Разве не так?..
- 20.01.13, 08:38
- одной фразы достаточно
Миром правят те, кому мы позволили им править. (Ричард Гир)
Миром правят те, кому мы позволили им править. (Ричард Гир)
Протодиакон Андрей Кураев
В прошлом году СМИ буквально обрушивали на свою аудиторию информацию о подробностях хулиганских выходок Pussy Riot и Femen и о последствиях, которые те повлекли за собой.
Протодиакон Андрей Кураев считает, что для Церкви опаснее не эти выходки и даже не их оправдание, переходящее в одобрение, а псевдонаучные антихристианские фильмы и передачи, в которых ложь искусно переплетена с общеизвестными фактами.
В своем блоге отец Андрей возмущался тем, что не видно мобилизации церковных ресурсов для противостояния оккультизму и нью-эйдж. В чем же реальная опасность для Церкви этих идеологий и кто стоит за их пропагандой?
— Вышел очередной антихристианский фильм низкого качества. Зачем вообще кому-то нужно снимать подобное кино?
— Если бы речь шла просто об антихристианской полемике — это можно было бы понять: мы живем в разномыслящем мире. Но с канала на канал переходят фильмы, претендующие на статус «научно-просветительских» — и при этом на деле эти проекты оказываются столь же антихристианскими, сколь и антинаучными.
И если в 90-е эту недоброкачественность можно было счесть просто ляпом и плодом невежества, то сегодня этот устойчивый и набирающий силу тренд уже трудно объяснить просто недостатками чьего-то образования или вкуса.
Она появляется на телеканалах, перенимающих западные ноу-хау и работающих в тесном сотрудничестве с западными партнерами, а поделки такого рода не стесняются изготавливать серьезные медиакомпании вроде BBC или СNN.
— О Pussy Riot и акциях Femen говорили практически все СМИ, эти деяния комментировало множество уважаемых людей. Вы утверждаете, что псевдонаучное антихристианское кино опаснее явного кощунства в храмах. Почему так?
— Хулиганство себя и позиционирует как хулиганство. А тут с телезрителем говорят от имени науки. Современный же человек живет под гипнозом слов «наука доказала». И когда тебе на фоне книжных шкафов показывают профессора — ну как ему не поверить?!
На многих брэнды действуют гипнотически. Поэтому адепты секты Рона Хаббарда для завлечения предлагают пройти бесплатный «Оксфордский тест способностей», на самом деле не имеющий никакого отношения к Оксфордскому университету. Кто-то верит и историческим фантазиям Фоменко и Мулдашева, потому что к своим фамилиям те прибавляют титулы академиков.
Специалист подобен флюсу. Люди плохо умеют проверять информацию из непрофильной для них сферы и покупаются на рекламную обертку.
— Авторы сценария позиционируют себя как гностиков. Так ли это на самом деле? Что такое гностицизм?
— Гностицизм возник на стыке библейско-еврейской и греко-римской культур. Это было время, когда человек перестал удовлетворяться ощущением себя как части целого — этноса, полиса, космоса. На рубеже эр во всей западной культуре начинается поиск смысла для индивидуальной жизни.
На вопрос сказочно богатого царя Креза о том, кто самый счастливый человек на земле, мудрец Солон говорит, что это простой афинянин Телл. Он вырастил сыновей, дожил до внуков, пал в бою… Так мыслит архаика: человек просто часть общего. Но за пару столетий до Рождества Христова этот ответ уже не кажется достаточным.
Внуки — это хорошо, но смысл именно моей жизни не может быть настолько внеположен по отношению ко мне самому. Атеист Эпикур бросается в жерло Этны. Гораций же и самому богатому и многодетному царю готов сказать — «Но едва Неминуемость в крышу дома вобьет гвозди железные, не уйдешь ты от ужаса, и главы из петли смертной не вызволишь».
Гностики меняют знаки всех привычных оценок. Слово космос означает порядок. Это антоним хаоса. Для архаичного грека порядок — это хорошо. Но для гностика космос — это «порядок тюрьмы». Создается сложный миф, согласно которому внутри каждого человека есть ценность, несопоставимая ни с чем в космосе — это твоя душа. Которая, впрочем, не вполне твоя, ибо она — заблудившаяся и утратившая память частичка божества.
