Вертумн был богом смены времен года и превращений, которые происходят с земными плодами - сначала они цветут, затем зреют и, наконец, падают со склонившихся под их тяжестью ветвей. Вертумн ниспосылал на землю цветение весны, летнюю жатву и осеннее изобилие плодов.
Emperor Rudolf II as Vertumnus, by Giuseppe Arcimboldo (now at Skokloster Castle, Sweden).
[ Читать дальше ]
60-х,
а женщины – каблуки и длинные плащи. Когда мужчины признаются женщине
в любви, они дарят красные розы. Когда расстаются с ней – тоже.
Здесь всегда осень. И пожухлая желтизна листьев как нельзя лучше
гармонирует с двумя другими цветами, преобладающими здесь – серым
и голубым. Здесь, в Городе, Где Всегда Идет Дождь.
~*~*~*~
Голубая неоновая вывеска на баре гласила:
«Miles Davis
Playing Jazz
TONIGHT»
Все столики были заняты. Впрочем, как обычно. Полумрак, сигаретная
дымка под потолком и человек с саксофоном на едва освещенной сцене.
Еще один за фортепиано. Чуть поодаль – третий за ударными. Все взгляды
устремлены на Майлза Дэвиса, саксофониста. Но вот он замолкает,
и десятки глаз устремляются к человеку за роялем. Его длинные пальцы,
бледность которых оттенена еще более белоснежными манжетами, спокойно,
будто бы без усилий, но очень проворно касаются клавиш. Каждая клавиша
любима им, каждая получает свою долю внимания. Люди за столиками
наблюдают за виртуозной игрой. И только одна женщина продолжает
наблюдать за Майлзом – безотрывно, со спокойным выражением глаз, сидя
ближе всех к сцене.
— Адель снова здесь? – спрашивает Он.
— Она никогда не пропускает его выступления, — отвечает Она.
— Да. Почему она не заговорит с ним?
Она странно на него смотрит.
— Зачем?
Он, помолчал.
— И правда, зачем…
Она достает из сумочки узкую пачку сигарет и вынимает одну. Он подносит
ей зажигалку. Она зажигает сигарету и задумчиво смотрит на нее.
— Сегодня это пятая…
— Зачем ты считаешь? Все равно ты их не куришь. Просто зажигаешь и ждешь, пока догорят…
— Это странно?
— Немного.
— Я просто люблю смотреть, как дым растворяется в воздухе.
Он молчит. Затем нерешительно начинает:
— Послушай, тебе не кажется, что все это… неправильно?
Проходит несколько секунд, прежде чем Она отрывает взгляд от сигареты в своей руке и поворачивается к нему.
— О чем ты?
— Обо… всем. Все это – неправильно.
На Ее лице появляется выражение скуки.
— Ты хочешь мне что-то рассказать сам, или хочешь, чтобы я тебя расспрашивала?
Он запускает руку в волосы и облокачивает о столик. Секунду помедлив,
он вдруг резким движением руки сбрасывает со стола пустой бокал. На одно
мгновение звук разбивающегося стекла смешивается с игрой фортепиано.
Уже в следующее мгновение рядом с ними появляется официант и безмолвно
собирает осколки. Закончив с этим, он спрашивает Его:
— Еще мартини, сэр?
Он поднимает взгляд на поднос с осколками бокала.
— Нет.
Официант уходит.
Он смотрит на нее.
— Разве ты не понимаешь? Разве ты не заметила?
— Чего именно?
— Я разбил бокал, а никто из них, — Он обводит резким жестом зал, —
даже не обернулся. А этот, — кивок в сторону барной стойки, — мне даже
ничего не сказал!
— Сказал. Он спросил, не желаешь ли ты еще мартини.
— Ты понимаешь, о чем я!! – Он повышает голос.
— Не кричи на меня, — спокойно отвечает Она.
Он замолкает. Потом вдруг говорит:
— Ты знаешь, мне кажется, я… я как будто бы чужой. Все эти люди –
словно истуканы. У них ни эмоций, ни страстей, ничего. Такое ощущение,
что у них нет и сердца! Весь этот Город… он насквозь пропитан… этим
промозглым дождем! – Он с отвращением выплевывает последнее слово.
