Время этого дряхлого мира окончательно обветшает,

когда, по слову Спасителя, оскудеет любовь…

И никакие космические катаклизмы и социальные потрясения, войны и моры не сопоставимы по кошмарности с этим тихим предсмертным диагнозом: оскудеет любовь…

Люди станут чужими, даже самые близкие, внутренне совсем чужими и чуждыми друг другу.

Брат предаст брата, друг предаст друга, правители – свой народ, народ – своих чиновников, каждый – каждого, поскольку оскудеет любовь…

Люди устанут быть людьми, захотят во всем увидеть лишь свою великую тень, будут готовы всех заподозрить во всем, никого не считать достойным помощи и сожаления, сострадания и любви. Перестанут общаться, замкнутся в своих обидах и коварствах, начнут лелеять планы сладкой мести, плести бесконечные подковерные интриги, сеять зубы дракона на чужом поле,  забыв о том, что земля – одна на всех, что посеешь на ней, то и пожнешь.

Оскудеет любовь – и некого будет в этом обвинить, поскольку любовь –  это наша задача, не чья-то, а именно наша, моя. Нельзя требовать любви, её можно только давать, ею можно делиться, покрывать, пеленать, укутывать, защищать, оберегать, хранить, вверять в руки Промысла,  наконец, только ею и можно жить, вдыхая неземные ветры Царствия Божия в  полную грудь.

Но вот наступит время невыносимой затхлости, не вмещающей этого огненного ветра Любви.

И тогда наступит конец.

Потому что Бог с той стороны времени войдет в эту микроскопическую вселенную, чтобы вывести из неё тех, кто все же  нашел в себе силы любить, невзирая ни на что. Не антихрист погубит наш  мир. Мы сами выпестуем антихриста в своих сердцах. Так, что, когда этот  персонаж приползет по наши души, его-то мы посчитаем своим – уважающим  нас, оценившим наши непризнанные достоинства, дающим нам мощь и  справедливость, порядок и чистоту рядов.

Оскудеет любовь… Это не приговор, это перспектива, открытая взору  Того, в Ком и Кем был сотворен этот мир и люди в нем со всеми их путями и перепутьями.

В частности, это означает, что само слово любовь утратит свой смысл.  Перейдет в разряд животных инстинктов или филантропических затей. Но  того, о чем пытался сказать своей ликописью Андрей Рублев, это слово уже не будет в себе нести.

Горизонты схлопнутся. Останется свобода выбора средств контрацепции  или виртуально- благотворительных кошельков, но исчезнет выбор между  землей и Небом за отсутствием последнего в системе ценностных координат. Люди станут плоскими изнутри, одвухмерятся как черви-паразиты,  сохранившие лишь те функции организма, что позволяют им потреблять и  усваивать, а также выделять.

Объем в душе, о котором поет Шевчук, станет опасным рудиментом,  признаком неполиткорректности, нетолерантности, непредсказуемости и  нестабильности.

Оскудеет любовь и закончится мир.

Что ж, вслед за апостолом любви остается повторять и повторять слова  его последней надежды, последние слова последней книги Библии –  Апокалипсиса: Ей, гряди, Господи Иисусе!

Ведь Твоя любовь – это Твой Крест, на который Ты взошел ради нас. И  она не иссякнет ни в этой жизни, ни в вечности. И всё, что мы можем, –  это приникнуть к этой любви, как, по дерзновенному слову почившего  архимандрита Матфея (Мормыля), приникают вынутые о здравии и упокоении  частицы – к Пасхальному Агнцу Евхаристии в самом её богослужебном конце.

и. Дм. (Першин)

Український сайт Євро-2012: "Football in Ukraine yavlyaetsya one of the most popular sport species"

Офіційний сайт Євро-2012 оскандалився, вивісивши машинний переклад презентації української збірної.

"Sbornaya Ukraine on football (Ukr Ukraine national football team) represents Ukraine at mezhdunarodnыh of Football tournament and tovaryscheskyh meetings. The control and organization osuschestvlyaet football Federation of Ukraine", - так виглядав текст на сайті.

"Football in Ukraine yavlyaetsya one of the most popular sport species. Ukrainian Football sbornaya sformyrovalas after raspada USSR. Prior to this vыstupaly Ukrainians in the composition team of Soviet Union. In peryodы s 1975-1976, 1982-1983 and 1986-1990, when the coach and the team of USSR Kiev "Dynamo" was Valery Lobanovsky, the number yhrokov, vыstupavshyh in Dynamo, the team of passed by 90%", - йшлося далі в тексті.

Станом на ранок 13 грудня текст з сайту прибрали, але за словами коментаторів, він провисів на сайті більше 2 тижнів.

Також було неправильно вказано імена гравців збірної. 

http://www.pravda.com.ua/news/2011/12/13/6833374/

Часом без жодної видимої причини людині буває сумно. Вдома всі здорові, і немає проблем на роботі. Цвіте жасмин, щебечуть птахи, і вечір обіцяє фантастичний захід сонця - але сумує вінець природи. Немов забув щось і ніяк не може згадати ...

Смуток - він де? У крові у того, хто сумує, - або, як мікроб, в повітрі, і ним всі дихають?

Коли людина рухається, сумувати важко. Набагато легше сумує лежачи на спині, дивлячись у небо. Або лежачи на животі і дивлячись на мурах в траві. Рубаєш дрова - не сумуєш. Кинув рубати, сів, витер піт з чола - знову сумуєш.

Одна людина мені сказала, що смуток народився від почуття втрати. Такої втрати, про яку ти забув. Тобто ти сам не знаєш, що втратив, проте  сумуєш і не розумієш, з якого дива.

Припустимо, ти загубив ключі від будинку. Хіба ти будеш сумувати і, тим більше, співати протяжні пісні? Ні. Сто разів ні. Ти будеш сваритися останніми словами, шукати винних (дружину, наприклад), будеш дивитися під ноги, ніби ти - грибник, а кругом - ліс. Ти будеш злий і активний. А все тому, що предмет втрати відомий.

А ось втратили ми рай. Втратили начисто і безнадійно. Тобто так, що якщо шукати самим, то не знаєш навіть в який бік бігти. Але шукають, коли знають, що втратили. А ми забули про цю втрату. Мізками забули, але душею пам'ятаємо. У нас душа часом на собаку схожа. Скиглить щось нерозбірливе, тугу наганяє, а зрозуміти нічого не можна. Ось звідки смуток в людині.

Роблю висновок, що сумують всі, хоча досвід цей висновок прагне спростувати. Я все шукаю вчорашній день і натикаюся на стрункі колони оптимістів, яким тепло на світі від повного забуття своєї головної втрати. Я думав, що у них є таємниця, що вони такі бадьорі від того, що і дверцята знайшли, і ключик від дверцят у них в кишені. Розмовляв, питав. Виявилося, ніхто нічого не знає. Навіть не розуміють, про що я запитую. Деякі, ті, що спритніші, гнівно кричали: «Жени його! Він нам зараз безглуздими питаннями совість роз'ятрить і душу навиворіт виверне! А у нас футбол сьогодні, фінал Кубка чемпіонів ».

Якщо б у нас, як в Середні століття, була культура публічних диспутів, я б  запропонував відкритий диспут на тему вселюдської смутку. Вселенської смутку. «Вселенський смуток - двигун прогресу». Або «Спроба забутися і розважитися як джерело науки і мистецтва». Було б цікаво.

Смуток - це не туга і тим більше не смуток. Це - не смертний гріх. Навпаки, смертним гріхом пахне оптимізм. У восьми випадках з десяти можна підозрювати, що оптиміст вкрав щось, або уникнув покарання, або придумав якусь хитру капость. Оптимізмом дихає гімн Люфтваффе, той самий, де «замість серця - полум'яний мотор». Навпаки, всі закохані, тобто ті, хто не хоче дивитися на світ зверху вниз і скидати бомби, сумують. Закохані, звичайно, танцюють під дощем, скачуть через паркани, ночують під вікнами. Але ще вони неодмінно сумують.