А космический порядок — это все то, что понуждает душу забыть о своей надкосмической свободе и идентичности. Вот эта идея сверх-космичности и ценности души — она уже собственно библейская. Не я — частица космической истории («микрокосмос»), а космос — часть моей биографии. Причем с точки зрения гностиков — самая худшая.
Связь вечной души и тленного тела — это мезальянс. Этот позорный союз с точки зрения гностиков не должен быть увековечен. Идея понятна. Но как ее совместить с Библией? Гностики продолжают считать Библии книгой божественного откровения. Они, как и евреи, считают Автора Библии и Автора мироздания одним и тем же Лицом. Но с их точки зрения и то, и другое не красит их Создателя.
В гностическом «Евангелии от Фомы» сказано: «кто нашел мир, тот нашел труп». Материальный мир, по представлениям гностиков — результат деятельности злого и неумного бога. На эту роль они назначают Бога Ветхого Завета, Бога евреев (налицо религиозно мотивированный радикальный антисемитизм). Поэтому они переворачивают библейские сюжеты вверх ногами: то, что Бог благословляет, в их глазах становится проклятием.
Например — брак и деторождение. Раз этот мир — творение зла и невежества, зачем в него вгонять еще одну душу? По нему правильнее пройти, не оставив потомства. Заодно Каин и змей искуситель становятся для них положительными персонажами.
— Разделяют ли эти взгляды современные гностики?
— А я считаю, что их — всерьез — нет. Проповедовать гностицизм и быть гностиком — разные вещи. Вряд ли сегодня есть люди, которые, реконструировав древнюю духовную традицию, готовы исполнять ее требования.
По Зигмунду Фрейду, любая религия, любая культура — это система табу. Так что же табуирует для себя современный гностик? От чего откажется, чем пожертвует ради «духовно-гностического» роста телезритель, убежденный соответствующей телелапшой?
И окажется, что у гностиков нет матрицы позитивного поведения. Только критика христианства. Как в романе Дэна Брауна главная тайна «чаши Грааля» оказалась в компромате на церковь и Христа, так и здесь есть лишь люди ненавидящие христианство и оправдывающие свою ненависть присвоенным себе именем гностиков. Это такие философствующие ролевики.
В этом отношении эти взрослые философы мало чем отличаются от подростков-сатанистов: как подростки, спилив крест, не ставят там статую Перуна, а просто оставляют поруганное место, так же и «как бы гностики» просто расширяют пустыню негативизма.
Древний гностицизм был природным врагом христианства, с этой ересью начали борьбу еще апостолы. А современные имитации гностицизма вряд ли могут отторгнуть верующего человека от христианства. Но вот если у кого-то есть внутренний конфликт с церковным учением — скажем, человек привык вести свободную сексуальную жизнь, но знает, что христианство осуждает такую модель поведения, то фильм поможет ему оправдать себя. Неудобно же самому себе сказать: я отторгаю Христа и Евангелие по причине моей влюбленности в мой блуд. Нужен повод поблагороднее.
— В фильме звучат прекрасные слова о равенстве всех людей…
— А это жульничество. Герои фильма почему-то приписывает древним гностикам ряд ценностных постулатов и догм современного либерального общества — вроде равенства людей. У гностиков никогда не было равенства людей. Они делились на плотяных (иликов), душевных (психиков), и духовных (пневматиков), Более «низкие» должны были находиться в послушании у более «высоких».
Переход из одной «расы» в другую был невозможен — черно-белый телевизор не может стать цветным. Но — сразу лесть и подкуп — если ты понял, о чем речь, и полюбил нашу доктрину, значит, ты уже не илик. «Пойми, ты не такой скотина как другие» — вот то знание, которым гордятся гностики. Откровенное презрение к людям можно увидеть и у таких современных гностиков, как Александр Дугин или Гейдар Джемаль.
— Этот фильм — единичный проект, или ждать ещё?
— Я убежден, что у такого рода действий есть серьезная координация. Такие проекты не обходятся без информационной, политической и финансовой подпитки. Это очень долгий сериал, ибо многовековую идеологическую войну против Церкви ведет часть западных элит — та, которая описана в романе Дэна Брауна «Код да Винчи» под именем «Приорат Сиона». Я рад, что роман Брауна снял табу с темы масонов. А то раньше тема масонов закрывалась простыми декларациями — «Во-первых, никаких масонов нет, а, во-вторых, они хорошие!».
