Офицеры занимали свой собственный долгий стол ,а мы, одногодки- контрактники -отдельную комнату, но и туда, бывало, проникал людской поток: девушки ругались у нашего стола когда цапались со своими любовниками; тут не прекращались толкотня, шум и проклятья солдат, взвизги баб и лязг надеваемых штыков пока не из ближайшей казармы не являлся наряд- и снова воцарялся относительный порядок, а самых буйных смутьянов уводили прочь от танцевальных радостей под заслуженный арест.
     Такой была гостиница "У картечи", там я и познакомился с фельдфебелем Хвастеком, служившим тогда в третьем батальоне. Он был красавцем, высоким и статным- я им, нашим знаменосцем, издавна втайне любовался на парадах и смотрах. Он подобно гостинице днями выглядел угрюмым и замкнутым, молча исполнял свою службу, а вечерами "У картечи" возвращался к своей полнокровной жизни. Там его, всех перепивающего, я что ни вечер видал сидящим за столиком у самого подиума музыкантов с Фридой Хонек. Но там он надолго не задерживался. Как только пустела его пивная кружка, он тут же прощался с девушкой. Где шумело и кипело, где смех гремел, где фельдфебель видел раскрасневшиеся, возбуждённые лица, там он был ко двору, там обретался в своей стихии. Вначале- у стола в нише, где канониры играли в "зелёный луг". Он ставил два гульдена на первую попавшуюся карту, лишь отчасти радуясь выигрышам, лишь бы побыть за компанию. Выиграв ли, проиграв, он не дожидался причитающихся ему монет- и внезапно присаживался за стол старого, мрачного оружейника Ковача, интимно прихлёбывал из его кружки- и пропадал среди музыкантов. Возвращаясь со скрипкой лабуха Котржмелеца, вскакивал он на стул и наигрывал оттуда назло хозяину инструмента, который, бранясь, сбегал с подиума и хватал проказника за мундир. Тогда Хвастек бросал скрипку на стол и хватал за руку Фриду Хошек ,и заводил с нею танец, мех столов и стульев, проносясь галопом мимо кельнера, балансирующего с дюжиной пива на подносе, пока девушка, обессилев и выдохнувшись, а всё же счастливо улыбаясь, не опускалась на стул. Ему же всё было мало: он ,забравшись на стол фельдъегеря, демонстрировал своё искусство жонглёра и фокусника- заставлял исчезнуть гульден под салфеткой или вынимал из кармана оторопевшего рекрута дюжину вилок и всякую всячину. И, насытившись всем этим, он распевал уличную дразнилку или марш, а остальные пели хором заодно.
     То были грустные и весёлые напевы. Двенадцать лет минуло с той поры, а я всё помню те чешские песни и мелодии, которым в маршевом темпе вторили было солдаты. Вот одна из них, печальная, о смытой мельнице, послушайте:

          Не стану молоть я, не буду трудиться:
          разлив реки унёс моё добро.
          Уплыли` колёса все,
          лопасти да сундуки.
          Не стану молоть я, не буду трудиться:
          разлив реки унёс моё добро.

     А затем припев:
 
         Вспомни, милая, вспомни, любая,
         как однажды было нам...

      ...после чего Фрида Хошек всегда распускала слезы. Она была плаксива, сама не зная, отчего. Потом ещё была песня с 1866 года, о солдате, который лежит в госпитале. Она начиналась так:
 
         Правая нога надво`е,
         левая- одна культя`.
         Милая, приди, взгляни-ка:
         ах, война, сгубила ты меня.

     Но фельдфебель знал и озорные песни. Например, псевдояпонскую дразнилку, явившуюся из русофильского сердца чешского солдата:

         Как из Порт-Артура
         ехала да фура,
         а на ней- фельдмаршал Канимуро.
 
     А хор подхватывал припев:

         ...сидит-варит себе чаю, чаю,
         кофе чёрный, шоколад,
         сидит-варит себе чаю, чаю,
         шоколад и ром.