Сумує весняного вечора дівчина, відчуваючи себе порожньою і марною. Соловей щебече, черемха з акацією дурманять розум розкішшю запахів, а вона сумує. Вона відчуває, що колись народить нове життя. Але коли, коли? І як це буде? І де той, кому можна схилити голову на плече? І ось природа розквітає і веселиться, а людина, та, заради кого сотворена природа, сумує і тужить.

Сумує і тужить юнак. Кров у його венах - що окріп в батареях. Але навіщо він тут? І чому Місяць такий близький, але рукою його не дістати? Юнак теж відчуває, що якась дівчина має народити нове життя. Але він не знає, яка саме, і не розуміє ще до кінця, до чого тут він. А природа продовжує свою хамську весняну радість. Це все одно, як якби цар у палаці сумував, а вся челядь, все пажі, все стражники і кухарчуки були шалено щасливі.

Раніше думали, що людина велика тому, що зуміла робити літаки. Тепер таку дурість може повторити тільки людина з вродженим психічним дефектом. Людина велика тому, що їй і всього світу мало. А раз їй його мало, раз не для цього світу тільки створена людина, то їй залишається втішатися віршами та піснями. Людина велика тому, що вона сумує про рай та співає пісні. А літаки нині й безпілотні є. Вони комп'ютерами управляються. Але ніякий комп'ютер не заспіває «Не для мене прийде весна», і ніякий комп'ютер, почувши пісню, не розплачеться.

Фізику розуміють не всі. Не всі можуть розібрати і зібрати автомат Калашникова. Не всі можуть плавати під водою з аквалангом. Але закохувалися всі, і сумували всі. Значить, це і є відмінна риса істоти людської. І саме людство є велика сім'я істот, що втратили рай, сумуючих з цього приводу і не розуміючих причин свого смутку.

Смуток - це смутна пам'ять і не менш неясне передчуття. Це - безодня, що розкрилася в душі і нічим, крім Бога, не  може наповнитися. О душе, яка сумує за втраченим блаженстві! З ким мені порівняти тебе? Порівняю тебе з царівною Несміяною. Чому б ні? Будемо говорити про велике  дитячою мовою. Не будемо боятися відкривати завісу над таємницями за допомогою жартів і примовок. Будемо вести себе як блазні, тобто як самі сумні на світі люди, які здаються всім самими веселими.

Царівна Несміяна плакала в палаці. Складність була в тому, що їй самій була невідома причина плачу. «Діагнозу немає - лікувати не можна», - говорили німецькі лікарі. А царівна все плакала і плакала, так що під її троном здувся паркет, а в кутах дівочої стала відволожуватися штукатурка.

Цар-батько був людиною прогресивною. Він вірив у силу таблеток і мріяв про міжпланетні мандри. «Дивися, доню. Я тобі нову мобілку купив. У ній три гігабайти пам'яті ». А вона ще дужче сльозами заливається. «Ходімо, доню, до мене в палати. Подивимося новий фільм Стівена Спілберга ». А вона ще сильніше виє, і сльози течуть без всякого натяку на вичерпність ресурсу.

Далі ця казка по-різному кажеться. Але головна лінія - скрізь одна і та ж. Все новомодне, все блискуче, дороге, заморське посилювало нерозгадані страждання царівни. Так вона і вбила б себе стражданням, так би й втратила зір від сліз, якби  не любов до людини, яку, через звичйність і непоказність, ніхто й  помічати не хотів. Він її розвеселив, він її втішив, він їй слізки витер і до життя повернув. Він став їй другом і чоловіком назавжди.

Це, друзі мої, образ Христа, що проник в казку. Це натяк на Христа, Якого не бачать ті, хто від повсякденної мішури осліп, і Якого через Його простоту та смирення не приймають всерйоз мудреці  віку цього.

Ну а плачуча царівна, звісно, це - душа наша, яка реве безутішно і  страждає, нібито безпричинно, поки Небесний Жених в простому одязі не  подивиться на неї мудро й ласкаво.
Ось воно як.

Протоієрей Андрій Ткачов

Свіжачок від Валерія Гнатюка

Якось в однім дрімучім лісі

Бедлам і безлад розвелися.

Всі звірі наче подуріли

І що хотіли, те й робили,

 Забули всі старі закони,   Перестороги й заборони: Великий гриву скуб малому, Товстіший боки дер худому, Хапав чуже, партачив спільне, В свою нору тягнув суспільне, І свій не мав до свого шани, І родич родича поганив, І кожен бір обріс вождями, І клацав вид на вид зубами. Весь ліс на клапті поділився Та всяк в своїм кутку казився, Плював на звичай і загал,– Коротше – хаос і розвал. Дістало це звірят сердешних, Зібрались всі вони нарешті І стали думати й гадати, Як в лісі тім навести ладу, Сварки і чвари припинити Та добре-радісно зажити. Зійшлись на тім, що необхідно Обрати в лісі владу гідну, Що має тяму в керуванні І покінчить з отим хитанням. Гарчали, чубились, гадали, Разів зо шість голосували І врешті з криком-боєм-хаєм Обрали сіру вовчу зграю. Мовляв, попри усі нападки, У них закони і порядки, І зграя їх – чітка когорта, Та в ватажка сувора морда. А що говорять – кровожерні, То перебільшення напевно, А як колись кого і з’їли, То це вже дуже давнє діло: Ну з ким в юнацтві не буває, І хто із нас гріхів не має. По лапах вдаривши і рогах, По тім розбіглись по барлогах, П’янкі від гарної події І блага скорого в надії. А сірі довго не барились Хвости усім як закрутили, Взяли звірят в залізну хватку Та завели свої порядки. Кривих, кульгавих і облізлих Без тіні сумніву загризли, Дрібних-маленьких теж поїли, Комах, пернатих подушили, А травоїдних і рогатих В одне велике збили стадо Та парканом обгородили, Щоб там до часу і сиділи. На всі гаї, галяви, грядки Наклали штрафи і податки, Ввели акцизи і побори,

Та всі багатства того бору

Поміж собою поділили, І по сім кір з дерев злупили. Кого не зжерли - зашугали, Хто мав добро - позабирали, Кого в яри загнали к бісу, А інших вигнали із лісу. Отак без докорів-оглядок Новітній там постав порядок. Запанувала вовча зграя Від краю лісу і до краю. «Міцне і мудре» керування – Єдино вовче жирування.

 

Вам не здається, злидні сизі, Що й ми в такім живемо лісі? Чи, може, здуру хтось чекає Добра від вибраної зграї?

Цікава стаття про життя в сусідній державі... Автор - дуже розуміючий чоловік і , думаю, він правильно зробив один з висновків , що  головний і самий страшний ворог держави( і нас з вами ) - корумпований чиновник... Це гидота з гидот...

В видеоблог протоиерея Димитрия Смирнова пришел вопрос от Татьяны из Москвы.

«Не могу жить счастливо последние два года, заболела страстью нелюбви к гастарбайтерам. Страдаю от этого каждый день, выходя на улицу. Работаю над собой все эти два года, но жить с этим очень болезненно. Знаю, что любой человек – образ Божий. Отдельно к ним отношусь хорошо, но это явление вытеснения русских с нашей земли не могу принять. Помогите обрести мир в душе, а то, выходя на улицу, чувствуешь себя в Узбекистане».

– Помочь этому нельзя. Можно только дать те общие советы, о которых пишут в книгах древние отцы.

Когда есть какое-то явление, которое мы не можем победить, нужно просто смиряться.То есть нужно бороться не с самим явлением, а с нашей реакцией. Искать для себя возможности смирения. Для этого нужно поступать мудро, и этот процесс называется приобретением смиренномудрия.