— Вы верите в масонов и теорию заговоров? Принято считать, что такие убеждения идут в одном наборе с борьбой с паспортами и кодами и призывами восстановить в России монархию любой ценой, а их носители славятся неадекватным поведением.
— Знаю, любое нелестное упоминание о масонах блокируется возмущенным криком — «Как, Вы верите в теорию заговоров?!!!»
А почему я должен верить, будто все договоренности людей являются открытыми? И в бизнесе, и в политике, и в обычной жизни есть масса непрозрачных договоренностей (естественно, это никак не означает, будто все их участники являются масонами).
Год назад нынешний наш президент сказал о том, что с нашим уже прошлым президентом он договорился об их общем политическом будущем еще тогда, когда он сам был позапрошлым президентом… А мы узнали об этом лишь спустя четыре года.
Возможно, для спокойного обсуждения темы закрытых договоренностей и обязательств в мировой политике лучше по крайней мере для начала анализа изъять из лексикона термин «масоны» и просто говорить о наличии закрытых элитных политических клубов со своими финансовыми и политическими интересами, принимающих серьезные решения и не избирающихся демократическим путем.
Демократии в самих масонских организациях не больше, чем при выборах Римского Папы. Разве в Приорате Сиона у Дэна Брауна «великий магистр» избирался демократическим путем? Память о закрытых клубах, поддерживающих мифы о том, что «все решает народ путем голосований», помогает понять, что «миф о западной демократии» — это действительно миф.
Страницы: 1 2
Выделять деньги на борьбу с коррупцией — это всё равно, что выделять водку на борьбу с пьянством. (Стас Янковский)
Ведите себя так, чтобы люди простили вам, что вы - великие князья.
(Наставление российского императора сыновьям)

Я серьезно убежден, что миром управляют совсем сумасшедшие. Несумасшедшие или воздерживаются, или не могут участвовать. (Лев Николаевич Толстой)
Интервью с протоиереем Павлом Великановым, главным редактором научного богословского портала «Богослов.Ru», проректором МДА по научно-богословской работе
Отец Павел, у нас недавно появилась рубрика, посвящённая диалогу церкви и культуры.
Как только мы стали говорить об этом сравнительно регулярно, а не от случая к случаю, мы гораздо яснее увидели, как много тут есть подводных камней с самых разных сторон. Так как Вы на эту тему размышляете, хотелось бы знать, какими Вы видите самые главные проблемы диалога церкви и культуры сегодня?
Есть несколько ключевых проблем, которые мешают полноценному диалогу. Одна из них - то, что церковное общество в своей массе вообще не готово к любому открытому диалогу независимо от того, диалог ли это с культурой, или с учёным сообществом, или даже с журналистским. В церкви есть хроническая болезнь, название которой - декларативность. Мы привыкаем вещать с амвона и подсознательно уже не предполагаем, что нам кто-то имеет право и может ответить, тем более ответить аргументированно, обоснованно и т. д. Мы сразу же пугаемся этих вещей, замыкаемся в себе и воспринимаем этого человека как потенциального «духовного врага». Так что первая задача, которую необходимо решить, чтобы вывести диалог на более высокий уровень, - это научить будущих священников самой форме диалога.
Ещё одна проблема диалога - в том, что в нашем церковном сообществе есть, к сожалению, не вполне изжитая болезнь переходного периода, которую можно назвать скрытым антагонизмом к светской культуре. Мы воспринимаем культурное сообщество как людей, которые пытаются собой подменить религию. Такое мнение действительно имеет право на существование, поскольку в секулярном обществе (в том числе коммунистическом) значительную долю функций церкви именно в плане просвещения, более того - я бы даже сказал катарсиса, брали на себя деятели культуры.
Иногда через произведения культуры звучало даже пророческое слово — достаточно вспомнить «Бесов»...
На сегодняшний момент ситуация принципиально изменилась. Но в нашем сознании есть ещё много таких комплексов, связанных с областью культуры, которые не позволяют нам вступать в полноценный плодотворный диалог с её деятелями. (Мы пока говорим только о проблемах с нашей, внутренней, стороны.)