    Но любимейшей песней Хвастека была та, где рекрут не отдал чести своему фельдфебелю:

        В воскресенье я гуляю,
        сигаретой дым пускаю,
        а под ручкой- девка-
        мимо- герр фельдфебель.

        Я его не привечаю,
        повисеть ему желаю.
        Он- три слова гордо:
        "Завтра -мне с рапо`ртом".
   
        Все рапо`рты эти знаю,
        я к ефрейтору шагаю.
        Говорит: "Неделю
        карцера. Ты, смелый".

       Капитан сердит по-волчьи 
       пышет ядом, брызжет жёлчью,
       дал мне три недели,
       молча отметелил.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Хочу рассказать вам одну историю. Случилось это очень давно – в дикой молодости. Училась я тогда еще в школе в 10 классе. А надо сказать, что учиться мне пришлось в двух школах в связи с переменой места жительства. В школе, где я начинала учиться, мне очень повезло с учителем литературы. Это была необыкновенная женщина, которая нас учила думать в первую очередь, анализировать – во вторую. На урок мы шли с замиранием сердца. Педагог до корней волос, она учила нас все произведения пропускать через себя и с завидной смелостью предлагала выбросить критику в мусорное ведро… Что, собственно, с удовольствием и сделал весь класс, за исключением двух «зубрежек – отличниц». И вот я перешла в другую школу, но привычка оставлять критику без внимания так и осталась…

Проходили мы тогда по литературе творчество В. Маяковского. Мне всегда нравились «рваные» стихи этого поэта, поэтому особых трудностей в изучении стихов у меня не было. Но вот остальные одноклассники неоднозначно относились к произведениям Маяковского. Зная эту особенность своих учеников, учительница по литературе всегда начинала урок словами: «Полюбите Маяковского…» И остальные 40 мин. она старательно пыталась влюбить нас в неординарного поэта. Откровенно говоря, в те годы мы читали и учили всякую муть, хотя у изучаемых авторов было много отличных и интересных произведений, не входящих в школьную программу…  «Человеку и пароходу» учить было не обязательно, достаточно было дать оценку стихотворению, вникнуть в суть… Я сама напросилась отвечать, так как рваные стихи Маяковского никто не любил, кроме меня. Пол урока я парила мозги, изловчаясь поведать классу свои мысли по поводу написанного в «Человеке и пароходе». Класс слушал с превеликой благодарностью не от большой любви к поэту, а, как обычно водится, с превеликим желанием остаться не вызванным за весь урок к доске… Чем дольше, тем лучше. Свои разглагольствования я закончила какой-то пафосной строчкой из стихотворения, и довольная сама собой уже предвкушала желанную заслуженную отметку «5», когда фраза учительницы прозвучала, как приговор: «Садись – два.  Ты абсолютно не читала критику, даже не открывала ее…» Дальше я уже ничего не слышала и не хотела слушать…

Война с учительницей длилась около полугода, тогда меня поддержал мой одноклассник, которому тоже повезло с предыдущей учительницей литературы, и несколько оболтусов, которым вообще было начхать на литературу. В итоге мы войну выиграли, а Маяковского я полюбила еще больше…

Почему я вспомнила эту историю? Потому что недавно, наткнувшись на книгу со стихами Маяковского (какое-то школьное пособие 70-х годов), неожиданно для себя обнаружила замечательное стихотворение, которое мы почему-то в школе не проходили…  А надо было бы…вместо банального: «Полюбите Маяковского»…

«…Поэзия –

   та же

добыча

                                   радия.

В грамм

добыча,

                          в год

труды.

Изводишь

              единого

слова

                                   ради

Тысячи тонн

                  словесной

руды.

Но как

испепеляюще

            слов этих

жжение

            Рядом

с тлением

слова-сырца.

