Валерій Гнатюк Жалілася Лисиця Ховрахові, Як важко їй на світі, бідній, жить: Усі її і лають і злословлять, І проклинають на чім світ стоїть. – Я поголосу потерпіла бранка, Невинна жертва збочених пліток, А я, між тим, давно вегетар’янка: Не їм курей, не скубаю качок. Ні гуску, ні куріпку, ні індичку, Помилуй Біг, повік не зачеплю. Жую одну солому і травичку Та соковиту в полі ковилу. Усіх пташок, звіряток і комашок, Немов господар добрий бережу, Люблю всім серцем жаб і черепашок Та з польовими мишами дружу. Ховрах сказав, поглянувши на Лиску: – Звичайно, вірю, лиш не голоси. От тільки пух і пір’я з свого писку Поки ніхто не бачив – обтруси.

 Як можна вірить татю і злодюзі –

Горбатого лиш виправить земля,

Проте у нашій згореній окрузі Такого прийняли за короля.

Сьогодні мій товариш , відомий вам поет Валерій Гнатюк ( http://video.i.ua/user/1803566/40438/192882/ ), надіслав мені цілу низку своїх байок... З його дозволу я і вас хочу з ними ознайомити... Думаю, сподобаються вам...



Раз Муха кепкувала над Бджолою,
Сміялась на увесь свій хоботок:
– Я дуже, сестро, вражена тобою,
Дурна ти, як прибитий колосок.
Від рання до смеркання у польоті:
Шугаєш поміж стебел і квіток,
Без свята й вихідного на роботі,
Гребеш нектар, вишкрябуєш пилок.
І що є сил в свою тягаєш буду
Та мостиш стільники до холодів,
А заздрісні та злі невдячні люди
Присвоюють плоди твоїх трудів.
От я не надриваюсь, не працюю,
Не гну спини і жил своїх не рву,
Де хочу – там літаю і гарцюю:
У власне задоволення живу.
Захочу їсти – ситуацій море,
Завжди знайду, що кинути у рот:
Поцуплю щось у кухні чи коморі,
Впаду у кашу, суп чи бутерброд.
Життя моє – небесна диво-манна,
Солодкий мед, суцільний жирний плюс:
І я завжди весела, сита, п’яна –
І не тужу, не плачу, не журюсь.

Дивлюся на цю збочену країну:
На пасіці жирує імбецил,
А в хаті над Дніпром кагал мушиний
Кепкує з сорока мільйонів бджіл.

Уявімо собі жаркий липневий полудень, московський дворик і внизу три російських мужичка активно б'ють один одного. А зверху спостерігає молодий чоловік відомої національності, дивиться, чекає уважно і в якийсь момент повертається і каже: "Саро, зателефонуй, будь ласка, Мойші. Нехай підвезе бочку з квасом, бо вони скоро захочуть пити".

Я дивлюся на життя навколо і читаю Біблію. Краще було б нікуди не дивитися і читати Біблію. Яка різниця? Дивись, не дивись, все одно нічого нового не побачиш. «Буває таке, що про нього говорять:« Дивись, це нове », але це було вже у віках, що були перед нами» (Еккл. 1, 10)

Хоча іноді прочитане і побачене збігаються, зливаються, і в голові починає гудіти набатний дзвін. Тоді хочеться перехреститися і сказати «Господи, помилуй».
Приміром, Пилат. Він римлянин. Він наївся і мудрості, і влади, але все одно залишився голодним. З'їдене родило в ньому не ситість, але печію. Звідси і його питання «Що є істина?" Пилат скептик і практик. Він боїться імператора, зневажає іудеїв і не хоче зайвої крові. Не бачачи у Христі щось, гідне смерті, він вирішує догодити всім сторонам
конфлікту і каже: «покараю Його й відпущу» (Лук. 23, 22) Пилат думає, що цим биттям Ісуса він вгамує юдейську злість, але замість цього додає  Господу ран. Господь іде на Розп'яття вже понівеченим, спотвореним. Це плоди пилатового «милосердя». Хотів врятувати, але замість цього додав мук і не врятував.

Вся римська цивілізація така. Всі законники такі. Вони хочуть вас врятувати, але замість цього мучать фізично і морально. Хочуть зробити вас здоровими, насильно роблять щеплення, але замість здоров'я випадково вбивають вас або роблять калікою. Хочуть покрити хаос життя бронею законів, але попутно перетворюють повсякденність в паперово-бюрократичне пекло, і ти життю не радий,  збираючи незліченні довідки про те, що тобі потрібно довідку.

Якщо цивілізація законників побажає всіх обдарувати щастям, то людей, які не бажають отримати пайку щастя згідно затвердженої черги, чекатиме кийок і водомет, табірна баланда та колючий дріт. Пилатова цивілізація, одним словом.

Або ось ще. Слова Христа про молоде вино і старі міхи ніколи особливих труднощів у мене не викликали. Звичайно, тільки на рівні розуміння, а не втілення. Здавалося все зрозумілим. Вино - благодать, міхи - людське єство. Якщо міхи неміцні, то вони вина не втримають, бродіння порве старе вмістилище. Так і благодать вселяється в оновлену, попрацювавшу над своїм виправленням людину. Інакше вона загине від надлишку Божественної сили в собі.
Слова про вино і міхи Христос виголосив у зв'язку з питанням фарисеїв, чому Його учні не постять. (Див. Мт. 9, 14-17) Але там же говориться і про латку, а ці слова я вже ніяк не міг зрозуміти. «До одежі ж старої ніхто не вставляє латки з сукна сирового, бо збіжиться воно, і дірка стане ще гірша.».

Старий одяг - це все та ж стара, смертна, немічна природа. «Латка» - це благочестиві заняття і вправи, покладемо - пост. Незрозуміло тільки одне - навіщо віддирати латку від одягу? Яка логіка в цьому віддиранні? Те, що при віддиранні нової латки від старого одягу ми ризикуємо зовсім знищити одяг, очевидно. Але ж латки не пришиваються з метою їх потім віддерти.

Згадати ці слова довелося несподівано. По телевізору жували жуйку звичну про транші МВФ. І тут я подумав, що транші - це гроші, які потрібно потім віддавати. Тобто це латка з міцної тканини, яку на час пришивають до дірявої вітчизняній економіці. А потім латку доведеться повернути. В Євангелії написано, що «дірка стане ще гірше».

Звичайно, не про фінансові проблеми країни-тінейджера написано у вічній Книзі. Але логіка подій збіглася з логікою Євангелія до непомітності. Головна думка може бути виражена доброї дюжиною метафор. І «не наливають воду чисту в стакан брудний». І «наповнення дірявого судини по марності схоже на пекельне покарання». І «скільки жадібному не дай, йому все мало». І навіть «скільки вовка не годуй, він все одно в ліс дивиться».

Головні проблеми в нас у всіх всередині. І в окремих особистостей, і у країн і народів. Доки внутрішні проблеми не вирішені або навіть не стоїть питання про їх рішення, зовнішні благодіяння ніяк не допоможуть. Внутрішні вади перекреслять все те хороше, що у вигляді латки до нас пришивають і приклеюють зовні.

Я дивлюся навколо і читаю Біблію. Крім телевізора дивлюся у вікно. Крім читання згадую побачене і почуте.

Пам'ятаю, якось після Хрещення в одній сільській хаті сиділи за столом і говорили «за життя». Як водиться, скаржилися. Грошей не вистачає, звичаї зіпсувалися, майбутнє покрито мороком.

Яким то чином розмова торкнулася перебування євреїв у Єгипті. Там вони будували єгиптянам міста для запасів. Коли Мойсей, отримавши від Бога веління вивести Ізраїлю з рабства, звернувся до фараона з проханням про дозвіл принести Богу в пустелі жертву,  фараон відповів дуже оригінально. Він велів слугам: «Не давайте більше народові соломи, щоб робити цеглу ...  нехай вони самі ходять і збирають собі соломи, а цегли накладіть на них
призначене число ... і не зменшуйте. Вони нероби, тому кричать : " Ходім, принесемо жертву Богу нашому". Дати їм більше роботи, щоб вони працювали і не займалися пустими промовами »(Вих. 5, 6-9).