И последнее, что я отметил бы, - то, что на самом деле у нас нет адекватных площадок для ведения диалога. Естественно, мы не можем вести диалог на площадках внешних, на площадках самих представителей культуры, потому что мы подсознательно воспринимаем эти площадки как враждебную территорию. Естественно, и они не придут к нам, потому что точно так же будут воспринимать нас как пространство, даже более откровенно враждебно настроенное и агрессивно выражающее себя по отношению к ним. А других площадок у нас просто нет.
До сих пор вынашивается идея создания светских культурно-просветительских центров, которые не были бы юрисдикционно зависимы от церкви, не были бы финансируемы со стороны государства, каких-нибудь муниципальных, федеральных образований, но при этом целиком окормлялись и направлялись бы представителями церкви. На мой взгляд, это наиболее эффективный способ создания правильной среды, в которой только и может вестись диалог.
Почему я это говорю? Потому что в рамках нашего портала «Богослов.Ru» мы с самого начала поставили задачу создать обстановку - начиная с дизайна и заканчивая редакционной политикой, - которая не напрягала и не раздражала бы как человека глубоко воцерковлённого и погружённого в церковную науку, богословие, так и совершенно светского специалиста, который вообще ничего о церкви не знает и которого всё церковное скорее раздражает, чем вдохновляет. И, как показало время, для многих светских людей «Богослов» стал в целом приемлемой площадкой, на которой они могут выражать свое мнение - при том, что могут не соглашаться, спорить и т. д. На мой взгляд, создание таких площадок целиком оправдано и должно стать приоритетом. Причём не для того, чтобы устраивать глобальные встречи, диспуты, дискуссии - мы до этого ещё совершенно не доросли - а для того, чтобы молодёжь (которую мы должны прежде всего воспитывать) вырастала в несколько обновлённой парадигме: человек церковный может быть ещё и высококультурным, причём не только внутри церковной ограды, но и во внешней среде. Он может, не теряя своей высокой духовности и церковности, быть при этом действительно интересным для внешних, нецерковных деятелей культуры.
Сейчас в нашем приходе, где я служу, образовался творческий союз молодёжи: иконописец, который помимо своего основного дела занимается графикой, выпускник Лингвистического университета (он занимается литературным творчеством, пишет стихи) и ещё несколько молодых людей разной степени воцерковлённости. Они объединились в творческое объединение «Квадрат», стали устраивать в городе выставки, и тут мы с удивлением поняли, что это одинаково интересно как людям церковным, так и нецерковным. Причём тематика выставок отчасти связана с богословскими и философскими вещами, отчасти нет. Например, последняя выставка называлась «Чёрное и белое». Эту тему можно так развить в богословском плане, что появляется возможность говорить о чём угодно. Выставка оказалась эффектной, резонансной, интересной. И я думаю, что это то самое правильное направление, которое позволит нам уйти от политики «оголтелого миссионерства», которым, к сожалению, сейчас многие очень заражены, - а ведь из-за неё постепенно, понемногу, шаг за шагом те территории, которые вполне законно считались местом деятельности и присутствия церкви, оказались от церкви отчуждены. Потому что мир сейчас очень болезненно реагирует на церковь, когда она пытается использовать светский инструментарий информационного противодействия для ведения какой-то идеологической войны и этот инструментарий обращает против самого мира. Ведь подсознательно этот мир чувствует, что по сути это неправильно, есть другие инструменты, не столь внешне эффективные, но гораздо более эффективные по сути, по силе своего воздействия.
Страницы: 1 2
Интервью с одним из самых авторитетных иерархов Элладской Православной Церкви митрополитом Лавреотикийским и Месогейским Николаем (Хаджиниколау).
Вы полагаете, что причины кризиса кроются в том, что мы предали забвению наше культурное наследие?
Не просто предали забвению, а отказались от него. На мой взгляд, глубинные причины кризиса следует искать в нашем поведении. В том, что мы не понимаем, какое богатство и глубина содержатся в нашем Предании и истории. Из образа жизни мы низвели нашу духовную традицию до уровня информации и рассудочной дисциплины.
Почему мы не смогли противостоять кризису?