Теперь скажу по самой этой проблеме. Проблема такая, конечно, есть. Я, например, когда больше пяти дней нахожусь за границей, причем, в таких странах, которые нельзя не любить (например, в Италии), на меня очень давит то, что вокруг другая речь. И в силу того, что я ничего не понимаю, это доставляет определенную трудность.

Древние говорили так: в человеке все привычка. Мы привыкли видеть улицу своего города такой-то и такой-то, привыкли видеть толпу народа такую-то и такую-то. Когда что-то меняется, мы это воспринимаем как давление среды.

Присутствие теперь в нашей среде, особенно в больших городах, значительного числа – миллионов – людей, которые пришли к нам из других государств, воспринимается как давление. Поэтому это не может не раздражать. Потому что мы не в этом родились.

Те русские люди, которые родились в Узбекистане, Таджикистане, они переносят это легко. Наоборот, присутствие большого количества соплеменников – для них это довольно странно. Мне об этом говорили наши русские американцы, когда приезжали в Россию: невозможно, кругом русская речь, невозможно к этому привыкнуть.

Но, с другой стороны, это не воспринимается как некое давление, хотя и бросаются в глаза многие уродства нашей жизни. Все иностранцы замечают, что нигде в мире такого не видели, чтоб из окон автомобилей летели окурки. Все обращают на это внимание. Какая-то странная хамская привычка, которая не может не раздражать человека, воспитанного в другом отношении к окружающему миру и людям. Я уж не говорю о том, как прохожие выворачивают свои ноздри, сморкаются и плюют на асфальт. Такого тоже уже нигде нет, даже во многих и азиатских странах.

Потому что тут можно.

Чтобы избавиться от этого давления, нужно уехать в деревню и жить там. Но там будет другая проблема, потому что местное население разговаривает на матерщине, изредка включая туда какие-то другие слова, в основном подлежащие. А все глаголы – это сплошь матерщина. Тоже будет  проблема.

Изменить что-либо нельзя – это совершенно исключено. С этим не смогли справиться ни Европа, ни мы. Законы, которые может принимать Дума, –  это все камуфляж. Так как главная цель всех людей, которые принимают у  нас в стране хоть какие-то решения, –деньги. И рабочая сила Средней Азии дешевле, чем местная. Поэтому, какие бы законы – драконовские, не  драконовские; законы, которые камуфлируют или имитируют какую-то  деятельность – ни принимались, результат будет один – дешевая рабочая сила будет обязательно прибывать.

Сначала у нас были украинцы и молдаване, белорусы, теперь уже путь к  нам проложили и таджики, и узбеки, и киргизы, и какое-то количество  казахов. Это будет постоянно, и это будет расти, если у нас будет расти  экономика. Никто никогда из наших строителей или предпринимателей ни за что не наймет местного человека, если таджик ему будет стоить хотя бы в  полтора раза дешевле. Это нереально.

Ситуация очень сильно изменилась. Поэтому сердиться на этих людей, которые не могут найти работу у себя на родине, бессмысленно.

Отношение к ним работодателей и всех остальных, в том числе и органов правопорядка, безобразно. Поэтому, как только они оказались выкинутыми с работы, и у них нет денег на обратный путь, они обязательно будут  совершать преступления. Они обязательно нас будут грабить, что-то отнимать. Так как это молодые люди, подолгу здесь находящиеся вдали от  своих семей, конечно, они будут насиловать. Это безусловно. И, конечно,  это изнасилование довольно часто будет групповым, потому что есть такая  проблема.

А их работодателей это вообще не интересует. У них хороший дом, у них машина, у них охрана и прочее-прочее.

Конечно, органы правопорядка будут их ловить, сажать, и ситуация в  наших тюрьмах тоже будет меняться. Я по долгу службы бывал в тюрьмах  Америки, в тюрьмах Англии и видел, что там тюремное население – сплошь  выходцы из Индии, Пакистана и других регионов. Европейского населения в тюрьме – незначительный процент.

Почему? Потому что наибольшее количество безработных – это  афроамериканцы. И они создают большие проблемы. И, понятное дело, эта  проблема – порождение чего? Дешевой или даже дармовой рабочей силы,  которая была привезена в Америку и нарушила естественный баланс.  Когда-то их на кораблях вывозили из Африки, а теперь их потомки создают проблемы.

Очень остро эта проблема сейчас стоит во Франции. И уверяю вас: нас  ждет то же самое. Потому что многие из наших гастарбайтеров здесь осядут.

Они абортов не делают, они очень любят детей. У них будет по 10-15  детей. А вот уже их дети, которые, может быть, не найдут здесь работы,  создадут через поколение очень большие проблемы нашим с вами детям и  внукам.

А причины – в любви наших предпринимателей к деньгам большей, чем к нам с вами.

Поэтому абсолютно бесполезно тут затевать какие-то меры, потому что это все закончится разговорами в пользу бедных, то есть ничем.

Никакие квоты не помогут. В нашем государстве коррупционным путем можно решать любую проблему. Хочешь кататься на розовом слоне по  Соборной площади Кремля – за деньги это можно сделать. Речь идет только о той сумме, которую тебе нужно выплатить.

Проблему нельзя даже назвать серьезной, хоть многие и говорят, что надо проблему изучать. Изучать тут совершенно нечего. Все лежит на поверхности. Поэтому, с одной стороны, очень вам сочувствую, с другой  стороны, понимаю, что вступать в какие-то организации и их создавать не имеет абсолютно никакого смысла, потому что эти организации не смогут  заставить любить наших капиталистов наш народ больше своей прибыли.

Остается только один путь – смиряться с этой ситуацией. Сначала терпеть, потом долго терпеть, молиться Богу для того, чтобы сердце умилилось.

Наша держава постепенно будет перекрашиваться совершенно в другие цвета. А при нашем нежелании рожать детей, практически поголовном  пьянстве и стопроцентном куреве мы, конечно, будем вымирать.

Ну, мы с вами еще поживем. А через два поколения, я думаю, что картина резко изменится.

А предприниматели могут вывести собственный бизнес отсюда и найти те  места, где для них будет более приемлемо. Для капитала не играет роли,  что происходит с его страной. Главное – прибыль. Это такая безжалостная  вещь.

Очень вам сочувствую. Я, к счастью, не испытываю здесь, в стране,  такого давления, но у меня и возможностей больше. Потом, я практически  живу на приходе. Сел в автомобиль, приехал в храм, здесь у нас  практически все свои люди, да еще верующие. Я в лучшем положении  нахожусь, поэтому мне легко рассуждать.

Но сама эта проблема мне понятна досконально. Достаточно задуматься  на пять минут – и ясно, почему это происходит. И ясно, что выхода из  этого никакого нет. Только если вас лично избрать президентом, и вы  введете такие санкции, которые убьют всякое желание сюда доставлять  дешевую рабочую силу.

Но будут другие проблемы, потому что в нашей коррупционной системе невозможно существовать никакому бизнесу, если не платить чиновникам.  Просто нереально. А как наших чиновников сделать не алчными? Это  невозможно. Поэтому, чтобы бизнесу выживать, он должен искать всякие  способы сократить себестоимость. И наем рабочей силы является самым  главным ресурсом.

– Многих жителей Москвы очень пугает и возмущает та  ненависть, которая живет в этих приезжих. Ладно, им трудно у себя на родине, и они сюда приехали на заработки, но они себя ведут уже как хозяева этой земли и этого города…

– Я не видел такого отношения к нашей земле со стороны таджиков, киргизов, казахов, узбеков. Речь в основном идет о ребятах с Кавказа.  Это особый менталитет.

Но они же жители Российской Федерации. Они же здесь хозяева. Это так. Поэтому они так и ведут, как хозяева.