Згадавши цю тему і ці слова, тоді ж за столом вирішили, що краще не скаржитися. Всі фараони схожі один на одного, всі мислять схожими категоріями. Не приведи Боже, спаде на думку чергового фараона, що нам і так занадто  добре живеться, і він нам придумає що-небудь, щоб життя медом не  здавалася. Думка була визнана глибокої, і її проголошення привітали тут же гучним дзвоном келихів і чарок.

Краще дійсно трохи менше скаржитися. Як би не здавалося життя важким, його завжди можна ще погіршити. Краще повторювати слідом за Златоустом: «Слава Богу за все!»

І життя сучасна розвивається в повній відповідності з логікою фараона: Вони нероби. Дати їм більше роботи, щоб вони працювали і не займалися пустими промовами. Вічно бігаючий, вічно втомлений, не стільки фізично, скільки душевно  стомлений чоловік, напханий проблемами і думками про проблеми, він і  справді схожий на фараонова раба. Його свідомістю маніпулюють, його спині не дають розігнутися, йому ніколи принести Богу жертву.

***

Я розгортаю свіжий номер газети і просто впевнений, що знайду на її сторінках хоч щось, за змістом пов'язане зі змістом Біблії.

Протоієрей Андрій Ткачов

Новый рассказ известного писателя, автора книг «Плачущий ангел» и «Преодоление» священника Александра Дьяченко.

Зимой, как только похолодает, прилетают синицы. Весь год они обитают где-то там у себя в лесу, а зимой возвращаются к людям. Матушкиным иждивением на лоджии устроена большая кормушка, и из ближайшего леса не прекращается в нашу сторону живой поток из синиц и воробьёв.

Однажды шёл я по улице рядом со своим домом, посмотрел к себе на окна и поразился, как много у нас собирается птиц. Вообще, это и не  удивительно, лес-то рядом, через дорогу.

Я люблю смотреть на деревья, особенно зимой, когда берёзы и ивы стоят покрытые инеем, а огромные ёлки становятся такими дремучими.

Синичка хватает семечку и летит с ней на ветку. Не пойму, что она там с ней делает, клюёт или прячет? Пробовал замечать птичек — не  получается, все они на одно лицо, или лучше сказать, на «один клюв». Зато как они потешно ведут себя у кормушки. Среди них есть такие  забавные, точно люди. Сядет синичка на краешек кормушки, и давай  крылышки топорщить, мол, я здесь самая главная. Уже и места матушка  устроила предостаточно, чтобы никто не толпился, подлетай и клюй. Но  нет, загораживает собой кормушку и всем своим видом заявляет -  моё. И  не хочешь, а улыбнёшься. Зайдёшь на кухню чайку попить, смотришь на них, и душа отдыхает.

Утром с рассветом они уже тут как тут, семечки из кормушки сметаются в пять минут, а потом синички начинают высматривать хозяев. Стоит им  только заприметить в окошке твой силуэт, сразу начинают биться в стекло и пищать:

- Эй, кормилец, семечек подсыпь!

А дверь на лоджию откроешь, стайка бросается врассыпную и улепётывает во все лопатки. Мол, как они меня боятся, как боятся! А сами рассядутся сверху и наблюдают. Я же вижу их маленькие любопытные головки с блестящими чёрненькими глазками.

Ну, как их не любить, этих чудесных малюток, таких невесомых и беззащитных? Возьмёшь птичку-малышку в руку, а она ничего не весит.

На днях прямо на наших глазах хищная птица, мгновенно обрушившись на пирующую братию, сбила одну синичку. Главное, все почувствовали опасность и разлетелись, а эта сидит себе, клювиком вертит. Уже даже матушка не выдержала, и кричит ей:

- Не будь так беспечна! Хватай семечку и лети, иначе тебя саму сейчас схватят!

И вот он, ястребок, тут же появился. Накаркала матушка, я ей так и  сказал. А она чуть не плачет, выбежала на лоджию, взяла маленький  пушистый комочек в руки, дует на него, пальчиком гладит. Синичка вдруг ожила и упорхнула с ладошки, точна матушка волшебник, оживляющий маленьких птичек.

***

Человек — существо необыкновенное, если в душе его свет, то этот свет ощущается всеми, не только птичками, но даже и совсем маленькими  насекомыми. Помню, отпевал одного старого-престарого майора ВВС.

На другой день после похорон его дочь пришла в церковь и стала рассказывать мне об отце. Удивительно, как много может вместить в себя  человеческая жизнь. Во время службы они переезжали из одного гарнизона в другой, и везде отец сажал сады. Казалось бы, человек такой немирной профессии, лётчик-истребитель, впоследствии по ранению списанный на землю — и сады. Но, куда бы он ни приезжал, будь то Сибирь, Казахстан или дальний Восток, сперва подыскивал подходящий кусочек земли, разрабатывал его, где-то добывал саженцы, и пожалуйста, через несколько лет там, где никто не мог и представить, уже шумел сад. Весной деревья зацветали, и к ним слетались пчёлы. Он и пчёл любил, но заняться  ими смог, только уже выйдя на пенсию. Пчёлы не деревья, их просто так не  оставишь, они особой заботы требуют.

Звали бывшего майора Василий, и что характерно, в их семье всем старшим сыновьям было принято давать только это имя. И сколько они себя помнят, всегда так и было, только последнего единственного отпрыска почему-то назвали Павлом. Так этот Павел, юноша современный, отыскал в интернете, что, оказывается, их род происходит из тех мест, куда были сосланы потомки царя Василия Шуйского. Вот, в память об их великом предке сосланные и решили увековечить его память в именах старших сыновей. Ведь Василий – значит «царь», «царственный». Пашка раскопал свою родословную и возмутился: «Ну, вы, родители, даёте, столько веков существовала старинная традиция, а на мне прекратилась». Вот как бывает, корни свои люди забыли, а традиция просуществовала четыре века.

На пенсию ветеран вышел в наших местах, здесь же и остался. Понятно, что и на пенсии он не стал отдыхать и тоже посадил сад. И поставил в нём несколько ульев с пчёлами. Особенно старик любил скрещивать местные дички с культурными сортами. Долгое время у него ничего не выходило, а  буквально в последний год жизни его окультуренная дичка дала плоды, да  какие, и главное, вызрели они точно к яблочному Спасу.

Умер бывший лётчик 12 августа на день ВВС, отпевали мы его на медовый Спас, и на Преображение принесли к нему на могилку замечательные яблоки из его сада, словно зримые плоды его жизни.

Пчёлки – дело хлопотное, потому к концу жизни Василий держал только  два улья. В день его смерти оба роя поднялись и улетели. Когда усопшего  предали земле, поставили, по обычаю, крест, обложили его венками. Вдруг, откуда ни возьмись, налетели пчёлы и облепили все эти искусственные  венки. На другой день, когда родные пришли на могилку, пчёлы всё ещё  оставались на месте.

***

Смотрю в окно и вижу мою алтарницу Веру Николаевну.  Она каждый день ходит через дорогу кормить своих кошек. Вернее, это раньше кошки были  её, потому что жили в сарайчике, где моя помощница держала козочек. Потом козочек порушили, а кошки остались. Жалко бросать животных на  произвол судьбы, она их и подкармливает. Изо дня в день, вот уже десять  лет. Тех кошек, что жили с её козочками, уже и на свете нет, а она всё  одно продолжает о ком-то заботиться. Доброе сердце. У нас, христиан,  вообще добрые сердца. И от этого радостно.

