Ми не збудували це місто, ми прийшли на все готове. В якійсь мірі ми його відібрали, привласнили. Ми ні в чому не винні. Ґарантом нашої невинуватості є тотальна амнезія, яка стала львівським повітрям. Ми завзято забули, що це не наше місто, що воно нам дісталося не завдяки нашим старанням і не по заслузі. Воно просто в одну мить скинуло, наче змія, свою історичну шкіру, оголилося до останнього ребра – і обросло нами, новими навіть не власниками, а привласнювачами.

 Ми дуже любимо Львів передовсім тому, що свідомо позбавили його історії. Не нашої історії, дещо чужої історії. Мабуть, хтось колись зробить таке саме варварство і щодо нас, щодо наших напрацьованих міфів, але ми цього не застанемо, і тому нас це не болить. А його це болить. В серці Львова, десь глибоко під бруківкою, під штукатуркою, під товстошкірим покриттям укр.реалій лунає німий крик Львова. Непочутий крик міста, якому обрубали питомий зв'язок з сивими мовчазними віками, з тим часом, коли це місто ще не здогадувалося, що стане знеістореним.

 Знеісторення – це наша щоденна дія стосовно Львова, який завжди був містом усіх і водночас нічиїм. Знеісторення – це щоденний ритуал української дійсності, яка додзьобує останки іншої пам'яті, що ріже око. Ми не боїмося на це дивитися, тому що не маємо чим дивитися. Наші історичні очі сліпі, ми не здатні у нашому місті роздивитися не наші корені. Ми думаємо, що сам факт нашого буття в цьому місті автоматично робить його нашим. І ми не помиляємся. Дійсно, кожен рік Львова у власності нових привласнювачів потрохи затирає його стару метрику, написану не кирилицею і не синьо-жовтими фарбами.

 А варто подумки сісти на машину часу і пересунутися на 80–90 років назад. У той Львів, який дуже скоро перетвориться у німий крик глибоко під бруківкою. Я ніби проходжаюся вуличками гамірного східноєвропейського містечка десь на периферії звабливої імперії і бачу, що кожен другий перехожий – поляк чи католик, кожен третій – єврей з горбатим носом і в чорній воронячій одежі. Я бачу місто, яке вміщає десятки різних ідентичностей і перетворюється на змалілий Вавилон, мішанину запахів, звуків, кориці, людського поту, базарного торговища, цехів і всього, що колись, через 80–90 років стане вбитою історією. Подумки переносячись у той міфічний Львів, я, будучи вихований на теорії про українську природу Львова, починаю боятися за себе: невже у мене щось не те з оптикою? невже я чогось не помічаю? чому я бачу зовсім інший, зітканий за принципом пачворку клаптиковий Львів різних різностей, які то ворогують, то вживаються, то розреґульовуються на різні рівні, то просто творять намішаний горох з капустою, такий дивний, еклектичний, інколи смачний, інколи не дуже.

 Я бачу Львів, якого через лічені місяці вже не буде. Він мені нагадує Хіросіму за день до вибуху: люди живуть, як завше, кудись поспішають чи просто ліняться, але не знають, що завтра буде кінець їхньої історії. Так і мій уявний Львів бухтить своєю рутиною, переварює щоденні радощі і жалі своїх дуже різних мешканців-співвласників і не знає, що завтра буде кінець його історії. І морок. Безпросвітний морок лицемірства попереду.

 За лічені тижні не стало половини міста. Поляків як язиком злизало. Були і нема. Євреї, ці самобутні частинки тогочасного львівського пазлу, ліквідовані на фізичному рівні. Прямо тут, на місці, щоб далеко не ходити. Закатруплені, убиті, згноєні, і це не голлівудський фільм про есесівців, це наш львівський правдивий сюжет із реальними дійовими особами. Українці та їхні чада услід похнюпленому натовпу жидів, гнаних на забій, кидали каміння і здирали сукні. Вони ніби тішилися, що хтось розпинає жидів замість них. Це лоскотало їхню підсвідомість.

 Львів пережив не плавну, еволюційну зміну населення – а одномоментну насильницьку ЗАМІНУ населення якимось іншим, ззовні, яке не здатне було зрозуміти своїх обов'язків щодо свого нового, а насправді дуже старого міста. Помешкання тих, кого раптом не стало, перетворилися на пристанище духів, спогадів, поспішної втечі. Сюди зайшли наші сучасники — служителі нового режиму, занесені сюди бозна-звідкіля і бозна навіщо. На все готове. На ще теплі шафи, креденси, п'єци, кухні. Нові люди заходили у не свої помешкання і дивилися з сумних вікон на краєвид, вважаючи його своїм. А він ще вчора був краєвидом когось іншого, і він назавжди запам'ятає повен сліз погляд єврея, чи поляка, чи довоєнного галичанина, який кінцем свого земного існування ознаменував кінець Львова як такого. На ще теплі полички у шафах лягли нові рушники, у ще тепле ліжко ліг хтось-там, вицвіла пляма на стіні від родинної фотографії католика чи юдея довго не пустувала, на той самий цвяшок повісилося нове фото, або образ, або просто дешева картинка. Ще теплі стіни навіки охололи, ніби на них подув крижаний арктичний вітер тотального забуття. Усе, що ще вчора дихало живизною, в один день намертво закостеніло й оніміло.

 І нам це подобається досі. Нам донестями подобається мертве мовчання розчавленого Львова. Ми ставимося до цих стін не як до носіїв чиєїсь пам'яті, а просто як до несучих стін. Ми нічого не збудували, ми просто отримали. Місто ніби спустило в унітаз свою багатовікову історію різностей, відформатувало свою пам'ять – і стало містом нових людей, які гордо дивилися в світле майбутнє, аґресивно заперечуючи темне минуле. На зміну поколінню, яке віками берегло тяглість, прийшло покоління чистого аркуша, на якому кожен забичений селюк, кожен приїжджий каґебіст отримав право карявим почерком писати свою історію. І, ясна річ, у ній не знаходилося місця для середньовічного клаптикового Вавилону, для австро-угорських шат, коронованих осіб, голубої крові, маститих торговців, горбатоносих євреїв, пихатих поляків. Ніби їх і не було.

 З'явилися спальні райони, в яких люди все життя не живуть, а сплять. З'явилися радянські істоти, які чудово вписалися в нову соціалістичну дійсність. З'явилося покоління українців, які надто довго чекали свого виходу на історичну арену, тому вдарилися в реваншизм. З'явилися тисячі й тисячі безликих людей, які змалечку привчалися лицемірити: вдома розмовляти українською, а на роботі проводити політінформацію російською. З'явилися діти, в яких цілком невинно вживалися колядки і першотравневі пісні. З'явилися сонмища лицемірів, які стукали один на одного, писали доповідні на ближнього свого, зате хрестили своїх дітей тишком-нишком. Ще теплі шафи, ліжка, стіни замовкали назавжди, ніби боячись порушити цю колективну шизофренію.

 Місто назавжди перестало бути собою. Це наша спільна заслуга. Докорів сумління у нас ніколи не буде, тому що амнезія – це наше все, наша дієва панацея від історичної розплати за умисне замовчування. Сучасне місто вже навіть не згадує про свій локальний Голокост. Польська історія Львова перейшла радше в ностальгійну площину. Австрійська архітектура стала чинником не історичної пам'яті, а ціноутворювальним чинником для рієлторів. Ми всі ніби змовилися мовчати про не нашу історію вже нашого міста. Ми ніби змагаємося між собою, хто ж швидше витравить згадки про щоденне життя до вибуху.

 Ми погоджуємося на те, що досяжна для нас історія Львова починається якраз після вибуху, а все, що було до нього, – це фантом, давня мертвячина, дуже колоритна екзотика, щось ґротескне, міфологізоване, майже заморське, далеке, крізь холодне скло, і воно не торкає, не бентежить. На цьому можна заробляти, будувати свої понти, вип'ячувати як щось комерційно привабливе, але все одно вважати це глибокою історією на рівні загибелі Помпеї чи зникнення цивілізації майя. Все це десь вдалині, не з нами, не тут. Амнезія – хороша штука, хто би що не говорив. Бо дозволяє спати спокійно у ще теплому ліжку когось учорашнього.

 А я боюся, що історія відімститься, бо вона ще та сука. Покоління, яке освоює місто, збудоване не для нього і не ним, рано чи пізно зашпортається об своє власне безпам'ятство. Зрештою, це вже відбувається. Стокгольмський синдром шириться над Львовом. Ми трепетно полюбили свого ґвалтівника. Заперечення не зовсім української історії Львова обернулося життям у не зовсім українській державі. Ця держава, як і Львів, теж виявилася збудованою не нами і не для нас. Цей виплодок комуністичної кон'юнктури трахає Львів уже третій десяток років, а ми кайфуєм. Стокгольмський синдром нас рятує зараз так само, як свого часу амнезія врятувала від відповідальності за привласнення знесиленого міста, прокрученого через м'ясорубку часу.

 Історія відімстила вірусом самообману і мазохізму. Навіть військовий ліцей ми помпезно назвали іменем Героїв Крут – мабуть, у такий спосіб прославляючи культ відчайдушної смерті ще нецілованих хлопчиків. Бо всі ми просто обожнюємо плакати над гробами, палити лампадки, заламувати руки і квилити, побиватися, возносити себе на космічні віражі печалі і страждань. Ми самі себе виховували на епосі про лісових повстанців, які готові були померти замолоду, чітко усвідомлюючи всю утопічність своєї звитяги. Ми просто боїмося самі собі зізнатися, що нашим альтер-еґо є абсолютний мазохізм. Ми б'ємо всі рекорди, знаходячи підсвідому радість у горі.