Православный менталитет требует от человека (и воспитывался он так  столетиями) скромности. А их менталитет диктует наоборот: если ты тих и  скромен, то это проявление слабости.

У нас отцы вообще воспитанием не занимаются, а там отец говорит сыну: ты – мужчина, ты должен доказать. Они все в этом воспитаны. Что тут  удивляться? У них нет никаких тормозов для того, чтобы себя сдерживать. Это их нормальное проявление.

Обязательно обидчика или человека, который показался тебе подозрительным, минимум – свалить с ног, а по возможности и зарезать или выстрелить в него. Это  воспринимается как нормальный мужской поступок. У нас, у современных  наших мужчин – убежать, тихо, не связывайся, молчи, все равно ничего не  добьешься.

У нас даже наши казаки чего-то все ходят, чего-то умоляют: почему нам не разрешают оружие носить? В Ингушетии никто никого не спрашивает,  просто идут на рынок, покупают себе пистолет, автомат, станковый  пулемет, если надо, гранатомет, закапывают у себя в огороде, при случае  прямо будут палить.

Предлагают боевикам сдаться. Так они стреляют до последнего. До  последнего патрона. И мужчины, и женщины. Совсем другая ментальность.

У них принята кровная месть. У нас, наоборот, Церковь приучала наш  народ, что месть – это ужасная вещь, что месть разрушает человека  духовно. Мы уже советские люди, все это давно забыто, но в воспитании  это осталось. А там – нет. Поэтому жители Кавказа гордые, независимые.

Когда была кровная месть, их численность никогда не вырастала так, как теперь. А теперь этого нет. И наш народ слаб.

Говорят: нужно проявлять уважение к местным обычаям. Это даже как-то смешно. Я не представляю какого-то аварца или чеченца,  который будет проявлять уважение к обычаям города Москвы. Да он чихать  на это хотел! Это вы все должны проявлять уважение к нему. Потому что он чувствует себя человеком сильным, он вооружен, за ним стоит диаспора  огромная. Ему будут помогать все сотрудники органов той же  национальности. И у него есть деньги.

Посмотрите, как живет русский человек и как живет чеченский народ  после войны. Как они одеты, что за дома. И сразу станет ясно, кто хозяин жизни и какие регионы больше всего дотации получают.

Как мы можем на это повлиять? Чтобы повлиять на это, нужно такое движение, чтобы власть имущие подумали: «как бы чего не вышло…»

Русский народ самый терпеливый и самый молчаливый. Не платят зарплату полгода – народ голодовку объявляет. Я понимаю, если бы две зарплаты  платили, человек возмутился, что он объелся и сел бы на диету. У нас по  полгода не платят зарплату – а он еще и голодает, его потом вывозят на  скорой помощи. Странная форма выражения. Хотя во всей Европе всегда  добивались тред-юнионы, профсоюзы – стачки, забастовки, профсоюзное  движение. У нас тишина. Все всем довольны.( це і про наших голодувальників можна сказати, як вони своїми написами на лобі "лякають" владу, а , вірніше, набирають рейтинг в очах свого електорату...)

– Каждый недоволен только на своем месте.

– Ну да. Человек борется с собой. Странно нам обижаться на людей, которые по-другому воспитаны. Не на это надо обижаться. Они здесь не виноваты. Что, чеченец виноват в том, что он чеченец?

Розмари Сиггинс Профессия: Автомеханик Замужем. Воспитывает двоих детей.

Роуз Сиггинс – женщина необычная. Машины, двигатели, запчасти – ее стихия. Ее хобби – пересобирать старый Мустанг, на котором она еще надеется погонять.

Роуз – женщина-половинка. У нее только половина тела. Она передвигается на руках и на скейте.

Барби без ножек

Розмари родилась с тяжелым генетическим заболеванием: гипоплазией. Ноги девочки были сильно деформированы и бесчувственны, ступни смотрели в разные стороны. Ноги Роуз могли где-то запутаться, она могла их порезать и обжечь. Когда Роуз исполнилось два года, ее мать приняла решение ампутировать девочке ноги. Так у Роуз – девочки-половинки – началась относительно нормальная жизнь.

«Представьте себе Барби, у которой оторвали ноги. Вот это буду я. Почти нормальная, только чуть покороче – нет 4 позвонков.

Мои родители приняли верное решение – я не могу представить свою жизнь в инвалидной коляске. Были свои за и против.

Если оставить мне ноги и посадить меня в коляску – я не смогу развиваться нормально.

Если ноги ампутировать – будет девочка-уродец…

Но я рада, что мне отрезали ноги. Мои родители очень меня поддерживали и учили меня быть сильной и уверенной в себе. Вообще мне ходить на руках проще – это почти как на ногах».

Роуз вместе с отстающим в развитии братом росла в штате Колорадо. Ее страстью были машины, двигатели, отвертки, гаечные ключи.

«Меня часто спрашивают – не хочу ли я быть нормальной? Но я не знаю, как по-другому! Вот это моя норма. А, встав утром, надевать штаны – штанину за штаниной – вот это мне совершенно непонятно!»

Я приеду на скейте

В школе ее пытались заставить ходить на искусственных ногах, об этом времени она вспоминает с содроганием.

«Школа – это был кошмар. Они хотели всех подогнать под один стандарт и внешний вид и заставляли меня ходить на фальшивых ногах. Ужасно.

В 9 классе мое терпение иссякло и я решилась быть собой. Я приехала на скейте в школу, вскарабкалась на стул, все ученики на меня уставились. Я была страшно горда, что отважилась.

Тут вошла учительница, и спросила

- Роуз, ты ничего не забыла?

- Нет, я сделала домашнее задание! – И приготовилась его сдать.

- Нет, тебе чего-то не хватает!

Меня отправили к директору, потом вызвали родителей. Школьная администрация поняла, что я упряма, родители на моей стороне, и не стали меня выгонять. Разрешили ездить на скейте, а не на фальшивых ногах».

Когда ей исполнилось 16, отец купил ей машину, и ее приспособили под полностью ручное управление. Рычаг ускоряет или тормозит машину.

Он опустился передо мной на колени

Розмари познакомилась с будущим мужем Дейвом Сиггинсом на работе. Дейв работал в магазине запчастей, Роуз – в автосервисе. Сначала они подолгу разговаривали по телефону, шутили, даже флиртовали.

«Однажды мне по работе надо было приехать в магазин запчастей, где работал Дейв. Я подъехала к прилавку, и обратилась к продавцу. Объяснила, что мне было надо, он мне помог. Я подумала, что голос мне знаком. Продавец вышел из-за прилавка, присел на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне – так мы и разговаривали.

Он ни разу не посмотрел на меня так, как таращатся обычно, пытаясь понять, что же такое со мной. Когда мы разобрались с делами, он пригласил меня пойти после работы в кафе. Конечно же, я согласилась!»

Он очень понравился Роуз, и они стали дружить. Дейв был для нее больше, чем просто друг, но она не могла сделать первый шаг сама. И первый шаг  сделал Дейв. Не просто первый шаг, а предложение в эфире государственного телевидения. Он застал Роуз врасплох: конечно, она втайне надеялась, что Дейв может сделать предложение, но не думала, что это может произойти наяву и тем более в телеэфире.

Дейв:

«Никто меня не спрашивал – почему ты с ней, что ты в ней нашел? Неужели не смог найти себе никого получше – ничего подобного! Просто не было таких вопросов.

Я познакомил ее с мамой. Она спросила – как ты справишься?

- С чем?

- С ее неполноценностью?

- А что с ней такое?

- У нее же нет ног!

- Я и не заметил!

- Когда мы решили пожениться, я пошутил, что она не сбежит из под венца, потом что не на чем сбегать (в англ. – серьезно сомневаться = to get cold feet – букв. – замерзли ступни)».