Скоро Рождество, и появились снегири. О, перед этими ребятами я снимаю шляпу. Потому, что это самые важные птицы на свете. Росточка им  только не хватает. Вот были бы они, предположим, размером с хорошую кошку, так это бы мы с вами, человеки, на веточках сидели, а они бы  вальяжно разгуливали по дорогам. Когда прилетает снегириная стайка, начинается настоящий спектакль.

Если учесть, что у этих птиц настоящий матриархат, то выглядит это приблизительно следующим образом. Самочка с серенькой грудкой расхаживает по лоджии, а сверху из кормушки красногрудые удальцы пытаются сбросить вниз несколько семечек. Снегири их не расклёвывают, подобно синицам, а жуют. Жуют, жуют, пока наконец не разжуют и не выплюнут шелуху. Мы специально насыпаем семечек на пол, чтобы снегири не мешали синичкам, но те всё равно мешают. Поскольку никто не имеет право даже думать о семечках, если за них принялись такие важные едоки, как  снегири.

Но нужно видеть забавных маленьких синичек, как они прошмыгивают за  толстыми неповоротливыми красавцами, чтобы урвать-таки немножко из  содержимого кормушки. Снегири делают вид, что возмущены их наглостью  беспредельно, но за нарушителями не гоняются, сохраняют достоинство и  невозмутимость.

***

Скоро Рождество. Народ готовится к новому году, бегают по магазинам, закупают подарки, начались новогодние вечера, а в нашем доме живёт  семья, в которой никто ничего не закупает. Она из разряда тех, о ком принято говорить «неблагополучные». Люди не то, чтобы очень уж пьющие, хотя и это случается, они ещё и немного болящие. Я это понял,  когда их бабушка пригласила меня к ним на дом отпеть её маму. Прихожу и вижу в одной из комнат странное сооружение из множества подушек, полога и занавесок с рюшечками. Самой усопшей среди этого нагромождения вообще не было видно.

Пока жива была бабушка, её безумные дети и внуки ещё как-то  существовали, хотя у них давно уже отключили всё, что только можно  отключить — и свет, и газ. Но дети не обращали внимания на такие мелочи, они вообще мало на что обращали внимания, кроме того, что несут в руках их благополучные соседи. Кстати, соседи и вынуждены были взять опеку  над этой семьёй, ведь если у людей нет возможности приготовить пищу на газу, они начинают разводить костры на балконе или в ванной, а это для  соседей настоящая бомба.

Я смотрел в своё окно и видел иногда, как гуляет не очень трезвая мама с самым маленьким из своих пятерых детей. Не перестаёшь удивляться,такие мамы рожают чуть ли не каждый год, а нормальные обеспеченные семьи от детей отказываются. Неимоверными усилиями соседей троих малолетних внуков  удалось-таки поместить в детский дом, а самого маленького, годовалого, почему-то не взяли. Так и остались они у меня в памяти: троица маленьких сорвиголов, носящихся по двору, и непрекращающийся указующий крик балконной бабушки. Она считала своим долгом кричать на детей с балкона. Постепенно старушка увлеклась, и стала кричать вообще на всех, в том числе и на обычных прохожих, а потом взяла и померла. Странная бабушка была единственным человеком,  способным в этой семье на любовь. Она не только кричала, но могла и  приготовить какую-то пищу, почитать малышам сказку и просто приласкать.

Ведь даже странная бабушка остаётся бабушкой.

***

Во дворе стало непривычно тихо. Соседи скинулись и сами похоронили  старушку, а мы её отпели. Остались мама, молодая ещё женщина лет  тридцати пяти, шестнадцатилетняя девушка, её старшая дочь, дядя призывного возраста и маленький двухлетний мальчик. За бабушкой и её  пенсией они ещё как-то чувствовали себя единой семьёй, а после каждый  зажил по-своему. У всех была своя жизнь, только малыш никому не был нужен, а ему всё время хотелось есть. Сердобольные соседи не оставляли  мальчика своим вниманием, но не станешь же чужого ребёнка растить,  словно своего.

Его мама, наконец, пошла работать, устроившись  выпекать булочки со  сладкой начинкой. Чаще всего этими булочками дитя и кормилось. Ему  бросали, словно собачонке, упаковку сладких булочек на день. Из-за этого у малыша случился диабетический криз, его всего лихорадило. Если бы не  соседка, которая вызвала скорую, ребёнок бы умер. Когда приехали врачи,  старшая сестра не хотела отдавать им братика. Ей говорят:

— Он же умрёт, как ты этого не понимаешь?

– Так я и хочу, чтобы он поскорее сдох, надоел уже, орёт и орёт.

В больницу с мальчиком согласился ехать только дядя. Он у них в семье один такой жалостливый. После смерти матери даже в церковь один раз  приходил, на службе стоял. Я тогда порадовался за него:  — Молодец, — говорю, — Вадик, приходи в храм почаще . Он обещал. У них у всех глаза  такие голубые, мутные и навыкате, а у Вадика тоже навыкате, но тёмные, и будто влажные, если бы не читаемое в них безумие, можно даже сказать,  красивые. Так вот, только он и согласился лечь с племянником в больницу.

После выписки Вадик вернулся домой и в первый же вечер забил мальчика до смерти. Забил и тельце подсунул под шкаф. Когда малыша нашли, он ещё подавал признаки жизни. После всех этих событий его мама приходит ко мне и просит:

— Нам бы малыша покрестить.

Думаю, может у них ещё какие  дети появились?

– Да нет же, — удивляется она моей непонятливости, — вот этого, которого Вадик убил. Нам же его отпеть нужно.

Соседка, что больше других заботилась о малыше, иногда навещает в  детском доме ту забавную троицу ребятишек с такими же голубыми, как у  мамы, глазами.  – Батюшка, они даром что дети, а уже во всю воруют,  воспитатели от них стонут. А вырастут, что их ждёт, и что ждёт нас? Вот и думаю, может и хорошо, что этот маленький умер.

Младенчика похоронили на католическое Рождество. Мы привыкли, что  Рождество Христово прекрасный повод окунутся в детство, получить подарок и самому что-нибудь подарить. Люди наряжают ёлки, едят мандарины, всё это, конечно, здорово. Но почему-то забывают, что за рождением Христа  последовало избиение Вифлеемских младенцев.

Женщина из нашего подъезда каждый день ходит в деревню кормить  собаку, когда узнала о смерти несчастного младенчика, заплакала и  сказала:  — Если я каждый день готовлю для собаки, наверно могла бы  готовить и для мальчика.  Моя Вера Николаевна с любовью вот уже столько  лет кормит кошек, а я не забываю о маленьких птичках, все мы  по-настоящему хорошие добрые люди. Рядом с нами жил маленький мальчик,  для которого каждый день его коротенькой жизни только прирастал  страданиями, пока, по иронии судьбы, единственный из его окружения  сочувствующий ему человек не забил ребёнка насмерть. Наверно, так устроен мир, и всякий раз в ответ на рождение Христа он отвечает  расправой над очередными младенцами. То, что они не всегда бывают крещёными, так кто крестил тех детей двадцать веков тому назад?

Старый добрый сказочник Андерсен понял это давным давно, иначе бы не написал  свою «Девочку со спичками». Сказка, уразуметь которую способен далеко не каждый. Маленькую девочку посылают продавать шведские спички. В  праздничную ночь она замерзает рядом с домами, в которых веселятся  счастливые сытые дети. Бедный ребёнок заглядывает в окна и видит  нарядную ёлку. Прежде чем окончательно замёрзнуть, она вспоминает  бабушку, единственного человека, который её когда-то любил и сжигает  спички, одну за одной, согревая руки их огоньком.