Потому что повели себя раболепно и пассивно, без героизма. Как соглашатели повели себя наши политики, деятели культуры, ученые, да и представители Церкви тоже. Мы все смирились с положением дел и стали соглашателями. Я не могу в точности утверждать, что весь этот кризис придуман и руководим из каких-то зарубежных центров влияния, но даже если это действительно так – на нас самих лежит значительная часть вины за сложившуюся ситуацию.
То есть Вы не видите сопротивления со стороны греков?
А Вы сами видите где-нибудь здоровое сопротивление? У нас забрали всё, а где же наш героизм? Мы побоялись сказать свое мужественное НЕТ. Не протестовали ни против экономического сокращения, ни против материалистического удушья.
Вы говорите об идеологическом сопротивлении?
У нас забрали нашу национальную идентичность, чувство собственного достоинства, а после этого еще и уничтожили нашу экономику. Мы должны были в самом начале противостоять этому с помощью идеологической (как Вы правильно сказали) революции1. Но и сейчас по-прежнему не поздно вернуться к нашим корням, нашему Преданию, нашей национальной идентичности. Именно в этом и кроется наша сила. Мы виноваты в том, что они убили нашу Родину, но еще имеем возможность сопротивляться.
Какую роль в духовном возрождении может сыграть Церковь? Есть ли у нее своя доля ответственности за происходящее?
Церковь несет большую ответственность за то, что стала частью государственной системы (это проявилось не только в ее поведении, но и в образе мыслей). После того, как она обнялась с государством, у нее не осталось свободных рук, чтобы обнять народ.
Я не отрицаю важности благотворительной деятельности, но ее недостаточно, чтобы сблизиться с народом. Куда важнее – поддержка духовных корней народа, его культуры и глубинных внутренних потребностей. Мы не утолили духовной жажды наших соотечественников. Довольствовались поддержкой добрых привычек, этикета и внешних добродетелей. Что мы можем сказать современной молодежи? Разве мы ее понимаем?
Мы хотим, чтобы наши дети были вместе с нами не для того, чтобы увеличить число последователей Церкви. Церковь не создает сторонников. Церковь создает святых. И это совсем разные вещи. Быть святым – значит быть свободным человеком. Святой – это не тот, кто механистически соблюдает пять, десять или сколько-то заповедей. Это тот, кто освобождается «побеждая зло добром»2. Бог сокрыт от нас за туманом страстей. Чтобы увидеть солнце (встретить Бога), должен развеяться туман.
Как Вы думаете, еще не поздно, чтобы Церковь вернула утраченные позиции?
Никогда не поздно. Напротив, современный кризис — это великолепная возможность, чтобы в условиях полного обесценивания всего прозвучало подлинное слово правды.
Однако, представление современной молодежи о Церкви совершенно отличается от того, что представляет собой Церковь на самом деле. Поэтому с одной стороны в глубине души молодые ждут от Церкви слова истины, с другой — избегают ее как чего-то нездорового, или (в худшем случае) даже опасного и отталкивающего.
Мы должны показать и объяснить, что такое настоящая Церковь. Если это консервативный организм, синонимичный соглашательству и выгоде – он ничего не даст молодежи. Если это источник коррупции и лицемерия – его следует как можно скорее выкинуть на обочину истории. Но если Церковь – это свобода, жизнь и творчество – тогда совсем другое дело.
Поэтому я и говорю, что мы должны воссоздать правильное понимание Церкви у современных молодых людей.
Страницы: 1 2
Валентина Шарапова
...Она как-то светло и даже вдохновенно сказала,что считает себя счастливой, что легко и с радостью уходит из земной жизни. Я заплакала. Она сделала усилие, перекрестила меня и настойчиво отослала спать. А когда через несколько минут я все же вернулась — она была мертва.
Память! Это удивительное свойство психики человека дает возможность передавать духовные ценности вослед идущему поколению и приумножать нравственные традиции.
Я считаю своим долгом поведать о монахине-подвижнице, которая убежденно пронесла глубокую веру в христианство и оставила глубокий добрый след на своем жизненном пути.
Известно, что огонь одной свечи в храме может зажечь тысячи. Это относится и к духовному светильнику людей. Его огонь не меркнет, и никакие политические бури не способны погасить его. Так было во все времена.