Роуз:

«Я не мечтала о прекрасном принце, который увезет меня на белом коне, и мы будем жить в огромном замке, и у нас будет трое прекрасных детей… Но я думала, что, может быть, я и выйду замуж, ну не могу я быть уж такой ужасной… Может, кому-то и понравлюсь…»

Самая большая проблема – бестактность окружающих:

Роуз:

«Люди глазеют. Дети, взрослые – примерно одинаково. Просто дети меньше скрывают, как они на тебя таращатся…»

Дейв и Роуз поженились.

У Роуз была белая блузка, отец нес букет невесты. Родители плакали от счастья.

С такой болезнью еще никто не рожал!

Однажды Роуз поняла, что беременна. Ни одна женщина с болезнью, как у Роуз, не рожала. Ей предстояло или стать первопроходцем, или умереть.

 «Мы всегда хотели детей. Но я боялась обращаться к врачам, боялась, что запретят. Мама моя – очень верующая – всегда говорила: «Если Бог захочет – он обязательно даст ребенка».

Врачи боялись брать Роуз на учет, многие склоняли ее к аборту. Было непонятно, будет ли ребенок здоров. Роуз заговорила об этом с мужем. Он сказал:

- Что может быть самое худшее? Ну, вот если у него не будет рук, ног, и он не сможет сам думать. Ты прервешь беременность?

- НЕТ! Это живой человек, он растет внутри меня. Это часть меня. Если Бог захотел, чтобы я родила этого человечка, я так и сделаю. И все, хватит об этом думать!

Сейчас Роуз даже удивляется такой постановке вопроса:

«Подумайте, если бы моя мама сходила на узи, и ей бы сказали – у вашей дочери проблема с ногами, едва ли у нее будет нормальная жизнь – меня бы тут сейчас не было».

Большую часть времени врачи обращались с Роуз как с инопланетянкой. У всех была реакция – смотри, ты и так ненормальная, а теперь у тебя будет еще это…

«Я была беременна впервые. Я думала, что будет больше помощи. Я пошла к одному врачу, и он так на меня посмотрел. Нечто вроде – о да, ты попала. Как это тебя только угораздило?!»

Единственный врач, который согласился вести беременность Роуз, был доктор Волфсон.

«Эта пара и особенно мать решились на беременность, и женщина приносит в жертву свою жизнь, потому что никто не знает, что будет. Никто до Роуз не проходил через это. Я с самого начала сказал, что она может умереть».

Ребенок был здоров. Рассказывает Роуз:

«Однажды, когда мы делали узи, врач перечислял мне все части тела ребенка. И тут он произнес слово «бедренная». Я сразу же спросила, что это, и можно ли это вылечить. Тогда врач сказал, что это кость ноги, и что у малыша обе на месте. Я спросила, в норме ли ноги малыша, а врач сказал, что малыш ими пинается! Я была так поражена этим – мой ребенок может быть нормальным! Я готова была принять от Бога любого ребенка – здорового или нет».

Главный риск – легкие. Врач боялся, что если ребенку не будет хватать места, он может податься вверх, а это значит, он повредит всю дыхательную систему матери.

Вторая проблема – кесарево. Ребенок лежал поперек, то есть кесарево надо было делать через всю полость – как делали в 19 веке.

Мать Роуз присутствовала на родах, и Роуз строго сказала ей: «Если вдруг будет так, что будет малейший выбор, не переживай за мою жизнь – выбирай Люка! Только думай о ребенке».

Надо пересчитать пальчики

Кесарево сечение было полостным и очень трудным, но в итоге родился совершенно здоровый малыш! Когда Роуз впервые привезли к нему, она не могла поверить в то, что он здоров:

«Я проснулась, и и помню, какой у меня был воспаленный живот. И я сразу вспомнила: «Малыш?!». Я развернула пеленку, смотрела на его ножки, и я помню, как я считала его пальчики на ножках. Насчитала 10 пальчиков – да, он целый! Все хорошо. Все будет хорошо!

Я не думала, что у меня могут быть дети. И особенно я не мечтала даже, что у меня может быть здоровый ребенок.

Сейчас Люку уже 12.

«У Люка большие успехи в футболе, я им очень горжусь. Постараюсь его сфотографировать на игре, правда в 12 лет они не очень-то стараются позировать для мамы».

А еще Люк отлично катается на скейте (мама научила) и на коньках (тут он уже сам учил мать – прикрепил к ее скейту коньки и вывез на каток).

Вскоре в их дом пришло горе.

Когда Люку не было еще двух, матери Роуз поставили рак в последней стадии. На ней была вся семья – отец с болезнью Альцгеймера и умственно неполноценный брат. Она укрепляла, поддерживала всю семью. Она скрепляла семью, вела хозяйство, поддерживала всех. Ее смерть была колоссальным ударом.

Мамы – они навсегда

Роуз переехала в родительский дом после смерти матери. Теперь на ней была забота о четырех мужчинах – отце, муже, сыне и умственно неполноценном брате.

«Многие спрашивают – как ты это делаешь? Просто делаю. Бог велел моей матери не бросить нас, и я теперь не могу бросить».

«Инвалиды часто считают, что жизнь им что-то должна. А я росла с чувством того, что никто тебе ничего не должен! Вот все, что у тебя есть – живи! Вставай! Делай! Ищи силы! Не сиди, не реви, как все ужасно. Да, жизнь иногда отвратна, но надо все расставлять по местам.

Будьте позитивными. Хватит искать только негатив».

Джим – брат Роуз –  так и не смог примириться с переездом Роуз домой: он уходил из дома, его разыскивала полиция. В итоге, когда опека пригрозила забрать Люка от семьи, было решено воспользоваться программой реабилитации инвалидов. После отъезда Джима жизнь пошла легче. И скоро Роуз обнаружила, что ждет второго ребенка.

Вторая беременность

«Моя вторая беременность была не такой легкой, как первая. Я почти всю жизнь живу с болью, но тут было особенно тяжело, все время было кровотечение, было трудно дышать, организм словно сопротивлялся новой беременности. Через несколько месяцев мне прописали постельный режим. Все по дому пришлось делать мужу.

Я спрашивала у Бога – не захотела ли я откусить слишком большой кусок, больше, чем мне положено?»

Роды были нелегкими, кесарево сечение делали по месту первого шрама. Когда девочку извлекли, она не дышала. Ее пытались привести в чувство разными способами, и после нескольких безуспешных попыток она сделала первый вздох.

Когда с ребенком было все хорошо, врачи смогли заняться Роуз: были выявлены главные проблемы беременности – врачи удалили желчный пузырь и аппендикс.

«Я была так рада, что мне было плохо не из-за беременности, не из-за проблем у малыша, но из-за моих собственных органов!»

11 января 2006 года родилась Шелби Сесилия Сиггинс.

«Нас выписали, и началось трудное время. У меня все болело, я с трудом двигалась, и все больше меня накрывала депрессия. Я лежу такая беспомощная, и даже не могу взять ребенка покормить – мне кажется, что из меня вывалятся все внутренности».

Вставай!

Однажды Роуз приснилась мама. Она была недовольна, что дочь ничего не делает и так бережет себя:

«Я тебя не так воспитывала! Ты должна вылезти из кровати, начать жить и выполнять свои обязанности!»

И Роуз начала понемногу передвигаться, вылезать из постели. Кормить и качать дочку.

«Я была очень близко к черте смерти. И оно того стоит. Если мне еще раз надо будет сделать выбор между смертью и ребенком – я не буду сомневаться ни минуты!»

Через год Роуз похоронила отца.

«Я должна продолжить жизнь с того момента, когда она закончилась, когда я вернулась домой заботиться об отце и брате. Поэтому передо мной сейчас стоит вопрос – какой я хочу стать теперь? Когда совсем выросла».

Красивая история, правда? Но за такой историей о своеобразной Золушке – совсем не радужные дни.