Помню, как одна наша прихожанка попросила меня пообщаться со своими  внучками-погодками восьми и девяти лет. Папа этих девочек был человеком  очень состоятельным. Я пришёл в их богатый загородный дом, где есть всё, о чём только можно пожелать человеку. Бабушка девочек, человек глубокой искренней веры, хотела, чтобы батюшка каким-нибудь волшебным словом  заронил в их маленькие сердечки то, что никоим образом не могло прорасти в них в том мире, в котором они обитали. Весёлые дурашливые мордашки, с пытливыми глазёнками, обычные дети, только не знающие ни в чём отказа.

Понимаю, что им не скажи, всё будет воспринято как очередная забава.  Огляделся вокруг и вижу, на кровати одной из девочек лежит книжка сказок Андерсена. Открыл наудачу и сразу попал на «Девочку со спичками». Читаю сказку, а дети её не воспринимают, может, даже и сочувствуют несчастной нищенке, но через минуту уже вновь смеются. Им весело, так и должно  быть, если тебе всего девять лет, и тебя любят и папа и мама.

Через год их папу застрелили, и вскоре от прежнего семейного  довольства не осталось ничего.  Это сейчас они вновь смогли вернуться к  нормальной человеческой жизни, а тогда денег и на хлеб не хватало. В  этом году на Рождество девчонки обещали подготовиться и, как когда-то в  детстве, споют нам колядки. Они вспоминают, как я приходил к ним домой и читал сказку, даже помнят, какую. Чтобы зёрнышко проросло, нужно  взрыхлить для него почву.

Если так интересно смотреть на маленьких птичек, то ещё интереснее  наблюдать за большими. Иногда на сало прилетают дятлы. Они такие  красивые, чёрные и зелёные, но очень уж пугливые. Встанешь сбоку у окошка, замрёшь и весь превращаешься во внимание. А те хоть и   оглядываются поминутно, а меня им всё равно не видать. Такое наслаждение от этого получаешь. А недавно по телевизору показали репортаж о лебедях. Уже поздней осенью, на окраине большого города люди заметили в маленьком водоёме плавающего лебедя. Когда к нему приблизились, оказалось, что лебедь настолько обессилен, что не может лететь. Люди решили, видимо, во время перелёта отстал от стаи, и отнесли его в питомник. Птицу посадили в большой вольер и принялись выхаживать. Буквально через пару дней всё те же люди и на том же месте обнаружили  ещё одного лебедя. Птица, хоть и была совершенно здорова, не  сопротивлялась. А когда её принесли и поместили в тот же вольер к больному лебедю,  раскрыла крылья и пошла тому навстречу. И поняли, что  лебедь самочка, потеряв во время перелёта любимого, отказалась лететь  дальше и вернулась к нему на то же озерцо, чтобы вместе с ним разделить и общую судьбу. Сейчас они снова вместе, лебедь поправляется, а его  подруга трогательно заботится о нём и защищает от всех, кто заходит в  клетку, смешно шипя и хлопая крылья.

Время Рождества – время надежды. И дети, и взрослые, затаив дыхание,  ждут сказок. Независимо от возраста, мы остаёмся детьми. И так хочется,  чтобы и твоя сказка была написана, и чтобы тебе улыбнулось счастье, вот так бы, как у тех лебедей, однажды и на всю жизнь. И такое на самом деле случается, а иначе кто же тогда станет верить в сказку?

Мой хороший знакомый журналист из далёкого Красноярска однажды  оставил свой родной город и прилетел в Москву. Думал, приедет,  осмотрится, попробует себя в журналистике, и если повезёт, останется в  столице. Имея за плечами пару неудачных попыток создать семью, он уже  махнул рукой на свою личную жизнь. И поскольку Игорь, так зовут моего  друга, из журналистов переквалифицировался в киносценаристы, то ему только и оставалось, что в своих сценариях придумывать счастливых людей и любящих супругов.

Так он прохолостяковал целых пятнадцать лет. Я был на его съёмной  холостяцкой квартире. Стены, ободранные хозяйской кошкой, старый  продавленный диван. Нет, так жить нельзя. Наверно, он и сам это понял,  потому и написал в специальный сайт знакомств, что такой-то  сорока  восьмилетний лысеющий джентельмен устал жить в одиночку в комнате с ободранными обоями.

– Мне стали звонить женщины, и чуть ли не каждая спрашивает: «А кто  вы по гороскопу»? Или начинают представляться, типа: «Меня зовут  Виолетта, я прошла курс тантрического секса. Могла бы преподать несколько уроков». И это мне, верующему человеку. Понял, что ничего  хорошего из этого не получится, и снова окунулся в свой сценарий, где у  главного героя рождаются дети, с работы его встречает жена и банально кормит жареной картошкой.

Я улыбаюсь:

– Игорь, тебе хочется жареной картошки? Давай пожарим.

– Да ну тебя, — смеётся мой друг. — Я уже было перестал на что-то  надеяться, и тут мне приходит предложение о знакомстве. Списался, думал  из Москвы, а она аж из Новосибирска. Писала совсем другому человеку, а случайно попала на меня. Начала извиняться, а мне что-то внутри  подсказывает, вот она, та, которую ты ждёшь. И не случайно она на тебя  вышла, не ошибка это, а судьба.

Стали переписываться, я ей предлагаю, приезжай. Она:

- Из Новосибирска?

– А что, самолёты летают и в Москву. Она прилетела. Мы были вместе  четыре дня. Я сделал ей предложение, она согласилась. Вот напиши такой  сценарий, никто не поверит, скажут, да ты привык сочинять, такого не может быть, разве только в какой-нибудь рождественской сказке.

Теперь ты видишь перед собой самого счастливого из смертных. Мне  сорок восемь, а жизнь  только начинается. Ты знаешь, какая она? Мне  интересно:

- Какая?

– Она очень хорошая, — мечтательно улыбается Игорь.

– И это всё, на что способен сценарист?

- Нет, не только. Я ещё хочу иметь детей, хочу купить дом и  обязательно разобью сад. Но сперва мы повенчаемся, это моё условие, и  Катя не против. Она прилетает пятого января, а на Рождество мы планируемк тебе в деревню, как вы, кстати, гостей принимаете?

Счастливый человек мечтает иметь свой сад, откуда в нас это желание,  может, ещё от Адама? Делать мир прекрасным – наше предназначение.

Я представил себе трапезную в церковном доме, как соберёмся мы на  Рождество после службы вокруг большого стола. Ещё хочет моя двоюродная  сестра приехать из Москвы с внуком Пашкой, те две, уже повзрослевшие,  сестрички, которым я когда-то читал сказки Андерсена, тоже обещались  быть, вот ещё Игорь с Катенькой подъедут, как здорово. Нет, определённо  нам будет мало нашего стола.

Но, прежде чем сесть за праздничную трапезу, я теперь обязательно  подойду к окну, и постараюсь всмотреться в темноту Рождественской ночи,  выглядывая мерцающий огонёк одиноко горящей шведской спички. Потому что нельзя, чтобы в эту  счастливую ночь, когда станем разговляться и  радоваться тому, что мы вместе, где-то здесь же рядом с нами кто-то  плакал от холода и одиночества. Если мы себе это позволим, то в эту ночь Христос не родится.

Протоиерей Александр Авдюгин

Служба в Рождественскую ночь начиналась в четыре утра. Так принято было еще в том, старом храме, который сохранился лишь в памяти стариков. Они же, бабушки и дедушки, сквозь годы веру сохранившие и Бога не оставившие, своему священнику в новой церкви так и сказали:

- Ты, батюшка, конечно, все уставы знаешь, но Рождество у нас завсегда рано утром начиналось и «Кто Бог велий» мы затемно пели и из вертепа огонек всю церкву освящал…

На том и порешили.

Обычно отец Андрей за пару часов до службы на своем стареньком «жигуленке» из города приезжал, но в Сочельник, накануне Рождества, разыгралась нешуточная метель, и батюшка решил  остаться на приходе. Вечером, распрощавшись с очередными колядующими,  пошел священник запирать церковную дверь, иначе ходоки с кутей,  узнавшие, что священник на ночь домой не уехал, до утра бы донимали  батюшку.

