавно и неторопливо. В то время как его правая рука следовала за невидимой нитью клубка Ариадны, левая ритмично высекала огонь из шкатулочки Прометея.
Зажигалка щёлкала и щёлкала, раздражая сидящую рядом переводчицу, до тех пор, пока впервые не дала осечку. Тогда руки Василия неожиданно замерли: левая – в воздухе, правая – на пересечении улиц Лейгавергур и Сюрлингхаул. Беркович уставился на девушку:
– Что это за место?
– Самый престижный квартал города. Северная его оконечность.
– Мы можем поехать туда прямо сейчас?
– Но там нет ничего примечательного…
– Неважно, попросите водителя доставить нас вот в эту точку, – учёный ногтём продавил на карте место, куда – пару минут спустя – они благополучно прибыли.
Беркович вылез из машины и огляделся. По обе стороны улицы стояли милые трёхэтажные особнячки: не слишком роскошные, но отнюдь не убогие. Василий направился к угловому дому, отделённому от соседского двора полем для гольфа. Во время ходьбы он возобновил манипуляции с зажигалкой. Огонёк становился всё жиже, а у порога интересующего его дома и вовсе исчез.
– Вот оно, – процедил Василий, решительно нажимая на рукоятку двери.
– Даже не думайте! – завопила переводчица. – Это частная собственность! Без договорённости с хозяином вы не можете вламываться... – она осеклась.
– Но здесь не заперто, – пробубнел учёный, недовольно отступая.
Девушка покачала головой и сказала что-то по-исландски. Вопросительный взгляд Берковича вынудил её добавить:
– У нас двери запирать не принято. Позвоните и вас впустят.
После звонка на порог вышла женщина – немолодая, но ухоженная. Её доброжелательная улыбка – незаменимый атрибут гостеприимства всех островитян – очаровала Василия до корней волос его разнузданной бороды. Он промямлил «hello», после чего вынужден был призвать на помощь ретранслятор своих взъерошенных мыслей.
– Господин Беркович – гость нашей страны, видный российский учёный. Он просит вас, госпожа Сольвейг, – тут переводчица почтительно улыбнулась, – оказать ему честь, разрешив осмотреть ваш дом.
– О да, конечно-конечно! – затараторила хозяйка и, на секунду задумавшись, медленно произнесла некогда выученную фразу:
– Мыласты про-о-осым.
Супруга Куллума Йоханссона, Сольвейг Браундоттир, в глубинах своей генеалогии и подсознания была русской женщиной. Она варила непревзойдённые супы и потчевала ими всех гостей, когда-либо переступавших порог её дома.
– Есть не желаете? – по привычке осведомилась она.
– Беркович помотал головой и щёлкнул зажигалкой. Огня не было.
– О, в доме не курят!..
Вместо ответа Василий попросился на второй этаж. Взбежав по лестнице, он очутился в овальном помещении, стены которого были прямо-таки усеяны дверьми. Пытаясь высвободить пламя из капризной тюряжки, Беркович тщетно совершал щелчок за щелчком... Пока наконец, напротив одной из дверей, ровный язычок горения не вытянулся на цыпочках, словно танцор на белоснежных пуантах.
Лицо Василия озарилось. Он глядел на белый, абсолютно белый огонёк и торжествовал. Раньше этот девственно-чистый цвет существовал только на бумаге, в теории, в голове странного русского учёного. Теперь же он появился – перед вполне конкретной дверью этого, несомненно существующего в пространстве, здания.
– Что здесь? Куда ведёт эта дверь? – крикнул он.
Испуганная хозяйка явилась на зов:
– Никуда. Там кладовая.
– Немедленно откройте!
– Да вы и сами можете это сделать. Просто поверните ручку…
Василий дрогнул. Внезапный страх зажал его сердце, заставил трепетать бородой и вибрировать челюстью. Усилием воли учёный всё же обязал себя протянуть руку… Справиться с заеданием скрипящего набалдашника… Провернуть его по часовой стрелке… Пнуть ногой филёнчатую створку… И спрятать конвульсии истерического хохота за почёсыванием бороды и обтиранием губ.
В малюсенькой комнатке, не позволяющей служить чем-то большим, нежели чулан для забытых вещей, стояло… пианино. Коричневый такой, калченогий «гробик» на колёсиках. Его обнажённые клавиши отдавали тлетворной желтизной – крышка над клавиатурой отсутствовала, и Василий сразу же заметил до боли знакомую надпись. Надпись, которую каждый божий день созерцал в гостях у своего зарубежного приятеля Валерия Дебайло. Татуировка на деревянном брюхе инструмента содержала всего семь букв! Но каждая из этих букв, запертая в коморке тихого исландского городка, вызывала у Василия колики в желудке и ямочки на щеках. Пианино называлось «Україна».
– Откуда это у вас??? – возмутился он.
– Это пианино, – смущённо протянула Сольвейг.
– Сам вижу, – грубо отрезал Беркович. – Как оно сюда попало?
Хозяйка вспомнила тот день, когда её взору явились сразу три очертания: подтянутые фигуры любимых мужчин и таинственный абрис предмета, заколоченного досками и облепленного пенопластом.
– Мой муж, Каллум Йоханссон, привёз его с острова... – проговорила она не вполне уверенно.
– С «острова сокровищ» Черниговской фабрики? – съязвил гражданин Российской Федерации.
Специфический юмор не снискал улыбок в зрительном зале. Тогда Беркович потянулся к клавишам: хотелось попробовать звук инструмента. «Собачий вальс», родом из трудного совкового детства, внезапно всплыл в памяти. Его-то Василий и заиграл.
Немыслимая отдача «Украины» заставила учёного отпрыгнуть в сторону. Женщины вскрикнули и задрожали. Вместо предполагаемых примм и секст из деревянного ящика вырвался истошный собачий лай.
– Вы тоже... это слышали? – прошептал он.
Дамы кивнули. Их растопыренные глаза метались в беспредметном пространстве между Василием и «Украиной».
«Лай... собачий...» Конструкторский разум запыхтел. Появилась догадка. Беркович открыл крышку инструмента и заглянул внутрь.
– Вот оно что! – вздохнул он с облегчением, глядя на голую раму с нагло торчащими сосками металлических колков. – Струн нет. Электроника, мать твою!..
Беркович стал раздевать инструмент. Сначала отделил верхнюю деку, затем нижнюю. Вырвал с мясом пару клавиш, поковырялся в деревянном чреве. Ничего! Электроникой даже не пахло. В исступлении Василий стукнул кулаком в районе второй октавы, – раздалось звонкое «Гав!»
– С у-ма сой-ти-и! – застонал учёный и осел на пол.
Опомнился Беркович уже на улице, стоя посреди тротуара. Проехавший мимо джип растормошил оцепеневшее сознание. Зажигалка выпала из его ладони. Наклонившись за ней, он услышал:
– Белым ты настигаешь пустоту. Зло всегда по соседству...
Василий оглянулся. Два умных собачьих глаза глядели ему прямо в душу.