Трудно с детьми – Роуз боится, что из-за ее болезни другие дети могут смеяться над Люком и Шелби.

«Дети бывают жестокими».

Роуз старается знакомиться с друзьями своих детей и рассказывать им, что с ней произошло, как она может ходить и почему она совершенно нормальная мама (Да, представьте, взрослая женщина регулярно проводит разъяснительные беседы с пятилетками…)

На Роуз глазеют все и везде. Прийти в людное место – всегда испытание: хватит ли у нее стойкости выслушать все вопросы и перетерпеть все любопытные лица.

У Роуз медленно сдают руки.

«Руки ведь не приспособлены к тому, чтобы ходить. С возрастом мне все труднее ходить на руках. Все непомернее нагрузка на суставы».

Но Роуз встает каждое утро, Роуз продолжает жить, Роуз за каждый день благодарит Бога.

Я вот все думаю, почему мы решили, что знаем, что такое красота. Вот мы решили, что красота – это 90-60-90 и верим в это. И женщины пытаются себя запихнуть в эти стандарты красоты…

Ведь есть же еще красота внутри… Знаете, какой себя можно сделать красивой внутри?! Такой, что все будут тебя помнить – вот такой красивой внутренне можно стать. Я очень стараюсь….

Подготовлено по материалам: страница Роуз Сиггинс в Facebook, Передача Extraordinary People (2005, UK)

Анна ДАНИЛОВА

Переглядав те да се і натрапив на цей ролик... А так як був на тому концерті, передивився ... І вам пропоную, якщо маєте час...
http://maydan.com.ua/ukr/video/gajdamaky_band/

"...а во главе государства ...  стоял хам и недоучка. Он и
команду себе такую набрал. Вся так называемая элита состояла из хамья,
грабителей и убийц. У нас в языке очень много уголовной лексики, вся
культура пропитана хамством...."

Цікаве інтерв'ю... Актуальне...Тому ще раз рекомендую..
Протоиерей Димитрий Смирнов: «Молодежь, включайте голову!».Бо рухаємось в тому ж напрямку з прискоренням...
http://blog.i.ua/community/2101/809965/