Проходя через храм (комнатушка священника слева от алтаря, за пономаркой  располагалась), отец Андрей в очередной раз споткнулся об взгляд с  иконы, изображающей, как утверждал местный богомаз, святителя Николая. Странный какой-то взгляд. Не пугающий, не укоряющий, а какой-то останавливающий.

С иконой этой целая история приключилась. Пришел как-то в храм  местный художник, вернее, даже не художник, а работник шахтного клуба. Да и как ему было не прийти, если церковь новая и расположилась именно в здании бывшего очага шахтерской культуры?

Практически все свои работоспособные года, до самой пенсии, рисовал  здесь художник афиши, писал лозунги с призывами, составлял стенгазеты и  наглядные пособия по технике безопасности. Выполнял эти незамысловатые поручения шахтного руководства и профсоюзов мастер кисти и плакатного  пера всегда четко и тщательно, налегая, прежде всего, на две краски:  положительную и призывающую – красную, отрицательную и осуждающую —  черную.

В церковь художник изначально практически не ходил, не мог пересилить себя, что на его рабочем месте теперь Богу молятся и там, где раньше  его мастерская была, теперь батюшкина келья определилась. Но время шло, все вокруг менялось, да и возраст заставлял о вечном думать. После  очередной, невесть откуда взявшейся болезни, когда скрутило так, что и о батюшке вспомнил и на икону, от матери оставшуюся, по иному смотреть  начал зачастил художник к храму. Даже место себе в церкви постоянное  определил: за клиросом, в правом церковном углу, где народа поменьше.

Отец Андрей был рад новому прихожанину, а когда тот подошел к нему с  предложением «нарисовать» икону Николая Чудотворца, то с радостью  согласился, тем более, что прихожане ему не раз намекали о существовании местного мастера красок и кисти. Распечатал батюшка на цветном принтере несколько образцов иконы святительской, помог краски купить и даже  место в храме для новой иконы определил. После молебна перед началом  всякого доброго дела принялся художник за работу и к Покрову труд свой  представил.

С гордостью и сознанием четко и в срок выполненного долга внес мастер местного изобразительного искусства большую в рост написанную икону  святителя Николая Чудотворца в храм, установив ее у алтарного иконостаса, сдернул полиэтиленовое покрывало…

Батюшка застыл. Надолго. Слов не было, одни междометия.

На священника прямым, волевым, утверждающим и призывающим взглядом  смотрел образ широкоплечего передовика социалистического производства, с необъятной шахтерской грудью и натруженными монументальными руками.

Правая – благословляющая длань, больше напоминала указывающий жест к  новым свершениям, а левая держала в руках громадный красный том с  золотым крестом, на место которого больше напрашивалась надпись: «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Одежда образа сверкала всеми красками радуги и была выписана  тщательно и ярко, именно так, как рисовали на цирковых балаганах и на  бумажных гобеленах, висевших по сельским домам в далекие 50-60-х года  века прошлого. Полноту «образа» дополняла подпись над нимбом: «Николай Чюдотворец».

Слов у священника не было. Он не мог их найти еще и потому, что рядом с иконой стоял любующийся своим творением и ожидающий похвалы художник, а невесть откуда приключившиеся две старушки-прихожанки почти хором  воскликнули: «Красота-то какая!».

Раскритиковать, отругать и отвергнуть данное «письмо» священник,  глядя на гордого «иконописца» и прихожанок, сразу не решился. Лишь,  смущаясь, смог вымолвить, что, мол, каноны иконописи нарушены, да цвета  яркие и подобраны неверно.

Критику художник и бабушки тотчас отвергли, а силы настоять и сказать категорическое «нет» отец Андрей найти не смог. Да и понимал, что не  одобрили бы прихожане его решительной отрицательности. Художник-то свой был, родной, понятный, вместе с ними выросший и живший.

Маялся теперь настоятель с этой «иконой». В кивот не поставишь, в  иконостас, тем паче, никак нельзя. Приедет благочинный или Владыка  заглянет – неприятностей не оберешься. Вот и переставлял отец Андрей  «Николая Чюдотворца» с места на место и спотыкался раз за разом под  взглядом от него исходящим и останавливающим.

Батюшка не торопясь вычитал свое священническое правило, подсыпал  угля в котел, поплотнее прикрыл форточки, метель разыгралась не на  шутку, и отправился спать. Вставать рано, да и грядущий день рождественский всегда хоть и в приятных заботах проходил, но сил великих требовал.

Мобильный телефон уснуть не дал. Отец Андрей, уверенный, что это  очередное поздравление с наступающим праздником взглянул на дисплей –  22.30, а вместо имени — набор неизвестных цифр. Ответил. Звонили из соседнего, расположенного в трех километрах от храма, умирающего по  причине отсутствия работы, небольшого поселка.

- Батюшка, это Сергей, фермер, вы у нас на прошлой неделе младенца крестили, помните?

- Конечно, помню, — ответил священник, — мы с вами еще беседовали после крестин. Что случилось то?

- Беда, батюшка. Температура под сорок у сыночка нашего, — голос  фермера срывался и был настолько тревожным, что тревога эта передалась и священнику.

- Врача вызывайте, — потребовал отец Андрей, но взглянув на забитое  снаружи мокрым снегом окно понял, что совет этот невыполним. В балке,  под горой усадьба фермерская располагалась, оттуда и без снега, в дни  дождливые на машине выехать было проблемой, а сейчас, когда бушевало  снежное и гололедное ненастье ни о какой машине и речи быть не могло.

- Одевайте потеплее ребенка, — распорядился священник, — и выходите пешком, наверх, к трассе. Я на шахте транспорт раздобуду.

Другого выхода батюшка не видел и решил сам отправиться на шахту на  своей машине. Тщетно. Машина священника буквально вмерзла в снег, и даже если бы он ее как-то и освободил от обледенения, уверенности, что старый автомобиль заведется и сможет куда-то доехать, у него не было  никакой. В отчаянии священник бросился к телефону.

Директор шахты был на месте. Выслушал. Посочувствовал и извинительным тоном окончательно расстроил священника:

- Понимаете, отец Андрей, все три трактора дорогу чистят к городу, чтобы ночную смену на работу доставить.

Батюшка не знал, что теперь делать…

Он просто представил мать и отца со своим закутанным в одеяла  первенцем, бредущих по заледенелой дороге, сквозь пронизывающий холодный  и мокрый снежный ветер. Идущих и ожидающих спасительную машину.

Священник зашел в храм. В центре стоял вертеп, освященный внутри  маленькой лампадой. Над младенцем Христом склонилась Богородица, рядом  стоял, опираясь на посох, праведный Иосиф… И священник невольно подумал:

- Они нашли убежище.

Батюшка взмолился:

- Господи, ну подскажи, что мне делать. Погибнет малец. Не донесут они его до больницы.

И тут вновь — этот останавливающий взгляд неканонического святителя Николая. Отец Андрей буквально бухнулся пред ним на колени:

- Хоть ты, помоги, Никола – кричала душа, вопило сердце.

Прошло лишь несколько мгновений, а может больше? Бог весть. Но через  окна церкви вдруг брызнул мощный свет подъезжающей машины, а потом  заколотили в церковную дверь:

- Открывай, батя, кутю принесли, Рождество встречать будем! – кричало несколько голосов.

Священник отодвинул задвижку и распахнул двери. Перед ним стояли  пятеро не совсем трезвых, чрезвычайно веселых, незнакомых представителя  молодого бизнес-поколения. За ними возвышался громадный джип, семейство  которых настоятель ласково называл «гардеробом».

- Будем встречать, будем! – радостно закричал отец Андрей. — Кто водитель?