 Це не інакше, як вибрик історії, яку ми свого часу колективно закопали. Вона ніби знущається, кажучи: ви будете хотіти жити в країні, яка вас не влаштовує. Ви нікуди не дінетеся від своєї мами-алкоголічки-проститутки. Ви будете її любити і ненавидіти, ви не зможете від неї відмовитися, ви будете її рятувати, адже вона ваша мама, і ця радість у нещасті буде самих вас дивувати, але ви ж винахідливі, тому назвете це вінцем великодушності й благородства, хоча десь глибоко в душі, наодинці з гострою потребою самоочиститися ви все одно будете знати, що ви ніколи не будете щасливі з нею.

 М'ясорубка часу перемолола нас самих. Ми стали тим самим фаршем, з якого можна ліпити що завгодно. Треба зліпити новітнього героя – будь ласка. Треба зліпити циніка і огульного критикана – прошу дуже. Треба любити свою неньку – ось «Вернісаж» під боком із широким асортиментом вишиванок у промислових обсягах. Треба атдахнуть – ось під боком «Фешн», де діджей балакає на російській і наші нафарбовані дєвки роблять міньєт туркам. Якщо треба просто вберегтися – то Польща близько, можна там перечекати чергову хвилю мобілізації. А якщо треба скинути владу, обрану не нами і не для нас, – нема питань, намети напоготові і дерев'яні щити з попереднього бунту десь валяються в сараї. Ми тут як тут, із піонерською відданістю, на будь-які потреби часу. Бо ми – історичний фарш, а, як відомо, історія – це м'ясоїдна субстанція. Вона потребує все нових і нових тіл, все нового і нового м'яса, щоб наростити обвітрений кістяк. Ми, сучасні львів'яни, – ідеальна пожива. Ми ніби самі визвалися час від часу виходити на гострий вітер історії і розмовляти з нею мовою ілюзій.

 Нове не твориться швидко. Ми наївно думаємо, що після вибуху ми маємо нео-Львів, український, монолітний (монотонний), без зшитих клаптиків, з суцільної ряднини. Наївні, ох наївні! На дефраґментований львівський вінчестер ми наносимо далеко не найкраще, тому що самі ми – нащадки далеко не найкращих. Наші найкращі предки зникли безслідно так само, як і зникла найкраща минувшина Львова. Усіх найкращих знищили в таборах, репресіях, депортаціях. Лишилися наші батьки – ті, що лишилися. Кращі з гірших. Ті, що залюбки пристосувалися. Ті, кому не так уже й зле жилося в советському бараці прогнозованості. Ті, кого влаштовували ціни на хліб, електрику і путівки від профкому. Ті, хто знайшов себе у новій, вирівняній, монохромній дійсності, яка убила всіх найкращих. Сучасні львів'яни – це саме їх нащадки, оцих далеко не найкращих. Тут ніхто не винен, просто така констатація. Україна як така – це суцільний, багатомільйонний, колективний нащадок далеко не найкращих. Це м'яко кажучи.

 Держава – аналогічно. Вона у щоденному режимі продукує стокгольмський синдром для кожного свого громадянина, кажучи йому: люби мене, тому що трахати тебе без любові – якось не дуже. І ми любимо. Не трахатись. А просто любимо.

 Можливо, ліпше було би наш фарш закинути на якийсь час у морозилку і дочекатися наступних поколінь, перечекати цю епоху не найкращих. Хоча, якщо чесно, не варто себе обманювати. Колись згодом наш фарш хтось візьме, похапцем помістить у мікрохвильовку трендового патріотизму, і все повториться знову. Цим «хтось» буде покоління АТО чи пост-АТО, а воно нічого красивого й вишуканого зліпити не зможе. На виході ми отримаємо навіть не шницельок – а типову українську катлєту, або атбівную, або просто безформенний м'ясний хавчік.

 І буде сука-історія голосно реготати, задоволена собою. І будуть множитися, як на ксероксі, нові міфологеми про те, що ніхто у світі не зміг зупинити кремлівського виблядка, а лише наші хлопи з Пустомитівщини змогли. І буде в кожній школі висіти стенд з Небесною сотнею, де раніше висів Маркс, Енгельс, Лєнін, Сталін, Брежнєв, Горбачов. Це історичне слайд-шоу стане неодмінним атрибутом підготовки усе нових ґенерацій на черговий фарш історії. Бо неможливо не топтати тих, хто сам колись затоптував чиюсь (а чи не свою?) історію.

 

І німий крик знеістореного Львова блукатиме колектором символічної Полтви. Нові покоління теж прийдуть на ще теплі ліжка й шафи, от тільки це будуть не ліжка й шафи якихось безіменних примар, що розчиняються в несучих стінах, а конкретно наші ліжка і наші шафи. І ми теж будемо німіти, адже про вибух нас, як і тамтих, ніхто не попередить. І скажуть новітні львів'яни: вас тут ніби й не було, ви тут усе засрали, ви тупо заробляли на туристах, втюхуючи їм мертві міфи про гасові лямпи й жидівські кнайпи, в які ви самі не вірили. Ганьба вам, людям епохи двохтисячних, що все життя проспали у своїх спальних районах.

 

Так скажуть наступні ґенерації, бо вони ж будуть нами навчені писати все з чистого аркуша. Вони навіть не пам'ятатимуть мертвого запаху зниклого поляка чи закатрупленого єврея. Це буде покоління з подвійною амнезією й подвійним стокгольмським синдромом. Це буде повністю затрахане покоління, яке шукатиме нові обґрунтування своєї місії в державі, яка їх дедалі більше не влаштовуватиме. Це покоління знатиме кілька мов, але з історією далі розмовлятиме мовою ілюзій. Бо цьому нема ні кінця, ні краю.

 Грядущі люди далі будуть служити молебні біля розводів сечі на стіні, вважаючи це ликом Богоматері. Люди далі будуть заповнювати своїми плащами і штанами будівлі храмів, так нічого й не розуміючи. Далі кричатимуть «Розіпни» на адресу кожного, хто порушить їхню гармонію між чистою вірою і нечистими ділами. Люди перебуватимуть у хворобливій залежності від ненависного їм телевізора. Діти героїв АТО нічим не відрізнятимуться від дітей беркутівців чи митників, бо слухатимуть одну й ту саму Лободу. Тому що за примхою небес ми народжені жити в якійсь нескінченній чорній дірі, в анусі модерну, де скасовується тяглість часу, заперечується власна відповідальність за простір, культивується бездумна ритуальщина, торжествує форма над змістом. Де люди, читаючи чорним по білому, взагалі не здатні прочитати те, що написано чорним по білому, а додумують що в кого болить і дискутують з автором про все завгодно, окрім, власне, написаного чорним по білому.

 Можливо, з часом хтось назве місце нашого життя проклятим чи зачаклованим. Але кожне наступне покоління житиме ніби на зло попередньому. Але це не буде рух уперед. Це буде хаотична втеча від хибних параметрів, які ніхто не хоче міняти на старті. Це навіть не біг по колу. Це радше намагання злетіти і звільнитися від оков, які тобі дісталися від мами, тата і спального району. Ми приречені на постійне знеісторення самих себе. Чому хтось повинен згадувати про Голокост на Замарстинові 80 років тому, якщо мало хто згадує про Небесну сотню дворічної давності?

 Машини часу, на жаль, не існує, тому неможливо нікого попередити за день до вибуху, за день до кінця. Та й що ти їм скажеш? Ніхто ж не повірить, що в природі взагалі існує кінець історії. Існує. Ми це можемо ствердно сказати, бо взяли участь у цьому експерименті. І змогли. Змогли прийти на все готове і сказати: це завжди було нашим. Змогли привласнити і відібрати. Змогли з цим жити. Мало хто з сучасних львів'ян скаже, що єврейський Львів – це також мій Львів, і я не привласню його собі. Чи польський, чи вірменський. Ми назвали це «нова історія, нова доба, і все тут – наше й тільки наше, і так було завжди».

Історія вже регоче. Тільки ми її не чуємо.

02.02.16.

Остап Дроздов http://zbruc.eu/node/47025

К. Паустовский. Из "Книги о жизни"

   "Некогда блестящий Киев превратился в увеличенную Шполу или Миргород с их казенными присутствиями и заседавшими в них Довгочхунами. 

Все в городе было устроено под старосветскую Украину, вплоть до ларька с пряниками под вывеской "О це Тарас с Полтавщины". Длинноусый Тарас был так важен и на нем топорщилась и пылала яркой вышивкой такая белоснежная рубаха, что не каждый отваживался покупать у этого оперного персонажа жамки и мед. 
Было непонятно, происходит ли нечто серьезное или разыгрывается пьеса с действующими лицами из "Гайдамаков". 
Сообразить, что происходит, не было возможности. Время было судорожное, порывистое, перевороты шли наплывами.. В первые же дни появления каждой новой власти возникали ясные и грозные признаки ее скорого и жалкого падения. 
Каждая власть спешила объявить побольше деклараций и декретов, надеясь, что хоть что-нибудь из этих декларации просочится в жизнь и в ней застрянет. 

От правления Петлюры, равно как и от правления гетмана, осталось ощущение полной неуверенности в завтрашнем дне и неясности мысли. 
Петлюра больше всего надеялся на французов, занимавших в то время Одессу. С севера неумолимо нависали советские войска. 

