http://vk.com

(С)
«ПРО САМОЕ СТРАШНОЕ...»

Сейчас расскажу про самое страшное. Знаете ли вы, что старые женщины – остаются Женщинами? А старые мужчины – Мужчинами?

Полуживой–полумертвый пациент, которого переводят из реанимации и обратно, с парализованной половиной тела, и перетыканой капельницами другой половиной, почувствовав, что простыня сползла и оголила гениталии – парализованной рукой (!!!) ухитряется прикрыть срамное, как раньше говорили, место. Казалось бы – ну не по фигу ли, когда вообще непонятно, на каком он свете?

НЕТ.

Женщина с одной грудью, в полуотключке, привезли на рентген и оголили – и не открывая глаз, она тянется ладонью прикрыть сосок оставшейся груди. А когда её руку ловят и выпрямляют – отворачивается лицо от врача...

Сегодня утром кормила мужчину. Одна половина парализована. В какой-то момент он вдруг стремительно рванулся с кровати. Я спрашиваю: «Вы куда собрались-то?» Он говорит: «В туалет надо!» Я говорю: «Так на Вас памперс надет, зачем беспокоиться? Просто расслабьтесь.» Он, едва выговаривая слова перекошенным ртом, смотрит на меня со слезами: «Стыд-то какой...» Ну я его оставила наедине, главное что тарелку каши всю съел.

Другой пациент, с очень отрывочным восприятием реальности, снова и снова сгибает руку с капельницей, естественно протыкает вену, приходится искать новое место. Медсестра в отчаяньи, ей уже некуда колоть. Я над ним зависла и говорю: «Не шевелите рукой! Лежите и не шевелите вообще! Вы проткнули себе все вены, больше некуда колоть!» – и держу его руку, чтобы медсестра поставила катетер. А он смотрит на меня не отрываясь, и второй рукой, уже перебинтованной вдоль и поперёк после его выходок, тянется очень с трудом к моему лицу, к самому лицу. Я слегка отодвинулась, но смотрю ему прямо в глаза и повторяю: «Не шевелите рукой!» Сестра мне говорит: «Ты с кем разговариваешь? Тебя нет для него!» А я держу руку и смотрю ему в голубые глаза. А он смотрит в мои. Сестра поставила катетер и говорит мне проверяй, я уже не могу это видеть.» Я пришла через 5 минут – лежит, рука вытянута. Пришла через 15 – лежит рука. Через 20 пришла – лекарство закончилось, он лежит, рука вытянута. Я говорю: «Вот молодец какой, все прокапали! Лежи так, сейчас снимем, не шевели рукой.» А он повернул ко мне голову и так смотрит на меня, что я чувствую, что я не просто Есть для него – а что он все понял, и ему не вены свои жалко – а он изо всех сил постарался выполнить то, о чем я его попросила. Он героически держал руку прямой, потому что я очень об этом просила.

Если человек лишён возможности изъявлять свои чувства – это вовсе не значит, что чувств у него нет. Не надейтесь, что в старости нет желаний, что паралитикам все равно, что Альцгеймер превращает в овощ – то именно и страшно, что – нет. Уменьшаются и исчезают возможности, но не потребности.

Если в вашей семье есть старенькие или тяжело больные, не-ходячие люди – не стыдитесь лишний раз погладить их по руке, по голове, по лицу, нежно обнять, сказать сокровенные слова любви и признательность. Даже если выглядит так, что человек совсем не реагирует на внешний мир — это только иллюзия. В любви и нежности нуждаются абсолютно все живые. И даже полу живые. И даже полумертвые.

И я вас совсем удивлю – и мёртвые тоже нуждаются в любви, уважении и бережности.

Я знаю мальчика, который держал за руку дедушку после смерти до приезда скорой. Он потом не рыдал на похоронах – он был спокоен и светел, потому что сумел выразить всю свою любовь и преданность, и конечно его связь с дедом уже никогда не прервется. Это очень успешный человек, который кстати звонит своей пожилой маме всякий раз, когда идёт в магазин – что купить для неё, лично для неё?

Теперь вы знаете самое страшное: старость не отменяет ни чувств, ни потребностей, ни стыда. Ничего не отменяет.

БЕРЕГИТЕ БЛИЗКИХ...

Автор: Андриана Юдина

- Чего?

- Там коряга. Зацепишься.

- Ну и шо? Как зацеплюсь так и отцеплюсь. Зато..