До сих пор нельзя однозначно ответить на вопрос: почему люди уходят в монастырь? Это очень деликатный вопрос. Любопытство в каждом конкретном случае несовместимо с таинством души. Чаще всего — это желание найти свое назначение в жизни, созвучное миропониманию.
Мне посчастливилось с четырех до семнадцати лет быть рядом с бывшей монахиней Досифеей, в миру Раисой Алексеевной Богомоловой. Все, что я напишу — узнала из личного общения с ней.
Она была прекрасна, как мадонна...Родилась Раиса Алексеевна примерно в 80-х годах XIX столетия в богатой семье коренных жителей Санкт-Петербурга. Закончила гимназию. Фотография запечатлела ее красивое лицо с выразительными лучистыми глазами. В 19 лет не было у нее ни усталости, ни суеты жизни, ни отчаяния. Для нее были открыты лучшие салоны высших петербургских кругов, но она сразу после смерти родителей, в 19 лет, ушла в монастырь и полученный в наследство капитал полностью отдала на его строительство.
После принятия пострига, в монашестве носила имя Досифея. Она прошла полагающиеся ступени иерархии и была в высоком духовном сане. Во время Советской Власти за строительство монастыря ее посадили в тюрьму. Просидела она долго. Примерно в 1929 году мой папа взял ее на поруки (бытовало такое выражение).
Раиса Алексеевна приходилась родной теткой первой умершей жены папы. Я была от второго брака, и мне в ту пору было четыре годика.
Я помню волнения и хлопоты, связанные с пропиской. Помню тот день, когда впервые увидела ее. Она и в пожилом возрасте была красива. Бледное лицо с двумя маленькими родимыми пятнышками напоминало облик классической мадонны. Она как бы шагнула из своего прошлого в очень жестокое для нее время, вынужденно сменив рясу на предельно скромную светскую одежду.
Живя в семье, где советский строй и уклад жизни принимались безоговорочно, она никогда не заводила нарочито разговоров о Боге и не вносила религиозных элементов в мое воспитание.
Была терпелива и очень доброжелательна ко всем. Не было у нее ожесточения на жизнь, на трудную судьбу. Целые дни она трудилась по домашнему хозяйству, занималась моим воспитанием. Время было несозвучно ее убеждениям.
В отдельной полутемной комнатке, отапливаемой керосинкой, был сосредоточен ее духовный мир в окружении икон, книг, горящей лампады. Она терпеливо несла свой крест. А личность-то была незаурядная. По мере моего взросления я многое узнавала про ее современников и сподвижников.
О монастыреТеперь о монастыре. Он был построен в Тверской губернии вблизи города Весьегонска, на месте падения крупного осколка метеорита. Люди рассматривали это событие как повеление Всевышнего к строительству храма.
Огромный камень так и остался лежать у самого въезда в святую обитель. И величали-то монастырь в народе «Камнем». Где-то близко протекал родничок — исток великой Волги.
Уклад монастырской жизни был типичным. Моление, труд, добрые дела. В своих мастерских сестры вышивали бисером, стегали одеяла, занимались иконописью, трудились в цветнике, на огороде, на ферме, на пасеке. Вокруг были деревни.
Матушка Досифея мне рассказывала про крестьянских ребят, я их даже знала по именам и представляла в своем воображении.
Особенно любила слушать рассказы про цыган, про таборную жизнь, а их вокруг монастыря было много. К сожалению, я была мала и не хотела слушать про знакомство тети Раи с Марией Николаевной Толстой, сестрой писателя, которая жила в Шамардинском монастыре.
Меня больше увлекали эпизоды, связанные с самой поездкой к ней в монастырь, с различными дорожными приключениями.
Мое воображение будоражили природные стихии, встречи с животными на пути, и я просила многократно об этом повторять. А когда тетя Рая пыталась мне рассказать о беседах в монастыре с графом Л. Н. Толстым, то после произнесения ею слова «граф» я сразу выражала свой категорический протест и настоятельно просила рассказывать про цыган.
Это было время моего детства, и в школе мы были напичканы отрицательными образами царского времени. Вот такую интереснейшую возможность я упускала.
Страницы: 1 2