Петлюровцы распускали слухи, будто французы уже идут на выручку Киеву, будто они уже в Виннице, в Фастове и завтра могут появиться даже в Боярке, под самым городом, бравые французские зуавы в красных штанах и защитных фесках. В этом клялся Петлюре его закадычный друг французский консул Энно. 

Газеты, ошалевшие от противоречивых слухов, охотно печатали всю эту чепуху, тогда как почти всем было известно, что французы сиднем сидят в Одессе, в своей французской оккупационной зоне, и что "зоны влияний" в городе (французская, греческая и украинская) просто отгорожены друг от друга расшатанными венскими стульями. 

Слухи при Петлюре приобрели характер стихийного, почти космического явления, похожего на моровое поветрие. Это был повальный гипноз. 
Слухи эти потеряли свое прямое назначение - сообщать вымышленные факты. Слухи приобрели новую сущность, как бы иную субстанцию. Они превратились в средство самоуспокоения, в сильнейшее наркотическое лекарство. Люди обретали надежду на будущее только в слухах. Даже внешне киевляне стали похожи на морфинистов. 
При каждом новом слухе у них загорались до тех пор мутные глаза, исчезала обычная вялость, речь из косноязычной превращалась в оживленную и даже остроумную. 
Были слухи мимолетные и слухи долго действующие. Они держали людей в обманчивом возбуждении по два-три дня. 

Даже самые матерые скептики верили всему, вплоть до того, что Украина будет объявлена одним из департаментов Франции и для торжественного провозглашения этого государственного акта в Киев едет сам президент Пуанкаре или что киноактриса Вера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д'Арк, вошла на белом коне во главе своего бесшабашного войска в город Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей. 

Одно время я записывал все эти слухи, но потом бросил. От этого занятия или смертельно разбаливалась голова, или наступало тихое бешенство. Тогда хотелось уничтожить всех, начиная с Пуанкаре и президента Вильсона и кончая Махно и знаменитым атаманом Зеленым, державшим свою резиденцию в селе Триполье около Киева. 
Эти записи я, к сожалению, уничтожил. По существу это был чудовищный апокриф лжи и неудержимой фантазии беспомощных, растерявшихся людей."

Константин Паустовский "Книга о жизни. Начало неведомого века. Фиолетовый луч".

После Украиныandreyvadjra1 июля, 7:29

В московском супермаркете произошёл конфликт на сырной почве. Две женщины повздорили из-за кусочка импортного козьего сыра. Оставался один последний, который приглянулся сразу двум покупательницам.

Дожили. Люди дерутся за возможность купить нормальные продукты. И это в Москве.



Эта история случилась вчера вечером с моей бывшей коллегой по радио. Она зашла в "Азбуку вкуса", чтобы купить продукты. Азбука чуть ли не последнее место в городе, где можно добыть "запрещёнку". Не знаю, как они это делают.

Стоило пройти пустые прилавки 80-х и боевые 90-е, чтобы уже в 21 веке на сорок третьем году жизни алчные граждане попытались отнять у тебя еду. - рассказывает Евгения> - Конкретно - кусок сыра. Наверно, если бы это случилось в каком-нибудь Ашане, эмоций было бы меньше. На кусок козьего сыра позарилась дама "в лабутенах нах и таких же штанах" (по зиме - вся в соболях и брильянтах с головы до ногтей) в том магазине, где даже йогурт Данон почему-то стоит как подержанный Пежо. 

Справедливости ради стоит признать, что в "Азбуке" есть очень вкусные продукты. Оливки, например. За ними я туда и зашла. 

На полке с сырами лежал тот самый злополучный одинокий кусок. На него была скидка. То, что в обычный день стоит 2600 рублей (за банальный козий сыр!), отдавали на 80% дешевле. Это и стало решающим моментом. Срок годности в неделю не смутил - сыр в моем доме живет гораздо меньше - и рука цапнула кусок с полки.

Я повертела еду в руках, поискала подвох, не нашла. Задумалась. И в этот момент поняла, что сыр меня тянет куда-то к колбасной витрине. Оказалось, еда никуда меня не тащила - напротив стояла дама и дергала кусок сыра в свою сторону. Настойчиво (хорошо, что у меня с хваткой все ок, не выдернула):

- Гражданка, вы что делаете-то?
- Отдайте, он вам не нужен! Вы здесь 2 минуты уже стоите! 
- (Да хоть полчаса...) А вам именно мой сыр понадобился? Здесь целая витрина.
- Но на этот скидка, и он последний, отдайте!

И тут во мне взбунтовался несуществуюший пролетарий. Я посожалела о сложной финансовой ситуации "соболей", предложила даме обменять "соболиный рукав" на кусок пармезана и ломтик хамона, например, и гордо прошествовала на кассу с сыром в руках.

В спину шипелось что-то вроде "нищее быдло" и это было вдвойне весело на фоне ситуации.
Вообще, по ощущениям, как в очереди конца 80-х, когда люди воевали за "выброшенных" на прилавок синих куриц.

 Влияние "юга" на возникшее государство Русь 
1 
До сих пор мы рассматривали восточноевропейскую арену главным образом в северной перспективе, то есть с точки зрения Mare Baltіcum. Но мы также отметили взаимодействие со степью, которое развилось в типичное сотрудничество между "кочевниками моря" (т.н. викингами-варягами) и "кочевниками степи" (хозарской династией). Вследствие этого сотрудничества возник волжско-русский каганат ІХ-Х ст. 
Тем не менее до конца ІX и начала Х ст. выступили два комплекса новых событий в сфере культуры Mare Nostrum, которые дали стимул для дальнейшего развития. Первым, что случилось в Восточно-Средней Европе, было завоевание могущественного аварского государства Карлом Великим, что имело своим следствием Renovatіo Іmperіі в 800 году и "пацификацию" славян, невольников бывшего аварского пакса (863-885). 
Не может быть сомнения, что акция Карла Великого имела экономическую цель: установление сухопутного пути в Хозарию, знаменитой дороги из Регенсбургп (Ратисбона) к Итилю, на которой судилось развится Киеву, а позже и Вене. 
Пацификация аваров не была простым мероприятием. После некоторого времени, в 60-х годах ІX ст., оба Рима (хотя и во враждебных взаимоотношениях, я имею здесь в виду патриарха Фотия и папу Николая І) постановили заполнить пустоту, возникшую после распада аварского государства, повышая статус бывших аварских рабов - славян, их варварский язык должен был теперь стать священным наряду с еврейским, греческим и латынью. Так как тогда только Цареград имел ученых, которые могли бы создать новый литературный язык и перевести христианские религиозные писания, братья Константин-Кирилл и Мефодий, друзья Фотия, получили поручение поехать из Цареграда в Моравию, то есть на землю, которая была в сфере действия римского папы. 

2 
В моравской миссии парадоксально то, что моравские князья, те homіnes novі, обязанные своей позицией аварской харизме, не использовали необыкновенно важного культурного оружия, которое им было даровано. Приняв христианство в славянском обряде в надежде, что их баварские соседи, князья и епископы, будут их считать за равных себе, они рассердились, когда осознали, что этим обрядом не достигнут этой жизненно важной цели. Моравы выгнали славянских миссионеров и заменили свой "низший" обряд латинским вероисповеданием. 
Тем временем болгарские властители, которые уже почти два столетия вели борьбу за супремацию с византийскими царями, в которой их сила удесятерялась, решили слиться со своими славянскими невольниками в одно целое. Им, болгарам, также надо было принять христианство, чтобы быть признанными как европейское государство. 
Хан Богорис (Борис) после длинных колебаний лично принял греческий обряд. Тем не менее его сын, царь Симеон, воспользовался случаем и присвоил себе отвергнутый славянский обряд. Он пригласил изгнанных византийских моравских миссионеров в свои владения и начал закладывать основы независимой славяно-болгарской высшей культуры. В противоположность моравским князьям Симеон, как потомок династии Аттилы, не имел комплекса неполноценности: на его взгляд, собственно византийские цари были парвеню. 
Дунайские болгары вероятно получали помощь от черных болгарв Таманского полуострова, которые, будучи потомками Кобратовой Magna Bulgarіa (VІ-VІІ ст.), остались на земле, где сохранилась эллинистическая культура Боспорского царства. В ІX и Х ст. это было единственное место в Европе, где была еще жива идея перевода и взаимного обогащения культур. Это там Константин-Кирилл выучил еврейский язык и был посвящен в искусство перевода. Пока болгары были язычниками, опасность с их стороны была немалая, но еще не всесторонняя. Однако, появление гордой болгарской версии Восточного христианства побудила царя Василия ІІ к быстрым репрессивным действию. 
Взвесив, сколь серьезной была болгарская задача создать христианскую цивилизацию, способную посоревноваться с византийской, можно понять действия византийского царя Василия ІІ (кстати, швагера Владимира Большого), который получил титул Болгаробойца. 
После 1018 года Болгария перестала существовать как политическая единица, а после 1036 - также и как культурная. 