И, определив самого трезвого, распорядился:

- Всем остаться у меня в келье. В тумбочке кагор и печенье, а с водителем мы сейчас кое-куда съездим.

- — -

Закутанную и покрывшуюся ледяными сосульками семью с ребенком на  руках батюшка встретил еще в начале пути, который им предстояло пройти.

Через полчаса мать с хныкающим и горячим от температуры младенцем были в больничной палате.

- — -

В храме батюшку встречала иллюминация. Гости, найдя в лавке ящик со  свечами, расставили их в каждое гнездо всех шести подсвечников, зажгли и хором распевали:

Добрий вечір тобі, пане господарю, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. Застеляйте столи, та все килимами, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

Батюшка тут же присоединился:

Бо прийдуть до тебе три празники в гості, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився. А перший же празник: Рождество Христове, радуйся, Ой, радуйся, земле, Син Божий народився.

А затем, тихонько, чтобы гостям не мешать, подошел теперь уже к  своему абсолютно каноническому святителю Николаю и поцеловал его  благословляющую руку…

Прочитано на http://www.pravmir.ru/dzhon-tolkin-podlinnaya-istoriya/ 3 января исполняется 120 лет со дня рождения Джона Толкиена. В детстве мы с упоением читали «Властелина колец», увлекательного «Хоббита» и чаще всего игнорировали «Сильмариллион». Какое из своих произведений сам писатель считал главным? Что связывает сказки об эльфах и орках с христианством? Чем должна была, по мнению Толкиена, закончиться история волшебного мира?

Джон Толкиен вошел в историю не только как великий писатель. Он был выдающимся филологом, почти 40 лет занимал должность профессора Лидского, а затем Оксфордского университетов. Толкиен — один из авторов Словаря среднеанглийского языка и монументального Оксфордского словаря английского языка, который переиздается до сих пор, хотя первое издание увидело свет в 1920 году. Им написаны интереснейшие исследования «Чосер как филолог» и «Беовульф», подготовлен к печати памятник английской словесности XIV века «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». И все же простые читатели любят его не за это.

Главная книга

Мы не всегда верно понимаем значимость отдельных частей знаменитого цикла Толкиена: последовательность реализации замысла, как нам кажется, выстраивается в порядке его публикации. Получается, что «Властелин Колец» — продолжение истории про хоббита Бильбо и волшебное кольцо, а «Сильмариллион» — попытка автора в преклонном возрасте дать историю объяснения «Властелина Колец», которая ему проигрывает.

Ничего подобного. Центральное для Толкиена произведение — повесть о Сильмарилах. Он писал ее всю сознательную жизнь, впервые взявшись за перо еще во время I Мировой войны. Джон Толкиен был офицером Ланкаширского полка, участвовал в одном из самых крупных сражений на реке Сомме, а затем из-за ранения больше года провел в госпитале.

Именно там Толкиен сделал первые наброски о предыстории рода человеческого. К середине 1930х основная концепция была им продумана в деталях. Книга должна была состоять из четырех частей, включавших в себя предание о сотворении мира, об иерархии «богов»-Валар, собственно историю о создании, утере и попытках обретения вновь камней Сильмарилов, в которых был заключен божественный свет. Последней частью произведения была повесть о падении нуменорян, особой породы людей, в гордыне своей нарушивших основной запрет, наложенный единым Богом, и посягнувших на заповедную землю.

«Хоббит» (1937) получился самостоятельной сказкой. Можно ничего не знать о «Сильмариллионе»

и наслаждаться ее чтением. Однако в тексте имеются места, дающие отсылку к событиям Первой эры. Например, в восьмой главе говорится: «В старину у эльфов даже случались войны с гномами, которых они обвиняли в краже эльфовских сокровищ». Это прямая отсылка к событиям, описанным в 22й главе «Сильмариллиона».

Но «Властелина колец» Толкиен уже совершенно сознательно писал и рассматривал как часть более общего замысла. В нем он ставит вопросы, которые были ключевыми для «Сильмариллиона», и встраивает в ткань произведения изрядное число пересечений с основным циклом, включая прямые цитаты.

Новизна и художественная сила трилогии такова, что читатель вполне может быть удовлетворен законченностью повествования, внутренней достоверностью событий и мотивацией персонажей. Указания на глубинный пласт истории, которая обретает свое разрешение во «Властелине колец», остаются на периферии его внимания.

Прикровение в откровении

По существу, Толкиен создал художественный космос с собственной историей и мифом. Автор желал таким необычным способом выразить то, что всем современникам было хорошо известно, что они считали исчерпанным и нетворческим. Но для него, сына римско-католической Церкви, это было глубокой личной верой и подлинным жизненным стержнем.

Зачем говорить прикровенно об Истине, которая говорит о себе Сама, и, будучи Словом, открывает Себя в предельной полноте, какая только доступна людям в воплощении и вочеловечении? Да, некоторые приемы изложения отдельных христианских смыслов могли быть иносказательны, ведь и сам Спаситель говорил притчами. Книга Апокалипсис представляет собой  своего рода «прикровение в откровении», причем попытки выстроить ее символы в связный образный ряд чаще всего терпели неудачу. Наконец, Таинства, преподаваемые в Церкви, апофатический, таинственный метод  в богословии, возможны и действенны именно потому, что в общении человека с Богом присутствует неразрешимая антиномия явления в конечном мире Того, Кто по бытию бесконечен, Кто самое бытие превосходит. Но обо  всем этом во все века христианства говорилось прямо. Никто из авторов  не прибегал к изложению богословских истин под видом новосозданного «легендария», в котором ни одного персонажа невозможно сопоставить  с каким-то конкретным христианским «прототипом»!

Таковы были обстоятельства времени, начала прошлого века. Слишком велик был разлом человеческого духа, обнаживший себя в крушении всех привычных норм жизни, прервавший их, как считалось, правильное и поступательное развитие. Христианское осмысление происходящего уже не могло повторять прежние устойчивые формы. Ведущие теологи Запада — Карл Барт, Пауль Тиллих, Ганс Урс фон Бальтазар — стремились перестроить систему христианского богословия на новых основаниях. В свою очередь,  Тейяр де Шарден и Мартин Хайдеггер пошли иными по отношению к традиционному христианству путями. Первый попытался оживить богословие за счет теории эволюции и терминологии, заимствованной из оккультных  учений XIX века. Второй создал целый метафизический мир, построенный на идее фатального одиночества человека.

Что же Толкиен? В чем правда его построения, связывающего слишком  различающиеся меж собой реальности: догматическую веру, миф и мечту? Реальность, их объединяющая,— история, которую Толкиен понимал  исключительно в христианском измерении. Ведь христианин знает, что есть  Начало, которое дало начало другому бытию, чтобы ему самому стать бытием в вечной и непреходящей жизни. Так и в «Сильмариллионе» есть абсолютно  внеположный миру Илуватар, сотворивший мир с помощью музыки, и история, которая в ней скрыта, развернется, состоится. Эту музыку в конце всех времен и эпох исполнят «боги», которые никакой не многобожный пантеон, но «ангельские силы», «сослужители в творении», и его дети — тварные существа: «музыку, превосходящую ее, хоры Айнур и Детей Илуватара исполнят пред Илуватаром после срока всех дней. Тогда темы Илуватара будут воспроизведены так, как они суть, и обретут Бытие в самом  произнесении своем, ибо все познют в полноте замысел Илуватара об их участи».

Будет падение, всякий раз сопряженное с отказом от сотворчества, отказом от величайшего дара

быть причастным наделению подлинным бытием, и попытка начать творение по собственному произволу.

Это произойдет с «ангелами»-Айнур, и выбор их будет безвозвратен, а «творение» обернется бесконечной чередой подделок, будь то драконы, орки или боевые волки. Это случится с эльфами, которым даровано «бессмертие», то есть фактическое неумирание от естественных причин  в сотворенном мире, но с опытом смерти как смыслового предела жизни. Они соблазнятся о величайшем своем артефакте, камнях с божественным светом, и вступят в безнадежное противоборство с судьбой, которая падет на них неотменимой реальностью оборотной стороны совершенного братоубийства.