Она с сожалением смотрит на него, но потом равнодушное выражение возвращается на ее лицо.
— Ты не можешь быть чужим. Иначе бы тебя здесь не было.
Но, может быть, я здесь по ошибке! Я просто не понимаю этого. Я знаю
только одно: если я пробуду здесь еще хоть день, я просто сойду с ума!
Она некоторое время молчит. Затем встает из-за столика и говорит ему:
— Пойдем.
~*~*~*~
Этой ночью дождь был печальным и задумчивым.
Они шли по улицам, разрушая отражения голубых фонарей в лужах своими
шагами. Она впереди, Он – на шаг отставая. Она остановилась перед
цветочным магазином.
— Нам сюда.
Он вошел за ней. Это было удивительное место. Наверное, единственное
яркое место в Городе. Потому что все здесь было наполнено различными
оттенками красного – розы, десятки роз, на длинных стеблях, небольшими
кустиками, со свежими темно-изумрудными листьями и алыми лепестками.
Несколько лепестков пятнами крови лежали на полу. В воздухе витал тонкий
аромат.
Несмотря на ночь, продавец цветов был на месте. С улыбкой, увидев пару, он спросил:
— Розу?
Она ответила, не отвечая на его улыбку.
— Нет, Дверь.
Улыбка в мгновение ока исчезла с лица продавца. Заикаясь, он повторил:
— Д-дверь?
Она только промолчала в ответ. Вздохнув, продавец направился в темный
угол магазина и отодвинул висящую там занавесь. За занавесью была дверь
из красного дерева с ржавой ручкой из непонятного металла.
— Вам сюда, — сказал продавец, не поднимая глаз.
— Не мне. Ему, — промолвила Она.
Вдруг Он понял, что сейчас происходит что-то важное, что-то…
переломное. Что-то, что изменит все. Он открыл было рот, чтобы сказать
Ей, что… Но она уже исчезла, закрыв за собой дверь магазина и унося
в своих волосах легкий аромат роз. Он вдруг ощутил печаль. Нет, даже
не так. Он ощутил Печаль. Но… назад? Нет, он уже не мог. Он открыл Дверь
и вошел.
~*~*~*~
Голубая неоновая вывеска на баре гласила:
«Miles Davis&
Adel Jones
Playing Jazz
TONIGHT»
Все столики были заняты. Впрочем, как обычно. В глубине зала, окутанная
тканью ненавязчивой мелодии, сидела Она. В ее руке горела зажженная
сигарета. На столике стояло два бокала.
Чуть слышным звуком отозвалась стеклянная входная дверь и вошел Он. Помедлив у входа Он, будто бы сомневаясь, подошел к Ней.
— Можно присесть? Или ты не одна? – спросил Он, замечая второй бокал.
— Можно. Это для тебя. Надеюсь, ты не перестал любить мартини.
— Нет, — ответил Он, присаживаясь за столик. В Его руке была роза –
одна темно-бардовая роза. – А это – для тебя, — сказал Он, протягивая
Ей розу.
Она подняла на него глаза и, пристально взглянув, словно выискивая
что-то в выражении его лица, взяла цветок из его руки и положила рядом
с собой.
— Какая эта сигарета за сегодня? – спросил Он.
— Седьмая, — задумчиво ответила Она, глядя, как последняя струйка
дыма смешалась с сигаретным туманом, вечно клубящимся под потолком.
— Ты стала жечь больше сигарет, — отметил Он.
— Считаешь, это вредно для моего здоровья?
— Нет, скорее, для твоего кошелька.
Она пожала плечами. Он внезапно сказал:
— Знаешь, Там так редко идет дождь… И еще Там солнце… слишком яркое…
Она не отвечала и не поднимала на него глаз. Он продолжал:
— Ты была права тогда. Меня бы здесь не было, если бы я не принадлежал этому Городу.
Ее пальцы пробежались по ножке бокала, словно сомневаясь, стоит или нет подносить его к губам. Он взглянул в сторону сцены.
— А где Адель? Ведь сегодня выступление Майлза.
Она наконец разомкнула губы.
— Сейчас увидишь.