3 
Вторая половина ІХ ст. также имела большое значение для Восточной Европы, так как в то время вышли на арену истории Киев и территория современной Украины. 
Толчком к этому событию было возвышение Цареграда к положению экономической столицы Евразии. Произошло это благодаря приходу к власти способной т.н. македонской династии византийских царей, которые нанесли решительное поражение арабскому флоту и восстановили превосходство Византии на Mare Nostrum (в частности после битвы при Майяфарикин в 863 году). 
Очевидно, Цареград привлек тогда внимание "викингов", единственного общества в Евразии в ІХ-Х ст., вне Византии и арабов, которое содержало флот. Например, Каролинги остались совершенно равнодушными к мореходству вплоть до своего упадка. 
Вскоре после морского похода Руси на Цареград в 860 году возник знаменитый "Путь из варяг в греки". Днепр заменил Волгу, а бывшая станица хозарской заставы возле днепровского перевоза - Киев - появилась во второй пол. Х ст. как многообещающий сателлит новой экономической столицы мира - Истамбула, Константинополя, Цареграда. 
Около 930 года Игорь из династии волжско-русских каганов завоевал Киев. 

4 
В истории каганов Руси есть по крайней мере три эпохи: волжская (около 839-930), надднепрянская (около 980-1036) и киевская (1036-1169). При первых двух Русь владела скорее народами, чем обозначенными землями, взимая дани и контролируя торговлю вдоль главных международных путей (и, конечно, отстраняя соперников, например, полоцких Ylfіngar). Этими путями были: 1) волжский и двинский торговые пути, важные в ІХ и в первой пол. Х ст., что вели к двум центрам исламской торговли - Булгару и Итилю; 2) днепровский торговый путь в Х - XІ ст. от варягов через Киев к греческому Цареграду, как выше сказано, тогдашнему центру международной экономики. Третья - Киевская эпоха, знаменовала собой начало культурной консолидации Руси и попытку ее национализации. 

5 
После 1036 года Ярослав разбил печенегов (степных кочевников, наследников хазар) и положил начало своей версии Римской империи, с сердцевиной в соборе св. Софии в Киеве. При том он принял за священный язык своего обряда церковнославянский язык, который после упадка дунайских болгар остался снова без собственника. 
Ярослав начал также превращать Русь в териториальное сообщество, которое охватывало бы Киевщину, Черниговщину и Переяславщину. Там он поселил свою дружину, до тех пор следовавшую за князем в его карьере. Только теперь, со второй половины XІ и в начале XІІ ст. термины Русь и русская земля появляются в новом, узком значении: южная Русь (сегодняшняя Украина). Только теперь произошла культурная революция на Руси, началась связь власти с территорией. Превращенная из полиэтнического, многоязычного и нетериториального сообщества с низкой культурой, Киевская Русь (то есть Русь, расселенная в Киевщине, Черниговщине и Переяславщині) стала обновляться новой, высокой христианской культурой, которая опиралась на чужеземный, письменный и священный славянский язык (т.н. церковнославянский). Она, Русь, и вышла теперь на сцену истории Восточной Европи. 
Такой исход, в результате которого Киевская Русь появилась как политический и религиозный центр, была тем логичнее для ее творцов, которые после упадка независимого дунайско-болгарского государства его церковь и славянский обряд с относительно большим корпусом церковных и государственно-"политических" текстов остались, как было сказано выше, без собственника. 
Таким образом Киевская Русь могла немедленно присвоить себе культурную сферу без угрозы потери тождественности. Так вот вместе со священным церковнославянским языком и кирилловой письменностью (кириллица) возник русский обряд (язык). 
Славянский русский обряд стал основой для "национализации" или слияния поляно-словянских и неславянских (русских и других) элементов в одну русскую землю, что означало постоянное расселение Руси на территории Киевского, Черниговского и Переяславського княжеств, то есть на центральных украинских территориях. 
До того времени Русь была только чужеземным правящим слоем, базирующимся на примитивной организации кочевников моря и рек, которые периодически собирало на подвластной территории дань (полюдье) и были подданными своего князя, но не были связаны ни с какой территорией. 
Чтобы предоставить Ярославовой династии христианскую законность, надо было оживить культ его братьев, Бориса и Глеба. Хотя они были убиты в обычной борьбе за власть, эти сыновья болгарской княжны были канонизированы киевским митрополитом Иоаном (который сам был болгарином) почти сразу после их смерти (около 1020). 
Ярославу, действительному основателю Русской династии, удалось установить свою новую репутацию доброго брата, который отомстил за смерть святых невинных братьев (хотя, вероятно, он сам был причастен к их убийству), и перенять для себя и своей династии харизму св. Бориса и Глеба. 
Он приказал праздновать "праздник новый Русьская земля" в честь Бориса и Глеба торжественно шесть раз в год, при чем 24 июля было главной празником. Именно в этот день в 1072 и 1115 годах состоялись массовые "общенациональные" манифестации по случаю перенесения мощей этих святых. В обоих случаях эти манифестации использовались, чтобы сделать достоянием гласности редакции оригинальных сборников летописей, созданных специально по этому случаю в первом интеллектуальном центре Восточной Европы - Печерском монастыре в Киеве. 
Только теперь, на киевском этапе, достигнув своего собственного исторического сознания, Русь появляется как законная историческая единица. 


Выводы 

200-летний спор норманистов и антинорманистов не мог решить проблемы происхождения Руси. Поэтому он здесь заменен другой теорией в более широком контексте мировой истории, которая опирается только на исторические критерии. 
В VІІІ и ІX ст. появилась многоэтническая, многоязычная, объединенная общественная и культурная сфера ("низшего" культурного типа), представленная морским и торговым сообществом Mare Baltіcum, перенесенная туда носителями культуры Mare Nostrum. Потребовалось еще два века, чтобы многоэтнические и многоязычные торговые усилия некоторых коммерческих компаний и "кочевников моря" развились (при вмешательстве политической структуры типа степной империи) в высокую христианскую культуру, славянскую по языку, которая собственно и стала Киевской Русью. 

Лекция, прочитанная на английском языке 24 октября 1975 года по случаю инаугурации автора первым профессором Кафедры истории Украины им. М. Грушевского при Гарвардском университете.

---

Наличие такого явления, как соревнование цивилизаций теперь уже почти никто не отрицает. Даже в провинциальных вузах эта теория нашла своих горячих и преданных последователей. За десятилетия, прошедшие после «мировой премьеры» классического труда Самюэля Хантингтона «Конфликт цивилизаций», разукрашенная планетарная карта межцивилизационных конфликтов стала привычным украшением лекций по политологии и культурологии. Некоторые уже даже считают эту схему научно банальной. 

Однако, признанный в 2009 году европейскими лидерами крах либеральной «политики мультикультурализма» добавил схеме Хантингтона и определенной пикантности и, воленс-ноленс, новый формат актуальности. При применении ее к украинской истории последних 20-ти лет оказываются интересные закономерности и открываются определенные свежие ракурсы (и ресурсы) видения. Появляется возможность вновь попытаться диагностировать ту загадочную «Украинскую болезнь» которая так фатально стала причиной большинства наших геополитических поражений.

По территории Украины, как известно знатокам упомянутой схемы, проходит один из так называемых «разломов Хантингтона» - исторически обусловленная граница между западноевропейским (ЗЕ) и православным (П) цивилизационными массивами, которые постепенно сформировались на континенте после религиозных войн семнадцатого и национальных революций девятнадцатого и двадцатого веков. Условно этот разлом можно провести вдоль старой границы Австро-Венгрии. Подчеркиваю - «условно». Потому что, например, Закарпатье и часть Буковины сегодня относятся скорее к «П-массиву», чем к той Украине, которая сформировалась под влиянием Римско-католической церкви и классического европейского права. 

Разлом в советское время находился в «подавленном» состоянии и, соответственно, влияние разлома не обозначалось в публичных общественных и культурных практиках. Он «активизировался» в 1988-1991 гг, и с тех пор мощно влиял на все политические, культурные, социальные, художественные и ментальные процессы, происходившие в стране. Заметная часть разнообразных украинских «общественных модераторов» (от профессиональных политиков до популярных рок-певцов) активно паразитировала на «пробуждении» разлома и усугубляла его, другая - не менее заметная - часть также активно паразитировала, но уже на «борьбе с разломом» или же на упорном отрицании самого факта его существования. 

Разлом за 20 лет постепенно приобрел признаки рамочной ситуации, оброс собственной феноменологией, разветвился, породил множество вторичных явлений, ситуаций и симулякров, обозначился в жизни многих украинских семей, обществ, политических партий, научных конгрегаций, образовательных учреждений, художественных тусовок, идейных направлений и трудовых коллективов.

На этот «рамочный» (стратегический, фундаментальный) разлом дополнительно наложились еще и «внутрицивилизационные» (более локальные, но от того не менее острые) конфликты-«трещины». Такие, к примеру, как конфликт между имперским дискурсом и национальными дискурсами в рамках «П-массива» и конфликт между либеральным и правоконсервативным дискурсом в рамках «ЗЕ-массива». 

Украинская суб-цивилизация 

Именно в такой ситуации украинская суб-цивилизация (которая была и продолжает быть объединенной – не смотря на все разломы и конфликты - определенной территорией проживания, общей историей, языком, этническими и художественными традициями и менталитетом плюс «народническим проектом» XIX в., (о котором речь пойдет ниже) начала утверждать себя в качестве самобытного, титульного (в границах государства) «цивилизационного топоса». Главное конфликтное «острие» этого утверждения было направлено против имперского дискурса, а, соответственно, против его потенциального (в 90-е годы) носителя - Российской суб-цивилизации в рамках цивилизационного «П-массива».