Ірина пропрацювала гінекологом в містечку Зінтан в західній Лівії останні років десять. Сама вона родом з Харкова. Крім неї в зінтанському  госпіталі було ще 16 лікарів з України, Бангладеш і Північної Кореї. Самі лівійці займали в основному адміністративні та керівні пости. У лютому Зінтан став одним із центрів заколоту проти режиму Каддафі. Тяга лівійців до свободи Ірину дратувала: «Погано виховані підлітки почали палити шорти (поліцію), грабувати військові склади, а коли в них почали стріляти у відповідь, заголосили, що озвірілий Каддафі вбиває лівійців. А якої відповіді вони хотіли? ». Як і більшість висококваліфікованих і високооплачуваних гастарбайтерів з України, вона була прихильницею полковника. Її лівійські колеги, повагавшись спочатку, чию сторону взяти, при збыльщенны успіхів повстанців визначилися: вони за іслам і демократію, проти тиранії і корупції. Це було не єдина і навіть не головна відмінність лівійських медиків від українських. Лівійці, визначившись з політичними пристрастями, взяли сім'ї та вирушили в безпечний Туніс, залишивши госпіталь на піклування іноземних колег. Це було розумно. У той момент сили, лояльні Каддафі, перейшли в наступ, їх артилерійські позиції стояли в 20 кілометрах від Зінтана і обстрілювали місто з «градів». Українські лікарі нерозважливо залишилися лікувати людей і вважали, що коли за день привозять до 60 поранених, - їхати не можна. Нагадаю, поранених вони вважали баламутами, але лікували, лікували, лікували. Що поробиш, етика нашої медичної школи забороняє домішувати політику до професії і залишати хворого без допомоги. Довгий час зінтанській госпіталь був єдиним в тій частині західної Лівії, яку контролювали повстанці. Керівництво заколотників, зрозуміло, знало про нелояльність іноземних лікарів, але все одно рахувалися з ними, при можливості виплачували зарплату хоча б частково, постачали продуктовими пайками з прибулої гуманітарки. Почасти це було повагою і вдячністю за те, що їх не кинули у важкий момент, почасти прагматизмом : до літа загальний рахунок поранених зінтанців  підібрався до тисячі, якби лікарі не залишилися в Лівії, як мінімум половина поранених б померла. Госпіталь вважався відносно безпечним місцем: під час обстрілу на його територію заганяли військову техніку заколотників. Ірина стала до повстанського керівництву і зажадала прибрати з території  лікарні все військове і більше ніколи не користуватися шпиталем як укриттям: - Ви чого прагнете? Хочете, щоб по нас цілеспрямовано били? - Не хвилюйтеся так, дохтура, ми все приберемо, ви праві. - І перестаньте використовувати склад медикаментів для зберігання патронів! - Закріплювала свій успіх Ірина. - Звідки ви знаєте про патрони? - Неважливо, раз я змогла дізнатися, рано чи пізно про це дізнаються каддафісти! Налякане її напором начальство не тільки прибрало з госпітального двору свої пікапи з кулеметами, а й зафарбувало на бетонному паркані госпітальному всю повстанську символіку, якої у перші дні повстання розписали все, що можна і не можна. У травні каддафісти перший раз вдарили градом по госпіталю. Снаряд впав у дворі, висипалися шибки, злетіли з петель двері, жертв не було.Ірина села в свою машину і погнала прямо на позиції каддафістов. Вона наштовхнулась на передовий загін. Представилася, показала документи і зажадала зустрічі з командиром. Здивований начальник з'явився подивитися на диво дивне - скандалячого лікаря з бунтівного міста. На нього Ірина наїхала рівно так же,  як до того на керівництво заколотників: - За яким правом ви обстрілюєте госпіталь? Колимені це розповідали, я чекав, що далі піде команда «затримати», «розстріляти» і чудова історія про те, як Ірина уникла неминучої смерті. А що я повинен був думати? Лікар з села, що знаходиться під контролем бойовиків, вимагає залишити в спокої лікарню, де лежать ці самі бойовики? Але комбат-каддафіст не став розстрілювати дохтура заколотників. Він став виправдовуватися: - Повірте, команди стріляти по госпіталю у нас немає, але «Град», знаєте, зброя не снайперське. Постараємося надалі бити подалі від вас, щоб до вас не залітало. Той снаряд був першим і останнім, що впав на госпіталь. Так, у Іри бійцівський характер і загострене почуття обов'язку і  справедливості, але одна справа конфліктувати з начальством кожної зі  сторін, які, як до них не стався, люди відповідальні і розуміють, що у будь-якого їх кроку є наслідки, і зовсім інше ... Сталася в зінтанському  госпіталі історія. Молодий хлопець привів до гінеколога свою дружину. Хлопець був з найпростіших, з усіма родимими плямами лівійської глухомані. Він, зрозуміло, хотів, щоб його дружину прийняла жінка, але лікарі жінки всі були в цей час зайняті. Їм довелося йти до чоловіка. - На що скаржитесь? Ситуація, коли його дружину чужа людина розпитує про проблеми такого гатунку, здавалася хлопцеві верхом приниження: - Ти її не питай, я сам на всі твої питання відповім. - Не ти ж хворий, йди посидь поки в коридорі, - природно відреагував лікар. Хлопець схопився, врізав доктору і вибіг, тягнучи за собою дружину. Лівійське госпітальне начальство і викликана поліція робили вигляд, що до кінця не розуміють, що сталося. Лікарям співчували, хлопця засуджували, ніяких заходів не вживали. - Нехай хоча б вибачиться! - Вимагали лікарі. - Ну він же герой цієї війни! Ну хто буде тиснути на нього? Він же не вбив не покалічив, - відповідали їм. До ночі українські лікарі зібралися на раду і вирішили, що таке залишати не можна. На наступний день Ірина поїхала парламентарієм у Військова Рада Зінтана: «Ми не вимагаємо його крові, не треба його садити. Але якщо він не прийде, не вибачиться, то всі ми збираємо речі і їдемо в Туніс ». У той же день забіяку забрала поліція, а на наступний день він покаянно  з'явився в госпіталі: «Вибачте, заради Бога, сам не знаю, що на мене  найшло». - Місто-то маленьке, всі один одного знаємо, з усіма на вулиці стикаємося постійно, і з ним так само, - згадувала Ірина. - Він на мене дивився, як побита собака, я йому «Салам алейкум». Він аж засяяв, що ми зла на нього не тримаємо і сприймаємо його знову як нормальної людини, а не ігноруємо. Крім поранених повстанців в госпіталі була палата, де лежали поранені каддафісти, що потрапили в полон. Українські лікарі не тільки лікували їх, а й виконували при них обов'язки  санітарок і медсестер, оскільки лівійський молодший персонал саботував  свої обов'язки, коли справа стосувалася полонених. Охороняв полонених Старий Музбах, старий, який прославився хоробрістю в боях з каддафістамі на початку війни. Одного разу він зібрав будинку старий одяг і приніс полоненим, у яких не було нічого, крім закривавлених лахміття. Кожен день Ірина підходила до Музбаха і улесливо говорила: «Ти не тільки найхоробріша в Зінтані людина, але і самий благородний, благородство завжди видно по відношенню до полонених». Музбах розквітав і ще більше намагався потрясти  дохтура. Ірина поволі рулювала старим воякою: «Дивись який солдатик молоденький, шкода, калікою залишиться, йому ж потрібна платна операція в Тунісі». Музбах випинав груди: «Не хвилюйся, дохтура, ми з ними вороги, по-друге, а по-перше, ми всі лівійці», видавав полоненого за свого  родича-революціонера і відправляв його в туніську приватну клініку. Операції для повстанців там оплачувало НАТО. * * * Мене поранили в передмісті Тріполі 21 серпня. Нога бовталася на смужці шкірі та залишках розкиданих м'язів. «Нетиповий випадок, - сказав італійський лікар-доброволець під час первинної  перев'язки, - зазвичай такий калібр відразу відриває ногу». Як і всі поранені в цьому регіоні, я потрапив в зінтанській госпіталь. Лежав на каталці в коридорі (поранених все привозили і привозили, місць не  було) і чекав, коли звільниться хірург (волонтер - єгиптянин). Він належав до британської медичній школи і, оцінивши характер поранення, приймав рішення, суворо запропоноване медичним протоколом. Я розумів, що в моєму випадку запропонована ампутація, і намагався не думати, що до ранку в мене буде менше ніг, ніж було. На цій каталці мене і знайшла Ірина. - Відріжуть, як думаєш? - Запитав я в нереальною надії почути «ні» і почув: - Все б вам, молодим, різати! «Добре слово і кішці приємно», - подумки підсумував я. Я розумів, що мене заспокоюють. Я помилявся. Насправді Ірина після цієї розмови пішла шукати судинного хірурга - теж  добровольця-єгиптянина, який прибув в Зінтан всього-то днем раніше,  потім вона вмовляла обох єгиптян не різати, а пришивати. Коли мене привезли в операційну, вона сама встала замість асистуючої операційної сестри. Усього цього я тоді не знав. Коли я на світанку прийшов у себе в палаті інтенсивної терапії, вона була поруч. - Відрізали? - Я ж тобі ще вчора сказала, що пришиють. - Брешеш! Іра підняла простирадло. У мене було дві ноги! Поранених все везли й везли, після операції клали вже не в палати, а на матраци в коридорі, літали мухи, смерділо чимось вже неживим. До вечора Ірина розпорядилася перевести мене в її будинок, що знаходився на території госпіталю. У її вітальні на дивані я і провів наступні два тижні, поки мене не евакуювали з Лівії. На торшері висіла крапельниця, вона вдавалася з чергувань, щоб винести «качку», після чергувань, за які інший раз робила декілька непростих операцій на зразок кесаревого розтину, вона починала перев'язку ноги, з якої стирчали на всі боки сталеві штирі. Процедура займала більше години і вимагала допомоги асистента. Готувала, брала численних моїх колег, які приїжджали провідати пораненого: росіян, татар, греків, арабів. Відповідала замість мене на листи, які приходять мені по інтернету. Коли мене відвезли доліковуватися в Австрію, вона щодня телефонувала: «Як там нога, яка стала вже наша», вимагала, щоб австрійські світила відписувалися їй про хід лікування, змушувала надсилати фото рани і  рентгенів, а потім харківські травматологічні знаменитості, поставлені  нею на вуха , видавали австріякам свої рекомендації: «Ці буржуї насобачились на гірськолижних переломах, а по кульових наші кращі». * ** Нобелівська премія миру, річ проста і політична. Цього року нагороду отримали одразу три жінки. Елен Джонсон-Серліф - президент Ліберії. Про інших двох - ліберійке Лейме Гбові і йєменка Таваккул Карман - ніхто до того нічого не знав. Що значить «ненасильницька боротьба за безпеку жінок і за їх право на участь в побудові світу»? Елен Джонсон-Серліф, якби не пів, була б класичним африканським політиком: Гарвард, робота в ліберійським мінфіні (де її звинувачували в розкраданні 3 мільйонів доларів), при диктаторі Самюелі Доу була  міністром, потім встала на бік іншого диктатора Чарльза Тейлора, який  боровся проти Доу. Стала президентом країни з другої спроби. На відміну від двох своїх попередників, перша жінка-президент в Африці не  відзначилася особливою особистою кровожерністю, напевно, для  африканського президента це достатньо, щоб отримати премію миру. Її землячка Лейма Гбові з «групи жінок, що моляться і співають на рибному  ринку» сколотила «Рух за мир» і «чинила тиск на воюючі сторони»,   організовуючи акції «мовчазного протесту». Навіває асоціації з комедією Арістофана «Лісістрата». Напевно, нобелівським комітетчиками теж навіяла: тактика давньогрецької  иіротвориці була успішною, так чому ж не відзначити її сучасну африканську репліку премією? Таваккул Карман відома тим, що вже шість років очолює «Рух жінок-журналістів без кайданів», регулярно бере участь в антиурядових акціях, за що її періодично заарештовують. Судячи з останніх подій в Ємені, антиурядові акції там ефективні: залікувавший рани, отримані при мінометному обстрілі президентського палацу, глава Ємену Алі Абдалла Салех заявив, що йде у відставку. Безумовно, Ірина, як і ліберійська «Лісістрата», - за мир. Професія в неї така: лікар повинен зберігати життя, коли війна їх забирає. Різниця між ними в тому, що в однієї «мовчазний протест», а в іншої дуже навіть гучний! Не знаю, що і кому конкретно дало мовчання Лейми Гбові, а галасливий протест Ірини рятував «чисто конкретні» життя. Повстанців, каддафістов, журналістів ... «Невідома» «Лісістра» в 2007-му отримала Гарвардську блакитну стрічку, премію Грубера, премію «Профілі мужності». Коли я зателефонував Ірині: «Можна я про тебе напишу», то почув категоричне «Ні!» З цієї причини вона тут без прізвища ... Є в цьому якась особлива, «нобелівська» різниця ... ____________________________________________

Орхан Джемаль Спеціальний кореспондент газети «Известия». Закінчив Московський геологорозвідувальний інститут. Працював у газетах Вечірня Москва, Вечірній Кур'єр, Независимая газета, Нова газета, Версія. Засновник і виконавчий директор Агентства журналістських розслідувань «Слідчий комітет» при Спілці журналістів РФ. У 2003 році був визнаний «кращим журналістом світу в жанрі « Travel ».