Наконец, падут люди, пожелавшие искать бесконечной жизни в этом мире,  тогда как фактическая их «смертность» была даром Илуватара  к богопознанию. И придет полурослик Фродо, который долго продержится силой, заложенной Создателем в «малых сих», и сорвется в самый последний момент, соблазнится о вещи вторичной, власти над ближними, когда уже  буквально будет «от добра до худа один шаток», но не долгая неодолимая  дорога.

Звезда Гил-Эстел

Мир Толкиена состоит из сложных и многозначных символов. Сам он более чем настороженно относился к внешним интерпретациям, не в последнюю  очередь по причине «прикровенности», о которой шла речь. И мы понимаем,  что ввести явным образом в свое произведение какой бы то ни было  «аналог» Христа или Божией Матери он не мог, это было бы неуместным  вмешательством, разрушающим художественную и концептуальную ткань цикла, и не приносящим никакой миссионерской пользы.

При этом Толкиен строго следовал христианской идее истории. Он  не обольщался насчет будущего своего мироздания, конкретного будущего  Срединной Земли после эпопеи с Кольцами Власти. В своем письме К.Бэйли,датированном 1964 годом, он писал:

«Я вправду принялся за повесть, действие которой происходит через  100 лет после падения Мордора, но характер ее получился зловещим  и угнетающим. Коль скоро мы имеем дело с людьми, то по необходимости приходится затрагивать самую прискорбную особенность их естества: их  скорое пресыщение благом. И вот во времена мира, правосудия  и процветания жители Гондора изъявляют неудовольствие и беспокойство, тогда как династы, потомки Арагорна, стали лишь королями и правителями.  Я обнаружил, что уже в столь ранний период там проступают революционные  заговоры, сосредоточенные вокруг центра тайного сатанистического культа; а гондорские мальчуганы играют в орков и носятся повсюду, творя пагубу. Я мог бы написать „триллер“ о заговоре и его раскрытии и низвержении —  но только этим он и будет. Не стоит трудов».

И все же путеводительная звезда Гил-Эстел знаменует собой три  высочайшие добродетели христианина: веру, надежду и любовь. К вымышленным персонажам Толкиена приложимы библейские формулы. Вера  побуждала Эарендила отплыть к блаженным землям, чтобы принести весть  о бедствиях двух родов и вымолить для них прощение, верой движим был  Фродо, отправляясь в свой страшный путь в Мордор. Надежда не покидала их в самую трудную минуту, и свет ее вел их вперед. Наконец, любовь  поставил Бэрен выше «камней и творения искусства», самих Сильмарилов,  величайших камней преткновения Первого века Земли, и любовь вызволила его из сени смертной.

Сергей Акишин

28 декабря  — знаменательная дата : 76 лет  назад в этот день в газете «Правда», являвшейся главной трибуной  советского официоза,  вышла маленькая заметка «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» за подписью П.Постышева.

Ёлка, огоньки, серпантин,  игрушки, тщательно сберегаемые во многих семьях из поколения в поколение, праздник доставания их всей семьей из ваты, запах хвои и мандаринов, морозные узоры на окнах,  повторяющие узор ветвей…  Священный архетип нашего детства, без которого не мыслят  себя  многие поколения россиян как верующих и празднующих Рождество, так и тех, для кого главный праздник – гражданский Новый год,  вошел тем не менее в нашу жизнь относительно недавно.

Впервые украшенная ель как отголосок древних языческих обрядов появилась в Европе в 15-16 веках, по свидетельствам одних историков, в Эльзасе, по свидетельствам других – в Риге.  Однако устойчиво живущее в веках христианское предание связывает ее с именем лидера Реформации  Мартина Лютера, украсившего еловую ветвь свечками для того, чтобы  наглядно показать детям символ милости Божьей – открывшихся звездных небес, откуда на землю в Рождество сошел Господь Иисус Христос.

Окончательно на территории Германии рождественская елка «прописалась» только к середине 18 века, оттуда обычай распространился в других европейских странах, а в России обычай устанавливать  украшенную ель связан с именем Петра Великого:  насмотревшись на европейские порядки, император указом 1699 года повелел отсчитывать  годы на западный манер не от сотворения мира, а от Рождества Христова, и новолетие праздновать не 1 сентября, а 1 января. Однако на протяжении 18 века украшенная рождественская ель была атрибутом разве что народных питейных заведений, и только в начале 19 века она стала появляться в некоторых богатых  домах, к примеру, в семье императора Николая I,  прежде всего, в  Петербурге.

В 1841 году «Северная пчела» писала:

«Мы переняли у добрых  немцев детский праздник в канун праздника Рождества Христова:  Weihnachtsbaum. Деревцо, освещенное фонариками или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами, составляет отраду детей, которым прежде уже говорено было, что за хорошее поведение и прилежание в праздник появится внезапное награждение…»

С этого времени мода на нововведение стала быстро распространяться по России. А   первым изображением рождественской ели на картинке стала  иллюстрация к гофмановскому «Щелкунчику», который вышел отдельной книжкой в переводе на русский в 1839 году под названием «Щелкун орехов». И для нас с вами герои этой сказки и бессмертная музыка Чайковского  тоже накрепко связаны с морозными праздниками…

Украшенная ёлка, символ Рождества, не раз участвовала в бурной политической истории России. Вслед за Ахматовой елка, если б имела дар речи, вполне могла бы повторить: «Я была всегда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был…» В 1916 году, во время Первой мировой войны и усиления в российском  обществе антигерманских настроений, Священный Синод усмотрел в обычае  устанавливать и украшать елку вражеское немецкое влияние, и этот обычай  был запрещен. А после революции, в 1927 году, в ходе антирелигиозной  кампании, Рождество Христово перестало быть официальным праздником, и  рождественская елка была объявлена «религиозным пережитком»…

В воспоминаниях верующих тех лет  о  подпольной жизни Церкви  Христовой в сталинском СССР мы нередко встречаем упоминания о том, что  Рождество Христово отмечали  на дому тайно, при завешенных окнах (как было, например, в известной семье Пестовых), приглашая детей только из проверенных православных семей.

И только в 1935 году, стараниями видного партийца Павла Постышева, писавшего в помянутой нами заметке:

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею…»,

украшенная елка была возвращена в дома и детские учреждения, но уже как новогодняя…

Стараниями Постышева и волей Сталина, совершавшего в те годы  некоторые популистские жесты, – но мы-то с вами понимаем:, и милующим  промыслом Божьим, – как отдушина в чугунном мирке  советской материалистической идеологии, как напоминание о чуде на земле, источник  которого – на небесах…

В  последние 20 лет, после перестройки и прекращения «зажимания»  Церкви, праздничная ель переживает своеобразное «еще одно» рождение,  снова для многих становясь  рождественской. Однако неофитские споры, иногда происходящие в церковных кругах, о том, уместно ли считать эту  елку по-прежнему еще и новогодней, можно ли вообще в конце Филиппова поста порадоваться доброму светскому празднику, думается, излишни. В конце  концов, как говорит народ, у Бога всего много, и отчего бы одному из  рождественских Ангелов не летать не на крыльях, а на санях с оленями, и  не иметь румяные щеки, белую бороду и мешок с подарками для детворы?!..