Теперь, когда прошло два десятилетия, мы вправе подвести промежуточный итог. Он неутешителен. Отмеченное утверждение украинской суб-цивилизации не произошло. Несмотря на отдельные экстенсивные достижения, она все еще не обладает ни принципиальными атрибутами, ни фундаментальными признаками титульности и самобытности даже в пределах того государства, которое на официальном уровне выступает как общественно-политическая форма этой суб-цивилизации и «подтверждает» эту свою миссию сине-желтым флагом, трезубцем, гимном, Пересопницким Евангелием и елейно-государственнической картиной в фойе зала заседаний Верховной Рады. 

На бытовом уровне (и на уровне «политической улицы») эта печальная ситуация обычно обозначается разговорами о том, что «мы живем в Украине без Украины», «оккупация продолжается» и другими. 

Возникает вопрос: почему же так получилось?

Простого ответа, к сожалению, нет. При первом анализе на поверхность всплывают по меньшей мере четыре основные причины: 

1. Носители самосознания украинской суб-цивилизации (интеллектуалы, художники, педагоги, ученые, диссиденты, спикеры диаспоры) выбрали неправильные инструменты (мотивационные, образовательные, культурные «опорные сигналы») в цивилизационном «большом диалоге» с реальной хозяйственной элитой, локальными элитами крупных городов-миллионников и с первыми поколениями постсоветских технократов (т.е., другими словами, с директорами заводов, подпольными «цеховиками», ведущим инженерно-конструкторским слоем, военными, правоохранительными органами, бывшими комсомольскими функционерами, которые ушли в бизнес, с перспективной русскоязычной молодежью). Причина: Украинская суб-цивилизация в 90-е годы была преимущественно сельской, к городу она относилась враждебно и в принципе не была готова к конструктивному диалогу с городом. 

2. В тот момент, когда закладывались основы отношений государства и крупного бизнеса (1992-1998), в пределах Западной Украины (ЗЕ-массива) не возникло ни одной местной крупной финансово-промышленной олигархической группы, на фундаменте которой могла бы формироваться настоящая (а не опереточная) ориентированная на Европу политическая сила. Все олигархические группы (и, соответственно, все ресурсные центры формирования власти в нашем государстве) сформировались в пределах цивилизационного «П-массива». Галичина (репрезентант «ЗЕ-массива») оказалась без инструментария для эффективного влияния на процессы формирования украинского государства. Грубо говоря, «принципиальные деньги» оказались в руках людей, мировоззренчески, культурно и ментально ориентированных на Российскую суб-цивилизацию, а не на украинскую.

3. Переоценка представителями украинской суб-цивилизации влияния Запада (коренного «ЗЕ-массива») на процессы в Украине также стала причиной поражения. Согласно древним украинским политическим мифам, Запад якобы принципиально заинтересован в «отрыве Украины от России», как гарантии того, что военная Евразийская империя никогда не возродится как геополитическая сила, способная угрожать Европе и США. Этот миф не выдержал испытания временем. Оказалось, что Запад не является достаточно однородным (в первую очередь в актуальном в наши дни корпоративном формате) в столь категоричном и прямолинейном видении своих интересов. Кроме того, международная ситуация изменилась и призрак Евразийской империи перестал быть «ведущим ужасом» западных политиков и обывателей. 

4. Иссяк «Украинский народнический проект», который осуществлялся (до революции - под пристальным наблюдением мирового масонства) от эпохи "Русской троицы" и Тараса Шевченко вплоть до времен «шестидесятничества». Этот исчерпанный проект не был заменен равноценным постмодерном. Пока «народнический проект» работал, он своеобразным образом противостоял актуализации «разлома Хантингтона». Но время шло и в постмодернистской реальности конца ХХ - начала ХХI века (в условиях того, что Т. Фридман в свое время назвал «глобализацией 3.0») «просветительские» принципы, методы и методологии перестали работать. Блестящие (хотя и разнородные) примеры исчерпания народнических практик: провал попыток «реставрации» архаического правописания 1929 года и фактическая бездеятельность различных финансируемых государством «этнических» и «опереточно-казацких» конгрегаций. До поры до времени казалось, что постмодернистским «наследником» народнического проекта станет «оранжевый проект 2004 года», но не случилось. В этом случае - четко по Гегелю - манифестальная форма не нашла соответствующего общественно-политического содержания и быстро деградировала. 

«Холопомания» vs. «Старые песни о главном»

Детальный анализ всех четырех заявленных причин выходит за рамки данной статьи. Попробуем разобрать только первую (и, частично, четвертую) из них. 

В 90-ых годах в Украине было лишь один крупный украиноязычный город - Львов. При этом возникают сомнения, что тогда во Львове существовала полноценная урбанистическая (городская) украиноязычная цивилизация, в которой рождались бы собственно культурно-цивилизационные «Украинские смыслы», адекватные глобальным настроениям и процессам, которые происходят в современной эпохе. Скорее, тогдашний украиноязычный Львов формировали пришельцы - вчерашние крестьяне, а незначительные «вкрапления» недобитых коренных жителей довоенного Львова не делали погоды в городе Льва. Они находились (и до сих пор находятся) на обочине, особенно в политическом формате. 

У подавляющего большинства крестьян, которые заселили Львов в 40-90-ых годах ХХ века, не проявлялось желание стать жителями города. Наоборот, они «де-факто» принесли в город свою сельскую цивилизационную доминанту (принесли ее функционально и овеществленно - как целостный бытовой мир). Эта доминанта проявляла себя комплексом определенных признаков: узким («здоровым») прагматизмом, сельскими бытовыми вкусами, чрезмерным употреблением алкоголя (при том не вина и коньяка, как в европейских городах первой половины прошлого века, а водки, самогона), грандиозными расходными свадьбами, поведенческим и интеллектуальным конформизмом. Еще выразительнее ситуация была в Тернополе и Ивано-Франковске. Там сельская доминанта переформатировала даже архитектурный облик этих городов. Все остальные крупные города Украины украинскими практически не были.

Поэтому, когда после формального очерчивания атрибутов государственности возникла необходимость «большого диалога» между Украинской суб-цивилизацией и реальными (и преимущественно русскоязычными) элитами крупных городов Центра, Востока и Юга, вместо цивилизационного предложения свидомые украинцы начали осуществлять (в лучших традициях «одномерных» сельских прагматиков) некое «культурное наступление». При этом его стратеги и полководцы (в основном выходцы из сел с кандидатскими и докторскими дипломами) наивно полагали: достаточно установить административные рамки украинизации (такие как государственный язык, внешняя символика, «козакофилия» в школьных учебниках) и сам процесс преобразования Неукраины в Украину пойдет автоматически. Этот миф также не выдержал испытания временем. 

Большие города с их вековым культурным укладом наши «культурные крестоносцы» пытались «перекодировать» на крестьянский образ мышления (почему-то упорно отождествляя его с «правдиво украинским»), но город не дал превратить себя в сервисно-торговое дополнение к хутору. Город не захотел поменять технологии и современные свободы на старосветский субстрат «духовности». Он отторг и высмеял новейших «холопоманов». 

С одной стороны, «холопомания» (одна из составляющих народнического дискурса) вошла в конфликт с таким же узко прагматичным совковым городским жлобством, которое увидело в «неотрипольских» идеалах попытку новой коммунистической уравниловки, но уже под другим флагом. Кроме того, «культурное наступление» со стороны украинской суб-культуры осуществляла не традиционная самобытная сельская цивилизация, а цивилизация села «которое погибает» (по меткому слову Мартовича), села на стадии разложения, села, духовно-цивилизационные основы которого уже были разрушены во-первых, модернизацией, а, во-вторых, советской колхозной системой.

В русскоязычных городах в ответ на «культурное наступление» украинства состоялась никем не предусмотренная (и до сих пор мало исследованная культурологами) мобилизация «совкового» культурно-цивилизационного ресурса. Советско-ностальгические «старые песни о главном» вступили в культурный синтез (преимущественно стихийный) с православными и консервативными идеологемами, породив приемлемую основу для нынешних концептов вроде «Русского мира». Этот новый культурно-цивилизационный субстрат пережил уже несколько «мутаций» и быстро мутирует дальше, в сторону более устойчивой (православно-мистической) формы своего существования. «Большой диалог» с представителями этого субстрата будет тяжелым в силу его базовой враждебности к большинству фундаментальных украинских культурных мифологем. 

Извечное крестьянское стремление к справедливости 

Существуют также и более глубокие причины поражения «культурного наступления» украинской суб-цивилизации, которые кроются в специфике крестьянского мировоззрения. Все крестьянские культуры мира объединяет общий идеал. Крестьянин ни при каких обстоятельствах не соглашается, что кто-то отдельный имеет право богатеть быстрее общины. Пусть лучше все остаются бедными. Обогащение евроатлантических народов началось именно с преодоления этого представления о социальной справедливости. Еще триста-четыреста лет назад там исчезла классическая деревенская община, соответственно произошла модернизация сознания.

Начался XXI век, но большинство украинцев (как ни странно, равнозначно и в «П-массиве» и в «ЗЕ-массиве») остается в пределах старинного общинного мышления. К бедности проявляется толерантность, успех считается безнаказанным преступлением. Обычно принято говорить о тотальной «завистливости», которая якобы присуща «нашим». На самом деле миф о «жабе-душительнице» является лишь мифом. Когда Иван ночью не спит, моля Всевышнего, чтобы у Василия корова сдохла, его мучает не зависть. Ему не дает спать извечное крестьянское стремление к справедливости, крепко вмонтированное в самые глубокие, самые фундаментальные структуры его психики. В его желании звучит призыв тысячелетий. Голоса бесчисленных предков, которые переживали этот мир в общине, через общину и благодаря общине. 