            Эти слова

                        приводят

                                   в движение

            Тысячи лет

                        миллионов

                                   сердца…»

                                               В. Маяковский

Я люблю смотреть, как Он просыпается...
Недовольно ворча, что разбудили в такую рань, Он умывается каплями дождя (весна всё-таки) и потягивается...
Тянется к солнцу трубами заводов и башнями высоток.
Он улыбается...
Улыбается окнами домов, витринами магазинов...
Начинается новый день в Его жизни...
 
Я люблю смотреть, как Он живёт...
Шумный, яркий.
У Него столько голосов...
И целый день Он, не уставая, говорит с нами.
О погоде, о политике, о ценах на коммунальные услуги, которые снова выросли. (да, Он иногда нецензурно выражается... а как иначе?)
У Него столько лиц...
Он то грустный, то весёлый.
Он - необыкновенный...
 
Я люблю смотреть, как Он засыпает...
Под мирный гул колыбельной, которую поют Ему спешащие по домам машины и автобусы, Он закрывает Свои тысячи, нет, миллионы, миллиарды глаз (которыми Он целый день наблюдал за нами).
Он глубоко вдыхает вечерний сладкий воздух...
И засыпает...
До завтра...
А завтра новый день...
Новая жизнь...
 
Я люблю Его...
За то, что Он живёт... И за то, что я живу в Нём...
 
Мой Краматорск...

     Прежде ,чем подчинённые за трудами хватились Коменданта, тот удалился и на попутке отправился в глубинку. Он довольно помыкался прежде чем отыскал главные ворота, откуда вырвался на волю.
     Единственно знакомое ему направление броска вело прямо к барьеру %13. Когда З. достиг его, выяснилось, что часовые не пропустят его. Они по праву отказали просителю, ибо у того при себе не оказалось никаких бумаг, удостоверяющих личность.
     Вначале огорошенный, З. вскоре опомнился и с облегчением рассмеялся: точно, он оставил бумаги дома и ,забрав их, тотчас вернётся чтоб показать постовым.
     Разве его прежний дом не по ту сторону барьера? А если он там, то как владелец оказался по эту сторону? Непонятно, как он проник сюда: подземным ходом или надземным лётом. Взирая на своё положение, он решил было вернуться в комендатуру.
     Рассеянно попрощавшись с постовыми, он пошагал назад широкой улицей, которая терялась Бог знает где за горизонтом. От усталости стал он мурлыкать под нос себе песенку, напевал немного уныло, в общем, равнодушно, пока ему не показалось, что поёт в большом хоре.
    Улицу же вплотную до фасадов укрывал туман или марево жарких испарений- и Коменданту казалось, что бредёт он в одиночестве. Затем небо открылось. Две долгие шеренги вышагивали по обеим сторонам за Комендантом на расстоянии вытянутой руки, и со стороны казалось, что тот ведёт их. Кто знал, сколько времени понадобится чтоб одолеть большую лестницу предшествующую величавому зданию? З. пошёл ,минуя ступени, наверх, он не ведал ,куда делись те, в униформах, зашёл он в зал, полнившийся эхом совещания, и устремился вперёд, не медля, поскольку решил не мешать собранию на в противоположном конце помещения. Машинально он разобрал донёсшиеся оттуда, из группы собравшихся, слова: ожидался новый Комендант.
     Ему идти дальше? Без промедления, не поразмыслив ни секунды пересечь зал?
     И вот, стоял он перед "Штабом" приглушённо и едва заметно приветствовавшим его. З. замялся, он не знал, как его тут примут и что ему делать здесь. Наконец, один из этих выступил и дал знак остальным раздаться. Они выстроились узкой улочкой.  Старший в группе прошептал нечто ,звучащее как "мой Комендант".
     З. прошёл улочкой, оборотился и отдал первый приказ униженным, погасшим обличьям.
     Он был новым Комендантом.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Просматриваю иногда в туалете за пикантным занятием журналы, которые покупает моя жена. От тощего Отдохни, до каких-то инопланетных с непонятными названиями и текстами. Для миллиардеров, как я их называю. Жена у меня финансист, подкидывает иногда материальчик подобного характера.