Музыкальный рисунок тут же сменился, и мягкий свет залил место на сцене
рядом с микрофоном, слева от Майлза, справа от как всегда
безукоризненно одетого пианиста и чуть впереди от невозмутимого
ударника. И вот в это пятно света вошла девушка – Адель. Она запела,
и обволакивающий бархат ее голоса заполнил каждый сантиметр бара.
— Она все же поговорила с ним? – спросил Он.
— Зачем? – так же, как и тогда, удивленно спросила Она. – Он поговорил с ней.
Она сказала это, как само собой разумеющееся. И Он понял, что так и должно было быть.
Она встала из-за столика, взяла сумочку, плащ, розу и направилась
к выходу. Он смотрел ей вслед. Уже взявшись за ручку дверцы, Она вдруг
оглянулась и сказала:
— Я рада, что ты вернулся.
И ушла. А он сидел, онемев от собственных эмоций. Она впервые улыбнулась для него.Дождь на улице тоже по-своему улыбался. Он ведь тоже был влюблен. Он был влюблен в Город, Где Всегда Идет Дождь.
Источник: http://angelsworld.narod.ru/
Когда Мужчина пишет о Любви,
Дыхание становится чуть тише…
И, кажется, одну тебя ОН слышит,
Когда Мужчина пишет о Любви…
Когда ОН признаётся ЕЙ в стихах,
Слова врываются мелодией любимой…
Единственной, такой неповторимой,
Когда Он признаётся Ей в стихах…
Я тебя посильней обниму,
На мгновенье весь мир замолчит.
Ты услышишь, как в такт твоему,
Моё сердце на вылет стучит.
Брошу взгляд в глубину твоих глаз,
Утопая в палящем огне,
В нём сгорают обрывками фраз
Мои мысли о нашей судьбе.
Я губами коснусь твоих рук,
Поцелую из шрамов узор,
Что остался следами разлук,
Чередою бессмысленных ссор.
Языком я коснусь твоих губ
С терпким вкусом сухого вина,
И под сердца безудержный стук
Изопью эту чашу до дна...
Александр Де Вайс
Pомантическое свидание
[ Читать дальше ]
Когда и правая и левая рука
Чрез волшебство поют на клавишах двухцветных,
И звездною росой обрызгана тоска,
И колокольчики журчат в мечтах рассветных, -
Тогда священна ты,-ты не одна из нас,
А ты, как солнца луч в движении тумана,
И голос сердца ты, и листьев ты рассказ,
И в роще дремлющей идущая Диана.
Всего острей поет в тебе одна струна -
Чрез грёзу Шумана и зыбкий стон Шопена.
Безумие луны! И вся ты - как луна,
Когда вскипит волна, но падает, как пена.
(К.Бальмонт.)
George Sheridan Knowles (1863 - 1931)
[ Читать дальше ]
Amo, amas
Любить всегда, любить всем существом,
любить любовью, небом и землею,
ночною тенью, солнечным теплом,
любить всей мыслью, всей душою.
Когда же станет дальше бесполезным
тяжелый путь по жизни крутизне —
любить зажженную любовью бездну,
сгореть самим в горящем в нас огне!
РУБЕН ДАРИО (Пер. Инны Тыняновой )
Samuel Edmund Waller
Стоун Маркус (Stone Marcus, 1840 – 1921) -- знаменитый английский живописец, график, иллюстратор. Родился в Лондоне в семье известного художника, члена Лондонской АХ, Ф. Стоуна, который был очень дружен с Ч. Диккенсом. Учился живописи, рисунку, искусству иллюстрации у своего отца. С 1858 регулярно принимал участие в выставках Лондонской АХ. После смерти отца (в 1859) покровителем молодого художника стал Ч. Диккенс. С этих пор М. Стоун иллюстрировал и оформлял многие книги известного романиста и других писателей. Значительную часть творчества посвятил живописи. В 1860-е увлекался военно-исторической тематикой, связанной с эпохой Наполеона и ирландской гражданской войны. Создал большую галерею женских образов. Получил широкую известность как мастер сентиментальных сцен XVIII – ХIХ вв. Имел много последователей, самые известные из них – У. Седлер и Г. Килберн. В 1876 стал преподавателем Лондонской АХ, в 1886 – академиком. Представлен во многих музеях Европы, в частности в собрании Лондонской АХ, Галерее Тейт и других. (С)
[ Читать дальше ]