Народная традиция утверждает: богатство не имеет праведной основы. Эту истину утверждают детские сказки, где богач обязательно является толстым отрицательным персонажем. Эту истину подкрепляет классическая литература с ее сентиментальной «народностью для бедных». На этой истине успешно паразитируют политики всех видов и цветов - от крайне правых до дворовых лидеров с портретами Сталина на кухне. Эта истина колыбельная, воспринятая с молоком и первым словом. Можно подвергнуть ее сомнению. Ее можно системно критиковать. Но «выскрести» ее из сознания невозможно. Если ее убить, вместе с ней умрет вековечный дух народной традиции. Ведь кем был с точки зрения современной «теории успеха» Тарас Шевченко? Обыкновенным неудачником с безнадежно несовременным мышлением. 

Поэтому ни одному «культурологическому Мичурину» не удастся органично скрестить «Кобзаря» с принципами Карнеги. Победит или традиция, или гуманитарные технологии самоутверждения западного типа. Стоит заметить, что «большой диалог» между элитами возможен только в рамках последних. Зато, в рамках традиции все может закончиться управляемой извне (и совсем не дружественными Украине силами) этакой «постмодернистской гайдаматчиной», которую Украинская суб-цивилизация в государственной форме пережить, скорее всего, не сможет.

Западные культурологи считают, что «культ бедности» базируется на теориях и практиках коллективного выживания. В народной памяти хранятся воспоминания о войне, эпидемии и голодоморе. Воспоминания о том, что все эти катастрофы преодолевались исключительно солидарным коллективным напряжением этноса. Отдельные личности отказывались (или им «отказывали») от состоятельности и комфорта во имя выживания рода. Западные культурологи говорят, что подобные «коллективные инстинкты» потеряли свою актуальность в технически развитом мире глобализации. Что в современных условиях ни один общинный коллективизм не спасет от катастрофы на манер Чернобыльской. Что при преодолении подобных катастроф важными являются принципы профессионализма, корпоративной дисциплины и личной ответственности. Можно спорить, но что-то в этом есть. 

Инерция сельской доминанты

Общества с сельской доминантой умирают по всей планете. Умирают с различной скоростью. Благодаря коллективистской анти-рыночной идеологии, которая господствовала в СССР, Украинская суб-цивилизация не смогла преодолеть инерции сельской доминанты, которая у нас разлагалась медленнее. Теперь мы оказались в окружении более современных (соответственно, более богатых и успешных) социумов. Следствием этого, к сожалению, стало не желание прогресса и «большого диалога», а тотальный общественный испуг. 

Вместо конструктива, наша «испуганная» суб-цивилизация начала привычно продуцировать новые мифы, которые находились в пределах доминирования сельского мировоззрения. Самым известным из них, в силу определенных обстоятельств, стал миф о «ясноглазом Мессии», принадлежащем к древней казацкой традиции и с «руками, которые ничего не крали». Согласно мифу, он должен был прийти в Киев из глухого села спасать Отечество. Этот миф национально свидомые представители нашей суб-цивилизации в 2001-2004 годах предложили русскоязычным «торгово-пролетарским» городам Центра, Востока и Юга в качестве заменителя «большого диалога». История слишком свежая, чтобы снова ее пересказывать. Однако, надо отметить, что политический крах «мифа о Мессии» промышленные города восприняли уже не как поражение очередной преходящей идеологемы, а как яркий «знак безнадежности» на лбу базового ("оранжевого") национального проекта.

Теперь уже необходимость нового национального проекта требовательно стучит в дверь. «Большой диалог» от желаемого превратился в безальтернативный. 

Но кто будет принимать в нем участие? И о чем там будут говорить оппонентам?

19 декабря 2011 года считается днем, когда во многом будет определяться внешнеполитический вектор Украины – Виктор Янукович может согласиться на условия Запада и подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, либо же отправиться на переговоры в Москву.

Об этом читайте в авторской колонке, которую специально для РИА «Новый Регион» пишут лидер партии «Великая Украина» Игорь Беркут и руководитель Фонда социального действия Роман Василишин.


...Эта статья – попытка осмыслить сценарий нашего с вами лучшего будущего, куда мы никак не можем попасть, каждый раз забредая в исторические тупики. В первую очередь, нас интересует Украина, застывшая на перекрестке между Россией и Евросоюзом. Конкретная страна с живым народом, под давлением груза непереносимых проблем, да еще и во главе с колоритными персоналиями.

Начнем с того, что попробуем составить портрет Украины. Страны, которая то ли собирается, то ли не собирается интегрироваться то ли с Россией, то ли с Евросоияюзом. Но если об украинском «пути в Европу» речи звучат безостановочно, то серьезный разговор про Союз Украины с Россией ведется как-то украдкой, вяло и почти обреченно, хотя тема с каждым месяцем становится все актуальнее. Предлагаем читателям представить Украину без ретуши.

Независимая Украина – это осколок Советской цивилизации. Когда Союз ССР распался, страну населяли 52 миллиона граждан. Сегодня – от 38 до 40 миллионов, по разным подсчетам. За рубежом проживают более 6,5 миллиона обладателей паспортов с украинским гражданством, и еще имеется неизвестное количество единокровных братьев и сестер, которые были гражданами советскими, а затем стали гражданами России, Беларуси, Казахстана и других стран СНГ. Более 6 миллионов украинских граждан вымерли (более политкорректного термина не существует) – за двадцатилетие независимости. Эта цифра перекрывает самые мрачные показатели потерь численности населения из-за Голода 1933 года в 3-5 раз!

Экономика современного украинского государства составляет не более половины от советского народного хозяйства, скорее даже, процентов 35-40, и структура этой «недоэкономики» несравнимо хуже советской.

Украина – это, возможно, единственная в мире страна среди сопоставимых по территории, где в действительности нет собственной армии. Армия существует только лишь на бумаге в складских амбарных книгах, да в бухгалтерских прописях соответствующих разделов государственного бюджета.

Украина не имеет собственного Военно-морского флота, способного выполнить еще какое-нибудь действие на море, кроме как встать на парадные бочки в Севастопольской бухте.

Украина не имеет собственных Военно-воздушных сил. По самым оптимистическим данным, украинские ВВС сегодня способны одномоментно поднять в воздух не более 40 летательных аппаратов.

Украина не имеет сколько-нибудь эффективной собственной системы ПВО, способной нанести хоть какой-то заметный ущерб потенциальному агрессору.

Украина не имеет собственного морского торгового флота.

Чтобы представить реальный размер экономики Украины, а не туманить себе мозг статистическим фальсификатом, производимым украинским правительством, следует обратить внимание на такие показатели:

– Производство электроэнергии в 2011 году едва достигло уровня УССР 1973 года.

– Ввод в строй жилья в 2011 году (ориентировочно 5,5 млн кв м) составит ровно 25% от среднегодового ввода советского периода (22 млн кв м). Душевного состояния украинского народа нельзя понять, если не осознать того факта, что за все 20 лет независимости в Украине построено жилья даже меньше, чем за одну хрущевскую семилетку (1958-65 годов)!!!

– Все технологические отрасли в сфере промышленности за 20 лет рассыпались, а машино- и приборостроительные заводы были принудительно ликвидированы.

– Промышленность Украины (базис) в своем падении застыла между третьим и четвертым техноукладом, но грозит скатиться в третий, если ничего не поменяется в надстройке.

– Украина уже долгие годы ведет внешнюю торговлю с десятимиллиардным и более долларовым хроническим дефицитом и не имеет ни потенциальных мощностей для наращивания экспорта, ни, тем более, никаких силовых и финансовых ресурсов для того, чтобы проникать на новые рынки сбыта, делая расширение производства внутри страны рентабельным. Из экспортных отраслей некие иллюзорные перспективы роста имеет только лишь сельское хозяйство и черная металлургия.

– У страны нет ни средств, ни специалистов, чтобы вести дела в международных судах или отстаивать свои торгово-экономические интересы при помощи силы.

– Украина полностью зависима от импорта российских энергоносителей, но уже не в состоянии их оплачивать по рыночной стоимости.

– После вступления в ВТО, создание любого нового собственного производства в стране не представляется возможным, разве что транснациональными корпорациями.

– Украинское правительство не имеет никакого иного способа купировать отрицательное сальдо платежного баланса, кроме как путем кредитной пирамиды.

– Последнее десятилетие Украина – это четко оформленная полукриминальная территория. Украинские суды более не выносят решений в соответствии с действующим законодательством. Подавляющее большинство милиционеров, прокуроров и судей коррумпированы. В стране уже фактически не расследуются особо тяжкие преступления, если за этим не стоят интересы денежные или политические. Воровство и мошенничество в экономической сфере узаконены парламентом путем так называемой «декриминализации» соответствующих статей уголовного кодекса. Члены правительства и народные депутаты участвуют в масштабной международной коррупции, многие имеют двойное и тройное гражданство.

Это и есть новая Украина, рожденная в 1991-м. Самостоятельно такому государству не выжить. К нему неприменимо слово «развитие». За право присутствовать на карте мира требуется платить. Если нечем платить, то нужно больше продавать на мировых рынках или занимать у других. Раньше-то Украине давали в долг, но грянул кризис, а потому брать взаймы все трудней и трудней. Положение дел таково, что за 20-летие независимости, которая, по большому счету, обозначилась лишь разорением и разграблением советского наследия, украинское государство полностью утратило способность к осмысленному и самодеятельному существованию.