К женским журналам у меня давно сложилось негативное отношение. Особенно периодика, как-будто создана для того, чтобы вызвать у женщины отвращение к мужчинам. Знаете, такая себе стереотипная, внутрежурнальная жизнь независимого страшка в вязаном свитере, пытающегося стать гламурной кисой и отомстить мужчинам за всех женщин земли. Откуда у них столько злобы? Читая такие журналы невольно втягиваешься в постоянное состояние войны. Ну скрытая реклама аксессуаров и одежды, это такое дело. Я с таким сталкиваюсь в рыболовных журналах, где профессионалы в один голос утверждают, что рыба ловится только на удочки и приманки определенной фирмы. Многие клюют. Так и здесь. Заголовок «будь модной и неотразимой», пару студийных фото моделей и расписана одежда на моделях вплоть до ценников. Пояс за 500 долларов. Кусок молодого линолеума с квадратной бляшкой. Гламур. Фернандо Запердуцци. Новый креативный дизайнер. (гомосек же ж как обычно).  Приписка Анжелики Рудницкой или еще какой-нибудь «звезды»: у меня таких поясов аж 10 штук, сейчас в светском мире ты без Запердуццы – никто. Ну-ну.

Ани Лорак собирается замуж, Ани Лорак вышла замуж. Ани Лорак была в розовом платье, Ани Лорак едет туда и оттуда едет обратно… Боже мой… кумарят. Это действительно интересная информация? Кому?

Что там дальше… интервью с какой-то звездой-актрисой из сериала «Нас никто не разлучит», правильно. Звезд как и на небе должно быть много. И не обязательно их всех знать в лицо. Вы же не знаете названий всех созвездий? Вот и названия всех сериалов знать необязательно. Но посмотрите какая трудная и упорная дорога была у звезды на пути к славе! Почему-то всех изначально упорно никто не замечал, потом появился бизнесмен, который соблазнил своим умом юное дарование. Ребенок, первые роли, он оказался козлом. Но я сильная женщина и сама справлюсь, я на него зла не держу, но он жалкий неудачник/импотент/бабник,/у него воняет изо рта и ребенка он больше не увидит. Складывается впечатление, что эти звезды постоянно за что-то оправдываются. Вам так не кажется?

Как построить карьеру женщине? Аж на два листа расписано. Лицемеры! Уложились бы и в три предложения.

Кулинария, кроссворд, рекомендации по книгам… откуда они берут таких авторов? Ах ну да… их не обязательно читать. Нужно просто запомнить названия и краткое описание из журнала, чтобы поддерживать умные беседы в суши-баре.

К черту журнал. Следующий. Из плотной бумаги. Толстый. Рельефный как портмоне толстосума. Скорее всего выходит раз в год. Стоит 1000 гривен. По идее должен быть любимым журналом Дональда Трампа и наших олигархов. Сразу тут тебе и сигарный клуб и многостраничное повествование о нюансах вкуса виски. Вина, Мазератти, Мега крутое Казино флеш-рояль Баден-баден-Граффский. Элитный гольф клуб в Конче-заспе, ресторан «Крафидубузье» с поваром с острова Гваделупа. Хм.. как-то ловишь себя на мысли что женский журнал поинтересней будет.