Вечнозеленая ель – символ жизни вечной. Для меня этот символ бывает  особо подчеркнут ежегодными наблюдениями за некоторыми нашими  прихожанами, которые 31 декабря елку не ставят, а ставят к Рождеству. После Нового года елки в продаже уже не найти, а пластмассовую имитацию  ставить не хочется, и прихожане эти нашли очень простой выход:  они  выходят к подъездам многоэтажек и подбирают елки, вполне еще свежие, выброшенные кем-то по исходе новогодней ночи…

Отработавшая свое мирское предназначение, в обрывках мишуры и  дождика, как в похоронном глазете, одинокая, выброшенная на свалку ель  –  снова приходит  в дом, на сей раз православный, и рождается заново, чтобы быть украшенной уже не звездой, а фигурой Ангела, чтобы возвестить новую весть,  уже  бессмертную: «Христос рождается – славите!»

 Священник Сергий Круглов

Вітаю всіх християн,  хто святкує свята по григоріанському чи новоюліанському календарях, з святом Різдва Христового!
Дай вам Бог здоров'я, любові і злагоди!

Один з моїх улюблених фільмів. Хочу побажати всім його подивитись, ви того варті...))) Натрапив на замітку, присвячену цьому фільму, приводжу її тут.

«Бен-Гур» (Ben-Hur, 1959) режиссера Уильяма Уайлера (William Wyler, 1902—1981). Да, да, именно Уайлер снял известные, наверное, всему миру комедии «Как украсть миллион» и «Римские каникулы».

По единодушному решению критиков, «Бен-Гур»  признан лучшим фильмом 1960 года. Он – победитель премии «Оскар» в 11 номинациях, обладатель трех «Золотых глобусов» и ряда других наград.

Смотрели ли вы этот фильм? Если нет, возможно, стоит на время  отложить эту статью и вернуться к ней со свежими впечатлениями. Поверьте, оно того стоит. Посмотрите «Бен-Гура», ничего не читая о нем,  не зная сюжета и имен главных героев. Только запаситесь терпением –  фильм достаточно длинный, идет более трех часов –212 минут.

Когда речь заходит о теме отражения веры, религиозных идей в кинематографе, «Бен-Гура», пожалуй, вспоминают чаще всего.

В начале, однако, была книга – одноименный роман генерала Льюиса (Лью) Уоллеса (1827–1905), не только автора одной из самых влиятельных христианских  книг XIX века, но и юриста, военного и политического деятеля.

О том, какое впечатление на человечество оказало это произведение, свидетельствует, как минимум, неоднократные экранизации (1907, 1925, 1959, 2003, 2010) и театральные постановки.

Полный заголовок и книги, и фильма звучит как «Бен-Гур. История Христа». Однако читателей и зрителей, настроившихся погрузиться в очередной  авторский пересказ Священной истории, ожидает сюрприз: все окажется не  таким, как казалось.

Да, первые кадры картины вполне оправдывают ожидания. По каменистым тропам древней Палестины движутся римские воины, пешие и верховые путники. Дорога их проходит через Иерусалим, и каждому надлежит явиться в свой город для переписи.

Когда все утихает и на землю опускается ночь, над долинами и горами восходит Вифлеемская звезда, влекущая к себе пастырей и волхвов. Мудрецы Востока приносят  Богомладенцу, почивающему на руках Пречистой Матери, дары – золото,  ладан и смирну. Благодать пришла в мир, Бог стал Человеком.

Но мир не ведает об этой великой тайне. Воины, торговцы, рабы и их  хозяева, женщины и дети – все заняты своими повседневными делами. Иудея  ропщет под владычеством Рима, недовольные строят планы и ожидают чуда –  пришествия Мессии, не зная, что Он уже здесь.

Чудо же «Бен-Гура» – в смещении точки зрения. Мы действительно становимся  свидетелями Евангельской истории, но видим ее через призму человеческих  страстей и страданий – через судьбу аристократа-иудея Иуды Бен-Гура,  которому было суждено стать современником Спасителя.

Такая смена фокуса позволяет нам взглянуть на мир глазами человека  верующего, но еще не ставшего христианином. Взыскующего Бога, но его еще не встретившего. Встретившего, но не узнавшего.

Такая смена фокуса также позволяет нам лучше понять, чем жила Палестина и Рим в первом веке от Рождества Христова.

Противостояние Рима и одной из его провинций – Иудеи, находит свое  отражение в противостоянии двух бывших друзей: иудейского аристократа  Иуды Бен-Гура и римского трибуна Мессалы.

«Бен-Гур», в первую очередь, это великолепный приключенческий фильм,  выстроенный по классическим законам драматургии.  Путь главного героя  проходит через пропасти и вершины: с высоты положения – на самое дно  общества, снова вверх – к вершине успеха и славы, и вновь вниз – к  бездне отчаяния и потери.

Движущие темы фильма – дружба и предательство, служение своему  призванию, верность, но главное – это кино о жажде мести и силе  прощения.

Бен-Гур – настоящий герой. Сильный, выносливый, честный, прямодушный, верный. Наверное, таким же был и праведный Иов, нашедший милость в  глазах Господа.

Но что такой человек сделает, если отнять у него все: положение,  семью, свободу? Помните, этот же вопрос мы задавали, говоря о фильме «Человек на все времена». Это вопрос Бога к Иову: что остается у тебя, когда больше ничего не осталось?

У Бен-Гура остается жажда мести. Только это помогает ему выжить в  нечеловеческих условиях рабства и выполнить свое обещание – вернуться в  Иерусалим.

Однако то, что на первый взгляд кажется делом одного человека, на  самом деле оказывается делом Самого Бога: все вплетено в замысел Бога о  человеке, все нити пересекаются, все имеет свой смысл.

В корейском триллере «Олдбой» главный герой, покинув тюрьму,  неимоверной ценой лишь к концу своего пути понимает, что главный вопрос, который он должен был себе задать – не «кто виноват в моих бедах», а «для чего я получил свободу».

Это очень похоже на то, что приходится пройти Бен-Гуру. Хотя он  знает, кто виноват в его злоключениях, но ему еще надо многое пережить  для того, чтобы понять, для чего он, несмотря на многократно грозившую ему смерть, остался в живых.

Бен-Гуру кажется, что для мести. Но прав ли он?

По  большому счету, это картина о промысле Божием, о сложном,  непрямом пути человека к Богу. Сколько раз суждено оступиться главному  герою, сколько раз он оттолкнет протянутую ему руку помощи и изберет  ложную дорогу славы или войны. Однако Бог уже пришел в мир и не  оставляет верных.

В фильме «Бен-Гур» очень много и ярких эпических сцен, таких как  гонки на колесницах, и камерных – таких как встречи Иуды Бен-Гура с  родными.

Очень тонко и точно переданы самые важные перемены, происходящие с главным  героем. Одна деталь: в самом конце картины Бен-Гур смиряет свой гнев и  отказывается от мести за минуту до того, как получит награду, о которой  он еще не подозревает, – к нему вернуться живые и здоровые мать и  сестра. Случись это минутой позже, и ценность этого решения была бы уже  другой.

Красной нитью проходит сквозь ткань повествования тема воды:  спасающей и исцеляющей в руках Того, Кто является Источником самой  жизни.

«Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам  ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4,13-14), – эти евангельские слова могли бы стать эпиграфом ко всей кинокартине.

Поэтому ключевыми сценами фильма, конечно же, являются те, в которых Бен-Гур встречает своего Спасителя.

Для нас важно, что именно в картине 1959 года было наиболее ярко  продемонстрировано одно из самых важных и деликатных кинематографических решений:  рассказ о сакральном, духовном на языке образов, а не слов.

Речь идет о воплощении на экране образа Самого Христа.

Ни разу мы не увидим Его лица и не услышим Его голоса. Но мы будем свидетелями Его проповеди, Его милосердия, Крестного пути и страданий на Голгофе.

Создателям фильма удалось добиться удивительного: не навязывая  зрителю своей точки зрения, избегая пафоса, ложного морализаторства и  ригоризма, дать ему прикоснуться к Тайне Боговоплощения.

На сем оставляю вас наедине с вашими размышлениями.

До новых встреч!

Валерия Ефанова