- Ну шо, зацепился?

- Ничо, щас я оторву снасть и приделаю новую.

- А птом?

- Шо потом?

- Потому туда же закинешь?

- Нет, уже не закину, не бойся.

- Поздравляю, ты стал старше.

- Не ходи в казино.

- А вот пойду! Пойду и поставлю на черное!

- Не ходи. Вернешься без денег.

- Не лезь! Мои деньги. Куда хочу туда и трачу.

- Ну шо, выиргал?

- Нет.

- На еще. Пойди поставь на красное.

- Нет, хватит.

- Ну вот ты и стал старше.

- Да ну ее, соседку эту. Забудь о ней.

- Не могу. Вот тут все печет огнем. Жить не могу без нее...

- Ничего хорошего не выйдет у вас с этих делов...она замужем, ты женат..

- Не лезь в мою жизнь! Я уже взрослый - сам разберусь.

- Ну что у тебя? Разобрался?

- Почти. Но падла она порядочная...

- Поздравляю, ты стал старше.

- Не убивай людей. Грех это.

- Ну как же, мне оружие выдали, патроны. Сказали что враги они.

- Не убивай. Нельзя.

- Буду. Буду исполнять свой долг перед державой и командирами, перед начальством то есть.

- Ну что, наубивался?

- Блин, неприятно-то как. Там дети были, бабы. Подонок я, последний.

- Ну вот ты и стал старше...

Мы лежали рядом, в соседних шезлонгах, совсем-совсем одни на этом безлюдном острове. Мы занимались очень важным делом. Фактически, мы делали самое важное дело своей жизни, даже двух жизней, если честно - мы встречали старость!

Старость была безоблачной и безмятежной, она была спокойной и мирной. Именно такой и бывает идеальная старость. Два любящих человека смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Годы оставили свой отпечаток на каждом из них, но рубцы и шрамы, укусы и поцарапки с годами обрели благообразный вид почтенных отметин на внешнем облике респектабельных людей.

Говорить было в сущности не о чем. Мы знали друг друга настолько, что слова со временем стали ненужными и почти бессмысленными. Только раскрыв рот, каждый уже знал, что скажет он и что ответит его половинка.

Потому диалог был в сущности безмолвным.

- Как хорошо, Маруся!

- Да, чудесный вечер, Ваня!

- А помнишь?..

- Конечно! И еще вот тот случай...

- Ну да, на тебе тогда еще было нарядное желтое платье...

- Оно было моим единственным выходным...

- Да-да, ты говорила об этом сотни раз...

Фиолетовый вечер плавно и мягко, почти незаметно для глаз перетекает в антрацитовую ночь. Цикады заводят свои песни и ночной бриз вступает в свои права. Пальмы "шур-шур" - шелестят сухими картонными листьями...

...Я вслушиваюсь в звук телефона: "В данный момент абонент не может принять ваш звонок...". Экран гаснет, надпись "Маруся" резко ныряет куда-то вглубь телефонной трубки. Она снова, уже вторые сутки не выходит на связь.

В мозгу включается сигнальная система и рисует картинки, одна другой тревожнее.

То Маруся распласталась на дороге, широко раскинув руки, то ее уже грузят бесчувственные санитары, то она улетает в далекий Баден-Баден, то ее увозят в еще более далекий Исламабад... Но самая жуткая картинка, которую я гоню подальше, вглубь воспаленного аппарата фантазий, самая безрадостная и непоправимая. Маруся мастерит свое счастье, ткет свою судьбу и готовит встречу своей старости как лучшее блюдо своей кухни ... но без меня.

Я отчетливо понимаю, что такой вариант наиболее вероятный, этот сценарий имеет больше всего шансов на экранизацию и режиссеры с продюсерами уже грузят аппаратуру и мою Марусю в съемочные вагончики с надписью "Цирк".

Моя старость пройдет без Маруси; марусина старость пройдет без меня...

Тропический остров уплывает в фиолетово-черную мглу, цикады и бриз затихают и безнадега с депрессией наглухо смыкают створки...

  

Глаз видит на основании общей схемы, которую дает нам разум (определенный комплекс знаний и допущений).

Именно разум создает ту вселенную, которую затем видит глаз.

Иными словами, разум встроен в наши глаза.

Если все, что я воспринимаю, основано на том что я уже знаю,

как я могу воспринять что-то новое?

А если я никогда не воспринимаю ничего, как я могу измениться?