А вот и десерт! Президент межгалактической трнснациональной компании "Дропгроббредмедфениксроялтиимпексфайнэншынал" Петр Кроликов. Этакая обрюзгшая туша с алкогольными мешками под глазами. «Успех – это мое призвание». Самокритично… «ваша любимая марка часов – я считаю что такой независимый бизнесмен как я, должен быть независимым во времени и носить часы, стоимостью не мне ста тысяч долларов. Лично мой выбор – часы марки «Джамбадронни» (що доказуйе працьовытисть та незакомплексованисть тварюки (Л. Поддервянський, пьеса «Гамлет – датский кацап»). У меня восемь автомобилей, семь на неделю и один на всякий случай.  Я считаю, что такому независимому и успешному как я…

Ну. Хлопцы писюнами меряются… У каждого свои вавки в голове. Странно, почему нет Медведчука у камина с детьми и его жены. А раньше мелькал. мелькал…    

Ладно, пора уже, а то задница к сидушке прилипла. Потом дочитаю.

     Понукаемый благосклонными, и в то же время приказными взглядами чиновников, З. пересекал зал. Когда до собрания осталось сто шагов, совещающиеся живо приветствовали З. как своего. Никто, казалось, не ведал, где новый, ожидаемый Комендант,- а З. опасался присоединиться к Комендатуре в крайне неподходящий момент и вовсе или почти ничем не помочь собравшимся в разрешении задачи.
     Двадцать шагов, десять шагов... Эхо не касалось стен- столь бесшумно ступал З. к окраине зала.
     В группе собравшихся возникло слышимое замешательство. Партнёры взаимно расстались и обернулись к гостю как если бы тот был одним из них.
     З. чувствовал, что наступил момент истины; он протянул руку- никто не пожал её. Наконец, З. подумал, что тут все осведомлены о том, как он без пропуска было миновал барьер- и смертельно побледнел ,как проигравший высшую ставку. Однако, на его реакцию никто не обратил внимания, ибо те смотрели куда-то мимо и повыше З. Наконец, один из собравшихся отделился чтобы приветствовать гостя.
     Он молвил "мой Комендант"? З. замер, он искал в выражениях лиц окруживших его чиновников обвинение, упрек, критику и приговор, а находил в каждом лишь одобрение, и эти выражения лиц сливались в одну, неясную, трепетную готовность так, что З. опустил глаза чтоб не метнуть в эти лица ответный приказ.
     Искомым Комендантом был он. Неясная музыка отыграла минуту, приглушённых звон литавр донёсся из соседней комнаты, а отдалённый возглас "урр-а-а!" донёсся издалека, с основания лестницы- тогда отвлёкся З. и припомнил форменную колонну, которая было проследовала за ним сюда.
     Затем З. оборвал все голоса и звука, ступил в "штаб", развеял жестом руки его порознь в стороны, наказал ему быть в подчинении, и приступил к исполнению своих обязанностей.