Прочитано на http://www.pravmir.ru/ruki-i-golova-ili-zachem-nam-trud/ Руки и голова, или зачем нам труд

Протоиерей Андрей Ткачев

Хитро создан человек. Нет в нем ничего локального, отдельного, обособленного, но все друг с другом связано, включено в цельное единство.

Механистическое мировоззрение Нового времени разбирает человека на запчасти и  занимается каждой частью в отдельности: отдельно образование, отдельно здоровье, отдельно дела амурные и т.д. А вот седая древность знала иные подходы.

Было людям, давно и всюду, известно, что, например, здоровье зависит не столько от питания, сколько от мыслей и воспитания. Что почки болят у труса, а печень – у завистника.

Связана в любом обществе религия с экономикой, хотя многие в упор этого замечать не хотят.

Связана культура с экологией. Короче, связано все со всем, и прослеживание этих тонких и сложных переплетений делает человека иногда испуганным, но со временем –  рассудительным и осторожным.

Мне было и удивительно, и поразительно, и интересно узнать, что умственное развитие маленького человека напрямую зависит от мелкой моторики пальцев. То есть человечек будет неправильно, заторможено развиваться, медленно думать и плохо говорить, если пальчики его не будут вовремя научены застегивать пуговицы, лепить из пластилина, строить домики из кубиков.

Казалось бы, где пальцы? Где мозги? Где членораздельная речь? Что между ними  общего? Но все переплетено и связано взаимной зависимостью.

Связь  между руками и головой не прекращается и у взрослых. Монаху легче читать краткую молитву, перебирая четки. Работа пальцев – не каприз, а насущная необходимость. Монотонный труд часто может быть удобно соединен с молитвой, и человек может приспособить работу сердца и ума к чистке картошки или вскапыванию грядок. Любую беду легче пережить, трудясь. Это знали женщины, отправлявшие мужей на войну, терявшие сыновей. Не сойти с ума им помогал постоянный, часто нелегкий труд.

Можно вспомнить японцев, успокаивающих нервы перекатыванием в ладони гладких шариков. Можно вспомнить еще много кого… Но пора вернуться к кубикам, пуговицам и пластилину.

Наше время любит деньги, ценит мозги и пренебрегает  потом и мускульными усилиями. Мускульные усилия «канонизированы» только в пространстве спортзала ради сексуальности и вечной молодости. В остальном, связь между физическим трудом и умственным развитием не прослеживается, не утверждается, не культивируется.

Юных дарований готовят к важным общественным ролям перекармливания их различными интеллектуальными продуктами. Лучшие учебные заведения, лучшие репетиторы, лучший подбор предметов и преподавателей. А у молодого  поколения все равно все чаще в виде некоего родового признака  наблюдается потухший взгляд, отвисшая нижняя челюсть, непомерные  претензии к жизни и, одновременно, недетская усталость от нее. Плюс – заторможенная, бедная речь, достойная древнего каторжника, более смахивающая на арго по скудости словарного запаса.

Эти черты можно усмотреть и среди «мажоров», и среди простых. Эти черты «размазываются» по молодежи, поскольку дышат они, и дети бедных, и дети «припудренных», одним и тем же нездоровым воздухом современных господствующих идей.

Этот спертый мысленный воздух стоит разрядить и освежить молнией здравого смысла.

Вспышка! Ба-бах! Гром раскатов над головой. Присаживайтесь на корточки, слабонервные дети века 21-го, и креститесь от страха.

Гром прозвучал и в его раскатах явно звучит: «нужно трудиться!». Это и есть ионизирующие и освежающие слова. Нужно трудиться.

Трудиться нужно не потому, что труд из обезьяны сделал человека. У нас нет желания воскрешать марксову догматику и энгельсовский  метафизический бред. Более того, мы знаем, что труд бесконечный, труд  рабский, унизительный и изнуряющий иногда способен совершить обратное  чудо, «анти-чудо». Он способен превратить человека в животное. Причем, скорее в животное вьючное, забитое, а не в обезьяну.

Труд нужен для того, чтобы радоваться. Ангел, при всей чудесности своего светлого существования, не может опытно познать радость плотника, держащего в руках своими руками добротно сделанную вещь, например, журнальный столик. Между тем радости ангельские – восторг славословий, сладость молитвы – в некоторой мере людям доступны.

Дачто говорить! Воплотившийся Господь держал в руках и долото, и рубанок. Одна эта мысль способна превратить работу в праздник. Итак, трудиться  нужно, чтобы радоваться.

Вкуснее всего уха, сваренная из тобою же пойманной рыбы. Вкуснее всего помидор, сорванный с тобою вскопанной грядки. Меньше всего ты захочешь топтаться по клумбе, которую сам же разбил, или плевать на пол, который только что вымыл.

Труд дает радость и чувство ответственности. Адаму для того и была дана заповедь о возделывании сада, чтобы он, будучи царем, ощущал  ответственность за свое царство.

Бить витрины и жечь чужие машины в едином стадном порыве может только то животное, которое ничего не сделало своими руками.

Это животное виновато не полностью. Вместе с ним виноваты те, кто вскормил и его, и еще целые поколения людей либеральной кашкой, социальными  подачками, песенками про то, как человек хорош в своем естественном  виде. А ведь он не хорош. Он дик. В нем дремлет животное пострашнее обезьяны.

Это животное завистливо, агрессивно, жестоко, похотливо. У этого животного бесовское мировоззрение. Ему ничего, как бесу, не жалко, потому что оно, как бес, ничего не создавало.

Они и радоваться не умеют, те, которые ничего не сделали своими руками. Их радость, если и есть, то она бесовски мрачна и требует ночного клуба, оглушающей музыки, наркотических грез. Она бесовская, эта радость. Она  есть ад, который временно представляется раем. Временно, то есть, до попадания туда навеки.

«Мой дар убог, и голос мой негромок», – писал Баратынский. Мне нравятся эти стихи. Мой собственный голос тоже негромок, и им я все же пытаюсь уже давно кричать о том, что мы, христианская цивилизация 21-го века, по многим пунктам скатились ниже многих язычников. Опознав свои болезни, нам нужно учиться у всех, буквально у всех, кто только умнее, смелее, трудолюбивее нас. Так, законы Солона лишали человека права требовать на старости от детей помощи, если этот человек не научил детей никакому ремеслу.

Слушайте,христиане, и не говорите, что вы не слышали. В древнем мире не давали пенсий. Стариков кормили дети, а если дети не были родителями приготовлены к жизни, то старики умирали голодной смертью, и это считалось справедливым.

Примерьте на себя этот античный пиджачок. Это полезно. Представьте, что ваша старость напрямую будет зависеть от плода вашего чрева. Ничему вами не наученный, ваш отпрыск никого, в том числе и вас, не накормит, никому не поможет. Он будет безрадостен и бесполезен. Он будет злобен, завистлив и жесток. И это не теория, которую еще предстоит доказать. Это – реальная жизнь миллионов людей, отравленных ложными идеалами.

Один человек сказал мне однажды, что самые главные предметы в школе – это труд, физкультура и литература. Есть в этих словах известное преувеличение, натяжка. Но есть в них и изрядная доля правды, вернее – указатель верного направления движения.

Двигаться нужно в сторону пользы и радости, в сторону усталости, смешанной со счастьем.

Двигаться нужно в сторону умножения полезных навыков, в сторону неприхотливости и довольства малым, в сторону труда умственного и труда физического.

Это нужно, чтобы не коптить небо, не есть хлеб даром, не воровать, но быть способным на помощь.

Это нужно, чтобы исполнить заповеди. Чтобы знать, что такое радость, в  конце концов. Ведь улыбаться светлой улыбкой может только тот, кто умеет петь хорошие песни. А поется лучше всех тому, кто умеет трудиться, раз  за разом со лба вытирая ладонью пот.

Человек хитро создан, и все в нем связано.