Именно в этот момент властная элита и почувствовала, что пробил час поставить вопрос ребром. Слегка ошарашенное мировое сообщество услышало вдруг из Киева, что город этот уже превратился в столицу «полноценной европейской демократии», а Украина стремится стать, ни много, ни мало, частью «единой европейской семьи», куда и требует срочно ее принять.

Но Европа продолжает делать вид, будто не понимает, какое счастье в лице Украины топчется на пороге. Тем не менее, требовательный голодный стук половника по пустой кастрюле, доносящийся из Киева до самого Брюсселя, с каждым днем звучит все громче и громче.

ТРИДЦАТЬ СЫНОВЕЙ ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА

Главная задача, которую страстно желает решить либеральная украинская элита, – добиться того, чтобы страна была включена в расходную ведомость Евросоюза и поставлена на тамошнее «котловое довольствие». А для большей убедительности украинская плутократия и ее медийная обслуга дружно показывают пальцами в сторону Европы и с придыханием восхищенно ахают и охают, какая же сегодня радостная и богатая жизнь искрится в Польше, и какая унылая она в России. Прежде показывали пальцем и на Прибалтику, но сегодня благоразумно стараются о ней больше не вспоминать.

Имеется ли в рассуждениях украинских властей логика? Безусловно. Польша, Прибалтика, Греция, да и все остальные страны ЕС, и вправду жили весело в последние полтора десятилетия. И жили они весело именно благодаря деньгам из «подвалов» Европейского Центрального Банка, что во Франкфурте-на-Майне, которые принято называть мудреным словом «инвестиции» и о которых продолжает грезить украинское правящее сообщество. Так все и было до того момента, «когда пробила полночь, и карета превратилась в тыкву…». Праздник закончился, и чары развеялись, как только в дверь постучали плечистые ребята, объявившие, что волшебные «инвестиции» – это вообще-то обыкновенные кредиты, их-то банкиры и явились выбивать из своих должников с процентами. И выбивают они их, надо признать, совсем не по-европейски. Настал тот самый момент, когда перехватить денег в долг отчаянно стараются все, но давать не хочет никто, а кредиторы требуют возврата.

Оказалось, что членство в ЕС – это обыкновенный кутеж взаймы. Но веселье сменилось тяжелым похмельем. Шумливая и нескромная Польша, которая служит вдохновляющим пропагандистским примером для украинской элиты – типичная страна-банкрот. Ситуация в Варшаве, по большому счету, потенциально много хуже, чем в Украине, просто не все еще это осознают. Один только внешний гарантированный государством долг Польши составляет более 250 млрд долларов и превышает украинский впятеро, при хронический годовом внешнеторговом дефиците в 30 млрд. Восточная Европа на фоне бравурных заявлений брюссельской номенклатуры в ускоренном темпе распадается, постепенно превращаясь в братскую могилу. Впереди всеобщее банкротство и социальная война. Евроинтеграции пришел конец.

И надо же такому случиться, чтобы именно в тот момент, когда «единая Европа», если говорить прямо, уже исповедалась, написала завещание потомкам и готовится дать дуба, на пороге «брюссельского исполкома» с протянутой рукой появился очередной вице-премьер-министр украинского правительства с «заявкой о вступлении в Евросоюз». Чем не «дитя лейтенанта Шмидта»? Вот как похожая сцена описана в классической литературе:

«Дверь распахнулась, и в комнату проник Паниковский. Прижимая шляпу к сальному пиджаку, он остановился перед столом и долго шевелил толстыми губами.

– Снимите шляпы, – сказал Остап, ликуя, – обнажите головы. Сейчас состоится вынос тела.

…Курьеры вытащили дитя лейтенанта Шмидта на крыльцо и принялись неторопливо раскачивать. Паниковский молчал, покорно глядя на синее небо.

– После непродолжительной гражданской панихиды... – начал Остап.

И в ту же самую минуту курьеры, придав телу Паниковского достаточный размах и инерцию, выбросили его на улицу.

– ... Тело было предано земле, – закончил Бендер.

Паниковский шлепнулся на землю, как жаба».

ПЕРЕПИСКА ЭНГЕЛЬСА С КАУТСКИМ

С одной стороны, «европейская перспектива» – это голубая мечта каждого украинского коррупционера, который сегодня обзавелся одновременно и прибыльным хозяйством в Украине, и домом – в благословенной Европе. С другой стороны, «европейский выбор» – это еще и заменитель коммунизма для украинского народа. По этому пути можно было бы шагать вечно, если бы Евросоюз столько мог просуществовать. Но и это не все. Мало было украинцам тумаков и разочарований на заднем дворе «европейского дома», так на их пути появился еще и российский премьер-министр Владимир Путин. И стал искушать сладкими речами про интеграцию, зазывая с выгодой вступать в Таможенный Союз и указывая пальцем в сторону, противоположную от Союза с Европой.

И вот здесь неожиданно выяснилось, какие протуберанцы гениальности способны извергать умы главных украинских столоначальников. От лица всего народа отповедь главе российского Кабинета дал лично вице-премьер украинского правительства, который прославился на весь мир тем, что отремонтировал футбольный стадион к Евро-2012 по цене двух новых. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Поэтому никаких пряников никто не дождется» – безапелляционно заявил Борис Колесников. И добавил, что задекларированный выбор Украины – это евроинтеграция, которую поддержали бы две трети украинцев. Если их об этом спросить.

Возникает простой вопрос: а кто есть интеграторы, и что ними движет? К примеру, со стороны России выступает премьер и уже почти президент. Какие интересы преследует он? Суля Украине выгоду от вступления в Таможенный союз в 9 миллиардов долларов, предполагается где-то их взять, то есть, откуда-то отнять. Согласен ли российский народ оторвать эти деньги от себя? И что сегодня вкладывается в понятие «российский народ»? Посланником кого выступает украинский вице-премьер-министр Борис Колесников, бодро ссылаясь на мифическое мнение двух третей украинских граждан, которых никто не спрашивал.

Ни для кого не секрет, что от имени России проводить «экономическую интеграцию» на деле на Украину нередко являются тамошние олигархи. В чем же состоит российский, а в чем – украинский интерес? Кому Владимир Путин предлагает получить те самые 9 миллиардов выгоды от вступления в Таможенный союз? И какой, по мнению россиян, должна быть реакция украинского истеблишмента, чтобы в России ее посчитали разумной и взвешенной?

ДВОЙНОЙ ВИНДЗОР

В Украине прагматический интерес к Таможенному союзу способны проявить лишь несколько человек из тех, кто может повлиять на решения. И все они – владельцы крупного бизнеса. Вот, к примеру, украинский олигарх с фамилией Пинчук имеет бизнес-интерес в России, на российских трубных контрактах зарабатывает миллиард долларов в год, и ему не все равно, продолжать или не продолжать сотрудничество с северным соседом. Он вполне может выглядеть потенциальным сторонником сближения с Россией. Но есть и другая сторона, часто не принимаемая во внимание заинтересованными лицами в Москве. Семья, банковские счета, недвижимость у этого олигарха – в Лондоне. Центры получения прибыли – в оффшорах. Дети и внуки у такого высокопоставленного украинца чаще всего – натурализованные британцы или американцы, а по совместительству почти всегда еще и израильтяне.

Западный антураж позволяет украинскому правящему сообществу чувствовать себя в высшей степени комфортно, стабильно и разжигает у его представителей желание гордиться собой. В мире либеральных идеалов наживы и личного успеха, изначальная порочность украинского начальства никому не кажется отвратительной, а как раз наоборот – блистает во всей своей красе бриллиантами, особняками, яхтами и платиновыми платежными картами. Кроме того, западные столицы – это уже как бы Родина для семьи, детей и внуков: улочки, рестораны, замки, курорты. Они мечтают о вхождении в высший свет Парижа, Лондона и Нью-Йорка для своих наследников. Туда же ездят и за «ярлыком на княжение». Именно там они платят налоги. С Россией украинскую элиту уже вообще практически ничто не связывает, как, впрочем, и с Украиной. Россия для них – всего лишь источник прибыли, дополнительной денежки в «копилку-свинку». Ничего личного. Только бизнес.

Именно такой олигарх, а не мифический пресловутый «бандеровец в вышиванке», олицетворяет собою современное «украинское» государство. И выходит, именно ему адресовано предложение Владимира Путина вступить в Таможенный союз.

Украиной правит рафинированная поросль бандитских 90-х. Украинские депутаты, министры и вице вице-премьеры – неглупые приземленные люди. Все они прошли обучение в воровских «бизнес-школах», выживая в атмосфере дикого криминального угара, а также побывали участниками самых дерзких и изощренных мошеннических схем обогащения. Часто начинали свой бизнес, спекулируя на рынках либо подвизаясь на подхвате в преступных сообществах. Затем они разбогатели, приоделись, ну и, наконец, стали «политиками». Перевезли семьи в Лондон, почистили ботинки, повязали двойной виндзор на галстуках по тысяче евро за штуку, и по вечерам вальсируют на «бриллиантовых балах» в Киеве. Они уже привыкли дорого одеваться и курсировать с дамами легкого поведения между Венецианским маскарадом, Каннским кинофестивалем, Куршавелем и Лазурным берегом. Какие слова Владимир Путин может услышать в ответ на свои аргументы от этих людей?