     Во время просмотра телевизионных записей выяснился непорядок на блокпосте №13. Акт нарушения был , вплоть до мельчайших подробностей чрезвычайного происшествия, оказался запечатлённым на третьей катушке. Начальство, которое обычно не принимало участия в подобных расследованиях, на этот раз не преминуло расследовать все детали проступка дабы привлечь к себе внимание нового Коменданта.
     Собственно, занятый Комендантом зеркальный кабинет ,куда страшились ступать подчинённые, не сдержал их рвения. Они связно докладывали Коменданту, чьё лицо скрадывали мощные, совершенные зеркала, тыча указками в особую карту, новые обстоятельства происшествия, а именно: нарушитель не был задержан нарядом барьера №13, но преодолел его из за нерадивости стражей или ,по крайней мере, с умыслом ввёл их в заблуждение.
     Наряд, допустивший "прокол" необычайно умно устроенной сети, уже был задержан начальством и доставлен дабы Комендант лично наложил взыскание. За аккуратно выполненное задержание исполнители удостоились похвалы Коменданта, которому требовалось не только допросить стражей ,но и взыскать с себя.
     В кратчайший срок было решено, что эти люди не избегут приговора. Паче запрета они было запаслись алкоголем и ,кроме того, не воспрепятствовали главному виновнику, не предъявившего никаких документов, пусть те и нашлись после в запущенной комнате отдыха стражей, и были представлены группе З.
     После того ,как немногочисленный, беспомощный , признавший вину наряд барьера №13 отправился выслушать приговор себе, наступило время Коменданту отыграться. Он, облечённый полномочиями главный виновник, принялся понукать вверенный ему аппарат дабы тот во всеоружии отразил последствия содеянного им же З. проступка. По прошествии нескольких часов З. не выяснил ,где возможны поимки нарушителей, поскольку каждый квадратный метр был взят и продолжал пребывать под контролем. В указанные сроки в Зеркальный Зал продолжали являться начальники с ничего не говорящими докладами. Подчинённые видели Коменданта поникшего головой, погружённого в посторонние думы, выслушивали указания и рапортовали. Длящаяся кампания исподволь истомила его ,он уж не доверял ни себе, ни аппарату: Комендант встречал являющихся к нему презрительными и колющимися взглядами ,а между приёмами вглядывался в собственное отражение.
     Отрывисто он отсылал визитёров. Затем его глаза, одержимые, рыскали по зеркалам, ловили всякий сколок, каждую чёрточку отражения чтоб собрать из мозаики голову виновного, которая, наверное, давно заигралась здесь и скрывается меж сверхзоркими зеркалами, которыми вдоль и поперёк увешаны  все стены. Как он, З. зашёл сюда, он уж не постигал, но коль это сталось, то правда многозеркалья должна быть абсолютной.
     Пошатываясь, ходил Комендант по Залу, внимал многочисленным угрозам и постепенно понимал, что изысканно обставленный кабинет богат поверхностным а не проникновенным ("Юберблик" и "Айнблик", поверх-вид и в-вид,- прим.перев.). Он распахнул двери и позвал стражу.
     "Снимите зеркала!- пропыхтел он.- Оставьте одно!"
     Не в обычаях стражи противиться наказам, но та застыла в нерешительности. Явилось начальство -и оказалось не в силах унять неистовство Коменданта. Наконец, не осмелившись тянуть, они принялись было свергать зеркала, но ни одно им не поддалось.

окончание следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Он нёс её на руках по осколкам витрин.
Гремели бутафорские взрывы.Сказочно красивые вспышки
озаряли мраморные своды торгово-развлекательного пассажа.
Телохранители в одинаковых безупречных костюмах
теснили толпу.
Он- молодой красивый мужчина в цвете лет.
Она, его ровесница- дряхлая старуха
преждевременно погибающая от
неведомой науке болезни.
- Ради всего святого, дайте мне автограф!
Маленькая девочка в короткой юбочке плакала навзрыд.
В дрожащей ручке был зажат стильный блокнотик.
Полные матроны сочувственно вздыхали.
В их натруженных руках были зажаты авоськи
с продуктами питания, медикаментами, пивом и прочим.
Лица случайных свидетелей были красивы как в кино.
Взгляды жадно цеплялись к звёздной паре.
Мужчины глядели на него с некоторым злорадством.
Женщины - с нескрываемой ненавистью.
Сиреневый туман с запахом пачули, о...
Она, в фиолетово-чёрном бархатном платье до пят,
задумчиво теребила крупные как крокодиловы слёзы жемчуга.
Лицо её выражало всё, только не любовь.
Он встречался взглядом с женщинами помоложе- те краснели,
прятали глаза и хватались за сердце.
Съёмочная группа делала своё дело.
Он коснулся руки девочки. Его звёздная жена, зажмурившись,
обвила молодую шею мужа. Девочка пожелтела.
Личико её вдруг сморщилось. Толпа ахнула и раздалась прочь.
- Вот вам, мерси, мой автограф.
Над головами бабахнула пиротехника.
Мы пустились наутёк. Кого-то наверняка затоптали,
но всем окажут помощь и, это даже важнее-
покажут завтра по телевидению.
Несчастная любительница скоро умрёт.
Блокнот... да! Его продадут с лучшего в мире аукциона
за бешеные деньги.
Владелец пожелает остаться инкогнито.