Источник: "Эхо планеты" - №8 (2009)

История Крыма последнего столетия полна примеров грубого нарушения законности и пренебрежения конституциональными правами отдельных граждан и целых народов. Настало время в этом разобраться.   Образованная в октябре 1921 года Крымская автономная Советская Социалистическая Республика в составе РСФСР объединила территорию, на которой с древних времён кроме русских проживали потомки греков, готов, караимов, а также пришедшие несколько позднее татары-крымчаки. Но если в период господства Османской империи русские в Крыму жили в основном в статусе пленных - рабов, то со времени присоединения Крыма к России число русских на полуострове стало быстро увеличиваться. В конце правления дома Романовых славянское население достигало примерно половины, татары составляли около четверти, а остальное приходилось на греков, болгар, евреев, немцев и другие более мелкие национальные группы.  К несчастью для своих обитателей, КрымскаяАССР стала местом разнообразных социальных экспериментов. Так, например, со второй половины 20-х годов вплоть до 1938 года в автономной республике осуществлялось еврейское землеустройство, которое по мысли его организаторов должно было закончиться образованием в Крыму еврейской автономной области. Впоследствии деятельность угасла частично из-за нежелания евреев жить в сельских коммунах, а частично была свёрнута сверху - из-за опасений роста еврейского национализма. В лагеря попали как организаторы еврейских колхозов, так и их недоброжелатели.  В 1944 году Крым был освобождён советскими войсками, но война продолжалась ещё год. Крымско-татарское население было депортировано в Казахстан. Общая жестокость сталинского режима и характерное для него пренебрежение человеческой жизнью, отсутствие даже видимости гражданского контроля над всемогущими "органами" привели к массовой гибели крымско-татарского населения.  Но сталинский режим этим не ограничился.  В 1945 году Крымская ССР была ликвидирована, и её территория в соответствие с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 июня 1945 года получила статус области в составе РСФСР. Вот текст этого указа: Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик постановляет: Утвердить представление Президиума Верховного Совета Российской Советской Федеративной Социалистической Республики о преобразовании Крымской АССР в Крымскую область в составе РСФСР. Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета СССР, 1938-1958 гг. (М., 1959.-С. 54). Лишение Крымской АССР её конституционного статуса было полностью противозаконно. В этом легко убедиться, заглянув в советскую Конституцию 1936 года, которая в то время являлась единственным документом, позволяющим судить о законности или незаконности действий по изменению государственно-территориального устройства. Статья 14 этой Конституции исчерпывающе описывает сферу ведения высших органов государственной власти и органов управления СССР. Сфере полномочий этих органов в частности принадлежало и "утверждение образования новых автономных республик и автономных областей в составе союзных республик" (пункт "е"). Вместе с тем, там отсутствует всякое упоминание о праве верховных органов СССР упразднять уже существующие автономные республики в составе республик СССР. Сама союзная республика, согласно действующей тогда конституционной норме, не имела права одностороннего упразднения автономных республик, входящих в её состав. Она могла лишь "определять границы их территории" (Статья 60, пункт "б". Конституции СССР 1936 года). В данном же случае в 1945 году административные границы Крыма изменены не были, а были, по сути, упразднены неотъемлемые, зафиксированные в Конституции РСФСР права проживавших на этой территории граждан всех национальностей.  Упразднив Крымскую АССР, высший государственный орган СССР ущемил права всех жителей автономной республики, включая, конечно и составлявшую к тому времени большинство русскоязычную часть. Если обращаться, как говорит римское право аd fontes, к первоисточникам сегодняшних крымских проблем, то они, безусловно, начались с этого противозаконного акта.  Кроме всего прочего, упразднение Крымской АССР и в дальнейшем передача Крыма другому государству полностью противоречит принятым международным договоренностям о правах человека. В частности, в статье 15 Всеобщей декларация прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года, недвусмысленно сказано: "Никто не может быть произвольно лишен своей национальности или права изменить свою национальность". В английском варианте документа, являющемся основным для правоприменения, это записано следующим образом: "No one shall be arbitrarily deprived of his nationality nor denied the right to change his nationality". Английское слово nationality имеет достаточно широкий смысл, включая в себя кроме национальности также и гражданство. Таким образом, смысл всей статьи в запрете насильственного изменения идентичности, национальной и гражданской. Подобные попытки являются грубым нарушением прав личности. Но именно яркий пример такого насилия мы видим перед собой в случае произвола, творимого над населением Крыма ужеболее шести десятилетий. Бороться с этим можно, лишь прекратив серию беззаконий, путём возвращения ситуации к последнему законному состоянию. Поскольку входящая в состав советской России Крымская АССР в 1945 году была лишена своего статуса автономной территории вопреки принятым конституционным нормам самого государства, а также вопреки нормам международного права, то всякое дальнейшее изменение её статуса, кроме возвращения к первоначальному положению, является абсолютно неприемлемым с точки зрения юриспруденции.  Это важное обстоятельство нередко упускается из виду, когда рассматривают дальнейшую судьбу этой территории. Ведь, когда в 1954 году Хрущёв инициировал передачу Крыма из состава РСФСР Украине, он, по сути дела, закрыл глаза на свершившийся десятилетием ранее сталинский юридический произвол. И именно из-за его юридической неряшливости и политической самонадеянности Крым теперь должен возвратиться в своём прежнем статусе в состав России. Действительно, если бы Крымский полуостров не имел до 1945 года автономного статуса, варварски растоптанного советским диктатором, то акт передачи его Украине формально стал бы соответствовать действующему в то время советскому Основному закону. Ведь согласно Конституции 1936 года в ведении высших органов государственной власти СССР находилось в то время и "утверждение изменения границ между союзными республиками" (статья 14, пункт "д"). Также со стороны верховных государственных органов РСФСР было получено согласие на изменение границ в виде соответствующих постановлений Президиума Верховного Совета РСФСР от 5 февраля 1954 года.  Впрочем, даже если бы Крым прежде никогда не имел автономии, для согласия с хрущёвским толкованием законности нам пришлось бы пожертвовать нашими демократическими убеждениями, закрыв глаза на полное пренебрежение мнением местного населения. Однако теперь это уже не имеет никакого практического значения: Крым, так или иначе, должен быть возвращён России. Того требует закон.  Как же должен был действовать Хрущёв, если бы он намеревался соблюсти законность? Он должен был начать с возвращения автономной республике её статуса автономии. Затем в полном соответствии с текстом советского Основного закона, предусматривающим проведение референдумов по инициативе одной из союзных республик, должно было быть выражено мнение населения Крыма относительно передачи полуострова Украине. Ведь включение автономной республики в состав союзной без согласия на то её граждан не поддержано никакими нормами действовавшей на то время советской Конституции.  Такое включение есть не просто изменение границ между двумя союзными республиками, но и изменение государственно-территориального устройства каждой из них, а также - и это главное государственно-территориального статуса самой автономии. Ведь из автономии в составе одной республики она становится автономией в составе другой. Но ничего подобного, как мы знаем, проделано не было. Именно на этом основании следует считать незаконным инициированное Никитой Хрущёвым постановление президиума Верховного Совета РСФСР от 5 февраля 1954 года "О передаче Крымской области из состава РСФСР в состав Украинской ССР" и последующий указ президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1954 года "О передаче Крымской области из состава РСФСР в состав УССР".  Похожий пример незаконного включения одного государственно-территориального образования в другое произошёл на Кавказе 19 февраля 1931 года, когда без учёта мнения своего населения Абхазия была введена в состав Грузинской ССР. Совсем недавно мы убедились, насколько тяжёлые последствия могут иметь подобные беззакония. Из-за незаконного статуса Крыма в составе бывшей УССР любые акты, соглашения и договоры, касающиеся этой территории, также являются юридически ничтожными. К этим соглашениям относится, прежде всего, закон УССР 12 февраля 1991 года "О восстановлении Крымской Автономной Советской Социалистической Республики в составе Украины", поскольку он не предполагает возвращения к юридическому состоянию, существовавшему до 1945 года. По той же причине незаконны и все последующие законодательные акты уже независимой Украины, посвященные автономной Республике Крым в её составе.  Соглашения, заключённые между Россией и Украиной относительно статуса Крыма и Севастополя, также не могут быть признаны законными, поскольку при их составлении и утверждении не учитывалось мнение населения крымской автономии. Анализ юридической стороны вопроса со всей очевидностью показывает, что Россия не имела права соглашаться на принадлежность Крыма Украине без проведения референдума на территории Крыма или другой равноценной юридически значимой процедуры народного волеизъявления. Ведь с точки зрения бесстрастной юридической нормы автономная Республика Крым все эти годы принадлежала и по-прежнему принадлежит России. И именно Россия продолжает отвечать за соблюдение гражданских и политических прав и свобод на этой территории. А вот украинские вооружённые силы находятся там совершенно незаконно.  Очевидно, что если Украина действительно желает стать свободным демократическим государством, уважающим закон и порядок, она сама должна требовать немедленной и безусловной передачи Крыма России. Таким образом, чтобы возвратить Крым, России не требуется никаких новых переговоров или судебных тяжб. Право полностью на её стороне. Дело лишь за готовностью до конца следовать букве закона. Особые уведомления тут были бы совершенно излишни. Как говорится в латинской поговорке: Dura lex, sed lex - суров закон, но это закон. Остаётся надеяться, что разум возобладает и в Киеве и украинские политики добровольно согласятся передать Крымскую автономную республику Российской Федерации для дальнейшего решения её судьбы в рамках действующей российской Конституции и воли населения республики